страх божий что это в православие значит
Страх Божий
cвященник Игорь Прекуп
Одна из величайших христианских добродетелей: боязнь наказания за грехи, сочетаемая с сыновьей любовью к Богу и со стремлением к благочестию, чистоте и святости. Благоговение к беспредельной святости Божьей, опасение оскорбить Господа нарушением Его святой воли, боязнь потерять любовь Бога. «Начало мудрости — страх Господень» ( Притч. 9:10 ). Через страх Господень человек преодолевает страх животный, приобретает высшее христианское совершенство — любовь к Богу и людям. «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви» ( 1Ин. 4:18 ).
Для современного человека, сформировавшегося в атеистическую эпоху, это весьма соблазнительное понятие. Оно как бы поддерживает миф о грозном Боге на манер Юпитера-Громовержца. На первый взгляд и другой миф получает поддержку: миф о забитости и запуганности христиан, о культивируемом чувстве вины и т.д. Чем же является на самом деле страх Божий?
Для начала попробуем разобраться с вопросом, чем по существу является обычный страх? Тот страх, который принято называть животным, и почему он так называется? “Животным” называется этот страх потому, что это страх за жизнь и жизненное благополучие (или, как еще принято говорить, животное благополучие – от славянского слова “живот” – жизнь). Это чувство – проявление инстинкта самосохранения. Если спросить, хорошее ли чувство страх, то большинство, не задумываясь, ответят, что плохое. Но в процессе беседы нетрудно выявить, что страх мобилизует на защиту жизни (в широком смысле – в т.ч. и здоровья, и благополучия). Кстати говоря, ведь можно испугаться и за другого: страх за чужую жизнь – того, кого мы любим, кому мы преданы, так же мобилизует нас на принятие мер по ее защите. Причем до пренебрежения собственною.
Мобилизует, но двояким образом, в зависимости от целесообразности. Если целесообразнее спастись бегством, страх приделывает к ногам реактивные турбины, когда же отступать некуда, или невозможно по каким-либо причинам, человек порой проявляет несвойственную ему силу и ловкость (не только физическую, но и умственную), потому что организм в этот момент мобилизует все свои резервы на сопротивление источнику опасности. Страх в своем пассивном состоянии находится как бы на страже нашего благополучия и реагирует как цепной пес на ситуацию, побуждая нас к элементарной, ненавязчивой (нами не замечаемой даже) осторожности, и настораживая, концентрируя наше внимание при повышении степени риска (мы даже в собственной квартире ходим осторожно – обходя углы, избегая резких движений и т.д.). Нам это нетрудно, потому что этот страх не давит, не напрягает, но просто держит нас в тонусе, в трезвом и внимательном состоянии. Мы не боимся, мы просто собраны без напряжения и постоянно готовы отреагировать во благо себе.
Таким образом, получается, что страх, как все естественное, не безобразен.
Что же в таком случае следует считать страхом низменным, противоестественным, или попросту говоря – трусостью? Для того, чтобы выяснить этот вопрос, достаточно описать ситуацию, когда двое друзей подвергаются нападению, и один из них спасается бегством, бросив другого. Особенно ясно проступает вся низменность ситуации, когда парень бросает свою девушку в руках злодеев. Что же это – нормальный страх или трусость? Трусость, – скажут вам. Почему? – спросите вы. Собеседникам, возможно, будет нелегко ответить, а вы им поможете. Вернитесь к тому, что страх – это проявление инстинкта самосохранения. Инстинкт – это природное стремление, проявляющееся как на физиологическом, так и на душевном уровне. Возьмем, к примеру, естественное физиологическое стремление организма к питанию. Оно естественно, даже когда очень сильно проявляется как чувство голода. Голодный человек (да и не только человек) вызывает естественное чувство сострадания. И чем невозмутимее переносит он страдание от неудовлетворенного стремления, тем большее уважение вызывает к себе. Но как отвратительно выглядит человек, не обуздывающий это свое вполне естественное стремление, рвущийся к пище без очереди, лезущий в драку, стремящийся добыть пропитание любой ценой, даже ценой чужой жизни… Почему нам это гадко? Потому, что всякий инстинкт естественно проявляется лишь в пределах, очерченных естественным же нравственным законом, за пределами которого это явление уже не естественное и не законное, а низменное и недостойное. Потому что человек – в первую очередь существо духовное, затем душевное и затем только телесное. Когда инстинкт подавляет совесть, он перестает действовать в естественных пределах. Естественным его можно теперь назвать лишь весьма условно, по источнику возникновения в нашем природном устроении.
Итак, человека недостойно преобладание любого животного инстинкта над совестью. Инстинкт перестает быть естественным вне рамок естественного нравственного закона, и его проявления становятся отвратительными, как все противоестественное. Отсюда следует, что трусость есть не просто состояние чрезмерной подверженности страху. Главное то, что это тот же страх, но не контролируемый (или плохо контролируемый) совестью; страх, овладевший человеком, помрачающий разум и сосредоточивающий рассудок на достижении диктуемой страхом цели, направляющий человеческую волю независимо от нравственных норм. Низменным такое проявление страха следует считать потому, что в данном случае стремление к продолжению, к продлению существования, порабощающее душу телесному началу, действует в ущерб запросам духа – начала неизмеримо высшего, даже не только с точки зрения христианства, но и языческой философии.
Так чем же является страх Божий? По аналогии с животным инстинктом самосохранения можно сказать, что это – проявление инстинкта духовного самосохранения, направленного на защиту духовной жизни, на спасение души, т.е. на борьбу с грехом, которая выражается так же двояко – бегство от греха (уклонение от соблазнительных ситуаций, от общения с развращенными людьми, уклонение от помыслов) и решительное противостояние греху с готовностью пожертвовать, если нужно, всем, вплоть до самой жизни, но не дать греху отторгнуть нас от Бога, не дать ему лишить душу жизни, не дать ему надругаться над образом Божиим в нас. “Страх Господень – ненавидеть зло” (Пр. 8:13), – говорит премудрый Соломон.
Это не страх перед Богом, как некой карающей силой, побуждающий прятаться от Него, но страх потерять Бога, страх повредить связь с Ним и лишиться жизни вечной. Это страх, побуждающий искать Бога, стремиться к Нему, бережно относиться к пребыванию в единстве с Ним. Он – Божий по источнику, потому что – это дар Божий.
Псалмопевец Давид пишет: “Начало мудрости – страх Господень” ( Пс. 110:10 ). А преп. Исаия говорит: “Совершенство всего монашеского жительства (это применимо ко всем христианам – И.П.) заключается в том, что человек достигает страха Божия в духовном разуме, и внутренний слух начинает внимать совести, направленной по воле Божией”. Он же добавляет: “Свидетельство веры в Бога заключается в исполнении заповедей Божиих, а свидетельство страха Божия заключается в тщательном повиновении совести”. Другое изречение принадлежит преп. Иоанну Лествичнику: “Умножение страха Божия есть начало любви”.
Человек, имеющий страх Божий, не боится никого и ничего – ни демонов, ни людей, ни обстоятельств. Больший страх изгоняет меньший. Кто осознал хотя бы отчасти величие, ценность и достоинство своего богоподобия и на этом фоне ужасную реальность “тьмы кромешной” (вне (кроме) Бога), тому ясно, что никакие блага мира сего не стоят того, чтобы на них разменивать ценности непреходящие, для того несомненно, что никакие бедствия земные не идут ни в какое сравнение с мукой вечной. Все земное зло, которое человек может пережить в своей земной жизни, просто меркнет по сравнению с тем, в которое он впадает навечно вследствие богоотступничества словом, делом или сердечным расположением. Человек свободен выбрать состояние в Боге или вне Его. “Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что Бог приготовил любящим Его” ( 1Кор. 2:9 ), – пишет святой апостол Павел коринфским христианам. “Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем” ( 1Ин. 4:16 ). Неописуема радость выбравших Бога, стремившихся к Нему всей своей жизнью. Аналогично неописуема скорбь тех, кто в жизни предпочел чуждое своему Творцу…
Ежемесячная газета “Мир Православия” №4 2001
Начало премудрости – страх Господень
В издательстве Сретенского монастыря вышла новая книга архимандрита Клеопы (Илие) «Ценность души». Архимандрит Клеопа (Илие; 1912–1998), духовник, молитвенник и церковный писатель, широко известен не только в Румынии, но и за рубежом. Его нелегкий опыт отшельника-исихаста, проведшего многие годы в суровых горных лесах Румынии, глубокое знание Священного Писания, творений святых отцов, а также мудрость и любовь к людям сделали его истинным духовным отцом не только для монахов, но и для многих мирян. Предлагаем читателям отрывок из книги.
Поговорим о том, что понятно всем: и людям из низов, и высокопоставленным. Поговорим о том, что понятно и в то же время наиболее благотворно для добродетели. По говорим о страхе Божием.
В Притчах сказано так: страхом Божиим уклоняется всякий человек от зла (ср. Притч. 15, 27). Если страхом Божиим человек уклоняется от всякого зла, то страх Божий – это первое препятствие на пути греха, не дающее греху проникнуть в нашу душу.
Пророк Давид Духом Святым, вы видели это в Псалтири, говорит нам: «Начало премудрости – страх Господень, и доброе разумение у всех водящихся им» (ср. Пс. 110, 10). Соломон, его сын, говорит о премудрости еще больше: что страх Божий – это школа премудрости (ср. Притч. 15, 33). А Иисус, сын Сирахов, в своей Книге премудрости говорит так: «Страх Господень превосходит всякую премудрость» (ср. Сир. 25, 14).
Всякая добродетель начинается со страха Божия и завершается в любви к Богу
Видите, три великих пророка восхваляют страх Божий, один другого выше мудрствуя о нем, ибо действительно, как говорит святой Исаак Сирин, «страх Божий – основание всех добродетелей». Он говорит, что у премудрости имеется два конца: один – это страх Божий, а другой – любовь к Богу. А почему так? Потому что всякая добродетель начинается со страха Божия и завершается в любви к Богу, которая есть союз совершенства и самая высшая ступень всех добродетелей, ибо любовь выше всего. Но чтобы человеку достичь любви к Богу, он непременно должен прежде всего иметь страх Божий. Ибо отсюда проистекает всякая добродетель – из того, чтобы человек боялся Бога.
Ты слышишь, что говорит Дух Святой? «Блажен муж, боящийся Бога, ибо в заповедях Его восхочет зело» (ср. Пс. 111, 1). Ты слышал? Кто боится Бога, тот очень сильно хочет исполнять заповеди Божии, то есть делать добродетели; равно как и тот, кто не боится Его, позволяет себе совершать всякое зло и всякий грех.
У кого есть страх Божий, тот самый мудрый человек на всей земле. Вот что говорит святой Григорий Нисский, глубочайший философ и брат Василия Великого: «Я видывал многих людей, силившихся изучить всю внешнюю науку, в богословской же, то есть в науке о Боге, преуспели немногие. Но поскольку у них не было истинной мудрости, которая есть страх Божий, то они отдалились от Бога и погрязли в трясине всех зол».
Что пользы от внешней учености, когда нет страха Божия
Порой слышишь, что такой-то защитил две докторские диссертации, получил два диплома. А потом узнаёшь, что он прелюбодей, безбожник, ненадежен, без царя в голове, немилосерден к нищим, не имеет любви к ближнему, попирает в грязь всякую добродетель и правую веру. Что пользы ему от внешней учености, когда у него нет страха Божия? Лучше было бы не родиться такому человеку, не знающему своего Создателя и не боящемуся Его во все время, не хранящему себя от зла и не делающему добро.
Поэтому я и говорю вам: это хорошо, чтобы человек был высокообразованным: и инженером, и доктором, и преподавателем, и профессором, и военным, и генералом – что Бог судил каждому. Но на всех ступенях пусть не забывает о страхе Божием. Ибо если он забыл о Боге, то ему лучше было бы не появляться на свет вовсе и не рождаться, чтобы видеть столько благости Божией: как Он даровал нам жизнь, ум, воздух, свет, тепло, дождь своевременный, пищу, изобилие, здоровье, зрение, слух, мудрость, – и после стольких благодеяний Божиих зажмурить глаза, как ночные птицы, которые видят не иначе, как только во тьме, и не видеть Бога, Который есть свет неприступный и обитает в свете неприступном.
Потому я и начал говорить вам: блажен человек, боящийся Бога, ибо он истинно мудр и вкусит блаженство и в нынешнем веке, и в грядущем.
Кто боится Бога, тому не по нраву отбирать чужое добро. Кто боится Бога, тот не пойдет к чужой жене. Кто боится Бога, тот и со своей женой живет в чистоте, по уставу Церкви. Кто боится Бога, тот не делает абортов, не пьет, не курит, не распускает кулаков, не завидует чужому добру, не бунтует, повинуется государственной власти, почитает начальство, по апостолу Павлу: он отдает кому честь, честь; кому налог, налог; кому страх, страх; и никому ничем не остается должен, кроме как любить Бога и ближнего (ср. Рим. 13, 7–8).
Кто боится Бога, тот во время святой литургии не спит дома, в воскресенье. Кто боится Бога, тот не оставляет детей расти в беззакониях, он ставит перед ними жесткие запреты и исправляет их, учит поклоняться Богу, поститься, ходить в церковь и проводить чистую семейную жизнь. Кто боится Бога, тот не тратит время зря. Он или работает, или молится Богу, или читает Священные Писания, или размышляет о грядущем Суде, смерти, воздаянии, о райском блаженстве и аде.
Бог и задуманное нами уже видел и видит
Кто боится Бога, тот любит всякого человека и помогает любому с великой любовью, когда тот попадает в беду. Кто боится Бога, тому не жалко отдать свое имущество нищим. Кто боится Бога, тот очень боится согрешить пред Богом не только делом или словом, но и помышлением. А почему? Потому что знает, что Дух Святой говорит: «Бог и задуманное нами уже видел и видит» (см. Пс. 138).
Вы слышали Иова? Вы слышали, что совершил с Иовом страх Божий? Был у него страх Божий, и потому он никогда был богат не гордился, не был жесток и немилостив, никогда отнял у него Бог имущество не сказал ни единого слова против Создателя.
Вот человек, имевший страх Божий, приносивший каждый вечер вола в жертву, чтобы и дети его не оказались грешными пред Всевышним помышлением. Вы слышали о человеке, имеющем страх Божий, как увенчал его Создатель? Ради этого Бог и водил его в те дни, и он отошел, чтобы упокоиться на лоне Авраамовом, чьим правнуком был. Итак, вот как благословил его Бог!
Братия мои, человека, имеющего страх Божий, не нужно стеречь никому, чтобы он не крал, не был блудником, пьяницей и вором или не творил зла. У кого есть страх Божий, тот днем и ночью непрестанно следит над собой: «Не подумать бы мне чего-нибудь плохого на человека, не сказать бы чего плохого, ведь это грех; не сделать бы мне чего-нибудь плохого, ведь это грех!» У кого есть страх Божий, тот становится стражем своего целомудрия, тот бережет душу свою и ум от плохих помыслов, язык – от плохих слов и все свое существо – чтобы оно не поступало против Бога.
Малое сказание о страхе Божием
Припоминаю сказание об одном человеке, пришедшем к великому мудрецу. И была у пришедшего жена, очень одаренная. И принялся он рассказывать о ней:
— Господин, у меня жена такая красивая!
А мудрец, сидевший за столом перед листом бумаги с карандашом в руке, нарисовал на ней нуль.
— Жена моя знатного рода, отец ее был министром.
Тот приписал еще один нуль.
— Жена моя здорова — она никогда не болела, не болеет и теперь.
Тот приписал еще один нуль.
— Жена моя очень ученая.
Тот добавил еще один нуль.
— Жена моя прекрасная хозяйка, она умеет печь всяческие пироги, угощенья для званых обедов.
Тот приписал еще один нуль.
— Жена моя искусная мастерица, она вышивает красивые узоры, вяжет, ткет и шьет. Посмотри, сколько талантов у моей жены!
Тот приписал еще один нуль. Напоследок пришедший добавил:
У моей жены есть страх Божий, и она верующая
— У моей жены есть страх Божий, и она верующая!
Мудрец поставил единицу перед шестью нулями. А единица, когда за ней идут шесть нулей, означает миллион. И сказал:
— Вот теперь я оценил твою жену. Не когда ты сказал, что она красивая, и ученая, и здоровая, и рукодельница, потому что если бы у нее не было страха Божия, всё это у нее было бы равно нулю — лишь одни нули, ничего!
Так бывает и с мужчиной, как с этой женщиной, и со всяким человеком. У него могут быть все таланты, он может овладеть всеми искусствами в мире, может знать все науки на свете, но если у него нет страха Божия, у него нет школы мудрости, и человек этот не годится ни для чего.
Наставления о страхе Божием
Страх Божий не позволяет объедаться. Страх Божий не позволяет есть скоромное в недозволенные дни. Страх Божий не позволяет совершить какой бы то ни было грех в пост и в великие дни или не соблюдать чистоту, положенную и семейным.
Страх Божий не дает вынашивать зависть. Страх Божий не позволяет питать ненависть к кому-нибудь, злые умыслы, злую ревность. Страх Божий не дает мстить другому, причинять ему зло. Страх Божий не дает шутить, смеяться над другим или осуждать его.
Страх Божий не позволяет тебе любить выпячивать себя на обозрение, желать нравиться людям, вынашивать в себе тщеславие, лицемерие, лукавство. Страх Божий не позволяет быть самолюбивым, жить в нечувствии. Страх Божий не дает грешить ни зрением, ни слухом, ни обонянием, ни вкусом, ни осязанием, ни воображением. Страх Божий хранит тебя от забвения, неведения, лености — и не хватило бы времени, чтобы перечислить вам все полчища тьмы.
Страх Божий — вот что хранит тебя
Страх Божий — вот что хранит тебя, дабы ты был свят телом и душой. И это не только у монахов: страх Божий действует равно и в мирских христианах, и в посвятивших себя Богу в монашеском служении.
Страх Божий делает священника в святом алтаре Серафимом. Он служит со страхом Божиим, внимает себе, чтобы не ошибиться, совершая ектению, святую проскомидию, молясь о претворении вина и хлеба в Святые Тайны, чтобы не иметь какого-нибудь помысла по время литургии.
Из страха Божия, увидев страдающего человека, ты идешь и помогаешь ему, идешь и даешь ему совет. Страх Божий всегда твой самый лучший руководитель. И поэтому все святые отцы восхваляют страх Божий.
Таким образом, самый мудрый на свете человек — боящийся Бога. Ты слышал, что говорит псалмопевец: «Блажен муж, боящийся Господа, ибо заповедей Его восхочет зело» (см. Пс. 111, 1).
О страхе Божием
Беседа первая
Мы все, братие и сестры, особенно страдаем двумя основными недостатками. Первый заключается в том, что мы не умеем молиться, не учимся молиться, не работаем над нашею молитвой, не готовимся к ней всею нашей жизнью. Второй же наш недостаток – отсутствие того основного, что было у всех угодников Божиих, что и в Ветхом Завете у пророков, и в Новом Завете было непременным условием служения Богу – страха Божия. У нас его нет совсем или почти нет, и теперь многим кажется, что он и вовсе не нужен. Мы слишком часто забываем, что Господь не только Спаситель, но и Судия, что не только милосерд Он, но и справедлив, и Святая Церковь не перестает напоминать нам о необходимости иметь страх Божий, она постоянно напоминает нам о нем через творения святых отцов, через молитвы и церковные песнопения.
Когда вы входите в церковь, вспоминайте, дорогие мои, молитву, которую произносит диакон на ектении: «О святем храме сем и с верою, благоговением и страхом Божиим входящих в онь». Эта общая молитва, произносимая в начале ектении, служит основанием для следующих за ней частных прошений: «о страждущих, плененных» и т.д. Во время всенощного бдения мы поем: «Работайте Господеви со страхом и радуйтеся Ему со трепетом» ( Пс.2:11 ), и пророк говорит Господу: «Вниду в дом Твой, поклонюся ко храму святóму Твоему в страсе Твоем» ( Пс.5:8 ). В Священном Писании Ветхого Завета, в книге Иисуса сына Сирахова, указывается: «Страх Господень – слава и честь, и веселие и венец радости» ( Сир.1:11 ). Этим говорится, что страх Божий нужен не для одних нас – новоначальных, но и для тех, которые не только шли, но и дошли, и удостоились Царствия Небесного. Постоянное напоминание о страхе Божием относится не только к нам грешным и боящимся Страшного Суда, но и к святым: «Бойтеся Господа, вси святии Его, яко несть лишения боящимся Его» ( Пс.33:10 ).
Для чего же нужен этот страх? Тем, кому это непонятно, надо вспомнить, что Христос, пришедши на землю, сказал: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга» ( Ин.13:34 ). Святые отцы говорят, что Церковь есть Тело Христово, и соединяет нас во Христе Иисусе любовь, без любви мы ничто. Любовь нам необходима: не имея ее, мы не члены Церкви, не ученики Христовы. Нам необходимо иметь, стяжать ее, но как, каким путем?
Ответ на наш вопрос находим мы у Иоанна Лествичника: «Умножение страха Божия есть начало любви. » 1 Оказывается, не только в Ветхом, но и в Новом Завете нужен человеку страх Божий и нужен как раз для обретения любви.
Страх двояк: один чистый, а другой нечистый. Тот страх, который порождается по причине прегрешений, под действием ожидания мук, нечист; так как причиною имеет сознаваемый за собою грех, и не пребудет навсегда, потому что вместе с отъятием чрез покаяние греха исчезает. А тот, который и без этого боязливого беспокойства из-за грехов всегда стоит в душе, этот страх чист и никогда не отойдет; потому что он некако соприсущ Богу, как дань от лица тварей, проявляя собою естественное всем благоговеинство пред Его величием, превысшим всякого царства и силы. 3
А Василий Великий различает три ступени страха Божия: во-первых, можно благоугождать Богу из страха мук – это состояние раба; во-вторых, можно исполнять заповеди, боясь не получить награды, обещанной Богом тем, кто исполняет Его волю, – это доля наемника, работающего из-за мзды, и эта ступень уже выше первой. Но есть еще третья, высшая ступень, когда мы делаем добро из-за самого добра, – это участь сына, который творит волю Отца не из рабского страха или в надежде на моздаяние, но из любви к Отцу, из боязни огорчить Его и оскорбить. Здесь понятными становятся слова Антония Великого, который сказал: «Я уже не боюсь Бога, потому что люблю Его». Он вовсе не был лишен страха Божия, но обладал им в высшей степени, когда страх переходит в любовь.
Однако невозможно достигнуть совершенного страха (иначе), как только первоначальным страхом. Ибо трояким образом, как говорит Василий Великий, можем мы угодить Богу: или благоугождаем Ему, боясь муки, и тогда (находимся) в состоянии раба; или, ища награды, исполняем повеления Божии ради собственной пользы и посему уподобляемся наемникам; или делаем добро ради самого добра, и (тогда) мы находимся в состоянии сына. Ибо сын, когда приходит в совершенный возраст и в разум, исполняет волю отца своего не потому, что боится быть наказанным, и не для того, чтобы получить от него награду, но собственно потому и хранит к нему особенную любовь и подобающее отцу почтение, что любит его и уверен, что все имение отца принадлежит и ему. Таковой сподобляется услышать: «уже неси раб, но сын. и наследник Божий Иисус Христом» ( Гал.4:7 ). Таковой уже не боится, как мы сказали, Бога, конечно, тем первоначальным страхом, но любит Его. И Господь, сказав Аврааму, когда он привел для жертвоприношения Ему сына своего: «ныне бо познах, яко боишися ты Бога» ( Быт.22:12 ), сим означил тот совершенный страх, который рождается от любви. 4
Таким образом, через страх Божий приобретается и любовь к Нему, а в ней полагается начало любви к ближнему, настоящей христианской любви, о которой говорит Господь.
Итак, нам нужно иметь страх Божий, воспитывать себя в нем. Но так как мы его вовсе еще не имеем или почти не имеем, нужно нам начать с низшей ступени, сознать свое рабское состояние. И если Господь даст, поднимемся и мы через некоторое время на вторую ступень. Но получить любовь совершенную не от нас зависит – это дар Божий. Имейте же страх Божий, братие, и помните, подходя к Святой Чаше: «Со страхом Божиим и верою приступите».
Беседа вторая
Я говорил, что наша вера есть вера покаянная. Что с этого начал свою проповедь и Иоанн Креститель, говоря: «Покайтеся, приближибося Царствие Небесное» ( Мф.3:2 ), и Сам Господь наш Иисус Христос, и апостолы постоянно говорили: «Покайтесь и креститесь».
Нам надо учиться любить Бога и через Бога и друг друга, ибо только такая любовь – христианская. А для этого надо начать со страха Божия. Если вера начинается с покаяния, то путь к любви лежит через страх Божий. Если хочешь прибыть в пристань любви, то кормчим твоим возьми страх Божий, говорят святые отцы. Покаяние есть корабль, а страх – его кормчий, любовь же – божественная пристань. Страх вводит нас на корабль покаяния, перевозит по смрадному морю жизни и путеводит к Божественной пристани, которая есть любовь.
Наши души загрязнены, а потому и не действует на нас страх Божий. Об этом говорит блаженный Диадох, делая следующее уподобление:
Как раны, случающиеся в теле, если не прочистить их и не подготовить как должно, не чувствуют прилагаемых к ним врачами лекарств; а когда очищены бывают, чувствуют действие лекарств и чрез то приходят в совершенное исцеление; так и душа, пока остается нерадивою и покрыта бывает проказою сластолюбия, страха Божия чувствовать не может, хотя бы кто непрестанно толковал ей о страшном и неумытном судилище Божием; а когда начнет действием полного к себе внимания очищаться, тогда начинает чувствовать, как живительное некое врачевство, страх Божий, пережигающий ее, как в огне некоем, действием обличений, и таким образом мало-помалу очищаясь, достигает наконец совершенного очищения. 5
Что же делает в нас страх Божий? Нам приходится идти путем страха новоначальных, рабского страха. Наша вера – покаянная. Уверовав в Господа, мы сейчас же должны каяться, ибо Христос чист, а мы полны грехов. И так из нечистых должны мы сделаться чистыми, из смертных – бессмертными, из тленных – нетленными. Но чтобы очищаться, надо видеть свою грязь; чтобы каяться, надо знать свои грехи.
Луч солнечный, проникнувший чрез скважину в дом, просвещает в нем все, так что видна бывает тончайшая пыль, носящаяся в воздухе: подобно сему, когда страх Господень проходит в сердце, то показует ему все грехи его. 7
Страх Божий действительно показывает нам наши грехи, освещая даже и те уголки души, куда мы обычно вовсе не заглядываем. Как ученик перед экзаменом, начиная в последний раз пробегать страницы учебника, видит, что он знает и чего не знает; так и грешник перед лицом Чистейшего вспоминает, что настанет час и предстанет он перед Престолом Господа и окажется не в одежде нетления, которую дал ему Бог при крещении, а в одеянии, сотканном из его лукавых дел.
Итак, есть ли страх Божий действительное средство для очищения души или о нем говорили только для того, чтобы держать людей «под палкой»? Нет, он нам действительно необходим, ибо надо нам видеть грехи наши – без этого нет спасения. Страх Божий показует человеку грехи его.
Страх Божий сохраняет душу от всякого зла. Я не делаю чего-либо дурного потому, что у меня есть полировка, удерживающая меня от зла. Без этой полировки я не могу уклониться от всякого зла. Страх Божий ведет к очищению и спасению. Кажется, что это так только в греховной плоскости, что страх Божий нужен только, чтобы освободиться от греха. Даже если бы это было так, и тогда был бы страх Божий ценен и необходим. Но этого мало. Если хотим получить от Господа дары Святого Духа и будем о том просить Его, то первые дары – дух премудрости, дух разумения и дух страха Божия.
Премудрость. Но помните: «Начало премудрости – боятися Господа» ( Сир.1:15 )? А разве нельзя быть мудрым вне страха Божия? Да, но мудростью мирской, а не Божеской. И не забывайте, что, с точки зрения мира, мы – безумцы, если имеем дар премудрости Господней. «Что же есть начало премудрости, как не то, чтобы удаляться от всего ненавистного Богу?» 12 Так вот в чем премудрость-то!
Но как же приобретать страх Божий? По этому поводу есть определенные указания святых отцов, которые стяжали страх Божий многими подвигами и трудами, а некоторые – даже многими падениями. Все сказанное по этому поводу суммирует авва Дорофей в одном из своих поучений:
Отцы сказали, что человек приобретает страх Божий, если имеет память смерти и память мучений, если каждый вечер испытывает себя, как он провел день, и каждое утро, – как прошла ночь, если не будет дерзновенен в обращении и, наконец, если будет находиться в близком общении с человеком, боящимся Бога. 13
«Память мучений» – это для нас именно память самопосрамления, память о грядущем моменте, когда мы ужаснемся своей грязи и уже ничего не будем в состоянии сделать. У древних было напоминание: memento mori – «помни о смерти», но у нас это гораздо сильнее. Помни не о смерти только, а о том моменте, когда совесть тебя обличит и когда ты уже ничего не сможешь сделать. Эта память связана со cтрахом раба.
«Если каждый вечер испытывает себя, как он провел день, и каждое утро – как прошла ночь». Мы же не следим за собою, и если моментами получаем благодатию Божиею страх Божий и на минуту видим свои грехи, то не пользуемся этими лучами и не испытываем при их свете и малой частички своей жизни – даже одного дня.
Третье условие – «если не будет дерзновенен (волен. – О.С.) в обращении». Для нас оно самое главное, ибо на это мы уж и совсем внимания не обращаем, дерзость, или вольность, у нас понимают как известное отношение одного пола к другому. Но это лишь частный случай дерзости в обращении.
Когда авва Лот был в келье аввы Агафона, то пришел к последнему инок, желавший вступить в киновию (общежитие) и спросил: «Отче, я хочу жить с братьями. Как повелишь мне жить с ними?» Старец же отвечал на это: «Как в первый день, как придешь к ним, так и во все дни поступай. Будь во всем как странник».
Самая большая вольность бывает у нас по отношению к тем, с кем мы живем постоянно, – к родным и близким нашим. Еще довольно сносно обращаемся мы с теми, к кому подошли как странники, с кем впервые встретились, и имели даже, пожалуй, то почтение и благоговение, о котором говорит авва Дорофей: «Потому хорошо нам, братия, иметь благоговение, бояться вредить себе и другим, почитать друг друга. » 14 Но и это всё мы скоро теряем. Казалось бы, чем ближе узнаю я человека, чем больше сродняюсь с ним, тем больше должен я его уважать, но у нас бывает как раз наоборот.
Мы имеем «ближних» и «близких». Притча о самарянине обличает нас. Мы из наших ближних, с которыми впервые встретились как странники и к которым отнеслись сначала с величайшей внимательностью, делаем близких, с которыми мы запанибрата, и тогда прощай всякое благоговение перед ними. И наоборот, хорошо бы нам из близких делать ближних, сделать ближних себе из наших отцов и матерей. Святые отцы предостерегают нас от вольности, ибо она разрушает страх Божий, ведь если я без благоговения отношусь к главнейшему из творений Божиих, в которое образ Божий вложен, то какой же во мне страх перед Творцом? А так ли надо? «Друг друга тяготы носите. » ( Гал.6:2 ).
«Если будет находиться в близком общении с человеком, боящимся Бога». С кем поведешься, от того и наберешься, говорит народная мудрость. Нам надо прилепляться к людям, которые имеют страх Божий. Авва Дорофей говорит, что мы отгоняем от себя страх Божий тем, что делаем противное сему (тем четырем условиям): не имеем памяти смертной, ни памяти мучений, не внимаем самим себе и не испытываем себя, как проводим время, и общаемся с людьми, не имеющими страха Божия, и не охраняемся от дерзновения.
Сие последнее хуже всего, ибо ничто так не отгоняет от души страх Божий, как дерзость. А мы как раз купаемся в дерзости и вольности и именно этим панибратством измеряем близость между людьми. В этом отношении гибельно слово «товарищ». Это ли не вольность, когда двенадцатилетний мальчишка кричит какой-нибудь старухе: «Эй, товарищ!»
Как же сохранить страх Божий непоколебимым? Ведь если мы видим, что страх Божий хранит человека, мы сами должны его хранить. В 118-м псалме (17-я кафизма) есть слова: «Уготовихся и не смутихся сохранити заповеди Твоя» ( Пс.118:60 ). Если мы накопляем в себе страх Божий, нам надо его хранить, стараться на нем утвердиться: да, страх Божий не цель, но он – единственное средство ко спасению, единственный путь к любви Божественной.
Тот, кто желает всегда иметь страх Божий непоколебимым в сердце своем, из следующего примера может уразуметь (как достигнуть сего): если кто желает пойти куда-нибудь, то обувается в сапоги. Писание же говорит, что сапоги суть знамение приуготовления (см.: Еф. 6:15 ); а также написано: «уготовихся и не смутихся» ( Пс.118:60 ). Итак, кто усмотрит, что ему предлежит какое-либо дело, тот от телесного приуготовления должен заимствовать образец для духовного и надеть духовные сапоги, т.е. приготовить себя страхом Божиим. и, приготовив сердце, призвать Бога, чтобы Он даровал ему страх сей. А когда во всяком деле будет предлагать пред очами твоими страх сей, он сделается непоколебимым в сердце его. 16
Мы путники, старающиеся взбежать на гору (а иногда – сбегающие с нее вниз и падающие), и должны быть готовы ко всякой дороге, должны всегда приуготовляться. Начиная каждый день, надо помнить, что ко всему должно приступать с благоговением и страхом Божиим. Только будучи сами активными, сохраняем мы в себе страх Божий. Иначе же будут у нас лишь отдельные настроения – «вечера настроений» – и только, а ведь нам нужно жить, нужно устраивать свои души для вечной жизни.
Но надо не только иметь страх Божий непоколебимым, но и вовремя находить его, когда он нам нужен. Авва Исайя хорошо говорит, что если кто приобретает вещь какую для своей нужды, а во время нужды не найдет ее, то напрасно он и приобрел ее. Таков тот, кто говорит: боюсь Бога, а когда поставлен бывает в обстоятельства, где был бы нужен сей страх, когда, например, находится в необходимости говорить с кем и в это время чувствует или припадки гнева и дерзкой несдержанности, или позыв учить другого человека тому, до чего сам не достиг, или движение человекоугодия, или желание сделаться именитым среди людей, – в то время не найдет в себе страха Божия, то напрасны все труды его. Все должно быть на едином фронте, как равно нельзя иметь два фронта – ближних и близких, нельзя вести «двойную бухгалтерию». Надо всегда пользоваться приобретенным страхом Божиим.
Вопросу о страхе Божием должны мы уделить главное место в своей душе. Относительно других добродетелей у святых отцов есть те или иные расхождения, каждый из них кладет во главу угла ту добродетель, которая именно ему нужна была для спасения. Но все святые отцы согласны: в страхе Божием все нуждаются в равной степени. Это мы в гордости сомневаемся в том, что он нужен нам теперь, в XX веке. А святые отцы всё сказанное – в том числе и необходимость страха Божия – доказывали не словами, а делами.