Ногмов шора что было создано
Ногмов, Шора
кабард.-черк. Нэгумэ Шорэ Бэчмырзэ и къуэ
сын: Ерустан Шора-Бекмурзин Ногмов (1827–1904)
Шора Бекмурзин Ногмов (кабард.-черк. Нэгумэ Шорэ Бэчмырзэ и къуэ ; 1794, Пятигорск — 1844, Санкт-Петербург) — кабардинский общественный деятель, историк, филолог, поэт.
Содержание
Биография
В 1828 году Ногмов направлен в крепость Нальчик, где он преподает русский и турецкий языки. С 1830 по 1835 годы, он служит в кавказско-горском полуэскадроне в Петербурге. Участвуя в польском походе был произведён в корнеты. В это же время, в первой половине 1830-х, Ногмов приступает к работе над грамматикой кабардинского языка. Также в столице Ногмов встречается с известным французским ученым-востоковедом, членом-корреспондентом Российской академии наук, профессором Шармуа, заведовавшим кафедрой персидского языка в Петербургском университете. Занятия с Ногмовым вызвали у него большой интерес к кабардинскому языку, поэтому, возвращаясь в 1835 году во Францию, он взял один экземпляр рукописи Ногмова, чтобы издать её в Париже.
В 1836 году Ногмова, в чине поручика, переводят в Отдельный кавказский корпус, который дислоцировался в Тифлисе. Здесь он знакомится с академиком А. Шегреном, который становится его научным консультантом в области лингвистики. В 1838 году Ногмов назначается на должность секретаря Кабардинского Временного суда. Исполняя свои обязанности, он продолжает заниматься проблемами просвещения народа, разработкой грамматики родного языка. В этот период он составляет «Кабардино-русского словарь» и намеревался открыть в Нальчике училище с преподаванием на кабардинском языке.
Во время работы в должности секретаря Кабардинского Временного суда, Ногмов старался внедрить в хозяйственно-экономическую деятельность региона передовые технологии и методы. Поддерживал возможность получения профессионального образования, обучения ремёслам, введение новых сельскохозяйственных культур; принимал активное участие в подборе кандидатов в петербургские военные заведения, в конвой царя — Кавказско-горский полуэскадрон. В 1840 году Ногмов завершает свой труд — «Начальные правила адыхейской грамматики». Это была первая в истории адыгов разработка грамматики их родного языка. Немного позже Ногмов завершает «Кабардино-русский словарь», вобравший более четырёх тысяч слов, и «Историю адыхейского народа».
В 1844 году, подготовив к изданию свои труды, Ногмов прибыл в Петербург для их обсуждения в Российской академии наук. Но, не успев сделать этого, скоропостижно скончался.
Вклад в историографию адыгов
ШОРА НОГМОВ. Адыгский Нестор
В 1711 году в деревне Мишанинской Архангелогородской губернии родился создатель современной грамматики русского языка Михаил Ломоносов. В 1766 году в родовом поместье Знаменское Казанской губернии родился Николай Карамзин, создатель «Истории Государства Российского». В 1794 году в родовом ауле Ногма на реке Джуце недалеко от Пятигорска родился Шора Ногмов – адыгский Ломоносов и Карамзин в одном лице.
Прав и известный ученый-историк Туган Хабасович Кумыков: «Шора Бекмурзович Ногмов является адыгским Нестором, а его «История» – адыгской «Повестью временных лет»». Адыгский Нестор прожил всего полвека, часть взрослой жизни служил в русской армии, но по заслугам носит высокое звание просветителя: он подарил землякам их историю, как Карамзин, и письменное слово, как Ломоносов. Среди прочих его трудов выделяются главные три: «История адыхейского народа», «Начальные правила адыхейской грамматики» и «Кабардинско-русский словарь» из 4000 слов.
История самого Шоры Ногмова до сих пор неполна и пестрит противоречиями. Это объяснимо: письменных свидетельств тех лет немного. С трудностями столкнулся уже археолог и исследователь Кавказа Адольф Петрович Берже, готовивший «Историю адыхейского народа» к первому изданию, которое вышло в Тифлисе в 1861 году.
Берже был вынужден сосредоточиться на фактической стороне биографии Ногмова, о чем Адольф Петрович очень сожалел: «…Самые сведения о жизни автора предлагаемой статьи касаются более внешних сторон его жизни, что по необходимости обусловливается свойством тех источников, какие мы имели под рукой. Для характеристики его внутреннего развития, к сожалению, у нас не было никаких данных. А такая характеристика представила бы живой интерес, как и все, касающееся внутреннего мира и нравственных качеств человека, который вправе быть назван передовым, особливо в той среде, в какой назначено ему было судьбой родиться и жить…»
Бюст первого адыгского лингвиста и историка Шоры Ногмова в Майкопе. Скульптор А. А. Шикоян, архитектор Е. Г. Николенко.
Но и во внешних сторонах встречаются неувязки. Берже сообщает, что Шора Бекмурзин Ногмов родился в бывшем ауле Ногмова, на реке Джуце, близ Пятигорска, и, «как должно полагать, в 1801 году. Прадед его был природный абадзех и во второй половине прошлого столетия выселился в Кабарду, где потомки его ныне считаются в разряде кабардинских узденей 2-й степени. Какие именно обстоятельства вынудили и сопровождали это выселение — неизвестно, ничего также не известно и о предках Шора Ногмова».
Позднейшие биографы поправили: судя по «Алфавитному списку о роде кабардинского узденя Шоры Бекмурзина» Ногмова, составленному им самим 22 декабря 1821 года, где сказано, что в ту пору ему сравнялось 27 лет, Ногмов родился в 1794 году.
ОДАРЕННЫЙ СЧАСТЛИВЫМИ СПОСОБНОСТЯМИ…
Берже продолжает: «Сын небогатого отца, Шора Ногмов с юных лет выказывал особенное влечение к книгам; эта-то наклонность, по мере своего развития, впоследствии и выдвинула его из ряда соплеменников. На 18-м году он уже основательно знал арабский язык, которому выучился в земле кумыков…»
Да, все правильно: отец Бекмурза и дед Бада рано заметили, что мальчик щедро одарен природой. Его надо было учить, что в то время и в их понимании означало учить Корану. К тому же мулла обычно был неплохо обеспечен, что тоже служило веским аргументом. И мальчика Шору отправили в село Эндери в Дагестане – тамошнее медресе пользовалось хорошей славой.
В Эндери, которую Берже называет почему-то деревней Андреевой, Ногмов, «одаренный счастливыми способностями», легко выучил арабский и персидский языки, но место сельского муллы прельстило его не слишком. Шору тянуло к гуманитарным наукам – живой и страстный интеллект требовал широкого поля деятельности. А где в ауле найти нужные книги? И Ногмов отказался от сана муллы и обратил свой взор на русскую армию – именно в ней он увидел тот паровоз, что вывезет его к российскому светскому образованию и науке.
«Весьма видный молодой кабардинец», «один из знаменитнейших черкесов», – так характеризует Шору Ногмова в мемуарах казанская помещица Анна Стрелкова, встречавшая его на Кавказских Минеральных водах. Видный молодой человек быстро обучился русскому языку и начал выполнять поручения кавказской военной администрации. По большей части ему поручали переводы, а позже назначили полковым писарем в 1-й Волжский казачий полк.
«Известный всем приезжим Шора», – характеризует Ногмова, знавший его в ту пору известный русский историк и писатель Степан Дмитриевич Нечаев. Из этого выводим, что все заезжие гости искали общества Ногмова. Деятельный и умный, знавший, по свидетельству Нечаева, пять языков – арабский, тюркский, абазинский, персидский и русский – Шора производил на собеседников неизгладимое впечатление. Тому есть множество свидетельств: к примеру, английский путешественник Роберт Лайэлл, назвал Ногмова способным и умным человеком и заметил, что был потрясен его знаниями и «способностью к аргументации».
К тому времени Шора Ногмов был уже женатым человеком, но между семейными радостями и службой все же находил время для научных занятий. Уже в 1821 году он начал разрабатывать кабардинскую азбуку и систематизировать грамматические правила родного языка.
Рассказывает все тот же С.Д. Нечаев: «. со дня введения магометанства черкесы пишут на своем языке арабскими буквами. Недостаток их для выражения всех звуков языка черкесского. заставляет желать, чтобы для кабардинских племен изобретена была особая азбука. Один из их узденей. известный всем приезжим Шора намеревался представить правительству опыт таковой азбуки для напечатания. По издании азбуки, он хотел заняться правилами грамматическими».
33 буквы для кабардинской азбуки Ногмов взял из русского алфавита, одну – h – из немецкого. Замысел был велик: русская графика не только облегчала кабардинцам изучение впоследствии русского языка, но и могла облегчить знакомство русских с кабардинским языком. Но русских букв для обозначения звуков кабардинской речи оказалось недостаточно, и Шора ввел в азбуку надбуквенные значки, заимствованные из арабского языка. Общее количеству букв в алфавите Ногмово достигло 49.
Тем временем молодая жена Салимат родила Шоре дочку и сына, а сам он подал прошение в лейб-гвардии Кавказско-горский полуэскадрон, который набирали для несения службы в Санкт-Петербурге. Но в эту пору его аул переселяли к реке Малке, и вместо Санкт-Петербурга Шора отправился устраивать хозяйство на новом месте. А оттуда в крепость Нальчик – Ногмова назначили учителем школы аманатов, то есть заложников из разных горских племен.
Генерал Эммануэль не пожалел о своем решении: Шора «во все сие время успел преподать малолетним детям хорошее познание в чтении азбук на русском и турецком языках» и фактически положил начало нерелигиозному образованию в Нальчике. Яркое свидетельство о Ногмове-учителе оставил ученый Жан-Шарль де Бессе: «Детей обучают читать, писать и говорить по-русски. их ходжа. некто Сора. говорит и пишет по-персидски, турецки, татарски и русски с одинаковой легкостью; у него располагающая физиономия и приятные манеры».
 | САНКТ-ПЕТЕРБУРГ И КАБАРДИНСКАЯ ГРАММАТИКА… |
Но о Кавказско-горском полуэскадроне Шора не забыл, и в полуэскадроне не забыли о Ногмове. В ноябре 1829 года он подает прошение начальнику Кавказской линии Эммануэлю, где сообщает, что командир эскадрона С. А. Муханов «приглашает меня прибыть, чтобы я, между занятиями по службе, занимался и обучением на разных диалектах служащих в том эскадроне».
Напрасно было бы думать, что Ногмов желал отправиться в Санкт-Петербург, чтобы сделать военную карьеру. Нет, на берега Невы его тянули совсем иные резоны. Шора Бекмурзович видел в Санкт-Петербурге прежде всего культурную и научную столицу России, и намеревался получить новые возможности для образования и своих научных занятий.
«По приезде в Петербург на службу», – вспоминал позже сам Ногмов, – во мне с большею силою пробудилось давнишнее мое желание – написать грамматику, и я все часы, свободные от службы, начал посвящать изучению русского языка и его грамматики».
Но сначала все же пришлось повоевать: оруженосца Кавказско-горского полуэскадрона отправляют в польский поход. Там он отличился, был награжден знаком военного ордена святого Георгия и знаком за военные достоинства 5-й степени и произведен в офицерский чин. Появилось время и возможности для научных занятий: Шора Ногмов покинул казарму, нанял квартиру в тихом районе и погрузился в работу.
«Ученый-просветитель Кабарды Шора Ногмов читает свои произведения А.С.Пушкину». Картина неизв. художника
Он много читал: восточных, западных и античных авторов, «Историю» Карамзина, статьи Белинского, стихи Пушкина – с великим русским поэтом он вроде бы даже был знаком. Адольф Берже упоминает о неких кабардинцах, рассказавших ему, что Шора Ногмов познакомился с Пушкиным в Пятигорске, где они оказались взаимно полезны друг другу: «Ногмов содействовал поэту в собрании местных народных преданий, и поэт, в свою очередь, исправлял Ногмову перевод песен с адыхейского языка на русский».
«Все шестилетнее мое пребывание в Петербурге я употребил на сочинение сей грамматики»… Да, первый вариант кабардинской грамматики Ногмов закончил к 1835 году. В ту пору в Санкт-Петербурге работал известный востоковед профессор Ф. Шармуа: член-корреспондент Санкт-Петербургской Академии наук заведовал в кафедрой персидского языка в Петербургском университете.
Шармуа заинтересовался кабардинской грамматикой Ногмова и взял у него один экземпляр рукописи, намереваясь издать ее в Париже. В том же 1835 году петербургская жизнь Шоры Бекмурзовича заканчивается: поручика Ногмова откомандировывают в Тифлис в Отдельный Кавказский корпус.
ПРЕДАНЬЯ СТАРИНЫ ГЛУБОКОЙ…
Но меняется лишь место жительства и место службы. Научные занятия не прерываются, а становятся шире и глубже. К филологическим исследованиям добавляются исторические. Впрочем, это не вполне верно: еще с 20-х годов он начал собирать песни и сказания своего народа. Позже, назначенный секретарем суда в Нальчике, Ногмов получил доступ к разным документам. Труд всей его жизни – «Предания черкесского народа», или как теперь принято его называть, «История адыхейского народа» – первая в истории адыгов попытка научного осмысления своей истории, тщательный научный анализ исторических свидетельств и народного фольклора.
Достаточно прочесть содержание первой главы: « Сведения греков об адыхейском народе. Зюхи, керкеты, джихи и Джихетия. Происхождение слова адыге или адыхе. Пределы, в которых жили адыхейцы. Происхождение слова черкес. Народы, находившиеся в сношении с адыхейцами и имевшие влияние на образование их языка. Названия, под которыми адыхейцам были известны окружающие их народы. Периоды, которым относятся предания об адыхейцах. Остатки и развалины древних зданий в земле адыхейцев. Бергустан».
Тогда же, на Кавказе Шора Ногмов знакомится с русским академиком, финским шведом по происхождению, Андреасом Шёгреном. Создатель осетинской грамматики Шёгрен проявил огромный интерес к кабардинскому языку и работам Ногмова.
По его совету Шора Бекмурзович разработал грамматику кабардинского языка на арабской основе. Со своей стороны и Ногмов оказался полезным академику: в письмах в Академию наук Шёгрен сообщал, что «я вкратце излагал ему свои грамматические наброски и, кроме того, извлекал пользу из его устных толкований ко всему неясному и сомнительному».
«. Ногма, страстный поэт, занимается у меня большей частью стихами, отчасти собственного произведения, отчасти переводами с русского». О том, что Ногмов писал стихи, о том, что был одарен литературно, говорят не только скупые строки современников, но и страницы его научных трудов.
Жаль, что из всех стихов Шоры Ногмова сохранилось лишь «Хох (здравица) в честь русской науки и академика Шёгрена».
НА ПОЛЬЗУ СВОЕМУ НАРОДУ…
Работа в суде распахнула перед Ногмовым новые горизонты. Он много способствовал продвижению культуры и, как мог, влиял на экономическое развитие родных мест, к примеру поддерживал распространение новых сельхозкультур. И все же главным для Шоры Ногмова оставалась наука и издание собственных трудов.
Он испрашивал разрешения удалиться со службы, но получил лишь позволение отлучиться на лечение: ведь замену «из кабардинских чиновников в скором времени избрать невозможно». И все же уже очень больной Ногмов получает, наконец, разрешение отправиться в Санкт-Петербург, чтобы представить свои труды «суждению и разбору» Императорской Санкт-Петербургской Академии.
Внук Шоры Ногмова Батырбек Альмов и правнучка Фатима Батырбековна Альмова (в замужестве Блаева)
Он еле одолел долгий и трудный путь, но так и не оправился от дороги. Не прожив в Петербурге и месяца, Шора Ногмов скончался. Чиновник, разбиравший его бумаги, доносил начальству: «После кончины Бекмурзина найдены в квартире его два письменные сочинения под названиями: «Грамматика Атихейского языка» и «Предания Черкесского народа», и, сверх того, разные черновые бумаги».
Всего набралось 19 тетрадей с лишком на 650 листах. Четверо детей и жена Салимат получили пенсию в 282 рубля 25 копеек в год. А адыгский народ – свою историю и свою грамматику.
Ногмов шора что было создано
ЖИЗНЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ Ш. Б. НОГМОВА
Жизнь и творческая деятельность Шоры Бекмурзовича Ногмова (Нэгумэ) относится к первой половине XIX в. Первая четверть XIX в. характеризуется усилением колониальной политики царизма на Северном Кавказе. Царские карательные экспедиции генералов Глазенапа, Булгакова, Ермолова, Вельяминова имели серьезные разрушительные последствия. Было разрушено более 200 аулов, уменьшилось кабардинское землевладение, население сократилось в несколько раз. В 1822 г. была создана Кабардинская военная линия с центром в Нальчике и Кабардинский временный суд, выполнявший, по существу, и административно-колониальные функции. Таким образом, с 1825 г. в Кабарде был установлен колониальный режим. Царские чиновники произвольно вмешивались во внутреннюю жизнь Кабарды, где действовали разные политические и социальные силы, придерживавшиеся различных ориентаций. В дела Кабарды вмешивались также иностранные государства. Это облегчало царской администрации осуществлять свои колониальные планы. Все это, вместе взятое, привело к обострению обстановки, к усилению национально-освободительной борьбы кабардинского народа. Чтобы укрепить свою позицию, военная администрация разделила Кавказскую линию на 3 части: Левое Крыло, Центр и Правое Крыло. Кабарда с прилегающими территориями, в том числе Балкарские общества, входила в Центр, расположенный в Нальчике. Кабарда не могла оставаться изолированной от событий, происходящих вокруг нее. Она находилась в постоянном «движении». Чтобы как-то успокоить население, были созданы комиссии и комитеты для рассмотрения земельного и сословного вопросов. В 1858 г. был образован Кабардинский округ, в состав которого входили и пять Балкарских обществ (Черекское, Хуламское, [8] Безенгиевское, Чегемское и Урусбиевское). В 1838 г. Ногмов был назначен секретарем Кабардинского временного суда. Эти микроскопические административные изменения не смогли скрыть колониальный характер политики правительства. В самый критический период для Кабарды (конец XVIII — начало XIX в.) Ногмов находился в Дагестане, где проходил обучение в медресе. После окончания учебы он проявил большой интерес к просвещению и науке. Ногмов предпочел науку военной карьере.
1. Изучение жизни и деятельности Ногмова
Однако в описаниях Стрелковой имеются ошибочные положения: она путает черкесские бытовые традиции с ногайскими.
Ценные сведения о Ногмове оставили иностранные и русские авторы, посетившие Северный Кавказ в 20-х годах XIX в. Можно назвать работы английских путешественников Е. Гендерсона «Библейские розыскания и путешествие по России, включающее поездку в Крым и посещение Кавказа» (Лондон, 1826), Роберта Лайэлла «Путешествие в Россию, Крым, Кавказ и Грузию» (Лондон, 1825) и шотландского миссионера В. Глена «Дневник поездки из Астрахани в Карас к северу от Кавказских гор» (Эдинбург, 1823). Они содержат некоторые сведения о деятельности Ногмова в тот период. Глен сообщает, что он вел спор с Ногмовым о сущности религии. Лайэлл указывает, что Ногмов обладал «благородным складом ума», «сильной манерой рассуждения».
В 1829 г. венгерский ученый Жан-Шарль де Бессе встретился в крепости Нальчик с учителем аманатской школы Ш. Б. Ногмовым. Он писал: «Детей обучают читать, писать и говорить по-русски. их ходжа. некто Сора. говорит и пишет по-персидски, турецки, татарски и русски с одинаковой легкостью; у него располагающая физиономия и приятные манеры» (Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII — XIX вв. Нальчик, 1974. С. 337 — 338).
Большой интерес представляет для науки отзыв академика А. М. Шёгрена на рукописное наследство Ногмова. После смерти Ногмова в Петербурге 10 (22) июня 1844 г. все его материалы были переданы Шёгрену на заключение. В своем отзыве, отправленном военному министру 23 мая 1845 г., он писал, что «Предание черкесского народа», «с пользою может быть напечатано в каком-нибудь хорошем периодическом журнале или, может быть, лучше даже отдельной книгой, и, разумеется, под именем автора, коего многостороннему трудолюбию она делает честь».
12 июня 1845 г. военный министр Чернышев сообщил министру просвещения С. С. Уварову о том, что император Николай I, «усмотрев» из заключения Шёгрена, что труды Ногмова «не достигли надлежащего совершенства», признал «неудобным печатать [10] оные». Рукописное наследство Ногмова было направлено наместнику Кавказскому графу Воронцову для использования в своей практической работе.
Существует предположение, что в начале XX в. «История» Ногмова была переиздана в Одессе. Но это издание пока не найдено.
Подводя итог изучению жизни и деятельности Ш. Б. Ногмова в дореволюционный период, надо отметить, что благодаря вниманию и заботам русских поэтов, ученых, а также редакции газеты «Закавказский вестник» и «Кавказ» «История адыхейского народа» стала известна научной общественности, а ее автор вошел в число деятелей науки и культуры народов Северного Кавказа первой половины XIX в. Популяризации ногмовского труда препятствовали реакционеры и консерваторы, царские чиновники.
В изучении творчества Ногмова после Октября 1917 г. можно наметить примерно три этапа: 20 — 30-е, 40 — 50-е и 60 — 80-е годы.
В июне 1944 г. исполнилось 100 лет со дня смерти Ногмова. В плане подготовки к этому юбилею в местной прессе был опубликован ряд статей и очерков, посвященных жизни и творчеству Ногмова. 23 июня 1944 г. в Нальчике была проведена научная сессия, посвященная Ногмову. С основным докладом «О жизни и деятельности Шоры Ногмова» выступил Г. Ф. Турчанинов. К юбилею был издан также сборник документации и статей под названием «Шора Ногмов». В статьях раскрывается просветительская и научная работа Ногмова. Но сборник страдает серьезными недостатками. [13]
Значительный вклад в разработку ногмовского научного творчества внес Г. А. Кокиев. В 1944 г. он издал в Нальчике первую книгу о Ногмове — «Ш. Б. Ногмов — выдающийся ученый и просветитель». Впервые в науке Г. А. Кокиев рассмотрел здесь некоторые исторические взгляды Ногмова, показал его как самостоятельного и вдумчивого историка. Надо сказать, что работы Г. Ф. Турчанинова и Г. А. Кокиева о Ногмове, опубликованные во время войны, явились данью глубокого уважения к труженику науки и имели большое воспитательное значение. Деятельность Ш. Б. Ногмова, однако, трактовалась преувеличенно, не были вскрыты недостатки.
Серьезный вклад в исследование творчества Ш. Б. Ногмова внес В. К. Гарданов. Еще в 1946 г. он опубликовал обстоятельную статью «К биографии Ш. Б. Ногмова», а в 1958 г.— большой очерк [14] «История адыхейского народа» Ш. Б Ногмова», в которых дан глубокий анализ биографии, историческим и общественно-политическим взглядам Ш. Б. Ногмова. В. К. Гарданов называет Ногмова энциклопедистом и тем самым ставит его в ряд с западноевропейскими просветителями XVIII в. Слово «энциклопедист» к Ногмову можно применить с оговоркой. В. К. Гарданов с присущими ему четкостью и ясностью определяет место и значение «Истории» Ногмова, указывает и на некоторые ее недостатки.
В 1958 г. под редакцией В. К Гарданова, И. В. Трескова и Т. X. Кумыкова вышло новое издание «Истории» Ногмова.
В 60—80 х годах жизнь и творческая деятельность Ш. Б. Ногмова продолжала привлекать внимание исследователей. В периодической печати, в ученых записках и журналах появились заметки, сообщения и статьи А. X. Касумова, Б. X. Цавкилова, 3. М. Налоева, А. X. Хакуашева, Т. X. Кумыкова, Г. X. Мамбетова, Р. X. Хашхожевой, Б. Курашинова, Р. У. Туганова, Ю. С. Кимова, С. X. Мафедзева, Р. X. Гугова, А. Т. Шортанова, М. А. Кумахова, Е. С. Тютюниной, X. М. Думанова, С. Н. Бейтуганова, Е. Польской и др., в которых пускаются в научный оборот новые сведения о Ногмове, расширяющие наше представление о нем.
В своей монографии «Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи» академик Б. А. Рыбаков поднял вопрос о значении материалов «Истории» Ногмова для восстановления некоторых эпизодов русской истории, в частности похода Святослава на хазар в 965 г. 25
Как видно из краткого обзора литературы, посвященной деятельности и жизни Ш. Б. Ногмова, кавказоведческая наука достигла заметных успехов в изучении его творчества. Многие вопросы, связанные с выяснением общественно-политических и исторических взглядов Ш. Б. Ногмова, требуют исследования.
Оценивая филологические и исторические труды Ш. Б. Ногмова, следует сказать, что они навечно вошли в фонд народной культуры адыгских народов XIX в.
Особенностью «Истории» Ш. Б. Ногмова является то, что она написана главным образом на основе лучших фольклорных материалов. Это обстоятельство придает ей характер памятника народного фольклора. Адыгские народные исторические песни и сказания в интерпретации Ш. Б. Ногмова не теряют своей свежести и оригинальности, а, наоборот, обретают живую кровь и плоть, удачно вписываются в живую историю народа, дают историкам, филологам и этнографам основания для постоянных раздумий, постановки новых, требующих новых решений, научных проблем, позволяют изучить развитие общественной мысли и исторический процесс во всех его многосложностях и противоречиях.
Бесспорно, некоторые выводы и обобщения Ш. Б. Ногмова выглядят наивными и необоснованными. Отдельные из них отстали от развития исторической науки того периода. Он допускал иногда неверные интерпретации лингвистического материала, что, естественно, снижало научное значение его исторического труда, оцененного специалистами как «Летопись» адыгских народов, а самого Ногмова как адыгского Нестора.
2. Этапы жизни и творческой деятельности
Жизненный и творческий путь Ногмова можно разделить примерно на четыре этапа или периода. Первый (1794—1815) — домашние занятия над изучением азбуки арабского языка и учеба в Эндерийском медресе в Дагестане, где он изучил арабский и [167] персидский языки, служившие для него основой знаний восточной литературы. К этому периоду относится непродолжительная его работа в качестве сельского муллы. Второй период охватывает промежуток времени его отказа от сана муллы и до отъезда в Петербург (1815—1830). В это время он изучает русский язык, выполняет разные поручения военной администрации, работает писарем 1-го Волжского полка, затем в Нальчике учителем в аманатской школе.
В 1815 г. Ногмов оставляет сан муллы и сближается с кавказской военной администрацией. С этого времени начинается новый период его жизни. Официально в военной службе он не состоял. Но как «верноподданный России» выполнял разные поручения командования по установлению связи с населением края. Нередко он выполнял обязанности переводчика. Как сказано в формуляре 1840 г., он был «во многих случаях занимаем переводами иностранных разговоров и бумаг на татарском диалекте». Практическая его деятельность в эти годы показала Ногмову, что он должен глубже и основательнее изучить русский язык. С этой целью Шора Ногмов в 1825 г. становится писарем 1-го Волжского казачьего полка, где он служил около 3 — 4 лет.
Жену Ногмова звали Салимат Асмаловна, то есть Исмаиловна. Ей в то время было 17 лет. Анна Стрелкова сообщает, что она была окружена черкесскими девушками, одетыми довольно нарядно. В сентябре 1821 г. Ногмов не состоял на службе, жил в ауле Кошево. По всей вероятности, в это время Ногмов ведет усиленную работу по разработке кабардинской азбуки и приступает к изучению грамматических правил родного языка. По сведениям С. Д. Нечаева, Ш. Ногмов еще в 1826 г. «намеревался представить правительству опыт таковой азбуки (кабардинской. — Т. К.) для напечатания».
В 1828 г., когда встал вопрос о формировании лейб-гвардии Кавказско-горского полуэскадрона, который должен был нести службу в Петербурге, Ш. Б. Ногмов подал прошение о зачислении его в состав эскадрона. Но в связи с переселением его аульчан из-под Бештовых гор к реке Малке, Ногмов не смог выехать в Петербург в составе полуэскадрона. Устроив свое небольшое хозяйство на новом месте, Ногмов уезжает в Нальчик, куда он был прикомандирован в 1829 г. для выполнения обязанности учителя аманатской школы.
За короткий период работы учителем Шора Бекмурзович заслужил любовь и уважение со стороны воспитанников. Даже администрация сочла необходимым отметить, что он отличается [20] «примерным усердием» и «во все сие время успел преподать малолетним детям хорошее познание в чтении азбук на русском и турецком языках». Дом Тавлиновых в Нальчике, против сквера Свободы, где размещалась тогда аманатская школа, стал, по существу, первым опорным пунктом светского образования в Кабарде. Здесь по вечерам и до поздней ночи при свете лучины можно было часто увидеть Ногмова, сидящего за чтением книг.
б) Ногмов в Петербурге
Как было сказано выше, прерывание в Петербурге составляет третий период жизни и творчества Ш. Б. Ногмова (1830 — 1835 гг.). Этот период имеет ряд особенностей. Ногмов в эти годы вступает в более зрелый возраст. Это шестилетие, по существу, явилось решающим в формировании у Ногмова идейно-теоретических, философских и научно-просветительских взглядов. Пробужденные во время его пребывания на Северном Кавказе основы его умственных и общественно-социальных взглядов под влиянием идейно-нравственной и культурной жизни Петербурга углубляются, отшлифовываются, получают дальнейшее развитие и совершенство. Они в конечном итоге становятся убеждениями, превратившими Ногмова в видного ученого-просветителя. [21]
Отправляясь в Петербург, Ногмов прежде всего имел в виду пополнить свои знания путем углубленного и систематического изучения разных наук. Он глубоко понимал, что без серьезных познаний в области филологии и истории создание грамматики родного языка невозможно. А приобретенные на Кавказе знания в области научной филологии Ногмов рассматривал как первоначальные этапы и далеко не достаточные для написания грамматики кабардинского языка, которая была его давнишней мечтой. Отличавшийся скромностью Ногмов, по существу, начинает заново изучать основы русского языка.
С присвоением Ногмову в декабре 1832 г. первого офицерского чина — корнет он получает более благоприятные условия для жизни и самообразования. Как офицер, он оставляет казарму и нанимает квартиру в тихом и отдаленном тогда от центра районе Петербурга, в так называемых Ротах, на берегу реки Фонтанки, где он живет до возвращения на Кавказ.
Яркой страницей в жизни Шоры Ногмова петербургского периода является знакомство с профессором Шармуа, который некоторое время заведовал кафедрой персидского языка в Петербургском университете. Шармуа оказал ему большую помощь в работе над грамматикой. За образец он взял русскую грамматику Н. Греча. Ногмов завершил свой первый вариант кабардинской грамматики к 1835 г. Шармуа проявил большой интерес к этому труду Шоры Бекмурзовича. Уезжая во Францию, он увез с собой экземпляр первой части грамматики.
В 1833 году появилось полное издание «Евгения Онегина», в конце 1834 года в еженедельной газете Н. И. Надеждина «Молва» И. В. Белинский опубликовал свои знаменитые «Литературные [22] мечтания». Вполне возможно, что Шора Ногмов был знаком с произведениями А. С. Пушкина, И. В. Белинского, М. Ю. Лермонтова и др. 44
Находясь в Петербурге, Ногмов изучает также труды русских историков, в особенности Карамзина («История государства Российского»), арабских и персидских авторов, знакомится с произведениями древнегреческих и римских писателей и т. д.
С этого времени начинается последний (четвертый) этап его жизни (1835 — 1844).
в) Возвращение на Кавказ.
Подготовка основных научных трудов
В 1838 г в Кабарде вспыхнуло крупное восстание крестьян против администрации, во главе которого стоял Дамалей Карданов. Оно приняло большой размах, охватило пять тысяч человек. Администрация и феодальная верхушка настолько были встревожены, что в Кабарду были введены дополнительные войска. Якуба Шарданова, который якобы подстрекал крестьян к выступлению, временно удалили из Кабарды, а на его место секретарем суда был назначен с 1839 г. Ш. Б. Ногмов.
В 1840 г. Ногмов заканчивает «Начальные правила адыгской грамматики» и посылает рукопись Шёгрену в надежде, что тот одобрит ее в печать. Однако «верный Шора» получает от своего верного друга весьма строгий отзыв на его грамматику. Шёгрен посоветовал Ногмову изменить графическую основу. Это был не совсем справедливый совет со стороны крупного ученого. Сейчас трудно установить мотивы, побудившие Шёгрена изменить русскую графику ногмовской «Грамматики» на арабскую.
Еще в 20-х годах XIX в. Ногмов собрал определенное количество песен и сказаний. Все это было предварительной работой. По-настоящему вопросы фольклора стали его занимать, очевидно, после возвращения из Петербурга в Кабарду. В особых тетрадях Ногмов записывал предания, песни и сказания, которые одновременно обрабатывал и классифицировал. Став секретарем суда в Нальчике, он получил доступ к разным записям обычного права кабардинцев, осуществленных Я. Шардановым и другими. Эти записи служили в определенной степени базой для творческого размышления Ногмова над актуальными проблемами истории, обычного права и фольклора родного народа, над которыми он так заинтересованно и любовно трудился в течение всей своей жизни.
Почти половину первого тома «Филологических трудов» Ш. Б. Ногмова составляет фольклорный материал, использованный им при написании своей «Истории». В этом томе помещены также черновые материалы для «кабардинско-русского словаря».
3. Борьба за культурное и экономическое преобразование Кабарды
Большую творческую работу Ногмов сочетал с деятельностью по экономическому и культурному преобразованию Кабарды. Через суд он продвигал прогрессивные идеи в культурном и экономическом развитии родного народа, в совершенствовании социально бытовых устоев жизни.
А что касается школы, то за ее организацию население взялось активно: были заготовлены стройматериалы, делались пожертвования. Однако правительство не спешило с решением этого вопроса. В итоге после долгого обсуждения в бюрократических учреждениях наместничества вопрос о школе остался нерешенным до 1851 г.
Но главным для него было издание первых книг по языку и истории родного народа. Работа в суде отвлекала его от научной деятельности. Давали о себе знать старые болезни. Учитывая эти обстоятельства, осенью 1842 г. Ногмов подает рапорт об освобождении его от занимаемой должности. Но суд отклонил его просьбу, ссылаясь на то, что на его место «из кабардинских чиновников в скором времени избрать невозможно». Ногмову разрешили выехать на лечение в Пятигорск. Обязанности секретаря суда были возложены на Камбота Докшукина. По просьбе начальника Кавказской [27] линии Ногмов в январе 1844 г. вернулся в суд в качестве члена суда «с отправлением и секретарской должности». Это было связано с отъездом в Петербург некоторых членов суда и секретаря Докшукина в составе делегации, которая должна была выразить преданность Кабарды императору России. 2 марта 1844 г. делегатам были вручены знамя и грамота. Тем временем Ш. Б. Ногмов, исполняя обязанности члена и секретаря суда, готовился к отъезду в Петербург.
Прав был Шёгрен, рекомендовав рукопись «Истории» Ногмова в печать.
«История» Ногмова в самом деле является не только самостоятельным исследованием, основанным главным образом на материале кабардинского фольклора, но и литературным памятником и ценным историческим источником. В этом ее особенность. Ее преимущество перед другими трудами XIX в., посвященными адыгам, состоит именно в том, что она сохранила для потомства [29] такие фольклорные и другие источники, которые дают возможность изучить процесс развития общественно-политической мысли адыгов, нюансы материальной жизни и народной идеологии в историческом плане. Некоторые авторы, на основании того, что «История» Ногмова базируется на фольклорном материале, пытаются принизить ее значение.
4. Освещение исторических проблем
«История адыхейского народа» в концентрированном выражении и в обобщенном виде дает нам представление о возникновении, накоплении и развитии исторических знаний у адыгских народов, начиная с древних времен до XVIII в. Древнему и раннесредневековому периоду Ногмов уделяет несколько глав. При написании этих глав, он кроме фольклорного материала использовал сведения, извлеченные из трудов Карамзина, русских летописей и античных писателей.
Ш. Б. Ногмов в своей «Истории» описывает гостеприимство, свадебные обряды, положение женщин в обществе, аталычество, принципы и формы воспитания девушек и мальчиков, вооружение, военное воспитание, народные игры, одежду, танцы, жилища, народный календарь, характер народных собраний и т. д. При описании этих традиционных этнографических вопросов Ногмов показал себя блестящим знатоком традиций, быта и нравов адыгских народов. Строки, посвященные этим сюжетам, лаконичны. Ногмовские замечания, мысли и догадки и до сегодняшнего дня служат для историков и этнографов отправными пунктами при исследовании вопросов общественного и семейного, быта, материальной и духовной культуры адыгских народов.
По мнению Ногмова, в ориентации Кабарды на Россию христианство играло не последнюю роль. Это вполне резонно, ибо в XVI в., во времена Темрюка, адыги были полумусульманами, полухристианами. Ш. Б. Ногмов писал: «Вероятно, что христианская вера, распространенная в древности греками между Черным и Каспийским морями, была еще в большой силе у нашего народа. Эта причина побудила его искать союза с русскими, как с единоверцами, и прибегнуть под покровительство царя Ивана Васильевича». Нельзя понять Ногмова в том смысле, что фактору религии он придавал решающее значение в выборе Темрюком внешнеполитического курса. Ногмов прямо указывает, что внутренние раздоры и внешняя опасность заставили Темрюка обратиться к России. Но в выработке этой правильной внешнеполитической линии, по мнению Ногмова, христианство сыграло свою положительную роль. Ислам, как указывает Ногмов, становится господствующей религией в Кабарде лишь в начале XVIII в.
Центральной темой в «Истории» Ногмова является вопрос о русско-кабардинских отношениях и борьбе народа против внешних врагов. Взгляды Ш. Ногмова по этим кардинальным вопросам изложены четко и аргументированно Эту проблему он старается решить в тесной связи с деятельностью отдельных личностей, в частности князя Темрюка Идарова, который возглавил борьбу за сближение Кабарды с Россией.
Ш. Б. Ногмов не употребляет слово предпосылки. Но весь ход изложения событий, связанных с борьбой против иноземных захватчиков и с внутренним состоянием края, свидетельствует о том, что он, в общем, понимал основные причины и предпосылки, толкавшие Кабарду на сближение с Россией. Внутренние раздоры, междоусобная борьба князей, вызванные развитием феодальных отношений, Ногмов рассматривает как одну из причин, ослаблявших народ в его борьбе против иноземных нашествий. Он подвергает критике тех князей и дворян, которые ориентировались на Крымское ханство и с помощью которых в Кабарде временно [32] устанавливалась власть хана и кабардинцы переносили «самые жестокие притеснения». В рукописи Ногмова, хранящейся в Историческом архиве России в Ленинграде, после этих слов следует очень важное предложение, пропущенное А. Берже при издании «Истории» в 1861 г. Ногмов писал, что крымцы обращались с кабардинцами «самым неучтивым и дерзким образом», брали все, что им вздумалось «самоуправно. Словом сказать, дошли до такой степени, что не было возможности переносить оскорбление».
Ногмов опечален тем, что в народе не было единства и сплоченности. В этом он обвиняет князей. «Сами князья были причиной бедствий своей родины; спор за право владения никогда не прекращался. Не находя достаточно сил в земле своей, они призывали чуждые племена и под предлогом, что отыскивают законное достояние, предавали свою землю на разграбление иноплеменникам».
Обрисовав внутреннее и внешнее положение Кабарды, Ногмов пришел к выводу, что «уже близка была минута решительного перелома, с наступлением коего, вероятно, исчезла бы и политическая самобытность Кабарды».
Проблема сближения Кабарды с Россией является одной из центральных в его «Истории». «Темрюк с некоторыми кабардинскими князьями дал присягу в верности русскому царю Ивану Васильевичу и обязался помогать ему в войнах с султаном и Тавридой», — пишет Ногмов. Как констатирует Ногмов, «более всего [33] народ был обрадован союзом и покровительством России». Воодушевленные этим союзом, кабардинцы во главе с Темрюком на протяжении многих лет, при поддержке русских войск, вели ожесточенную борьбу против усилившейся агрессии крымских ханов, сильно обеспокоенных вступлением «Темрюка в сообщение с Россией».
Политический союз Кабарды и России 1557 г., говоря словами Ногмова, крайне тревожил крымского хана». Кабардинский вопрос приобрел международный характер. Османская Турция и Крымское ханство отказывались признавать факт заключения союза между Кабардой и Россией, А Россия всегда поддерживала свою новую союзницу, занимавшую важное стратегическое положение на Северном Кавказе.
В своей «Истории» Ногмов уделил определенное место показу социальной структуры кабардинского общества. Он обрисовал сложную феодальную иерархию. Крестьянство Ногмов делит на четыре категории, которые он неправильно называет классами. Симпатия Ногмова на стороне холопа Машуко и его соратников, поднявших знамя борьбы против пши-орков и крымских ханов, эти и другие проблемы имеют непреходящее значение и заслуживают углубленного исследования.
5. Скромность и трудолюбие Ногмова. Оценка деятельности
Скромность и трудолюбие Ногмова снискали ему уважение всех, с кем он встречался и имел какие-либо отношения. На эту особую черту личности Ногмова вынуждены были обратить внимание даже его недоброжелатели, которых он подвергал критике. Кабардинский временный суд характеризовал Ногмова как человека «в хорошей нравственности и бескорыстный». Общительность, скромность и обаяние Ногмова сделали его еще в молодости популярным среди жителей колонии Карасс и приезжих на минеральные воды для лечения. Неспроста С. Д. Нечаев писал о нем: «Известный всем приезжим Шора». А академик Шёгрен, который высоко ценил дружбу с Ногмовым, говорил о нем «. верный Шора, верный дом». Обобщающей характеристикой его личности является отзыв Шёгрена на его рукописное наследство. Академик называет его глашатаем прогресса, который «неусыпными трудами старался» искоренить невежество, первопроходцем, пламенно стремившимся к распространению образования среди соотечественников, отличавшимся примерной скромностью и трудолюбием.
О величайшей скромности и добросовестности Ногмова говорят следующие слова из его «Предисловия» к грамматике 1843 г.: «Я старался выполнять все, сколь возможно яснее и лучше, я увлекался, или превратно толковал образцы, мне служившие к изучению грамматических правил. Исправление таковых ошибок принадлежит ученым этимологистам, знающим или со временем [35] узнающим наш язык». Далее Ногмов заключает: «Если мне продолжить мои собственные замечания (выделено нами. — Т. К.) и того более замечания людей опытных и знающих основательно другие языки, то таковых заметок должно накопиться более, нежели самый труд. Молю провидение. чтобы явился мне последователь в любви к родному языку, но последователь более искусный» 72 Эти слова не нуждаются в комментарии. Они и в наше время для многих ученых звучат как гимн, призыв и наставление скромного ученого и просветителя, совершившего в период реакции «ученый подвиг» ради любви к отечеству.
Ногмов Ш. Б. вошел в историю как оригинальный, неповторимый деятель науки и культуры. Ногмов с огорчением указывал, что очень трудно отвечать на вопрос, для кого составлена грамматика, ибо соотечественники до сих пор «не только не имеют никакой письменности, даже никакой грамоты». Но как прогрессивный [36] деятель, понимавший логику движения социальных и культурных процессов, он признавал наличие у кабардинцев материальных и духовных средств и условий для реализации идеи просвещения среди своих соплеменников Вот почему он имел основание сказать следующие вещие слова: «. при начатии труда моего сердечное убеждение говорило мне, что придет время, когда в душе грубого горца вспыхнет чудное чувство — светильник жизни — любовь к знанию, ударит и для нас час, когда мы все примемся за грамоту, книги и письмо. Для этого-то времени составлен этот труд, труд многих лет, забытый, быть может, пренебрежный, он некогда пробудит благодарное воспоминание потомства учащегося. что недолго осталось до сего счастливого времени. Я не доживу, не увижу, быть может, этой сладкой минуты, когда родина моя оставит все то, что отделяет ее от людей просвещенных, когда обратится она к добру и познанию! О! Тогда как много душа моя почувствует сладостных ощущений». Эти слова Ногмова являются заключительным аккордом его идейных взглядов.
6. Сын Ш. Б. Ногмова Ерустан
По инициативе Ш. Б. Ногмова в 1839 г. его сын Ерустан и 9-летний Беслан Абуков 78 (сын подполковника Хаджи Абукова) были отправлены в Петербург для зачисления в известный в то время своими традициями Павловский кадетский корпус. 15 октября 1845 г, спустя год после смерти отца, в звании корнета Ерустан начинает службу в гусарском полку «ее величества великой княжны Ольги Николаевны». В 1849 г. он получает звание поручика. В этом полку он прослужил до 1851 г. Затем получает назначение в Донской казачий № 26 полк. Здесь Ерустан прослужил более года и в декабре 1852 г. был прикомандирован к Кубанскому казачьему полку, где несет службу до октября 1854 г. 79
В 60-х годах XIX в в связи с проведением в Терской области аграрно-крестьянской реформы была создана сословно-поземельная комиссия под председательством Д. С. Кодзокова, который хорошо знал семью Шоры Ногмова. Чтобы привлечь Ерустана к работе по проведению реформы в Кабарде, Кодзоков ходатайствует перед военной администрацией об откомандировании поручика Ногмова в Нальчик. В марте 1871 г. он был введен в состав сословной комиссии. А до этого выполнял различные поручения, как доверенное лицо Кодзокова.
По инициативе Кодзокова несколько раз был поднят вопрос об улучшении материального положения семьи Ш. Б. Ногмова: В своем докладе, составленном в декабре 1863 г., от имени комиссии Кодзоков ходатайствовал перед властями о наделении семьи Шоры землей за счет земель жителей Абуковского аула (подполковник Хаджи Абуков), переселившихся в Турцию. В докладе Кодзоков тепло отзывается о Шоре Ногмове, о его деятельности, говоря, что это достойный человек, «резко выдававшийся из рода кабардинцев». Кодзоков писал; «. как комиссии положительно известно, что оставленное им семейство находится в крайней бедности» 82 (выделено нами. — Т.К.), то она считает необходимым исполнить ранее принятое решение о наделении семьи Ногмова землей. Однако решение вопроса затянулось.
Документ этот может пролить свет на некоторые стороны жизни Ерустана. Возникает вопрос, почему Салимат решила обратиться к властям с такой просьбой. Она хотела, чтобы официально за ней и ее дочерью Кульандам была закреплена часть земли, предназначенная семье Шоры за его заслуги. Такое решение гарантировало бы им безбедное существование. Письмо вдовы Ногмова можно понять и в том смысле, что она была обеспокоена тем, что сын ее вряд ли сумеет рационально использовать эти земли. Скрытую в прошении мысль матери как будто подтвердила последующая жизнь Ерустана. Об этом скажем ниже.
Администрация объявила Салимат. что «земля пожалована» «трем сыновьям Шоры Ногмова». Но в связи с переселением двух сыновей Шоры, Иришида и Эривана, в 1870 г. в Турцию, «его императорским величеством наместником Кавказским из означенной земли (750 дес.) предназначено поручику Ерустану Ногмову 500 дес. за личные его заслуги, а остающиеся 250 десятин обращены в запас для нужд кабардинцев». Власти учли также то обстоятельство, что по обычаю кабардинцев женщины не получали наследства. Так наместник Кавказский и его ставленники оставили вдову Ногмова без средств существования. В 1875 г. земельный участок был отмежеван Ерустану, а спустя шесть лет, в 1881 г., он продал свой участок № 135 дочери известного поэта и общественного деятеля России А. С. Хомякова Екатерине Алексеевне Хомяковой, которая построила на этой земле церковь с приютом для детей сирот. Опасение Салимат Ногмовой подтвердилось, она осталась без земельного участка в «бедном состоянии».
Известно и еще одно обстоятельство, связанное с «землей Ногмова». В феврале 1894 г. отставной поручик Ерустан Ногмов, проживавший в сел. Ашабово, обращается к начальнику Терской области с просьбой о наделении его землей сполна в 750 десятин, в прежних нормах, какая была установлена еще в 60-х годах. Он, [39] видимо, надеялся получить еще 250 десятин от общего надела, урезанного в связи с переселением его братьев в Турцию. Но ему отказали в просьбе в связи с тем, что он однажды уже был наделен землей.
Е. Ногмов принимал участие в организации Д. С. Кодзоковым коннозаводского хозяйства. Он назначил Ерустана надзирателем созданного им в начале 1971 г на берегу р. Малки конезавода. Кодзоков всегда отзывался о нем положительно и выражал ему полное доверие в решении своих личных и других вопросов. От имени Кодзокова Ерустан Ногмов подписывал документы. В одной из архивных папок подшит пришедший от времени в ветхое состояние лист бумаги, на котором написаны следующие слова: «Милостивый государь Ерустан Ногмов. Не имея возможности лично присутствовать при отмежевании землемером есаулом Яровым пожалованного мне участка земли, покорно прошу Вас находиться за меня при таковом, подписывать документы, подавать в случае надобности просьбы, и что Вы по сему учините, в том Вам верю и спорить не буду». Текст доверенности написан секретарем под диктовку Д. С. Кодзокова. Подписывая доверенность своей рукой, он добавил: «С совершенным почтением имею честь быть покорным слугой. Статский советник Дмитрий Степанович Кодзоков. 14 октября 1871 г. »
Переиздание «Истории» Ш. Б. Ногмова. Общественно-политические взгляды Ерустана Ногмова проявились и в переиздании «Истории» своего отца. В этом акте он видел большое положительное общественное явление. Ерустан понимал необходимость изучения истории своего народа. Чтобы внести лепту в решение этой задачи, он переиздает «Историю адыхейского народа», пользуясь при этом поддержкой Кодзокова. Говоря о мотивах переиздания книги, Ерустан Ногмов в своем «Предисловии» отмечает, что «История адыхейского народа», изданная в Тифлисе всего в количестве 20 экземпляров, «ныне сделалась большой библиографической редкостью». Между тем сведения об адыгских народах «можно встретить в печати лишь весьма редко и то в виде кратких заметок, разбросанных в разных периодических русских и иностранных изданиях давно минувшего времени». Что касается адыгов и, в частности, кабардинцев, — пишет он далее, — то они «о своем прошлом или совершенно ничего не знают, или же имеют о нем до невозможности смутное и сбивчивое представление». «Вот почему, — пишет Урустан Ногмов, — и, уступая желаниям многих заслуженных и лучших людей современной Кабарды, я решился еще издать эту книгу и тем самым снова вызвать из забвения прошлое о дорогих нам наших сородичах, поколения которых, под сению благотворной русской власти, освободились от тяжкого [40] рабства, избавились от права сильного и ныне спокойно преуспеваем на поприще мирного труда и цивилизации». К тем заслуженным лучшим людям, которых Ерустан, к сожалению, не называет по имени, безусловно относились К. Атажукин, Д. Кодзоков, Т. Кашежев, П. Тамбиев, Адыге и другие, которые настояли на переиздании «Истории» Шоры Ногмова.
В своем предисловии Е. Ногмов идеализирует политику царского правительства, утверждая, что Кабарда спокойно преуспевала на поприще мирного труда и цивилизации. Освобождение крестьян он относит к заслугам «русской власти». Но вместе с тем, надо сказать, что Ерустан Ногмов правильно понимал некоторые положительные сдвиги в обществе. В частности, он пишет, что кабардинцы освободились от «тяжкого рабства», избавились от произвола князей и дворян и становятся на путь более прогрессивного развития, чем это было в прошлом.
Текст для нового издания Ерустан подготовил еще в 1890 г. На книге стоит печать цензора: «Дозволено цензурой. Тифлис, 10 июня 1890 г.». «Предисловие» Ерустан написал 28 июня 1891 г. в г. Пятигорске, где он часто и подолгу жил. Но на титульном листе книги имеется пометка: «Издатель Ерустан-Шора-Бекмурзин-Ногмов. Пятигорск, 1893 г. Типография И. П. Афанасьева». Как видно, переиздание затянулось на три года. Полное название третьего издания «Истории» Шоры Ногмова таково: «История адыхейского народа, составленная по преданиям кабардинцев Шора-Бекмурзиным Ногмовым, дополненная и исправленная сыном его Ерустаном-Шора-Бекмурзиным Ногмовым» За основу нового издания Ерустан взял издание 1861 г.
Предполагают, что Ерустан умер в конце 90-х годов XIX — начале XX в. В 1905 г. решением съезда доверенных Кабарды и Балкарии с него был списан долг в Кабардинскую общественную сумму в размере 673 руб.
Рассказы старожилов о потомках Ногмова. Ерустан Ногмов имел жену по имени Наго из фамилии Аджневых. В архивах и литературе нет сведений о том, что у них были дети. Но есть указание о том, что с ними жил племянник Шамгун, сын брата Иришида, переселившегося в Турцию в 1870 году. По рассказам старожилов, Шамгун родился в Турции. Юношей, по просьбе Ерустана, он приехал к нему на постоянное жительство и был им усыновлен. Семья Е. Ногмова, его мать и сестра проживали не в сел. Кармово (нынешнее Каменномостское), а в сел. Ашабово (ныне Малка). Эта существенная поправка, внесенная Ерустаном, дает возможность внести коррективы в установившееся положение о том, что Ш. Б. Ногмов жил в Кармове. Ведь до переселенческой реформы 60-х годов название Кармово носило нынешнее сел. Малка, куда Ш. Б. Ногмов еще в 1828 г. переселился с другими жителями из-под Бештау (Аджи аула — Хажихабла). Там он и жил до конца своей жизни. После переселения кармовцев из Ашабово (Малки) к Каменному Мосту селение стало называться Кармовым, а постоянным местом жительства Ногмовых осталось сел. Ашабово. Поэтому поправка Ерустана к новому изданию «Истории» Шоры Ногмова имеет принципиальное значение.
Еще в 60-х годах XX в. информаторы мне рассказывали, что Ерустан имел усадьбу, на которой стоял дом, крытый железной крышей. По их сведениям, он снесен в 1937 г., и на этом месте находилась баклаборатория.
По сведениям старожилов, дочь Шоры Ногмова вышла замуж за Шолоха Альмова, от которого родился сын Батырбек (внук Шоры Ногмова), а у него в 1892 г. родилась дочь Фатима (Кунива) [42] — правнучка Ш. Б. Ногмова, мать Ляны Карачаевны Шауцуковой. Усыновленный Ерустаном Шамгун Иришидович от брака с К1ук1уэ (Куко) имел двух сыновей — Шору (умер в 12 лет от тифа), названного в память (прадеда) автора «Истории адыхейского народа», и Хамида.
Как рассказывают старожилы, после смерти матери маленький Хамид был взят на воспитание Хаухуном Бижевым, который и дал ему свою фамилию, выражая тем самым свое глубокое уважение к Шоре и Ерустану Ногмовым. Племянник Ерустана Шамгун был убит в 1918 или 1919 г. неизвестными лицами. Говорят, Хамид закончил педагогические курсы в Пятигорске и в 30-х годах работал преподавателем в сельских школах Сармаково и Камлюко. Затем окончил военное училище. Погиб на фронте в районе Житомира.
Хамид Шамгунович Ногмов-Бижев имел двух детей: сына Валентина и дочь Нину, родившихся в начале 1940-х годов.
В 1960 г. решением народного суда Зольского района Нина Хамидовна Бижева (по мужу Махова) была признана правнучкой Шоры Бекмурзовича Ногмова.
Итак, жизнь и деятельность Ерустана Ногмова, являясь составной частью общего пореформенного развития Кабарды, показывают позитивные изменения, происходившие в общественной жизни народа под влиянием новых социально-экономических и культурных факторов, как и изменения в мировоззрении формирующейся местной интеллигенции, выражавшей интересы зарождающейся буржуазии.
Текст воспроизведен по изданию: Ш. Б. Ногмов. История адыхейского народа, составленная по преданиям кабардинцев. Нальчик. Эльбрус. 1994