О чем сожалеют старики
О чём жалеют старики
Недавно по работе мне пришлось столкнуться c домами престарелых. Я и раньше знал, что их в нашем городе много, но не думал, что так много государственных. Как выяснилось, интернаты для престарелых бывают разные. Есть для участников Великой Отечественной Войны. Есть для ветеранов труда. Есть для лиц, освободившихся из мест лишения свободы. И даже для лиц с отклонениями в психике. Условия пребывания в этих заведениях, конечно, несколько отличаются, но в целом все они — пристанище одиноких, старых, больных и никому не нужных людей. Как ни странно, но в конце жизненного пути люди с такими разными судьбами оказались в одинаковом положении. И те, кто воевал, защищая свою страну. И те, кто всю жизнь трудился на её благо. И те, кто воровал у этой страны и её граждан. И даже те, кто, глядя на всё это, подвинулся рассудком. Все они в итоге имеют одинаковые эмалированные «утки» под кроватями, вдыхают одинаковый запах хлорки от свежевымытого пола, слышат друг от друга одни и те же жалобы на здоровье и видят в телевизоре одного и того же президента.
С Антониной Петровной мне довелось познакомиться в одном из таких домов. Случайно встретившись с этой женщиной взглядом, я прочел в её глазах желание поговорить. Время у меня было. Разговорились. Дочь Антонины Петровны вышла замуж и уехала в Америку. Обещала забрать маму к себе, но сначала не могла найти хорошую работу, потом не сложилось с мужем «американцем», да уж и сама Антонина Петровна была против этого переселения… «На своей земле помирать легче, и могила мужа здесь…Что уж тут уезжать…». Я терпеливо слушал, и она продолжала рассказывать себе.
— Знаете, Женя, я сейчас так жалею, что мы тогда не родили дочке братика или сестричку. Жили мы в коммуналке, впятером в одной комнате с моими родителями. И я думала – ну куда еще одного ребенка, куда? И эта спит в углу на сундучке, потому что даже кроватку поставить негде. А потом мужу по служебной линии выделили квартиру. Потом – другую, побольше. Но возраст был уже не тот, чтобы рожать. Сейчас думаю: ну вот почему я не родила даже пятерых? Ведь все было: муж хороший, надежный, добытчик, “каменная стена”. Работа была, детский сад, школа, кружки… Всех бы вырастили, подняли на ноги, в жизни устроили. А мы просто жили как все: у всех ребенок один, и у нас пусть будет один. Видела, как мой муж нянчится со щенком, и подумала – а ведь это в нем нерастраченные отцовские чувства. Его любви на десятерых бы хватило, а я ему родила только одного. Работала я кладовщицей. Все время на нервах – вдруг недостачу обнаружат, на меня запишут, тогда – суд, тюрьма. А сейчас подумаю: и зачем работала? У мужа-то хороший оклад был. А просто все работали, и я— тоже. Тридцать лет проработала в химической лаборатории. Уже к пятидесяти годам никакого здоровья не осталось – потеряла зубы, желудок больной, гинекология. И зачем, спрашивается? Сегодня моей пенсии даже на лекарства не хватит.
.
—Люди работают, чтобы иметь возможность жить лучше,— возразил я,—-наверное, тогда вы были моложе и мечтали о каких-то хороших вещах? Тогда ведь так трудно было что-то достать.
—Мы с ума сходили по этим вещам, покупали, доставали, старались… А ведь они даже не делают жизнь комфортнее — наоборот, они мешают. Ну, зачем мы купили полированную “стенку”? Все детство дочке испортили — “не трогай”, “не поцарапай”. А лучше бы стоял тут самый простой шкаф, из досок сколоченный, зато ей можно было бы играть, рисовать, лазать! Ну, был у нас немецкий фарфоровый сервиз на двенадцать персон. А мы даже никогда в жизни из него не ели, не пили… Помню, однажды купила я на всю зарплату финские сапоги. Мы потом целый месяц питались одной картошкой, которую бабушка из деревни привезла. И зачем? Разве кто-то когда-то стал меня больше уважать, лучше ко мне относиться из-за того, что у меня сапоги финские, а у других – нет?
Антонина Петровна сняла старые очки с толстыми стеклами и стала протирать их носовым платком. Я не хотел отвлекать её от этих воспоминаний и молча ждал.
— Как бы я хотела сейчас увидеть свою мамочку!—Продолжала она, —Поцеловать ее, поговорить с ней! А мамы уже двадцать лет нет с нами. Я знаю, что когда не будет меня, моя дочка будет точно так же тосковать, ей будет точно так же меня не хватать. Но как ей это объяснить сейчас? Она так редко мне пишет! Наверное, я сама виновата. Родила я её и в два месяца отдала в ясли. Потом— детский сад, школа с продленкой… Летом –— пионерский лагерь. Однажды вечером прихожу домой и понимаю —там живет чужой, совершенно мне незнакомый пятнадцатилетний человек…
Голос Антонины Петровны задрожал, и она опять сняла свои старые очки. На этот раз вытерла платком слезы, заблестевшие на её изрезанных морщинами щеках. Долго молчала. Я понял, что ей очень больно об этом вспоминать, и надо помочь старушке сменить тему, но «говорить о погоде» не хотелось.
Есть что-то завораживающее в рассматривании чужой судьбы. А когда человек сам говорит о своих ощущениях, оглядываясь на прожитую жизнь, такой рассказ для меня приобретает особую магию притягательности. Пожалуй, более захватывающий эффект можно было бы создать только живым интервью с того света. Я выдержал паузу, чтобы старушка немного пришла в себя, и спросил о самых приятных воспоминаниях из её молодости.
— Помню, как мы еще студентками поехали на Байкал. Какая же там неземная красота! —Оживилась Антонина Петровна.— А ещё мы однажды на целый месяц отправились в круиз на теплоходе по Волге до Астрахани. Какое же это было счастье! Мы были на экскурсиях в разных городах, загорали, купались. Как жаль, что у меня не сохранились фотографии с этой поездки, так хотелось бы их сейчас увидеть. А когда дочь уже была школьницей, мы всей семьей ездили к друзьям в Грузию. Каким же мясом нас угощали грузины! У них было совсем не такое мясо, как у нас, из магазина. Это было парное мясо! А еще нас угощали домашним вином, хачапури, фруктами из своего сада. А как они прекрасно пели! Я так жалею теперь, что мы мало путешествовали по стране во время отпусков. Могли ведь ездить повсюду. Муж был очень общительным, у него было много друзей по работе со всех уголков Союза. Нас часто звали, а мы всё дачу строили, да огород на шести сотках. А теперь и этого нет. Дочь, уезжая в США, всё продала. Всё напрасно оказалось. Хорошо, что муж этого не застал. Он столько сил потратил на дачу, что не перенес бы этого, наверное. Библиотеку свою целую жизнь собирал, а после его смерти все с молотка пошло. В девяностые есть нечего было, и все книги ушли за бесценок. Большинство этих книг я даже никогда не открывала. Не знаю, что там, под обложками. Мало я читала книг! Все дела да дела. А напрасно. Может мудрее была бы, так хоть сейчас не так обидно было бы за прожитую жизнь
.
—А разве вам обидно? Вы ведь жили так же, как миллионы советских людей. Честно жили, трудились.
— Да так-то оно так. А всё равно обидно. Нелепо как-то. Муж в земле, дочь на чужбине, всё, что нажили, продано, страна развалилась. Нет ничего. А главное в душе ничего нет. Ни гордости, ни удовлетворения, ни веры. Одно разочарование.
.
— А вы не верите разве?—Спросил я.
—Неужели вы действительно думаете, что в этой жизни нет никакого смысла?—Спросил я почти шёпотом.
Антонина Петровна ничего не ответила, и я подумал, что она не услышала моих слов.
—Есть, наверное. —ответила моя собеседница, чуть промедлив.—-Беда в том, что пока живёшь, не знаешь, о чём в старости будешь вспоминать с радостью, а о чём жалеть. Разве же я знала, что о финских сапогах только жалеть буду, а о путешествиях радоваться. Всё могло бы быть иначе, если бы знать вовремя что счастье приносит. А главное, конечно, жалею, что в Бога не верю. Есть тут у нас одна старушка, мне кажется, она действительно верит. К священнику-то причащаться все пошли. А что толку. Через пять минут опять собачатся меж собой да сплетничают, то завидуют, то осуждают, то жалуются и клянут кого-то. А она всегда рада. Всё помочь каждому стремится, каждого старается утешить. Откуда она столько добрых слов в себе накопила, не пойму. Сама еле ходит уже, а посуду со стола тащит в мойку и за себя, и за других. Лишь бы помочь. Глаза у неё даже какие-то особенные, как будто светятся радостью и добром. Страха нет в них совсем, и сожаления о прожитом тоже нет. Как будто бы мы все тут в одном трамвае ехали, и под конец поездки вдруг все поняли, что приехали совсем не туда, куда надо было. И паника у всех и злость, а она одна приехала именно туда, куда стремилась. Все недовольны, а у неё всё в порядке. Она в свой трамвай когда-то села. Вот так.
. Спустя час я ехал в машине домой. Впереди у меня, как всегда, работа, дела, важные и не очень планы, нужные и не очень покупки, суета… А в своём ли я трамвае? Туда ли еду? Может быть, я ещё успею пересесть…?
Не допускайте этих ошибок. О чем жалеют люди, дожив до старости
Мудрость приходит с годами, и если человек прожил около сотни лет, а то и больше, у него наверняка сформировались конкретные идеи о том, как надо было строить свою жизнь. В ходе опросов и исследований выяснилось, что глубокие старики часто сожалеют об одних и тех же вещах. Почему бы не вооружиться их знаниями уже сейчас?
Вот список главных ошибок, собранных сайтами Yahoo! Finance, Viralnova и Business Insider. Мы распределили их по разделам.
Деньги и работа
1. Я не скопил денег (или начал копить слишком поздно).
2. Я не тратил деньги, лишив себя многих удовольствий в жизни.
3. Так и не осмелился уйти с работы, на которой страдал каждый день.
4. Слишком много работал, не замечая прочих радостей.
Здоровье
5. Не защищался от солнца и постарел раньше времени.
6. Не занимался спортом.
7. Не следил за здоровьем зубов.
Отношения, семья
8. Я тратил свое время на неудачные отношения.
9. Боялся признаться в любви и никогда не шел на большой риск.
10. Не слушал родительских советов.
11. Держал обиду, особенно на любимых людей.
12. Уделял мало внимания своим детям, когда они были маленькими.
13. Провел мало времени с любимыми людьми.
14. Не выражал благодарность вовремя.
Интересы
15. Не путешествовал, пока была возможность.
16. Не выучил иностранный язык.
17. Упустил шанс побывать на концертах любимых исполнителей.
18. Халатно относился к учебе, не стремился получить реальные знания.
19. В юности был слишком поглощен собой, а не окружающим миром.
20. Упускал возможность насладиться моментом. Иногда вместо того, чтобы щелкать камерой и строчить сообщения, нужно остановиться и прочувствовать то, что происходит здесь и сейчас.
Характер, личность
21. Я так и не сумел побороть страх к каким-то вещам.
22. Не осознавал своей привлекательности и не ценил себя.
23. Слишком часто сомневался, затягивал принятие решений и упускал возможности.
24. Не заканчивал начатое.
25. Слишком тревожился. Особенно бесполезно волноваться о том, чего еще не случилось.
Общество
26. Послушно следовал общественным установкам.
27. Недостаточно помогал другим.
28. Слишком беспокоился о том, что скажут другие.
29. Реализовывал чужие мечты, а не свои.
30. Легко сдавался под напором чужого мнения, не отстаивал собственных принципов.
Пять главных советов
И вот что большинство стариков посоветовали бы сами себе в молодости:
1. Живи собственной жизнью, а не тем, чего ждут от тебя другие.
2. Не посвящай себя целиком и полностью работе.
3. Наберись смелости и выражай собственные мысли и чувства.
4. Не забывай друзей, при любых обстоятельствах поддерживай с ними связь.
5. Позволь себе быть счастливым.
Бля, когда люди поймут, что нельзя просто так взять и начать копить/радоваться/делиться/ебаться/позволить себе быть счастливым и так далее.
Есть такие, которые ни о чём не жалеют.
1. Я не скопил денег (или начал копить слишком поздно).
2. Я не тратил деньги, лишив себя многих удовольствий в жизни.
Магия нынешнего мира.
Помогите советом!
Друзья, помогите советом! Живу по соседству с очень старой женщиной, которая по всей видимости уже давно больна Альцгеймером. Переехала я недавно, и начала замечать неладное: то дверь железная(общая на три квартиры) открыта настежь, то замки которые не открываются снаружи закрыты и зайти домой невозможно. Женщина плохо соображает, иногда ломится в чужие квартиры, потому что не может найти свою, постоянно меня спрашивает непонятно о чем. Часто ее приводят чужие люди домой, потому что она ломится в чужие дома.
Дело в том, что из подруг у нее почти никого не осталось, кто бы смог помочь. Только старушка с другого этажа, которая сама еле ходит. Она то ее и кормит! Потому что вся пенсия и сбережения у соседки пропадают. Как оказалось, в соседнем доме живет ее племянник, который все забрал и даже не навещает ее. Продуктов у нее нет, лечиться она отказывается, когда подруга ведет ее к врачу. Ничего сделать невозможно. Из ее квартиры ползут полчища тараканов, ночью она шумит. Да и вообще страшно за нее, и за дом в целом. Иногда оставляет включенным газ.
Скажите, к кому можно обратиться за помощью? Этого урода племянника нужно обязать помогать бедной женщине! Он отобрал у нее документы и деньги, и ждет когда она освободит квартиру. Как бывшей жене военного, ей полагается хорошая пенсия. Но она бедствует!
Интернет мне ничем не помог с информацией, поэтому поделитесь кто с таким сталкивался! Буду очень благодарна!
О чем жалеют старики на пороге вечности. (Записки волонтёра из Дома престарелых)
1. Они родили слишком мало детей.
“Знаете, Анечка, я сейчас так жалею, что мы тогда не родили дочке братика или сестричку. Жили мы в коммуналке, впятером в одной комнате с моими родителями. И я думала – ну куда еще одного ребенка, куда? И эта спит в углу на сундучке, потому что даже кроватку поставить негде. А потом мужу по служебной линии выделили квартиру. А потом – другую, побольше. Но возраст был уже не тот, чтобы рожать”.
“Сейчас думаю: ну вот почему я не родила даже пятерых? Ведь все было: муж хороший, надежный, добытчик, “каменная стена”. Работа была, детский сад, школа, кружки… Всех бы вырастили, подняли на ноги, в жизни устроили. А мы просто жили как все: у всех ребенок один, и у нас пусть будет один”.
“Видела, как мой муж нянчится со щенком, и подумала – а ведь это в нем нерастраченные отцовские чувства. Его любви на десятерых бы хватило, а я ему родила только одного…”
2. Они слишком много работали в ущерб семье.
“Работала я кладовщицей. Все время на нервах – вдруг недостачу обнаружат, на меня запишут, тогда – суд, тюрьма. А сейчас подумаю: и зачем работала? У мужа-то хороший оклад был. А просто все работали, и я тоже”.
“Тридцать лет я проработала в химической лаборатории. Уже к пятидесяти годам никакого здоровья не осталось – потеряла зубы, желудок больной, гинекология. И зачем, спрашивается? Сегодня моя пенсия – три тысячи рублей, даже на лекарства не хватит”.
В старости, оглядывая прожитую жизнь, многие просто ума не могут приложить, зачем за эту работу держались – часто неквалифицированную, непрестижную, скучную, тяжелую, низкооплачиваемую.
3. Они слишком мало путешествовали.
В числе лучших своих воспоминаний большинство пожилых людей называет путешествия, походы, поездки.
“Помню, как мы еще студентками поехали на Байкал. Какая же там неземная красота!”
“Мы на целый месяц отправились в круиз на теплоходе по Волге до Астрахани. Какое же это было счастье! Мы были на экскурсиях в разных исторических городах, загорали, купались. Посмотрите, я до сих пор храню фотографии!”
“На выходные мы решили поехать в Ленинград. У нас тогда машина была еще двадцать первая ”Волга”. Семь часов за рулем. Утром сели завтракать в Петродворце на берегу Финского залива. А потом заработали фонтаны!”
4. Они покупали слишком много ненужных вещей.
“Видите, у нас в буфете стоит немецкий фарфоровый сервиз на двенадцать персон. А мы даже никогда в жизни из него не ели-не пили. О! Давайте возьмем оттуда по чашке с блюдцем и выпьем из них чаю, наконец. И для варенья розетки выберите самые красивые”.
“Мы с ума сходили по этом вещам, покупали, доставали, старались… А ведь они даже не делают жизнь комфортнее – наоборот, они мешают. Ну зачем мы купили эту полированную “стенку”? Все детство детям испортили – “не трожь”, “не поцарапай”. А лучше бы стоял тут самый простой шкаф, из досок сколоченный, зато детям можно было бы играть, рисовать, лазать!”
“Купила на всю зарплату финские сапоги. Мы потом целый месяц питались одной картошкой, которую бабушка из деревни привезла. И зачем? Разве кто-то когда-то стал меня больше уважать, лучше ко мне относиться из-за того, что у меня сапоги финские, а у других – нет?”
5. Они слишком мало общались с друзьями, детьми, родителями.
“Как бы я хотела сейчас увидеть свою мамочку, поцеловать ее, поговорить с ней! А мамы уже двадцать лет нет с нами. Я знаю, что когда не будет меня, моя дочка будет точно так же тосковать, ей будет точно так же меня не хватать. Но как ей это объяснить сейчас? Она так редко приезжает!”
“Родила я Сашеньку и в два месяца отдала в ясли. Потом – детский сад, школа с продленкой… Летом – пионерский лагерь. Однажды вечером прихожу домой и понимаю – там живет чужой, совершенно мне не знакомый пятнадцатилетний человек”.
6. Они слишком мало учились.
“Как мало я читала книг! Все дела да дела. Видите, какая у нас огромная библиотека, а большинство этих книг я даже никогда не открывала. Не знаю, что там, под обложками”.
7. Они не интересовались духовными вопросами и не искали веру.
“Знаете, я всю жизнь верующих людей как-то побаивалась. Особенно всегда боялась, что они тайком от меня научат своей вере моих детей, расскажут им, что Бог есть. Дети-то у меня крещеные, но о Боге я с ними не говорила никогда – сами понимаете, тогда всякое могло быть. А теперь понимаю – у верующих была жизнь, у них было что-то важное, что для меня тогда прошло мимо”.
О чем жалеют старики на пороге вечности
Несколько лет вместе с другими православными волонтерами я помогала одиноким старикам. Сегодня мне даже трудно сказать, кто получил от этого больше пользы — я или те бабушки и дедушки, чьи последние дни на этой земле я пыталась по мере сил сделать спокойнее и легче.
Могу с уверенностью сказать, что моя иерархия жизненных ценностей после общения с умирающими стариками коренным образом изменилась. Многое из того, что казалось в жизни главным, отошло на второй и третий план. Потому что практически все бабушки и дедушки, с которыми мне доводилось общаться, в один голос жалуются на то, что:
Сегодня нам страшно сознавать, что основным способом «планирования семьи» в советское время были аборты, и есть немало сегодняшних бабушек, которые шли на это называемое разными эвфемизмами детоубийство десять, двадцать и более раз.
«Доченька, где это плачет ребенок? Я все время слышу плач младенца», — постоянно жаловалась мне одна лежачая бабушка. Она не верила мне, когда я отвечала, что никакого ребенка поблизости нет. Слышать детский крик было для старой женщины настолько невыносимо, что однажды, оставшись в одиночестве, она дотянулась до оставленных кем-то на тумбочке ножниц и перерезала себе на обеих руках вены. Утром бабушку нашли в изрядно пропитавшейся кровью постели и успели спасти. К счастью, ножницы оказались тупыми, но какая нужна была воля к смерти, чтобы этим варварским инструментом растерзать себе запястья!
«Доченька, я делала аборты. Много абортов, восемь. Я не хочу жить. Мне нет прощения», — плакала бабушка.
После попытки самоубийства она пожелала исповедоваться. Пришел молодой иеромонах, выслушал бабушку без единой эмоции, прочитал разрешительную молитву… Наверное, ей как раз такой священник и был нужен — без лишних слов, «аз же точию свидетель есмь». Затем бабушку соборовали, и впервые за много лет она заснула спокойно, в запахах ладана и нерафинированного подсолнечного масла.
После исповеди и соборования голоса младенцев она больше не слышала.
Подобных историй о раскаянии в грехах детоубийства перед смертью я могу рассказать множество, но о нерожденных детях жалеют не только те, кто делал аборты. Жалеют и те, кто не зачинал детей, предохряняясь каким-то иным, неабортивным способом.
«Знаете, Анечка, я сейчас так жалею, что мы тогда не родили дочке братика или сестричку. Жили мы в коммуналке, впятером в одной комнате с моими родителями. И я думала — ну куда еще одного ребенка, куда? И эта спит в углу на сундучке, потому что даже кроватку поставить негде. А потом мужу по служебной линии выделили квартиру. А потом — другую, побольше. Но возраст был уже не тот, чтобы рожать».
«Сейчас думаю: ну вот почему я не родила даже пятерых? Ведь все было: муж хороший, надежный, добытчик, «каменная стена». Работа была, детский сад, школа, кружки… Всех бы вырастили, подняли на ноги, в жизни устроили. А мы просто жили как все: у всех ребенок один, и у нас пусть будет один».
«Видела, как мой муж нянчится со щенком, и подумала — а ведь это в нем нерастраченные отцовские чувства. Его любви на десятерых бы хватило, а я ему родила только одного…»
Второй пункт часто связан с первым — многие бабушки вспоминают, что в молодости делали аборты из опасения потерять работу, квалификацию, стаж. В старости, оглядывая прожитую жизнь, они просто ума не могут приложить, зачем за эту работу держались — часто неквалифицированную, непрестижную, скучную, тяжелую, низкооплачиваемую.
«Работала я кладовщицей. Все время на нервах — вдруг недостачу обнаружат, на меня запишут, тогда — суд, тюрьма. А сейчас подумаю: и зачем работала? У мужа-то хороший оклад был. А просто все работали, и я тоже».
«Тридцать лет я проработала в химической лаборатории. Уже к пятидесяти годам никакого здоровья не осталось — потеряла зубы, желудок больной, гинекология. И зачем, спрашивается? Сегодня моя пенсия — три тысячи рублей, даже на лекарства не хватит».
Кстати, имея богатый опыт общения со стариками, я категорически не верю в тот стереотип, будто все люди «старой закалки» у нас очень любят Сталина и молятся на его портреты. Как раз те, кому довелось при Сталине жить и работать, ненавидят его как основоположника человеконенавистнической, давящей и жестокой рабочей системы.
«Иосиф Виссарионович сам был «сова» и работать начинал около полудня. Из-за этой его привычки под вождя вынуждена была подстраиваться вся страна. Я приезжал в министерство к десяти утра, во второй половине дня мы получали ЦУ из Кремля и начинали работать с документами. Домой я возвращался часа в два ночи, семьи своей не видел вообще, дети росли без меня. Да будь он проклят, этот Сталин!» — рассказывал фронтовик, прошедший всю войну. Никаких «это Сталин принес нам Великую Победу» мне не довелось слышать от него ни разу.
В числе лучших своих воспоминаний большинство пожилых людей называет путешествия, походы, поездки.
«Помню, как мы еще студентками поехали на Байкал. Какая же там неземная красота!»
«Мы на целый месяц отправились в круиз на теплоходе по Волге до Астрахани. Какое же это было счастье! Мы были на экскурсиях в разных исторических городах, загорали, купались. Посмотрите, я до сих пор храню фотографии!»
«Помню, как мы приехали к друзьям в Грузию. Каким же мясом нас угощали грузины! У них было совсем не такое мясо, как у нас, из магазина, замороженное. Это было парное мясо! А еще нас угощали домашним вином, хачапури, фруктами из своего сада».
«На выходные мы решили поехать в Ленинград. У нас тогда машина была еще двадцать первая «Волга». Семь часов за рулем. Утром сели завтракать в Петродворце на берегу Финского залива. А потом заработали фонтаны!»
«В Советском Союзе ведь были дешевые авиабилеты. Почему я тогда не съездила на Дальний Восток, на Сахалин, на Камчатку? Теперь уже никогда эти края не увижу».
«Видишь, дочка, ковер на стене висит? Тридцать лет назад за ним записывались в очередь. Когда ковры давали, муж был в командировке, я одна его на своем горбу тащила с Ленинского проспекта на «Три вокзала», а потом на электричке в Пушкино. И кому сегодня этот ковер нужен? Разве что бомжам вместо подстилки».
«Видите, у нас в буфете стоит немецкий фарфоровый сервиз на двенадцать персон. А мы даже никогда в жизни из него не ели-не пили. О! Давайте возьмем оттуда по чашке с блюдцем и выпьем из них чаю, наконец. И для варенья розетки выберите самые красивые».
«Мы с ума сходили по этом вещам, покупали, доставали, старались… А ведь они даже не делают жизнь комфортнее — наоборот, они мешают. Ну зачем мы купили эту полированную «стенку»? Все детство детям испортили — «не трожь», «не поцарапай». А лучше бы стоял тут самый простой шкаф, из досок сколоченный, зато детям можно было бы играть, рисовать, лазать!»
«Купила на всю зарплату финские сапоги. Мы потом целый месяц питались одной картошкой, которую бабушка из деревни привезла. И зачем? Разве кто-то когда-то стал меня больше уважать, лучше ко мне относиться из-за того, что у меня сапоги финские, а у других — нет?»
Фото с www.photosight.com
«Как бы я хотела сейчас увидеть свою мамочку, поцеловать ее, поговорить с ней! А мамы уже двадцать лет нет с нами. Я знаю, что когда не будет меня, моя дочка будет точно так же тосковать, ей будет точно так же меня не хватать. Но как ей это объяснить сейчас? Она так редко приезжает!»
«Мой лучший друг с юности — Василий Петрович Морозов — живет в двух станциях метро от нас. Но вот уже несколько лет мы говорим только по телефону. Для двух стариков-инвалидов даже две станции метро — непреодолимое расстояние. А какие у нас раньше были праздники! Жены пекли пироги, за столом собиралось по тридцать человек. Песни всегда пели наши любимые. Чаще надо было встречаться, не только по праздникам!»
«Родила я Сашеньку и в два месяца отдала в ясли. Потом — детский сад, школа с продленкой… Летом — пионерский лагерь. Однажды вечером прихожу домой и понимаю — там живет чужой, совершенно мне не знакомый пятнадцатилетний человек».
«Ну почему я не стала поступать в институт, ограничилась только техникумом? Ведь могла бы запросто получить высшее образование. А все говорили: куда тебе, уже двадцать пять лет, давай, работай, завязывай со школярством».
«И что мне помешало выучить немецкий язык хорошо? Ведь сколько лет прожила в Германии с мужем-военным, а помню только «auf Wiedersehen».
«Как мало я читала книг! Все дела да дела. Видите, какая у нас огромная библиотека, а большинство этих книг я даже никогда не открывала. Не знаю, что там, под обложками».
«Как жаль, что в атеистическое время нас ничему не учили, мы ничего не знали», — это любимый ответ современных пожилых людей на самые разные вопросы духовной жизни. Те, кто обрел веру на склоне лет, часто жалеют, что не смогли или не захотели прийти в Церковь раньше.
«Я даже ни одной молитвы не знала. Сейчас молюсь по мере сил. Хотя бы самыми простыми словами: «Господи, помилуй!» Молитва — это такая радость».
«Знаете, я всю жизнь верующих людей как-то побаивалась. Особенно всегда боялась, что они тайком от меня научат своей вере моих детей, расскажут им, что Бог есть. Дети-то у меня крещеные, но о Боге я с ними не говорила никогда — сами понимаете, тогда всякое могло быть. А теперь понимаю — у верующих была жизнь, у них было что-то важное, что для меня тогда прошло мимо».
«В советское время в газетах писали об НЛО, «снежном человеке», Бермудском треугольнике, филиппинских целителях, а вот о православной вере — никогда. Только изредка, и то — плохое: о священниках, о монастырях. Сколько же мы из-за этого набили шишек, верили в гороскопы, в экстрасенсов».
Мы считаем себя православными, воцерковленными, прошедшими неофитские искушения и устоявшимися во взглядах. Но, беседуя со стариками, понимаешь, что вера — эта такая область, в которой чем больше пребываешь, тем больше у тебя появляется вопросов и тем больше требуется сил, чтобы находить на них ответы. Так будем лучше тратить силы на поиски этих ответов, чем на бесполезные вещи, отвлекающие нас от Главного.
А еще я купила билеты на поезд. В Саранск. Быть может, в столице Мордовии и нет ничего особенного. Но когда еще я там побываю?