О чем стихи ахматовой
Акмеизм
Анна Ахматова: основные черты поэзии
Ахматова стала последним голосом своего поколения и связующим звеном между Серебряным веком и его наследниками. Обсудим ее литературный успех.
Поговорим о биографии и периодах творчества Анны Андреевны Ахматовой (1889–1966).
👩🏻 Ахматова — псевдоним Анны Горенко. В 17 лет она взяла татарскую фамилию прабабушки, которую в воображении связывала с легендарным ханом Ахматом, последним правителем Большой Орды. Ей сразу удалось создать узнаваемый и экзотический образ, притягивавший художников и поклонников.
👰🤵 В 1910 году она вышла замуж за Николая Гумилева — это был трудный союз, распавшийся в 1918, но как поэтическая пара они сильно повлияли друг на друга.
✍️ Ахматова не писала акмеистских манифестов и к размышлениям о литературе обратилась намного позже. Зато в поэтической практике она быстро достигла большого успеха. Ее первый сборник, «Вечер» (1912) стал заметным событием в литературной жизни, и многие критики стихи Ахматовой ставили выше, чем ее коллег по «Цеху поэтов».
🌟 Александр Блок, категорически не принявший акмеизм, в своей статье «Без божества, без вдохновенья» только для Ахматовой делал исключение и признавал в ней подлинного поэта. Все 1910-е годы Ахматову окружало всеобщее поклонение, и у нее появилось множество подражательниц.
📕 Все акмеисты избрали основной единицей творчества книгу стихов — для Ахматовой это особенно важно. Ее сборники отличает продуманная композиция, которую она не меняла при переизданиях. Каждая книга — своего рода лирический дневник, фрагменты которого складываются в единую историю. Если Мандельштам предпочитал жесткие «архитектурные» структуры, в эстетике Ахматовой композиция имитирует психологическое развитие, эпизоды внутренней жизни лирической героини.
🗣 Мандельштам заметил, что стихи Ахматовой напоминают русскую психологическую прозу: «Ахматова принесла в русскую лирику всю огромную сложность и богатство русского романа 19 в. Не было бы Ахматовой, не будь Толстого с „Анной Карениной“, Тургенева с „Дворянским гнездом“, всего Достоевского и отчасти Лескова».
✍️ Ранние стихи Ахматовой удивляли и даже шокировали простыми бытовыми деталями и обыденностью ситуаций. Необычно было и введение в поэзию элементов женского быта. Сделав женщину субъектом, а не объектом лирического высказывания, Ахматова одной из первых в русской литературе показала, как много образов и слов до нее оставалось за кадром — и из психологической сферы, и из материальной.
🖋 Другая особенность стиля Ахматовой — минимализм. Все акмеисты стремились к точности, экономности поэтической речи. У Ахматовой это выражается в умолчаниях, пробелах, которые должен заполнить читатель. Корней Чуковский писал: «Главное очарование ее лирики не в том, что сказано, а в том, что не сказано. Она мастер умолчаний, намеков, многозначительных пауз. Ее умолчания говорят больше слов. Для изображения всякого, даже огромного чувства она пользуется мельчайшими, почти неприметными, микроскопические малыми образами».
📖 Одна из основных категорий эстетики Ахматовой — «простота». Уже в 1912 году написано стихотворение «Я научилась просто, мудро жить…», которое можно прочитать как программное. Гармонизация обеспечена в нем не бессмертием или откровением, наоборот — героиню окружает домашний мир с лопухами, пушистым котом и вечерними прогулками, и это и есть источник поэзии: «Слагаю я веселые стихи / О жизни тленной, тленной и прекрасной».
Давайте поговорим про ранние сборники Ахматовой и основные характерные черты ранних стихов.
📕 Ранние сборники Ахматовой — «Вечер» (1912), «Четки»(1914), «Белая стая» (1917) — реализация одной художественной программы. В них выработан ряд новаторских приемов, которые читатели быстро схватили, а подражатели научились воспроизводить. Их легко было и пародировать: самые точные пародии можно почитать здесь.
❇️ Перечислим узнаваемые черты ранней ахматовской лирики.
1️⃣ Диалогичность. Обращения, молитвы, просьбы, в прямом смысле диалоги между условными персонажами — в основе структуры многих текстов. Коммуникация, как правило, осложнена разрывами и недомолвками, много обращений без ответа и ответов на неизвестные читателю реплики.
2️⃣ Театральность. Перед нами словно разыгрываются сцены, обрывки спектакля, который мы застаем в середине действия. Ахматова часто провоцирует читателя отождествлять автора с лирической героиней, что подогревало слухи — по стихам пытались угадать подробности конфликтов с Гумилевым или приписывали Ахматовой влюбленность в Блока. Но если рассматривать сборники в целом, становится ясно, что перед нами ряд персонажей, которыми поэт управляет, как режиссер:
. Хочешь знать, как все это было? —
Три в столовой пробило,
И, прощаясь, держась за перила,
Она словно с трудом говорила:
«Это все… Ах нет, я забыла,
Я люблю вас, я вас любила
Еще тогда!» —
«Да»?!…
3️⃣ Неожиданные сравнения. Как заметил литературовед Виктор Жирмунский, Ахматова предпочитает сравнения, а не метафоры, то есть сопоставляет два образа, а не стягивает их в один (Мандельштам, например, больше склоняется к метафорам). Это способ показать привычные вещи с новой стороны, например: «Высоко в небе облачко серело / Как беличья расстеленная шкурка». «Как соломинкой, пьешь мою душу» — первая строка стихотворения, в котором страшные образы усталости и утраты памяти и души «заземляются» бытовым сравнением.
4️⃣ «Разговорный» стих. Неполные рифмы (пламя — память или лучи — приручить, учтивость — полулениво), диссонансы, ритмические перебои разрушают плавность и мелодичность классического русского стиха. Ахматова делает это тонко, без авангардных приемов, так, что читателю стихи кажутся простыми по форме, но в их звучании есть что-то свежее и непривычное.
✍️ Нарушение автоматизма важно для Ахматовой и на уровне смысла. Мотивы механического движения, автоматы или маски у нее всегда негативны и связаны со страхом потерять собственную личность:
Я живу, как кукушка в часах,
Не завидую птицам в лесах.
Заведут — и кукую.
Знаешь, долю такую
Лишь врагу
Пожелать я могу.
👉 С этим стихотворением рифмуется эпиграмма Мандельштама: «Вы хотите быть игрушечной,/ Но испорчен Ваш завод,/ К Вам никто на выстрел пушечный/ Без стихов не подойдет». Для Ахматовой будет важно преодоление игрушечности, механики, заданной ролью поэтической дивы.
С 1920-х годов Ахматова, как и Мандельштам, не видит смысла в продолжении акмеизма как направления, но развивает некоторые выработанные акмеистами тенденции. Давайте узнаем, какие.
📝 Поэзия как культурная память, осмысление истории — новые для нее темы, которые звучат все сильнее в поздних стихах. Траурные образы, появлявшиеся и в ранних стихах, встречаются все чаще. Предопределенность, судьба, фатальность связаны и с прошлым, и с будущим. Лирический голос поздней Ахматовой говорит за всех, мертвых и живых — поэтому она способна писать об исторических катастрофах, о войне и о личных потерях с одинаковым благородством и сдержанностью. Ее позиция оказалась созвучна гумилевской самодисциплине: главная ценность — мужество, способность спокойно принимать удары судьбы.
✍️ В 1924 году написано стихотворение «Муза», отражающее перелом в самосознании Ахматовой как поэта. В ранних стихах муза появлялась как сестра, подруга, спутница — вдохновение ассоциировалось с интимным миром. Теперь ситуация меняется.
Когда я ночью жду ее прихода,
Жизнь, кажется, висит на волоске.
Что почести, что юность, что свобода
Пред милой гостьей с дудочкой в руке.
И вот вошла. Откинув покрывало,
Внимательно взглянула на меня.
Ей говорю: «Ты ль Данту диктовала
Страницы Ада?» Отвечает: «Я!».
🌀 Сама мысль, что поэт делит музу с другими, близка к мандельштамовской концепции. У Мандельштама «И снова скальд чужую песню сложит / И как свою ее произнесет» — поэзия создается не личностью, а общей памятью, это вечное возвращение. В версии Ахматовой этот процесс осознанный и конкретный, она возвращается к классическому сюжету о призвании поэта.
➡️ Как Данте, она возлагает на себя сверхчеловеческую ответственность: искусство больше не может быть самовыражением. В стихотворении «Творчество» поэзия рождается из «неузнанных и пленных голосов», жалоб, стонов, шепотов, и в конце тоже оказывается, что стихи не сочиняются, а пишутся под диктовку:
Но вот уже послышались слова
И легких рифм сигнальные звоночки, —
Тогда я начинаю понимать,
И просто продиктованные строчки
Ложатся в белоснежную тетрадь.
🖋 Драматургичность ранних стихов в самых поздних текстах сменяется отстраненной повествовательной интонацией. Во многих текстах преобладает взгляд издалека, охватывающий ушедшие и забытые жизни, включая свою собственную. Эта величественная и трагическая поза легла в основу мифологизированного образа Ахматовой в последние годы ее жизни. Давайте послушаем, например, «Есть три эпохи у воспоминаний. » в исполнении Аллы Демидовой.
📖 Давайте прочитаем стихотворение Анны Ахматовой «Ведь где-то есть простая жизнь и свет».
Ведь где-то есть простая жизнь и свет,
Прозрачный, теплый и веселый…
Там с девушкой через забор сосед
Под вечер говорит, и слышат только пчелы
Нежнейшую из всех бесед.
А мы живем торжественно и трудно
И чтим обряды наших горьких встреч,
Когда с налету ветер безрассудный
Чуть начатую обрывает речь.
Но ни на что не променяем пышный
Гранитный город славы и беды,
Широких рек сияющие льды,
Бессолнечные, мрачные сады
И голос Музы еле слышный.
👇 Попробуйте определить, в каком году его написала Ахматова.
Самое сложное и загадочное произведение Ахматовой — «Поэма без героя». Давайте узнаем о том, как оно создавалось и как устроено.
✍️ Работа над произведением началась в 1940 году и шла больше 20 лет, у текста много разных редакций. Ахматова описывала историю текста как необъяснимую манию: «В течение пятнадцати лет эта поэма, как припадок какой-то неожиданной болезни, вновь набегала на меня, и я не могла от нее оторваться, дополняя и исправляя оконченную вещь».
🕯 Поэма посвящена Серебряному веку, жизни всего ахматовского поколения. Ее можно читать как текст «с ключом» — в странных персонажах-масках зашифрованы реальные люди. Но перед нами не стихотворные мемуары, а сгущенная до мифа интерпретация прошлого. Образ написан не ностальгически, наоборот — мы попадаем на некий страшный карнавал, в котором все призрачно, фальшиво и бесчеловечно.
📕 У Ахматовой всегда сильно звучала тема вины и расплаты, источник которой скрыт от читателя. «Ад» Данте для нее естественный прообраз ее собственной картины мира: все обречены на вечное наказание. Петербург 1913 года в «Поэме без героя» — инфернальное место, точка, с которой начинается катастрофа:
И всегда в темноте морозной,
Предвоенной, блудной и грозной,
Жил какой-то будущий гул,
Но тогда он был слышен глуше,
Он почти не тревожил души
И в сугробах невских тонул.
Словно в зеркале страшной ночи
И беснуется и не хочет
Узнавать себя человек,
А по набережной легендарной
Приближался не календарный —
Настоящий Двадцатый Век.
🗣 Поэт Лев Лосев считал, что в названии поэмы зашифрован Петербург — «Пбг», и настоящий герой поэмы — сам город. Ахматова собирает все образы призрачного и опасного Петербурга — из «Медного всадника», повестей Гоголя, «Двенадцати» Блока, как бы завершая традицию, но важно, что она пишет из мира, в котором этот Петербург уже не существует.
🎭 Герои литературной жизни 1910-х появляются в образах масок итальянской комедии (отсылка к «Балаганчику» Блока). Карнавальный любовный треугольник Пьеро-Арлекин-Коломбина намекает на историю самоубийства молодого поэта Всеволода Князева. Его ветреная Коломбина, она же «Путаница-Психея» — Ольга Глебова-Судейкина. Самая демоническая роль отводится Михаилу Кузмину: в поэме он «Калиостро» и «изящнейший сатана». Рядом с масками-тенями знакомых у Ахматовой действуют персонажи Гофмана, Гамсуна, Уайльда, и в каждой строчке комментаторы узнают отсылки к конкретным текстам или к общим мотивам декадентской эпохи. Весь этот игровой мир из цитат и отражений рассыпается, уничтожается историей.
💬 Третья часть поэмы — лирический монолог из другого времени: автор издалека (написано в эвакуации в Ташкенте) смотрит на разрушенный Ленинград в 1942. Сводятся воедино личная и историческая трагедии, судьба поколения и судьба России.
🎵 «Поэма без героя» предполагала и театральное воплощение — «трагический балет», но Ахматова не успела закончить либретто. Попытку реконструкции этого текста можно почитать здесь.
Немецкая литература: понять и полюбить
Курс лекций об абсурдном и противоречивом мире Манна, Кафки и Гессе. Расскажем об истории создания книг и поймем, почему без немецкой литературы 20 века нельзя представить ни современную прозу, ни современный театр. Читать книги заранее не обязательно — мы выберем самые интересные и показательные отрывки.
10 главных стихотворений Анны Ахматовой с объяснениями
1. «Вечер» – фирменная новелла
Уже в стихотворениях своей первой поэтической книги «Вечер» (1912) Анна Ахматова выработала собственную, легко узнаваемую манеру. Вот одно из самых известных стихотворений «Вечера», датированное 8 января 1911 года:
Сжала руки под темной вуалью…
«Отчего ты сегодня бледна?»
– Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.
Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот…
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Все, что было. Уйдешь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: «Не стой на ветру».
Здесь мы встречаемся со всеми фирменными приметами ахматовского стиля. Текст построен как новелла, в которой легко выявить завязку («Напоила…»), кульминацию («Задыхаясь, я крикнула…») и развязку («Улыбнулся спокойно и жутко…»). В него вставлены сразу два диалога. Первый, вероятно, между подругами, в зачине; второй – между героиней и героем – в финале. А главное, почти все эмоции переданы через внешние признаки. «Сжала руки под темной вуалью» (подразумевается: я в страшном волнении). «Я сбежала, перил не касаясь» (я так хотела его остановить, что не боялась упасть, а ведь, наверное, была на каблуках). Эмоция открыто прорывается один раз: «Уйдешь, я умру», но ответом на нее становится демонстративный отказ от диалога – псевдозаботливая реплика, которая на самом деле означает ровно противоположное тому, что говорится вслух: «Отстань, больше не хочу тебя видеть!»
2. «Четки» – поэзия акмеистического равновесия
Выработанный в первой книге поэтический стиль Ахматова оттачивала в стихотворениях своей второй книги «Четки» (1914). Приведем одно из стихотворений, вошедших в эту книгу, датированное 1912 годом:
Я научилась просто, мудро жить,
Смотреть на небо и молиться Богу,
И долго перед вечером бродить,
Чтоб утомить ненужную тревогу.
Когда шуршат в овраге лопухи
И никнет гроздь рябины желто-красной,
Слагаю я веселые стихи
О жизни тленной, тленной и прекрасной.
Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь
Пушистый кот, мурлыкает умильней,
И яркий загорается огонь
На башенке озерной лесопильни.
Лишь изредка прорезывает тишь
Крик аиста, слетевшего на крышу.
И если в дверь мою ты постучишь,
Мне кажется, я даже не услышу.
Акмеизм (поэтическая школа, к которой как раз с 1912 года причислила себя Ахматова) сделал ставку на равновесие между земным и небесным, между обыденным и мистическим. Вот и лирическая героиня в первой строфе смотрит на небо то ли молясь Богу, то ли чтобы определить – будет ли дождь и нужно ли брать зонтик на предвечернюю прогулку.
Во второй строфе возникает характерный для акмеизма образ «прекрасной» «жизни» и «веселых стихов». Однако в ахматовском изводе это веселье парадоксально сочетается со смертью. Дважды повторяется эпитет «тленной», а материальной эмблемой этой тленности становится никнущая «гроздь рябины».
В третьей строфе Ахматова пользуется совсем не поэтическим – можно даже сказать антипоэтическим – существительным «лесопильня», до этого, кажется, ни разу не попадавшим в русские стихи.
И, наконец, четвертая строфа завершается двумя строками, заставляющими перечитать стихотворение и понять его совершенно по-новому (ударная концовка – еще один сильный ахматовский прием).
Оказывается, все стихотворение было лишь попыткой заговорить боль, а на самом деле лирическая героиня напряженно прислушивалась к малейшему шуму и ждала – не вернется ли «он». Это ожидание отразилось в строке о «ненужной тревоге» в первой строфе. Оно же спровоцировало возникновение уже отмеченного нами образа тления кисти рябины во второй строфе. И даже лизание котом ладони героини в третьей строфе может восприниматься как паллиатив поцелуя руки, которого героиня так и не дождалась.
3. Революция и дух христианской историософии
Первая мировая война и две революции 1917 года, во-первых, значительно расширили тематический репертуар Ахматовой, а, во-вторых, поспособствовали внесению в ее стихотворения нового и важнейшего мотива – мотива лично окрашенного христианского самопожертвования.
Самым ярким примером может послужить ахматовское стихотворение, выразительно датированное осенью 1917 года (его знал наизусть Александр Блок):
Когда в тоске самоубийства
Народ гостей немецких ждал,
И дух суровый византийства
От русской церкви отлетал,
Когда приневская столица,
Забыв величие свое,
Как опьяневшая блудница,
Не знала, кто берет ее.
Мне голос был: Он звал утешно,
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный.
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид».
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
В эмигрантских и советских изданиях это стихотворение иногда печаталось с пропуском нескольких строф, но опускали советские и эмигрантские редакторы разные фрагменты.
Эмигранты предпочитали не обращать внимания на четыре финальные строки этого гневного стихотворения, и получалось, что это ангел призывает поэтессу покинуть оскверненную Родину. В советских подцензурных изданиях не печатались первые восемь строк стихотворения, и получалось, что это дьявол-искуситель призывает поэтессу бросить на произвол судьбы прекрасную Родину.
Соль же ахматовского стихотворения заключается как раз в трагическом и неизбежном соседстве начальных и финальных строк. Да, «приневская столица» беспощадно и, наверное, непоправимо поругана (наблюдение О. Ронена: вторая строфа содержит реминисценцию из Книги Исайи, 1: 21: «Как сделалась блудницею верная столица, исполненная правосудия! Правда обитала в ней, а теперь – убийцы»). Однако миссия лирической героини заключается в том, чтобы оставаться в оскверненном городе и, как некогда библейский праведник, тем самым попытаться спасти этот город.
7 августа 1921 года умер Александр Блок. 10 августа, в день Смоленской Божией Матери, состоялись его похороны на петроградском Смоленском кладбище. Ахматова была на этих похоронах и видела, как гроб поэта несли на руках от квартиры поэта до сáмого кладбища. Вот портрет Ахматовой на похоронах Блока из письма современницы (Веры Люблинской): «Вдали от себя, в толпе, я вдруг увидала горько плачущую и молящуюся молодую женщину. Лицо ее было так необыкновенно и притягивающе, что я не могла оторвать взгляда от нее».
Блоковские похороны Ахматова с акмеистической точностью описала в стихотворении, в начале которого она воспользовалась образом из стихотворения своего друга Осипа Мандельштама «Лютеранин»: «Тянулись иностранцы лентой черной, / И шли пешком заплаканные дамы, / Румянец под вуалью» (сравните у Ахматовой: «И приводят румяные вдовушки // На кладбище мальчиков и девочек»). А в финале Александр Блок соотнесен с Александром Пушкиным с помощью образа солнца (русской поэзии). О Пушкине-солнце Ахматова пишет в воспоминаниях о Мандельштаме: «К Пушкину у Мандельштама было какое-то небывалое, почти грозное отношение – в нем мне чудится какой-то венец сверхчеловеческого целомудрия. О том, что «Вчерашнее Солнце на черных носилках несут» – Пушкин, – ни я, ни даже Надя не знали, и это выяснилось только теперь из черновиков».
А Смоленская нынче именинница,
Синий ладан над травою стелется,
И струится пенье панихидное,
Не печальное нынче, а светлое.
И приводят румяные вдовушки
На кладбище мальчиков и девочек
Поглядеть на могилы отцовские,
А кладбище – роща соловьиная,
От сиянья солнечного замерло.
Принесли мы Смоленской заступнице,
Принесли пресвятой Богородице
На руках во гробе серебряном
Наше солнце, в муке погасшее, –
Александра, лебедя чистого.
5. Голос обобщенной русской женщины
Это стихотворение, тоже датированное августом 1921 года, современный читатель, скорее всего, свяжет с гибелью первого мужа Ахматовой Николая Гумилёва, которого расстреляли 25 августа. Однако стихотворение почти наверняка было написано еще до гибели поэта. Отметим, что во второй строке упоминается снег – примета не лета, а зимы. Сама Ахматова позднее сообщила гумилёвскому биографу (Павлу Лукницкому), что стихотворение «Не бывать тебе в живых. » «ни к кому не относится», а «просто настроение тогда такое было». Обратим особое внимание на отчетливо фольклорный призвук второй половины стихотворения, возникающий, в первую очередь, за счет употребления в сильных, рифменных позициях уменьшительных форм слов («обновушку» – «кровушку»). Этот прием, позволявший Ахматовой говорить и от своего и не от своего лица (от лица обобщенной русской женщины) тоже можно перечислить в ряду самых характерных для ахматовских стихотворений поэтических средств.
Не бывать тебе в живых,
Со снегу не встать.
Двадцать восемь штыковых,
Огнестрельных пять.
Горькую обновушку
Другу шила я,
Любит, любит кровушку
Русская земля.
6. «Воронеж» – и ночь, которая не ведает рассвета
Осип Мандельштам был поэтом, с которым Ахматова вела напряженный поэтический и личный диалог с года знакомства (март 1911) и до конца жизни. Третий муж Ахматовой, блестяще образованный искусствовед Николай Пунин вспоминал: «Мне часто приходилось присутствовать при разговорах Мандельштама с Ахматовой, это было блестящее собеседование, вызывавшее во мне восхищение и зависть; они могли говорить часами; может быть, даже не говорили ничего замечательного, но это была подлинно поэтическая игра в таких напряжениях, которые были мне совершенно недоступны».
Когда Мандельштам оказался в ссылке в Воронеже, Ахматова приехала его навестить (она прожила в Воронеже с 5-го по 11-е февраля 1936 года). Поэтическим отчетом об этом визите стало ахматовское стихотворение «Воронеж», датированное 4 марта 1936 года. В нем упоминается воронежский памятник Петру I работы скульптора Антона Шварца, может быть, потому, что Ахматовой хотелось продолжить тему прежних встреч с Мандельштамом в городе, основанном императором Петром и овеянном его именем. Недаром ахматовская строка о воронежском памятнике («А над Петром воронежским – вороны») провоцирует внимательного читателя вспомнить строку из зимних «Петербургских строф» Мандельштама: «А над Невой – посольства полумира».
И город весь стоит оледенелый.
Как под стеклом деревья, стены, снег.
По хрусталям я прохожу несмело.
Узорных санок так неверен бег.
А над Петром воронежским – вороны,
Да тополя, и свод светло-зеленый,
Размытый, мутный, в солнечной пыли,
И Куликовской битвой веют склоны
Могучей, победительной земли.
И тополя, как сдвинутые чаши,
Над нами сразу зазвенят сильней,
Как будто пьют за ликованье наше
На брачном пире тысячи гостей.
А в комнате опального поэта
Дежурят страх и Муза в свой черед.
И ночь идет,
Которая не ведает рассвета.
7. Воспоминание о царскосельской грешнице
В 1935 – 1940 гг. Ахматова написала основную часть поэтического цикла «Реквием», в котором она рассказала о страшных годах сталинских репрессий, совместив личную ноту (в этот период были арестованы ее сын Лев Гумилёв и муж Николай Пунин) с удавшейся попыткой заговорить от лица всех тех женщин, у которых были отняты мужья, сыновья, отцы, братья. Может быть, удачнее всего это получилось у Ахматовой в следующем стихотворении 1939 года из цикла:
Показать бы тебе, насмешнице
И любимице всех друзей,
Царскосельской веселой грешнице,
Что случилось с жизнью твоей –
Как трехсотая, с передачею,
Под Крестами будешь стоять
И своей слезою горячею
Новогодний лед прожигать.
Там тюремный тополь качается,
И ни звука – а сколько там
Неповинных жизней кончается…
Первые четыре строки здесь откровенно адресованы читателям из круга очень близких друзей. Если про особый статус Царского Села в поэзии и в жизни Ахматовой хорошо знали поклонники ее прежних стихотворений, то в ипостаси «насмешницы», «любимицы всех друзей» и «веселой грешницы» Ахматова являла себя только лично с нею знакомым людям, да и то – далеко не всем. Приведем здесь характерный фрагмент из устного рассказа Николая Гумилева Ольге Гильдебрандт-Арбениной, местом действия которого, между прочим, служит Царское Село: «Ахматова была удивительная притворщица, просто артистка. Сидя дома, завтракала с аппетитом, смеялась, и вдруг – кто-то приходит (особенно – граф Комаровский) – она падает на диван, бледнеет и на вопрос о здоровье цедит что-то трогательно-больное».
Но чем откровеннее Ахматова в первых четырех строках стихотворения «Показать бы тебе, насмешнице. » обращалась к адресатам из интимного круга своих читателей, тем явственнее во всем остальном стихотворении она апеллировала к широкому кругу читателей. Более того, для пятой – одиннадцатой строк стихотворения «Показать бы тебе, насмешнице. » отыскивается конкретный подтекст – известный тюремный романс «В воскресенье мать-старушка. » Говоря о лексических перекличках стихотворения с этим романсом нужно указать не только на общие мотивы свидания с сыном, тюремной передачи и слез матери, но и на присутствующий в романсе мотив звезд – свидетельниц страшного приговора («Когда приговор читали, / Знают звездочки одни»). Зловещий образ «звезд смерти» – один из ключевых для «Реквиема» (сравните хотя бы в финале следующего после «Показать бы тебе, насмешнице. » стихотворения цикла: «И прямо мне в глаза глядит / И скорой гибелью грозит / Огромная звезда»). Он восходит не только к многочисленным советским песням и стихотворениям о могуществе кремлевских звезд, но и к немудрящему тюремному романсу.
А все стихотворение «Показать бы тебе, насмешнице. » можно, таким образом, рассматривать как текст о превращении молодой «насмешницы» в «мать-старушку» из простонародной песни.
8. Мастерство эпиграммы
В.М. Жирмунский писал об «эпиграмматической точности» ранних ахматовских стихотворений. В ее поздних стихах эта точность часто достигает уровня формул. Возникает даже ощущение, что Ахматова в 1950-е – 1960-е годы иногда заранее и точно рассчитывала, какие из этих строк превратятся в афоризмы, газетные заголовки и названия статей о ее творчестве. Таковы, например, полторы финальные строки из четверостишия Ахматовой, датированного 4 сентября 1956 года и вошедшего в цикл «Тайны ремесла». Более того, эти полторы строки как бы ненавязчиво указывают будущим исследователям, какое направление изучения ахматовской поэзии – самое плодотворное.
И эти указания не пропали втуне: в 1970-е – 1980-е годы было написано множество прекрасных научных работ, в которых творчество Ахматовой (и Мандельштама) рассматривалось как сложно устроенная система отсылок к русской и европейской поэзии, к «мировой культуре».
Не повторяй – душа твоя богата –
Того, что было сказано когда-то,
Но, может быть, поэзия сама –
Одна великолепная цитата.
9. Насмешка над подражательницами
Хотя одновременно с Ахматовой и даже чуть раньше нее со своими стихами в печати дебютировало сразу несколько женщин (Марина Цветаева, Мария Моравская, София Парнок, Любовь Столица и другие), Ахматова имела все основания утверждать, что именно она в 1910-е годы стала в глазах читателей идеальным воплощением женщины-поэта. В поздние годы автора «Реквиема» и «Поэмы без героя» стали изрядно раздражать многочисленные подражательницы, которые в качестве образца выбирали ее стихи начала 1910-х годов, то есть те стихи, которые она сама давно успела перерасти и разлюбить. Летом 1957 года это раздражение вылилось в четыре вызывающие строки (сегодня способные задеть определенную часть читателей и читательниц едва ли не болезненнее, чем в то время).
Впервые опубликовано это четверостишие было в 1960 году, так что его вполне могли принять на свой счет не только Белла Ахмадулина или, скажем, Юлия Друнина, но и Лиля Юрьевна Брик, которая в знаменитом томе «Литературного наследства», вышедшем в 1958 году, напечатала со своим предисловием любовные письма к ней Владимира Маяковского (напомним, что по собственному признанию Брик, «Беатрисочкой» шутливо называл ее при встречах Сергей Есенин, «тем самым приравнивая Маяковского к Данте»).
Могла ли Биче словно Дант, творить,
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить.
Но, Боже, как их замолчать заставить!
10. Памятник и скрытый источник света
Загадочные строки о скульптурах Летнего сада: «Где статуи помнят меня молодой, / А я их под невскою помню водой», вероятно, намекают на знаменитое петроградское наводнение, обрушившееся на Ленинград 23 сентября 1924 года. Ахматова тогда жила совсем неподалеку от Летнего сада (Фонтанка, 2). Вот как это наводнение по свежим следам описывал в газетном репортаже юный Евгений Шварц: «Фонтанка вышла из берегов. Дворы и подвалы, выходящие на набережную, залиты водой. Сплошной полосой плывут «торцы» – шестисторонние деревянные плитки, которыми здесь вымощены улицы».
Однако главная загадка стихотворения Ахматовой в другом. Устанавливая себе благостный поэтический памятник среди роз в Летнем саду (почти как «дедушке Крылову»), Ахматова, как представляется, одновременно намекала посвященным читателям на тоже разбитый на двустишия, написанный тем же трехстопным амфибрахием и с тем же типом рифмовки второй эпилог к «Реквиему». В эпилоге Ахматова дает «согласье» только на то, чтобы памятник ей установили у ленинградской тюрьмы Кресты, а вместо величавого лебедя
И лебедь, как прежде, плывет сквозь века,
Любуясь красой своего двойника.
там упоминается тюремный голубь:
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо иду по Неве корабли.
Я к розам хочу, в тот единственный сад,
Где лучшая в мире стоит из оград,
Где статуи помнят меня молодой,
А я их под невскою помню водой.
В душистой тиши между царственных лип
Мне мачт корабельных мерещится скрип.
И лебедь, как прежде, плывет сквозь века,
Любуясь красой своего двойника.
И замертво спят сотни тысяч шагов
Врагов и друзей, друзей и врагов.
А шествию теней не видно конца
От вазы гранитной до двери дворца.
Там шепчутся белые ночи мои
О чьей-то высокой и тайной любви.
И все перламутром и яшмой горит,
Но света источник таинственно скрыт.