Нельзя сказать что у манилова есть запросы
Тотальный диктант 2019 Часть 2. Простое сердце Поп
Часть 2. Простое сердце
В поэме Гоголя «Мёртвые души» каждый герой олицетворяет те или иные человеческие пороки. Ноздрёв – авантюрист, игрок, проматывающий состояние, заработанное тяжким чужим трудом. Манилов – пустой мечтатель, любитель громких, напыщенных фраз, нисколько не заботящийся о своём имении. Собакевич, напротив, приверженец всего материального, вообще лишённый каких бы то ни было духовных запросов. Плюшкин и вовсе «прореха на человечестве», скупердяй, совершенно потерявший человеческое обличье.
Сложнее с Настасьей Петровной Коробочкой — единственной женщиной в ряду этих персонажей. В чём её порок и что отличает её от других героев поэмы? Она не фанатик вроде Собакевича, колодец у которого обшит корабельным дубом, и не похожа на Манилова, помешанного на красоте усадебных строений. Коробочка не транжирит деньги, как Ноздрёв, имение у неё небольшое, зато доходное. Она расчётлива, но, в отличие от Плюшкина, не скупа: накормила Чичикова вкусным и сытным завтраком, где были грибки, и пирожки, и блины с топлёным маслицем.
Коробочка простосердечна, но страх перед новым у нее доведен до крайности. Все вокруг меняется, а она все так же живет по старинке. Ее связь с миром осуществляется по традиционной схеме «товар — деньги — товар», которую нарушает Чичиков: покупая «мертвые души», он деньги отдает, а реальный товар не получает. Это и настораживает Коробочку.
В результате именно Коробочка ломает изобретённую Чичиковым криминальную схему. Коробочка едет в город, чтобы узнать, не изменился ли внешний мир, не торгуют ли там уже и «мёртвыми душами», не продешевила ли она. Разгорается скандал, вынуждающий Чичикова бежать из города куда глаза глядят. Так консерватор Коробочка побеждает Чичикова-модерниста.
Конечно, будущие чичиковы придумают новые махинации, на первый взгляд бессмысленные, но приносящие вполне ощутимый доход. Однако на всякого хитреца найдётся своя Коробочка, от простых вопросов которой сбежит очередной ловец душ.
Статистика:
Исходник: Слов—знаков 273-1683
«Перевод»: Слов—знаков 314-1720
Издержки перевода, превышение: слов—знаков 15%—2%
Гоголя «Мертвые души» поэма, и каждый герой в ней
те иль иные пороки людские олицетворяет.
Вот вам Ноздрев, авантюрный игрок, состоянье на ветер
бросить готов, то, что тяжким трудом доставалось кому-то.
Вот вам Манилов, именье свое позабыл-позабросил,
с речью пустой краснобай, прожектер и мечтатель слащавый.
А Собакевич – напротив приверженец благ матерьяльных,
напрочь лишенный каких-то духовных запросов.
Плюшкин и вовсе, свое потерявший обличье, «прорехой
на человечестве» назван был за скупердяйство.
Сложнее
дело с Настасьей Петровной Коробочкой, женщиной коя
быть ухитрилась единственной средь персонажей. Но в чем же
был персональный порок ее, что от других отличает?
Вовсе она не фанатик, как тот Собакевич, который
дубом обшил корабельным колодец. Не брат ей Манилов,
что на красе приусадебных архитектоник помешан.
Деньги она не транжирит, подобно Ноздреву, именье
хоть небольшое ее, но доходное крайне. Она же
очень расчетлива, но не скупа, словно Плюшкин, к примеру
завтраком вкусным и сытным она накормила героя,
с маслом топленым блины подала, и грибки с пирожками.
Простосердечна Коробочка, только вот страх перед новым
был у нее доведен до предела. В изменчивом мире
жить продолжала она по старинке. И связь ее с миром
осуществляется по устоявшейся схеме, товар где
вам обменяют на деньги, чтоб снова их сделать товаром.
Схему привычную Чичиков рушит, за «мертвые души»
деньги отдаст, а реальный товар не получит. И это
так беспокоит Коробочку,
Нельзя сказать что у манилова есть запросы
Н. В. Гоголь. Рисунок художника К. Мазера. 1840 г. Институт русской литературы (Пушкинский Дом) Академии Наук СССР.
Мертвые души. Том первый
В ворота гостиницы губернского города NN въехала довольно красивая рессорная небольшая бричка, в какой ездят холостяки: отставные подполковники, штабс-капитаны, помещики, имеющие около сотни душ крестьян, словом, все те, которых называют господами средней руки. В бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод. Въезд его не произвел в городе совершенно никакого шума и не был сопровожден ничем особенным; только два русские мужика, стоявшие у дверей кабака против гостиницы, сделали кое-какие замечания, относившиеся, впрочем, более к экипажу, чем к сидевшему в нем. «Вишь ты», сказал один другому, «вон какое колесо! Что ты думаешь, доедет то колесо, если б случилось в Москву, или не доедет?» — «Доедет», отвечал другой. «А в Казань-то, я думаю, не доедет?» — «В Казань не доедет», отвечал другой. — Этим разговор и кончился. Да еще, когда бричка подъехала к гостинице, встретился молодой человек в белых канифасовых панталонах, весьма узких и коротких, во фраке с покушеньями на моду, из-под которого видна была манишка, застегнутая тульскою булавкою с бронзовым пистолетом. Молодой человек оборотился назад, посмотрел экипаж, придержал рукою картуз, чуть не слетевший от ветра, и пошел своей дорогой.
Когда экипаж въехал на двор, господин был встречен трактирным слугою, или половым, как их называют в русских трактирах, живым и вертлявым до такой степени, что даже нельзя было рассмотреть, какое у него было лицо. Он выбежал проворно с салфеткой в руке, весь длинный и в длинном демикотонном сюртуке со спинкою чуть не на самом затылке, встряхнул волосами и повел проворно господина вверх по всей деревянной галдарее показывать ниспосланный ему богом покой. — Покой был известного рода; ибо гостиница была тоже известного рода, то-есть именно такая, как бывают гостиницы в губернских городах, где за два рубля в сутки проезжающие получают покойную комнату с тараканами, выглядывающими, как чернослив, из всех углов, и дверью в соседнее помещение, всегда заставленною комодом, где устроивается сосед, молчаливый и спокойный человек, но чрезвычайно любопытный, интересующийся знать о всех подробностях проезжающего. Наружный фасад гостиницы отвечал ее внутренности: она была очень длинна, в два этажа; нижний не был выщекатурен и оставался в темнокрасных кирпичиках, еще более потемневших от лихих погодных перемен и грязноватых уже самих по себе; верхний был выкрашен вечною желтою краскою; внизу были лавочки с хомутами, веревками и баранками. В угольной из этих лавочек, или, лучше, в окне, помещался сбитенщик с самоваром из красной меди и лицом так же красным, как самовар, так что издали можно бы подумать, что на окне стояло два самовара, если б один самовар не был с черною, как смоль, бородою.
Пока приезжий господин осматривал свою комнату, внесены были его пожитки: прежде всего чемодан из белой кожи, несколько поистасканный, показывавший, что был не в первый раз в дороге. Чемодан внесли кучер Селифан, низенькой человек в тулупчике, и лакей Петрушка, малый лет тридцати, в просторном подержаном сюртуке, как видно с барского плеча, малый немного суровый на взгляд, с очень крупными губами и носом. Вслед за чемоданом внесен был небольшой ларчик красного дерева, с штучными выкладками из карельской березы, сапожные колодки и завернутая в синюю бумагу жареная курица. Когда всё это было внесено, кучер Селифан отправился на конюшню возиться около лошадей, а лакей Петрушка стал устроиваться в маленькой передней, очень темной конурке, куда уже успел притащить свою шинель и вместе с нею какой-то свой собственный запах, который был сообщен и принесенному вслед за тем мешку с разным лакейским туалетом. В этой конурке он приладил к стене узенькую трехногую кровать, накрыв ее небольшим подобием тюфяка, убитым и плоским, как блин, и, может быть, так же замаслившимся, как блин, который удалось ему вытребовать у хозяина гостиницы.
Покамест слуги управлялись и возились, господин отправился в общую залу. Какие бывают эти общие залы — всякой проезжающий знает очень хорошо: те же стены, выкрашенные масляной краской, потемневшие вверху от трубочного дыма и залосненные снизу спинами разных проезжающих, а еще более туземными купеческими, ибо купцы по торговым дням приходили сюда сам-шест и сам-сём испивать свою известную пару чаю; тот же закопченный потолок, та же копченая люстра со множеством висящих стеклышек, которые прыгали и звенели всякий раз, когда половой бегал по истертым клеенкам, помахивая бойко подносом, на котором сидела такая же бездна чайных чашек, как птиц на морском берегу; те же картины во всю стену, писанные масляными красками; словом, всё то же, что и везде; только и разницы, что на одной картине изображена была нимфа с такими огромными грудями, каких читатель, верно, никогда не видывал. Подобная игра природы, впрочем, случается на разных исторических картинах, неизвестно в какое время, откуда и кем привезенных к нам в Россию, иной раз даже нашими вельможами, любителями искусств, накупившими их в Италии, по совету везших их курьеров. Господин скинул с себя картуз и размотал с шеи шерстяную, радужных цветов косынку, какую женатым приготовляет своими руками супруга, снабжая приличными наставлениями, как закутываться, а холостым, наверное не могу сказать, кто делает, бог их знает: я никогда не носил таких косынок. Размотавши косынку, господин велел подать себе обед. Покамест ему подавались разные обычные в трактирах блюда, как-то: щи с слоеным пирожком, нарочно сберегаемым для проезжающих в течение нескольких неделей, мозги с горошком, сосиски с капустой, пулярку жареную, огурец соленый и вечный слоеный сладкий пирожок, всегда готовый к услугам; покамест ему всё это подавалось, и разогретое и просто холодное, он заставил слугу, или полового, рассказывать всякий вздор о том, кто содержал прежде трактир и кто теперь, и много ли дает дохода, и большой ли подлец их хозяин; на что половой по обыкновению отвечал: «О, большой, сударь, мошенник». Как в просвещенной Европе, так и в просвещенной России есть теперь весьма много почтенных людей, которые без того не могут покушать в трактире, чтоб не поговорить с слугою, а иногда даже забавно пошутить над ним. Впрочем, приезжий делал не всё пустые вопросы; он с чрезвычайною точностию расспросил, кто в городе губернатор, кто председатель палаты, кто прокурор, словом — не пропустил ни одного значительного чиновника; но еще с большею точностию, если даже не с участием, расспросил обо всех значительных помещиках, сколько кто имеет душ крестьян, как далеко живет от города, какого даже характера и как часто приезжает в город; расспросил внимательно о состоянии края: не было ли каких болезней в их губернии, повальных горячек, убийственных каких-нибудь лихорадок, оспы и тому подобного, и всё так обстоятельно и с такою точностию, которая показывала более, чем одно простое любопытство. В приемах своих господин имел что-то солидное и высмаркивался чрезвычайно громко. Неизвестно, как он это делал, но только нос его звучал, как труба. Это, повидимому, совершенно невинное достоинство приобрело, однако ж, ему много уважения со стороны трактирного слуги, так что он всякий раз, когда слышал этот звук, встряхивал волосами, выпрямливался почтительнее и, нагнувши с вышины свою голову, спрашивал: не нужно ли чего? После обеда господин выкушал чашку кофею и сел на диван, подложивши себе за спину подушку, которую в русских трактирах вместо эластической шерсти набивают чем- то чрезвычайно похожим на кирпич и булыжник. Тут начал он зевать и приказал отвести себя в свой нумер, где, прилегши, заснул два часа. Отдохнувши, он написал на лоскутке бумажки, по просьбе трактирного слуги, чин, имя и фамилию, для сообщения, куда следует, в полицию. На бумажке половой, спускаясь с лестницы, прочитал по складам следующее: Коллежский советник Павел Иванович Чичиков, помещик, по своим надобностям. Когда половой всё еще разбирал по складам записку, сам Павел Иванович Чичиков отправился посмотреть город, которым был, как казалось удовлетворен, ибо нашел, что город никак не уступал другим губернским городам: сильно била в глаза желтая краска на каменных домах и скромно темнела серая на деревянных. Домы были в один, два и полтора этажа, с вечным мезонином, очень красивым, по мнению губернских архитекторов. Местами эти дома казались затерянными среди широкой, как поле, улицы и нескончаемых деревянных заборов; местами сбивались в кучу, и здесь было заметно более движения народа и живописи. Попадались почти смытые дождем вывески с кренделями и сапогами, кое-где с нарисованными синими брюками и подписью какого-то Аршавского портного; где магазин с картузами, фуражками и надписью: «Иностранец Василий Федоров»; где нарисован был билиярт с двумя игроками во фраках, в какие одеваются у нас на театрах гости, входящие в последнем акте на сцену. Игроки были изображены с прицелившимися киями, несколько вывороченными назад руками и косыми ногами, только что сделавшими на воздухе антраша. Под всем этим было написано: «И вот заведение». Кое-где просто на улице стояли столы с орехами, мылом и пряниками, похожими на мыло; где харчевня с нарисованною толстою рыбою и воткнутою внес вилкою. Чаще же всего заметно было потемневших двуглавых государственных орлов, которые теперь уже заменены лаконическою надписью: «Питейный дом». Мостовая везде была плоховата. Он заглянул и в городской сад, который состоял из тоненьких дерев, дурно принявшихся, с подпорками внизу в виде треугольников, очень красиво выкрашенных зеленою масляною краскою. Впрочем, хотя эти деревца были не выше тростника, о них было сказано в газетах при описании иллюминации, что город наш украсился, благодаря попечению гражданского правителя, садом, состоящим из тенистых, широковетвистых дерев, дающих прохладу в знойный день, и что при этом было очень умилительно глядеть, как сердца граждан трепетали в избытке благодарности и струили потоки слез в знак признательности к господину градоначальнику. Расспросивши подробно буточника, куда можно пройти ближе, если понадобится к собору, к присутственным местам, к губернатору, он отправился взглянуть на реку, протекавшую посредине города, дорогою оторвал прибитую к столбу афишу с тем, чтобы, пришедши домой, прочитать ее хорошенько, посмотрел пристально на проходившую по деревянному тротуару даму недурной наружности, за которой следовал мальчик в военной ливрее, с узелком в руке, и, еще раз окинувши всё глазами, как бы с тем, чтобы хорошо припомнить положение места, отправился домой прямо в свой нумер, поддерживаемый слегка на лестнице трактирным слугою. Накушавшись чаю, он уселся перед столом, велел подать себе свечу, вынул из кармана афишу, поднес ее к свече и стал читать, прищуря немного правый глаз. Впрочем, замечательного немного было в афишке: давалась драма г. Коцебу, в которой Ролла играл г. Поплёвин, Кору — девица Зяблова, прочие лица были и того менее замечательны; однако же он прочел их всех, добрался даже до цены партера и узнал, что афиша была напечатана в типографии губернского правления, потом переворотил на другую сторону узнать, нет ли и там чего-нибудь, но, не нашедши ничего, протер глаза, свернул опрятно и положил в свой ларчик, куда имел обыкновение складывать всё, что ни попадалось. День, кажется, был заключен порцией холодной телятины, бутылкою кислых щей и крепким сном во всю насосную завертку, как выражаются в иных местах обширного русского государства.
Мертвые души (Том 1) (16 стр.)
И в самом деле, Манилов наконец услышал такие странные и необыкновенные вещи, какие еще никогда не слыхали человеческие уши.
— Как-с? извините. я несколько туг на ухо, мне послышалось престранное слово.
Манилов выронил тут же чубук с трубкою на пол и как разинул рот, так и остался с разинутым ртом в продолжение нескольких минут. Оба приятеля, рассуждавшие о приятностях дружеской жизни, остались недвижимы, вперя друг в друга глаза, как те портреты, которые вешались в старину один против другого по обеим сторонам зеркала. Наконец Манилов поднял трубку с чубуком и поглядел снизу ему в лицо, стараясь высмотреть, не видно ли какой усмешки на губах его, не пошутил ли он; но ничего не было видно такого, напротив, лицо даже казалось степеннее обыкновенного; потом подумал, не спятил ли гость как-нибудь невзначай с ума, и со страхом посмотрел на него пристально; но глаза гостя были совершенно ясны, не было в них дикого, беспокойного огня, какой бегает в глазах сумасшедшего человека, все было прилично и в порядке. Как ни придумывал Манилов, как ему быть и что ему сделать, но ничего другого не мог придумать, как только выпустить изо рта оставшийся дым очень тонкой струею.
— Итак, я бы желал знать, можете ли вы мне таковых, не живых в действительности, но живых относительно законной формы, передать, уступить или как вам заблагорассудится лучше?
Но Манилов так сконфузился и смешался, что только смотрел на него
извините. я, конечно, не мог получить такого блестящего образования, какое, так сказать, видно во всяком вашем движении; не имею высокого искусства выражаться. Может быть, здесь. в этом, вами сейчас выраженном изъяснении. скрыто другое. Может быть, вы изволили выразиться так для красоты слога?
— Как, на мертвые души купчую?
Последние слова понравились Манилову, но в толк самого дела он все-таки никак не вник и вместо ответа принялся насасывать свой чубук так сильно, что тот начал наконец хрипеть, как фагот. Казалось, как будто он хотел вытянуть из него мнение относительно такого неслыханного обстоятельства; но чубук хрипел и больше ничего.
— Может быть, вы имеете какие-нибудь сомнения?
— О! помилуйте, ничуть. Я не насчет того говорю, чтобы имел какое-нибудь, то есть, критическое предосуждение о вас.
Характеристика Манилова в поэме «Мертвые души», описание, характер, внешность
 |
| Манилов. Художник П. Боклевский |
Помещик Манилов является одним из ярких персонажей поэмы «Мертвые души» Гоголя. Это первый помещик, к которому заезжает господин Чичиков с целью купить «мертвые души».
Господин Манилов впервые появляется в 1-ой главе поэмы на вечере у губернатора. Подробное описание самого Манилова, его усадьбы, крестьян и семьи можно найти во 2-ой главе произведения.
Ниже представлена цитатная характеристика Манилова в поэме «Мертвые души», описание характера и внешности героя.
Характеристика Манилова в поэме «Мертвые души», описание, характер, внешность
 |
| Манилов. Художник П. Боклевский |
Помещик Манилов является мужчиной средних лет:
«. Помещик Манилов, еще вовсе человек не пожилой. «
«. Он улыбался заманчиво, был белокур, с голубыми глазами. «
«. с господином в медведях, крытых коричневым сукном, и в теплом картузе с ушами. «
«. хозяина, который стоял в зеленом шалоновом сюртуке. «
«. имевший глаза сладкие, как сахар, и щуривший их всякий раз, когда смеялся. «
«. сказал Манилов, явя в лице своем выражение не только сладкое, но даже приторное. «
«. черты лица его были не лишены приятности, но в эту приятность, казалось, чересчур было передано сахару. «
«. имевший глаза сладкие, как сахар, и щуривший их всякий раз, когда смеялся. «
«. с улыбкою и от удовольствия почти совсем зажмурил глаза, как кот, у которого слегка пощекотали за ушами пальцем. «
«. У Манилова от радости остались только нос да губы на лице, глаза совершенно исчезли. «
«. куря трубку, которую курить сделал привычку, когда еще служил в армии. «
«»Лизанька», сказал Манилов с несколько жалостливым видом: «Павел Иванович оставляет нас!»»
«Жена его. впрочем, они были совершенно довольны друг другом. Несмотря на то, что минуло более восьми лет их супружеству, из них все еще каждый приносил другому или кусочек яблочка, или конфетку, или орешек и говорил трогательно-нежным голосом, выражавшим совершенную любовь. «
«Словом, они были то, что говорится счастливы.»
«Фемистоклюс!» сказал Манилов, обратившись к старшему. «
«. в армии, где считался скромнейшим, деликатнейшим и образованнейшим офицером. «
«. с весьма обходительным и учтивым помещиком Маниловым. «
«. господа, которых много на свете, которые с вида очень похожи между собою. «
«. В первую минуту разговора с ним не можешь не сказать: «Какой приятный и добрый человек!» В следующую за тем минуту ничего не скажешь, а в третью скажешь: «Черт знает что такое!» – и отойдешь подальше; если ж не отойдешь, почувствуешь скуку смертельную.»
«. В оборотах самых тонких и приятных он рассказал. «
«. Один Бог разве мог сказать, какой был характер Манилова. Есть род людей, известных под именем: люди так себе, ни то ни се, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан, по словам пословицы. Может быть, к ним следует примкнуть и Манилова. «
«От него не дождешься никакого живого или хоть даже заносчивого слова, какое можешь услышать почти от всякого, если коснешься задирающего его предмета. У всякого есть свой задор [. ] словом, у всякого есть свое, но у Манилова ничего не было.»
«Дома он говорил очень мало и большею частию размышлял и думал, но о чем он думал, тоже разве Богу было известно.»
«. я несколько туг на ухо, мне послышалось престранное слово…» (Манилов о себе)
«. подивился чистоте и красоте почерка. – Славно написано. не нужно и переписывать. » (Чичиков о почерке Манилова)
«Хозяйством нельзя сказать чтобы он занимался, он даже никогда не ездил на поля, хозяйство шло как-то само собою. «
«. я тоже предполагал, большая смертность; совсем неизвестно, сколько умерло. «
«Конечно, можно бы заметить, что в доме есть много других занятий, кроме продолжительных поцелуев и сюрпризов, и много бы можно сделать разных запросов. Зачем, например, глупо и бестолку готовится на кухне? зачем довольно пусто в кладовой? зачем воровка ключница? зачем нечистоплотны и пьяницы слуги? зачем вся дворня спит немилосердым образом и повесничает всё остальное время? Но всё это предметы низкие, а Манилова воспитана хорошо.»
«В доме его чего-нибудь вечно недоставало: в гостиной стояла прекрасная мебель, обтянутая щегольской шелковой материей, которая, верно, стоила весьма недешево; но на два кресла ее недостало, и кресла стояли обтянуты просто рогожею; впрочем, хозяин в продолжение нескольких лет всякий раз предостерегал своего гостя словами: «Не садитесь на эти кресла, они еще не готовы».»
«В иной комнате и вовсе не было мебели, хотя и было говорено в первые дни после женитьбы: «Душенька, нужно будет завтра похлопотать чтобы в эту комнату хоть на время поставить мебель».» (Манилов женат уже 8 лет)
«В его кабинете всегда лежала какая-то книжка, заложенная закладкою на 14 странице, которую он постоянно читал уже два года.»
«Тут Манилов с такою же любезностию рассказал дело кучеру, и сказал ему даже один раз: вы.» (о Манилове и кучере Чичикова)
«. Учитель [. ] Вероятно, он был человек признательный и хотел заплатить этим хозяину за хорошее обращение. » (об учителе детей Манилова)
«Когда приходил к нему мужик и, почесавши рукою затылок, говорил «Барин, позволь отлучиться на работу, подать заработать» «ступай», говорил он, куря трубку, и ему даже в голову не приходило, что мужик шел пьянствовать.»
«. По мере того как бричка близилась к крыльцу, глаза его делались веселее и улыбка раздвигалась более и более. «
«. в приемах и оборотах его было что-то заискивающее расположения и знакомства. «
«. я бы с радостию отдал половину всего моего состояния, чтобы иметь часть тех достоинств, которые имеете вы. » (Манилов Чичикову)
«. я, конечно, не мог получить такого блестящего образования, какое, так сказать, видно во всяком вашем движении; не имею высокого искусства выражаться… » (Манилов о себе и Чичикове)
Такова цитатная характеристика помещика Манилова в поэме «Мертвые души» Гоголя: описание характера и внешности героя.