солоухин рассказ за что читать
В книгу известного писателя входят рассказы, созданные в разные годы, такие, как «Каравай заварного хлеба», «Ножичек с костяной ручкой», «Подворотня», «Белая трава», «Мед на хлебе» и другие. В основе их действительные случаи, факты собственной жизни. Рассказы разнообразны по содержанию; нравственные проблемы их актуальны и остры: писателя прежде всего интересует человек, его мир, его дело.
С о д е р ж а н и е:
Каравай заварного хлеба (1961)
Ножичек с костяной ручкой (1963)
Летний паводок (1961)
Моченые яблоки (1963)
Варвара Ивановна (1963)
Под одной крышей (1966)
Золотое зерно (1972)
Девочка на урезе моря (1971)
Двадцать пять на двадцать пять (1975)
В книгу известного писателя входят рассказы, созданные в разные годы, такие, как «Каравай заварного хлеба», «Ножичек с костяной ручкой», «Подворотня», «Белая трава», «Мед на хлебе» и другие. В основе их действительные случаи, факты собственной жизни. Рассказы разнообразны по содержанию; нравственные проблемы их актуальны и остры: писателя прежде всего интересует человек, его мир, его дело.
С о д е р ж а н и е:
Каравай заварного хлеба (1961)
Ножичек с костяной ручкой (1963)
Летний паводок (1961)
Моченые яблоки (1963)
Варвара Ивановна (1963)
Под одной крышей (1966)
Золотое зерно (1972)
Девочка на урезе моря (1971)
Двадцать пять на двадцать пять (1975)
ru ru LT Nemo FB Tools 2003-12-08 http://vgershov.lib.ru/ OCR и редакция: Вадим Ершов, 01.12.2003 A54D8FE3-4623-44AD-938B-2F66A4AB6AD8 1.0 Солоухин В. А. Белая трава «Детская литература» Москва 1990 ISBN 5-08-002013-x Солоухин В. А. С60. Белая трава: Рассказы / Худож. С. Соколов. – М.: Дет. лит., 1990. – 208 с: ил. – Литературно-художественное издание. Для средней школы. Художник С. Соколов. Тираж 300 000 экз. Цена 70 к. ISBN 5-08-002013-x ИБ № 12431. Ответственный редактор И. В. Пахомова. Художественный редактор В. А. Горячева. Технический редактор Е. В. Буташина. Корректоры Л. А. Рогова, И. Н. Мокина.
Владимир Алексеевич Солоухин
Художник С. Соколов
Каравай заварного хлеба
По ночам мы жгли тумбочки. На чердаке нашего общежития был склад старых тумбочек. Не то чтобы они совсем никуда не годились, напротив, они были ничуть не хуже тех, что стояли возле наших коек, – такие же тяжелые, такие же голубые, с такими же фанерными полочками внутри. Просто они были лишние и лежали на чердаке. А мы сильно зябли в нашем общежитии. Толька Рябов даже оставил однажды включенной сорокасвечовую лампочку, желтенько светившуюся под потолком комнаты. Когда утром мы спросили, почему он ее не погасил, Толька ответил: «Для тепла…»
Из печи в комнату струилось тепло. Мы, хотя и сидели около топки, старались не занимать самой середины, чтобы тепло беспрепятственно струилось и расходилось во все стороны. Однако к утру все мы мерзли под своими одеялишками.
Конечно, может быть, мы не так дорожили бы каждой молекулой тепла, если бы наши харчишки были погуще. Но шла война, на которую мы, шестнадцатилетние и семнадцатилетние мальчишки, пока еще не попали. По студенческим хлебным карточкам нам давали четыреста граммов хлеба, который мы съедали за один раз. Наверное, мы еще росли, если нам так хотелось есть каждый час, каждую минуту и каждую секунду.
На базаре буханка хлеба стоила девяносто рублей – это примерно наша месячная стипендия. Молоко было двадцать рублей бутылка, а сливочное масло – шестьсот рублей килограмм. Да его и не было на базаре, сливочного масла, оно стояло только в воображении каждого человека как некое волшебное вещество, недосягаемое, недоступное, возможное лишь в романтических книжках.
А между тем сливочное масло существовало в виде желтого плотного куска даже в нашей комнате. Да, да! И рядом с ним еще лежали там розовая глыба домашнего окорока, несколько белых сдобных пышек, вареные вкрутую яйца, литровая банка с густой сметаной и большой кусок запеченной в тесте баранины. Все это хранилось в тумбочке Мишки Елисеева, хотя на первый взгляд его тумбочка ничем не выделялась среди четырех остальных тумбочек: Генки Перова, Тольки Рябова, Володьки Пономарева и моей.
Отличие состояло только в том, что любую нашу тумбочку можно было открыть любому человеку, а на Мишкиной красовался замок, которому, по его размерам и тяжести, висеть бы на бревенчатом деревенском амбаре, а не на столь хрупком сооружении, как тумбочка: знали ведь мы, как ее надо наклонить и по какому месту ударить клюшкой, чтобы она сокрушилась и рухнула, рассыпавшись на дощечки.
Но ударить по ней было нельзя, потому что она была Мишкина и на ней висел замок. Неприкосновенность любого не тобой повешенного замка вырабатывалась у человека веками и была священна для человека во все времена, исключая социальные катаклизмы в виде слепых ли стихийных бунтов, закономерных ли революций.
Отец Мишки работал на каком-то складе неподалеку от города. Каждое воскресенье он приходил к сыну и приносил свежую обильную еду. Красная, круглая харя Мишки с маленькими голубыми глазками, запрятанными глубоко в красноте, лоснилась и цвела, в то время как, например, Генка Перов был весь синенький и прозрачный, и даже я, наиболее рослый и крепкий подросток, однажды, резко поднявшись с койки, упал от головокружения.
Свои припасы Мишка старался истреблять тайком, так, чтобы не дразнить нас. Во всяком случае, мы редко видели, как он ест. Однажды ночью, проснувшись, я увидел Мишку сидящим на койке. Он намазал маслом хлеб, положил сверху ломоть ветчины и стал жрать. Я не удержался и заворочался на койке. Может быть, втайне я надеялся, что Мишка даст и мне. Тяжкий вздох вырвался у меня помимо воли. Мишка вдруг резко оглянулся, потом, напустив спокойствие, ответил на мой вздох следующей фразой:
– Ну ничего, не горюй, как-нибудь переживем.
Рот его в это время был полон жеваным хлебом, перемешанным с желтым маслом и розовой ветчиной.
В другую ночь я слышал, как Мишка чавкает, забравшись с головой под одеяло. Ничто утром не напоминало о ночных Мишкиных обжорствах. На тумбочке поблескивал тяжелый железный замок.
К празднику Конституции присоединилось воскресенье, и получилось два выходных дня. Тут-то я и объявил своим ребятам, что пойду к себе в деревню и что уж не знаю, удастся ли мне принести ветчины или сметаны, но черный хлеб гарантирую. Ребята попытались отговорить меня: далеко, сорок пять километров, транспорт (время военное) никакой не ходит, на улице стужа и как бы не случилось метели. Но мысль оказаться дома уже сегодня так овладела мной, что я после лекций, не заходя в общежитие, отправился в путь.
Солоухин Владимир Алексеевич
Валентин Распутин, Юрий Бондарев, Ибрагимбеков Рустам Ибрагимович, Юрий Казаков, Думбадзе Нодар Владимирович, Владимир Солоухин, Фазиль Искандер и др.
Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х.
Солоухин Владимир Алексеевич
Солоухин Владимир Алексеевич
В эту книгу известного русского писателя вошли три произведения, жанр которых трудно поддается литературоведческим определениям. Главный герой – это сам автор, пытливый путешественник и.
Солоухин Владимир Алексеевич
`В стародавние времена охота, рыболовство, собирание даров леса, в том числе и грибов, было не забавой, не увлечением, не страстью отдельных чудаков, но бытом, повседневностью, жизнью…`В книгу.
Солоухин Владимир Алексеевич
Солоухин Владимир Алексеевич
В книгу известного писателя входят рассказы, написанные в разные годы, такие, как «Каравай заварного хлеба», «Белая трава», «Ножичек с костяной ручкой» и др. В их основе – человек, его мир, его дела.
Михаил Арцыбашев, Владимир Солоухин, Потиевский Виктор Александрович
«Маркиз стоял на крыльце, надевая перчатки и внимательно глядя на лошадь, которую держал под уздцы конюшенный мальчик. Прелестная золотисто-рыжая кобыла косила круглым черным, налитым кровью глазом.
Солоухин Владимир Алексеевич
Солоухин Владимир Алексеевич
Повесть лауреата Государственной премии РСФСР Владимира Солоухина.
Солоухин Владимир Алексеевич
Новое произведение В.Солоухина — это своеобразный публицистический очерк, в котором автор делится своими раздумьями о судьбах многих и многих памятников русской культуры. Он пишет о резко выраженной.
Солоухин Владимир Алексеевич
О происхождении Ленина
Солоухин Владимир Алексеевич
Автор полюбившихся широкому читателю книг «Владимирские проселки», «Капля росы», «Мать-мачеха», поэтических сборников выступает со своим новым прозаическим томом. В художественной форме в нем.
Солоухин Владимир Алексеевич
Герой нового романа Владимира Солоухина «Мать-мачеха» Дмитрий Золушкин — наш современник. Детство его кончилось в годы Великой Отечественной войны. Пора возмужания, поиски своего места в жизни.
Солоухин Владимир Алексеевич
В книгу известного писателя входят рассказы, созданные в разные годы, такие, как «Каравай заварного хлеба», «Ножичек с костяной ручкой», «Подворотня», «Белая трава», «Мед на хлебе» и другие.
Солоухин Владимир Алексеевич
Максимилиан Волошин, Владимир Солоухин, Раевский Владимир
«В звериной клетке премьер-министром
Лису избрали. Она – хитра,
Вся – в мягкой шубке, с хвостом пушистым,
Не зла как будто и не добра…»
Солоухин Владимир Алексеевич
Прижизненное издание.Москва, 1958 год. Государственное издательство художественной литературы. Оригинальная обложка. Сохранность хорошая. Путевой дневник, ставший лирической повестью рассказывает о.
Солоухин Владимир Алексеевич
«Своеобразный и глубокий художник, В. Солоухин пристально и напряженно всматривается в мир, замечая и отмечая в памяти все неповторимые подробности этого великого и многоликого мира.Высшее для себя.
Солоухин Владимир Алексеевич
«Последняя ступень» — исповедальный роман о мучительном пути прозрения русского писателя-самородка, о судьбе России, о вечных русских вопросах «Что делать?» и «Кто виноват?».
Солоухин Владимир Алексеевич
Лиричностью, реалистическим рисунком письма отмечены рассказы Владимира Солоухина, вошедшие в этот сборник. Герои рассказов — люди искренние и добрые, непримиримые к любой фальши и несправедливости.
LiveInternetLiveInternet
—Метки
—Музыка
—Цитатник
границы реальности зыбки
Дружбы не было. Естественно, эту область отношений нужно было чем-то заполнять. И я завёл дрозофилу.
Фотография. Утро в заливе.
—Видео
—Рубрики
В.Солоухин Ненаписанные рассказы
Я всегда считал дневник (не путать с записной книжкой) делом ненужным, даже бессмысленным. Если это, конечно, не литературный прием, не своеобразный жанр, как, скажем, «Дневник писателя» Ф. М. Достоевского.
В самом деле, попробуем сочинить две-три записи:
«10 окт. Ходил купаться. Разговор с Серегой Тореевым. Писал и читал. »
«11 окт. Письма читателей. Ходил купаться. »
Скажите, кому, когда и зачем это может понадобиться? Самому автору дневника, во всяком случае, никогда. Да и не сочиняя, выпишем наугад несколько фраз из дневников, например, С. А. Толстой.
«Все ясно и сухо. Много кроила, шила, учила Лизу по-французски, Машу, Таню по-немецки. Андрюше в пятницу привили оспу. У меня болят соски. Машенька что-то не в духе, зябнет и недовольна».
«Учила детей, вдруг кто-то подъехал. Оказалось, Громов с дочерью, невестой Николеньки. Я буду ее любить. Погода все ясная и ночи прелестные, лунные. Андрюше лучше».
«Просидела дома, несмотря на ясную погоду. Учила детей, бранила и наказала Таню. «
[Толстая С. А. Дневники: В 2-х т. Т. 1. С. 94. М.: Худож. лит., 1978.]
Я вел машину, а она сидела рядом со мной на переднем сиденье. Мы ехали. Теперь уж и не помню, в какой-то достопримечательный город невдалеке от Москвы. Может быть, это был Загорск, может быть, Переславль-Залесский, а может быть, и Звенигород. Тогда мы с ней много ездили по достопримечательным подмосковным, вернее сказать примосковным, городам. Уже год, как мы были знакомы (и более того), и я все чаще думал, не ударить ли, как говорится, шапкой о землю и остаться с ней надолго-надолго. Тем более что она, по всему судя, очень этого хотела.
Перед дорогой мы заехали на рынок, и я купил килограмм крупной, черной, очень спелой черешни. Нам высыпали ее в большой газетный кулек.
Вот так мы и ехали: я за рулем, она рядом со мной с кульком черешни в руках. Она сама ела черешню и время от времени кормила меня, кладя мне ягоду прямо в рот, чтобы я не отвлекался от дороги.
Такое сочетание: раннее летнее утро, быстролетящая машина, молодая красавица по правую руку. К тому же красавица с талантом общения, красавица, с которой всегда хорошо, красавица, которая кормит тебя черешней, такое сочетание, наверное, и можно было назвать счастьем.
Вдруг, когда я ел очередную черешню, что-то насторожило меня. Я незаметно начал косить глазами на кулек, на ее руки и увидел, что для меня она выбирает из кулька только самые плохие, «с бочками», ягоды, а себе в рот кладет самые лучшие. Не скажу, что я развернул машину и прервал поездку, не скажу, что это была наша последняя поездка. Еще продолжались наши встречи. Но в общем-то все с этой минуты пошло на убыль, на убыль, да потом и пришло к концу.
У Володи Соколова (поэта) скончалась жена, болгарка Буба. Место для ее могилы отвели на Востряковском, только что открытом тогда, новом кладбище. Володя пришел возмущенный к Арию Давыдовичу. Но тут надо сказать, кто такой был Арий Давыдович.
Это был очень старый (и, в сущности, добрый) еврей, заведовавший со стороны Литфонда похоронами писателей. Это было наше писательское похоронное бюро. Никто не помнил его молодым. Казалось, он всегда был таким вот восьмидесятилетним.
Писателей он перехоронил сотни и сотни. Все писатели-покойники прошли через его руки. Недаром Светлов однажды сказал в духе своих светловских острот: «Каждый из нас споет арию Давыдовича».
А когда молодой Алексей Недогонов попал под трамвай, то молодой же Володя Замятин попросил во время похорон:
— Арий Давидович, меня положи, когда умру, рядом с Алешей.
Старик Арий Давыдович спокойно пообещал молодому Замятину:
— Хорошо, похороню.
И верно, похоронил.
Вот к этому-то Арию Давыдовичу и пришел Володя Соколов.
— Что же вы, куда же вы мою Бубу? Я там был. Там же пустырь, дикий лес. Там же всего с десяток могил!
— Не беспокойтесь, Володя. Это правда новое, но, поверьте мне, очень перспективное кладбище.
Ой, подруга, запевай,
А мне не поется.
Перва девка на деревне
Мишке достается.
В некие времена, если колхозник держал своего поросенка, он все равно без разрешения зарезать его не мог. Причем шкуру в обязательном порядке должен был сдать. Только в одном случае можно было зарезать поросенка: если он заболел (подыхает уже) и если местный ветеринар официальной справкой подтверждает его болезнь. И вот колхознички приспособились. Поросенку несколько дней не дают есть, чтобы он как следует оголодал. Потом насыпают ему в корыто вареной картошки прямо с огня. Он с голоду хватает огненную картошку целиком и начинает корчиться, кататься по земле. Тут зовут ветеринара (а может быть, он уже наготове), и дело сделано.
И вот Егор Исаев рассказал нам про своего поросенка, которого никак не могли уморить подобным способом. Он, шельмец, горячую картошку в рот возьмет, в зубах ее зажмет и шумно дышит: «Хы-а, хы-а, хы-а. » Остудит картошину, а потом ее уже и ест. Приспособился к суровой действительности.
Господи, да его же надо было оставить на развод, от него пошло бы новое, жизнеустойчивое племя!
Курить я начал, когда мне было шестнадцать лет, а бросить надумал в двадцать девять. Таким образом, я курил в течение тринадцати лет. Тогда мне это казалось очень много, долго. Да и в самом деле, почти половина жизни: тринадцать из двадцати девяти.
Как раз во время мучительных раздумий и попыток бросить курить, во время самобичеваний и угрызений совести я был в командировке в Черкесии (от «Огонька») и меня познакомили со старожилом, со стариком ста тридцати семи лет. Мы с фотокорреспондентом Тункелем должны были сфотографировать этого старика л написать о нем.
У кого чего болит, тот про то и говорит. Вот и я стал выяснять, как у этого старика обстояло дело с куреньем, курил ли он когда-нибудь, хотя бы в молодости, сколько лет, давно ли бросил? Старик мне ответил:
— До сорока лет я не курил (не забудем, что мне, раскаивающемуся курильщику, было двадцать девять), потом девяносто лет я курил, ну, а потом уж и бросил.
На подледную рыбалку москвичи-любители выезжают десятками тысяч на автобусах, на грузовиках с брезентовым верхом, на рафиках, на легковых автомобилях всех марок.
И вот однажды под вечер (а зимние рыбалки кончаются с наступлением сумерек) от одного отдаленного водоема тронулась целая колонна разных машин. Весь день шел снег, третьестепенную дорогу засыпало на полметра, образовалась глубокая колея, по которой, не сворачивая ни на метр, и можно было только проехать. И надо же так случиться, что впереди всей колонны оказался слабосильный «москвичок». То и дело он застревал и буксовал. Останавливалась вся колонна. Рыбаки-мужики из задних машин выскакивали, моментально его проталкивали, и все ехали дальше. Так бы все хорошо и шло (а плохой дороги до большого шоссе было не более 20 километров), но водитель «москвичка» стал куражиться. Как только застрянет в очередной раз, так и кричит:
— Эй, работнички! Где вы! Давай, давай! Не ленись!
Ну, «работнички» осерчали в конце концов, подняли «москвичок» на руки, поставили на обочину, а вся колонна тронулась мимо него.
СТУПИЛИ НА НЕМЕЦКУЮ ЗЕМЛЮ
А ВАСЬКА СЛУШАЕТ ДА ЕСТ
Мне позвонил человек из Брянска. Он сказал, что говорит от имени группы брянцев, и сообщил, что в их городе собираются сносить огромный собор на одной из центральных площадей. Собор, правда, XIX века, но очень красивый, организует архитектурно центр города и его силуэт. Да ведь и «Исаакий» в Ленинграде тоже ведь XIX века. Да и Казанский собор в том же Ленинграде.
Ну что я мог сделать, как помочь? Позвонил президенту Всероссийского общества по охране памятников истории и культуры, а также министру культуры СССР Екатерине Алексеевне Фурцевой. И тот и другая возмутились действиями брянских властей и заверили меня, что примут немедленные меры: будут звонить в Брянский обком КПСС, пошлют телеграммы. Я успокоился.
Месяца через два мне снова позвонили из Брянска и сообщили, что наш подопечный собор снесен. Совпало так, что в этот же день у президента Всероссийского общества было какое-то совещание по «Золотому кольцу», и я был на совещание приглашен. Президент, рассказывая о делах, упомянул и о том, что стараниями общества спасен собор в городе Брянске.
Я не удержался и с места перебил оратора:
— Очень не хочется вас огорчать, но собор в Брянске снесен.
— Как?! Не может быть! Я лично звонил первому секретарю обкома, я лично посылал телеграмму.
— Это очень прискорбно, но собор в Брянске снесен.
ИМЕНИНЫ В ТОБОЛЬСКЕ
Как ни странно, я начисто лишен чувства честолюбия и тщеславия. Меня нисколько не задевает, когда секретарями делают других, а не меня, когда премии дают другим, а не мне, когда в газетных статьях упоминают имена других писателей, а не мое. Свое место мы знаем и цену себе тоже знаем.
Но оказывается, это чувство молчит до тех пор, пока явно не ущемлено. Вспоминаю случай. Возможно, я воспринял его так болезненно потому, что со мной была дочка Оля, тогда еще подросток.
Мы поехали на Пушкинские дни в Михайловское и Псков. Со всеми вместе мы участвовали в этих днях (там было много иностранцев и разных деятелей культуры из Москвы, в том числе Иван Семенович Козловский).
И вот во Пскове завершающий грандиозный банкет. И я не получаю пр
Владимир Солоухин: Приговор
Здесь есть возможность читать онлайн «Владимир Солоухин: Приговор» весь текст электронной книги совершенно бесплатно (целиком полную версию). В некоторых случаях присутствует краткое содержание. Город: Москва, год выпуска: 1984, категория: Русская классическая проза / на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале. Библиотека «Либ Кат» — LibCat.ru создана для любителей полистать хорошую книжку и предлагает широкий выбор жанров:
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
Приговор: краткое содержание, описание и аннотация
Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Приговор»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.
Владимир Солоухин: другие книги автора
Кто написал Приговор? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
Возможность размещать книги на на нашем сайте есть у любого зарегистрированного пользователя. Если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия, пожалуйста, направьте Вашу жалобу на info@libcat.ru или заполните форму обратной связи.
В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.
Приговор — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком
Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Приговор», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.
Владимир Алексеевич Солоухин (1924-1997)
Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что просиял над целым мирозданьем,
И в ночь идет, и плачет, уходя.
Одному иностранцу, по просьбе его личной и по просьбе Иностранной комиссии, я показывал Троице-Сергиеву лавру. Иностранец был известный, высокопоставленный, и в лавре его принял патриарх всея Руси Алексий. Естественно, что и я оказался в патриарших палатах. Бутерброды с икрой, чашечки кофе. Кто пожелает – рюмочка коньяку.
Обычно на сопровождающее лицо не обращают внимание, если это просто переводчик, гид, расторопный и безымянный. Но случай особый: звук имени не пустой для русского слуха. Если патриарх только заинтересованно посмотрел на меня и благосклонно, одобрительно кивнул в знак того, что звук именно не пустой, то один из гостей патриарха, оказавшийся в палатах прежде нас, а теперь за столом оказавшийся справа от меня, стал выражать самые бурные чувства, забыв на время про иностранца и, кажется, даже про патриарха:
Это был человек лет семидесяти, но ему ни за что нельзя было бы дать его лет. Худощавый, спортивный, подвижный, живой в разговоре и в обращении, он сразу располагал к себе, с ним становилось легко, как с товарищем, несмотря на разницу в возрасте. При всем том он производил впечатление человека глубоко интеллигентного, да так оно и было на самом деле. Медицинское образование он получил в дореволюционном Московском университете, окончив его как раз в 1917 году. Это был крупнейший хирург, академик Борис Александрович Петров, почетный доктор многих зарубежных университетов и обществ, а по прямой своей должности – заведующий хирургическим отделением в Институте имени Склифосовского. Но возникает вопрос: как он оказался в патриарших палатах?
К патриарху при его жизни была очень близка семья Остаповых: Алексей Данилович, Людмила Владимировна и маленький Сережа. Однажды профессору Петрову позвонили из канцелярии патриарха. Ему передали просьбу патриарха всея Руси немедленно выехать в Одессу (там есть летняя резиденция патриарха) и спасти женщину, которую могла спасти только срочная операция. «Чайка» домчала профессора Петрова и его ассистента до аэродрома, где ждал самолет с заведенным мотором. Меньше чем через два часа они оказались в Одессе, где их снова ждала быстроходная «Чайка». Операция прошла успешно, и Борис Александрович был провозглашен спасителем Людмилы Владимировны. С тех пор он каждый год получал приглашение в дом Остаповых на семейное торжество и, как правило, заодно получал аудиенцию у патриарха, в палатах которого состоялось, как видим, наше знакомство, сразу сделавшееся интересным и близким.
Петровы со своей машиной. Лавра иностранцу показана, и он отправлен в Москву. Татьяна Сергеевна ведет машину, а Борис Александрович с присущей ему живостью и с некоторой, тоже присущей ему, эксцентричностью восклицает:
– Главное движение. А в движении главное – темп. Темп, темп и темп. Садовое кольцо за час сорок – вот это темп! Дома – душ, махровое полотенце. Помоложе я уезжал на электричке до Пушкина, а оттуда пер пешком в хорошем спортивном темпе.
– Что-о? До дома, до самой квартиры. Движение – основа жизни. Ветер раскачивает деревья. Для них это единственная возможность двигаться. Думаете, деревьям вредно? Ветер расшатывает их и ломает сучья? Черта с два! У них от раскачивания укрепляется корневая система. Вырастают дополнительные корни. Жизнь становится полнокровнее.
– Борис Александрович, – невольно вырвалось у меня, – какая досада!
– Еду в одной машине с таким хирургом. Можно сказать, подружились и – нечего вырезать! А ведь когда понадобится, до такого светила не доберешься!
– Владимир Алексеевич, – серьезно ответил Петров, – если понадобится, прямо к нам. Все вырежем в лучшем стиле. По первому классу. На высшем уровне. Только обращайтесь своевременно. Я не люблю безнадежных больных. Я люблю возвращать здоровье, а не продлевать агонию на несколько месяцев… Да обгони ты эту душегубку к чертовой матери!
Татьяна Сергеевна включила знак левого поворота и пошла на обгон быстро идущего тяжелого грузовика, обдававшего нас клубами выхлопных газов.