ставрогин что сделал с девочкой
Грозный кулачок девочки Матреши
Об открытом письме «писателей всего мира», опубликованном британской газетой The Guardian в январе сего года
Признаться, когда я прочел это письмо, душу охватила некая оторопь: черным по белому было написано, что «более 200 писателей со всего мира призвали власти России отменить законы о пропаганде гомосексуализма и защите чувств верующих».
Но еще более поразился, узнав, что среди этих писателей аж 27 Нобелевских лауреатов.
Значит, весь писательский мир «шагает в ногу» (вместе с некоторыми из российских писателей, тоже подписавшимися под этим письмом) а мы, русские, поддержавшие эти законы, в том числе и писатели, безнадежно отстали и никак не можем понять, что значит быть свободным человеком и что такое свобода творчества.
Когда стал размышлять, посмотрел имена Нобелевских лауреатов из «подписантов», стала несколько яснее позиция писателей, потому что вспомнились некоторые их произведения. Потом вспомнилась и позиция Нобелевского комитета, выдающего премии, особенно в последние годы, не то чтобы странно, но лучше сказать, к удивлению читательской публики. Впрочем, если вспомнить Салтыкова-Щедрина, который писал, что «правительство всегда должно держать народ в удивлении», я несколько успокоился, соотнеся это высказывание нашего великого сатирика с сегодняшним Нобелевским комитетом.
И все же ночью ворочался с боку на бок, не мог заснуть.
И вспомнил девочку Матрешу из романа «Бесы» Федора Михайловича Достоевского и ту главу «У Тихона», которая не публиковалась почти сто лет.
Здесь необходимо сделать пояснение обо всем, что связано с этой главой из великого романа, — о чем мне вспомнилось ночью и что я утром записал, уточнив детали.
Про Матрешу я узнал уже зрелым человеком, когда в солидном томе «Литературного наследства» (Издание Института мировой литературы им. Горького) прочел впервые опубликованную главу «У Тихона» из романа «Бесы» Федора Михайловича Достоевского.
В 1872 году Михаил Никифорович Катков, редактор журнала «Русский вестник», где публиковался роман, решительно настоял на том, чтобы эта глава была вычеркнута из текста романа. Аргументация авторитетного литературного критика и публициста была столь категорична, что даже умевший блистательно вести полемику Федор Михайлович был вынужден сдаться.
Катков говорил писателю, что все в этой главе безнравственно, описаны мерзкие поступки и выносить их на свет Божий ни в коем случае нельзя, пусть даже герой признается в том, что он поступил как негодяй.
Проходит почти сто лет, и глава о девочке Матреше наконец-то предстала перед читателями — да и то лишь перед теми, кто всерьез изучал творчество великого русского писателя.
Я в то время, в семидесятые годы прошлого века, решился написать повесть о последних днях жизни Федора Михайловича. Потому что узнал поразительную подробность жизни и смерти писателя: оказывается, в ночь с 26 на 27 января 1881 года, когда у него горлом пошла кровь, в соседней квартире, за стеной кабинета, где работал именно по ночам Федор Михайлович, была устроена засада и арестован некто Александр Баранников, один из руководителей «Народной воли» — организации, которая готовила покушение на императора Александра Второго. Федор Михайлович не мог не слышать, как «брали» Баранникова и его друзей: ночью все звуки во сто крат громче. Значит, кровь пошла горлом не столько потому, что он доставал из-под этажерки упавшую ручку, как написала в «Воспоминаниях» его жена Анна Григорьевна, а скорее потому, что он знал красавца-революционера, с которым не раз сталкивался на лестнице дома или во дворе, около него. Поразительно, но по этой же лестнице поднимался в квартиру к Федору Михайловичу и обер-прокурор Священного Синода Константин Петрович Победоносцев, жизнь посвятивший именно борьбе с такими людьми, как Баранников и ему подобные.
Изучая подробности и обстоятельства малоизвестного даже литературоведам факта, который так ярко проливал свет на жизнь любимого писателя, в квартиру которого буквально ломилась страшная правда действительности, я узнал, что Баранников был молод, красив, умен — ну прямо Ставрогин из романа «Бесы»! (Об этом и написал в повести «Я жажду»).
И вот я прочел в очередном томе фундаментального «Литературного наследства», предназначенного в основном для специалистов, изучающих литературу, главу «У Тихона» — ту самую, исключенную Катковым, которая, по сути, является краеугольным камнем, объясняющим и замысел романа «Бесы», и главную подробность характера центрального персонажа романа — Ставрогина.
Впечатление от прочитанного было такое, что я, потрясенный, чувствовал себя так, как будто только что сам побывал в той комнате, где произошло страшное событие. Будто я воочию увидел, как к человеку по фамилии Ставрогин, наделенному не только изумительной по красоте внешностью, физической силой, но и умом и талантами, но одновременно столь же впечатляющими пороками, вышла навстречу девочка лет двенадцати — четырнадцати. До того она лежала на кровати в лихорадке, исхудавшая, с розовыми пятнами на щеках, с заострившимся носом, догорающая, как тонкая церковная свечка.
И вот она встала с кровати, подошла к распахнутой двери в комнату, которую нанимал ее мучитель, уже несколько дней наблюдавший, как умирает его жертва.
«Она глядела на меня молча. В эти четыре или пять дней, в которые я с того времени ни разу не видал ее близко, действительно очень похудела. Лицо ее как бы высохло, и голова, наверно, была горяча. Глаза стали большие и глядели на меня неподвижно, как бы с тупым любопытством, как мне показалось сначала. Я сидел в углу дивана, смотрел на нее и не трогался. И тут вдруг опять я почувствовал ненависть. Но очень скоро заметил, что она совсем меня не пугается, а, может быть, скорее в бреду. Но она и в бреду не была. Она вдруг часто закивала на меня головой, как кивают, когда очень укоряют, и вдруг подняла на меня свой маленький кулачок и начала грозить им мне с места. Первое мгновение мне это движение показалось смешным, но дальше я не мог его вынести: я встал и подвинулся к ней. На ее лице было такое отчаяние, которое невозможно было видеть в лице ребенка. Она всё махала на меня своим кулачонком с угрозой и всё кивала, укоряя».
Так пишет как бы не сам Достоевский, а Николай Ставрогин в исповедальных листках, с которыми он приходит к старцу Тихону. Этот прием «отстранения», дающий возможность говорить от лица самого персонажа, а вроде бы не писателя, используется Достоевским для того, чтобы читатель сам присутствовал при событии, которое он описывает.
По крайней мере, именно так со мной и произошло.
После случившегося Ставрогин испытал нешуточный страх, понимая, что ему грозит каторга, если Матреша расскажет, что произошло. Но она молчит, заболевает, истаивает в лихорадке. А тут еще выручает Ставрогина пришедшая кстати гувернантка его любовницы. И с гувернанткой у него тоже амуры. И хотя она ему безразлична, все же «недурна», и потому Николай Всеволодович закрывает двери и тотчас забывает и о своих страхах, и о Матреше.
Многочисленные исследователи творчества Достоевского в один голос пишут о его удивительном умении проникнуть в психологию своих героев, дающем возможность создания глубоких и сложных характеров людей, которые населяют его произведения. Много пишут, в особенности в последнее время, о его пророчествах — особенно когда речь заходит о романе «Бесы».
Да, это действительно так: создание «пятерок», которые показаны в «Бесах», бессмысленные и жестокие убийства, кровью связывающие «подпольщиков», на полстолетия вперед предсказали результаты, которые декларировали «борцы за счастье народа». «Сто миллионов голов», которые не жалко, а даже необходимо снести ради «светлого будущего», как декларирует в романе некто Шигалев, действительно были снесены после октября 1917 года.
И «бесы», подобные Петруше Верховенскому, способные взбаламутить не только губернский город, как показано в романе, но и целые страны, тоже есть, тоже реальны, и их появление поразительно точно предсказано Достоевским.
Но со времен Михаила Никифоровича Каткова и по сей день как-то вскользь говорится о главном преступлении главного персонажа романа — а именно о том, что Ставрогин написал «в листках», с которыми пришел к старцу Тихону.
А между тем это и есть основная глава, тот фундамент, на котором и построен великий роман.
Что же хотел показать Достоевский, делая героем человека, у которого прекрасные черты лица вдруг превращаются в маску, а благородные порывы — в преступления? Уж не порождение ли сатаны явилось перед читателем?
Современники вынесли Федору Михайловичу чудовищный приговор: автор помешался, вошел в сумасшедший дом и не вышел оттуда. Персонажей он выдумал, таких на самом деле нет.
Как писатель он закончился, можно поставить на нем крест.
Современники наши пишут о «Бесах» как о романе гениальном, пророческом. В полном собрании сочинений опубликована наконец и глава «У Тихона».
Но опять происходит та же, что и раньше, «фигура умолчания» о Православии писателя, его пламенной вере, которая помогла ему, не страшась, броситься в страшную бездну. Броситься и не разбиться, а выйти победителем и когда писался роман, и теперь, когда каждый может прочесть главу «У Тихона» и увидеть худенький кулачок, которым умирающая девочка Матреша грозит своему убийце.
Да, написать такую главу под силу только гению, только православному человеку.
Таким гением оказался русский писатель Федор Михайлович Достоевский.
Но о каких же преступлениях, человеческих уродствах пишут сегодняшние Нобелевские лауреаты, «подписанты», призывающие отменить «драконовские законы», которые у нас приняты в последние полтора года?
Вот, к примеру, Эльфрида Елинек — австрийская романистка, драматург, поэт и литературный критик. Наиболее читаемые и экранизированные ее романы — «Пианистка» и «Любовницы». Главная героиня «Пианистки» наделена всеми мыслимыми и немыслимыми сексуальными извращениями, какие, вероятно, писательница знает по «секспросвету», столь широко насаждаемому в благополучных европейских странах с младенческих лет.
Но в то же время героиня — тонкий знаток музыки, преподаватель консерватории. То есть автор нам доказывает, что порок неразрывно соединен с талантом, с музыкой в данном случае. Извращения не просто названы, даны «опосредованно», как у Достоевского. Нет, они подробно описаны, подробно воспроизведены и на экране в фильме режиссера Ханеке, за который он удостоен «Золотой пальмовой ветви» на кинофестивале в Каннах.
Во время демонстрации этого фильма в Каннах многие зрители и даже критики не выдерживали, выбегали из зала от приступа рвоты.
И роман, и фильм профессионально сделаны на высоком уровне. И тем ужаснее смысл и литературы, и кино, воспевающих порок, отчетливо говорящих, что от темного, ужасного человеку никуда не деться.
Выход один — пустить себе пулю в лоб, как это делает героиня «Пианистки».
Я потому остановился на этом произведении, что оно отчетливо показывает, в каком направлении сегодня движутся литература и искусство Европы, США, какие произведения удостаиваются высших наград некогда самыми авторитетными жюри и комитетами.
Изо всех сил поддерживается сексуальная извращенность, а нравственное падение выдается за норму, насаждается и ограждается законом.
Народ может протестовать, как во Франции, но все равно закон об однополых браках принят в этой стране. То есть самое отвратительное, гнусное мужеложество объявлено нормой.
«А что вы хотите, — вразумляют нас, — природа именно так создала некоторые личности, так не мешайте им жить, как они хотят».
Да, действительно бывают подобные отклонения. Но ведь таких людей общество избегало, даже изолировало. Да и они сами прятали свою извращенность, обуздывали свои страстишки, зная, что у нас в России, например, издревле этих людей называли презрительно — не буду произносить это слово вслух.
Сейчас же подавай им «парады» — они стали законодателями мод — то есть норм жизни.
Давно замечено, что романы Достоевского как бы вдруг становятся поразительно актуальными.
Но вот почему-то никто не говорит о новых Ставрогиных, о тех людях, которые сегодня для забавы своей растлевают и убивают детей.
В последние время, в прошлом году особенно, так часто стали говорить об извращенцах, которые подняли головы не только в «просвещенной Европе», но и у нас в стране, что мне невольно вспомнился Ставрогин, вспомнилась и Матреша и все, что связано с «Бесами».
Ибо Ставрогин, начавший как вдохновенный носитель национальных, революционных идей, покоривший ими тех, кто пошел за ним (это поразительные по художественной силе персонажи — Шатов, Кириллов), постепенно превращается не только в бездельника, прожигающего жизнь. Он бросается в авантюры (надо проверить силу воли!), которые возбуждают, щекочут нервы, дух захватывают — «вброс адреналина» — так говорят сегодня!
И банальное распутство прямо приводит в такую вот комнату, описанную в «Бесах», где с матерью живет девочка Матреша.
А то, что подобные отношения являются подлыми, преступными, — этого не смейте говорить, это ваша ретроградская мораль. И то, что Церковь на вашей стороне, — так потому, что и Церковь ретроградская, безнадежно отставшая от современной жизни.
В просвещенных и благополучных скандинавских странах, например, половое бессилие наступает у многих юношей в 17-18 лет — это стало почти закономерностью, в чем они вынуждены признаться даже уже открыто. Потому что так называемое «половое воспитание» начинается у них с младенчества. И получается, что от естественных половых отношений, в которых проявляется полнота любви, путь к извращениям, к насилию детей — очень короткое расстояние.
Сегодня пресса Соединенных Штатов, да и всего Запада, ошарашена письмом приемной дочери широко известного кинорежиссера Вуди Аллена. Девушка открыто заявила, что подвергалась сексуальному насилию со стороны приемного отца с детских лет. Теперь режиссер живет с другой приемной дочерью, на этот раз женившись на девушке, которая достигла совершеннолетия. Между тем кинорежиссеру скоро 80 лет.
А ведь Аллен номинирован на «Оскара» как раз в этом году. Я нисколько не удивлюсь, если киноакадемики Америки объявят Аллена победителем, а письмо приемной дочери объявят фальшивкой.
Привожу этот пример для того, чтобы мы поняли, кто «вразумляет» нас, учит «свободе», «цивилизованному» образу жизни.
Однако, по моему мнению, есть писатели, которые подписали письмо, не разобравшись, кто такие «Пуси», устроившие оргию в главном храме нашего Отечества и по заслугам получившие наказание. Вполне возможно, что они оказались одурачены той лавиной злобной дезинформации, которая появляется на страницах даже солидных западных изданий. Ну откуда нигерийскому писателю Воле Шойинка, например, знать о том, что извращенки, выдающие себя за артистов, богохульствовали, а не выступали с «акцией протеста», как пишет западная пресса? Скорее всего, просто прочел, что написано в СМИ теми авторами, что стоят «за свободу самовыражения», и подписал письмо, раз к нему обратились.
Но вот Салману Ружди, автору романа «Сатанинские стихи», Нобелевскому лауреату, хорошо известно, как поступают с теми, кто заходит в мечеть, даже громко говоря и не сняв обуви. Что же он поддерживает кривляк, бесчинствующих на амвоне в нашем главном храме?
«Драконовский», как они называют принятый Думой закон о защите чувств верующих, как раз и направлен против «ставрогинских» страстей.
Замечу, что повернулся к нам суперактуальностью роман Федора Михайловича» «Бесы» неожиданной гранью, которая засверкала, как лезвие бритвы.
И со всею силою вновь встал вопрос о том, надо ли литературе, искусству обращаться к столь острой проблематике.
Да, с моей точки зрения, надо — если у писателя, режиссера, актера есть сила трагического таланта, которую явил всему миру Федор Михайлович Достоевский.
Да, надо — если вера твоя крепка, если ты твердо веришь в силу и правду Христа.
Сердце писателя на всю жизнь было обожжено и не разорвалось именно благодаря вере Православной.
Потому он молился не только на каторге, не только в солдатчине.
К вере он был обращен с детства. Да, на какое-то время забывал Христа, но неизменно возвращался к Нему.
Не все, кто любит творчество Достоевского, знают, что он был потрясен одним страшным преступлением, свидетелем которого стал девяти лет от роду.
На его глазах умирала девочка, изнасилованная мерзавцем. Девочка истекала кровью, и отец Феди, врач, не смог спасти истерзанного ребенка.
Это впечатление на всю жизнь осталось в сердце писателя.
Может быть, поэтому он с такой бесстрашностью бросился описывать самое низкое падение Ставрогина, чтобы всему миру показать худенький кулачок девочки Матреши.
Думаю, что только вера помогла ему выдержать и то, что он описывал, и то, с каким мужеством пережил ругань и даже неприличную брань современников в адрес своего романа и себя — как гражданина и как писателя.
В последний год жизни Федор Михайлович отмечал в своих «Записных тетрадях»:
«Мерзавцы дразнили меня необразованною и ретроградною верою в Бога. Этим олухам и не снилось такой силы отрицания Бога, какое положено в Инквизиторе и в предшествовавшей главе, которому ответом служит весь роман. Не как дурак же (фанатик) я верую в Бога. И эти хотели меня учить и смеялись над моим неразвитием! Да их глупой природе и не снилось такой силы отрицания, которое прошел я. Им ли меня учить!»
Он ссылается на свою главу о «Великом инквизиторе» в романе «Братья Карамазовы».
Да, сила его таланта, конечно же, держалась на силе веры.
И потому сквозь время, через просторы, океаны и горные хребты видят кулачок Матреши и в Америке, и в Европе, и в Азии — во всех странах, ибо его романы переведены почти на все языки.
Видят худенький кулачок ребенка, который грозит всем мерзавцам мира.
А Ставрогин, «гражданин швейцарского кантона Ури», повесится на чердаке своего именья именно потому, что кулачок Матреши оказался грозным, сильнее, казалось бы, непобедимой сатанинской силы.
Алексей Солоницын,
лауреат первых литературных премий им. благ. князя Александра Невского (Санкт-Петербург), преп. Серафима Саровского (Нижний Новгород), философа Ивана Ильина (Екатеринбург)
В КАКОМ СТАВРОГИНЕ РАЗОЧАРОВАЛАСЬ МАРЬЯ ТИМОФЕЕВНА?
В КАКОМ СТАВРОГИНЕ РАЗОЧАРОВАЛАСЬ МАРЬЯ ТИМОФЕЕВНА?
Единственная в романе сцена свидания Ставрогина с Марьей Тимофеевной наедине имеет исключительно важное значение для понимания «основного мифа» «Бесов».
Визит Николая Всеволодовича к Лебядкиной был третьим и последним в ту ночь, когда, по убеждению Хроникера, и началась «новая история». Все три ночных свидания Николая Всеволодовича, совершенные втайне от Верховенского, должны были на деле осуществить «новую мысль», которую разглядел в Ставрогине Хроникер и заподозрил Петруша.
Приглашение Кириллова в секунданты, предупреждение Шатова о грозящем ему убийстве, твердое решение обнародовать брак с Хромоножкой, просьба к Шатову и впредь «влиять на бедный ум» Марьи Тимофеевны, резкий отпор Федьке Каторжному при первой встрече с ним, выговор Лебядкину за его бесчинства — вот итог не слов, но поступков, «проб» Ставрогина, которые предшествовали его встрече с женой.
От нее, как и от других, не укрылась перемена, происшедшая в Николае Всеволодовиче, но ощущает он ее «наоборот», вовсе не так, как Хроникер, Шатов, Кириллов, Верховенский. Хроникер воспринял Ставрогина решительным, неоспоримым красавцем: «Не оттого ли, что он стал чуть-чуть бледнее, чем прежде, и, кажется, несколько похудел? Или, может быть, какая-нибудь новая мысль светилась теперь в его взгляде?» Лебядкина же, всматриваясь в него, недовольна впечатлением: «Потолстели вы очень…» Ставрогин, решивший обнародовать тайну, непонятен ей: «Как сказали вы мне тогда в карете, что брак будет объявлен, я тогда же испугалась, что тайна кончится». Ставрогин, предлагающий в Швейцарию с ним вместе уехать и прожить всю жизнь в диком и угрюмом месте, неприятен и смешон ей [98]. Ведь тоскует-то Марья Тимофеевна по прежнему князю, герою «бездн», «углов» и «чудачеств», женившемуся на ней по прихоти. Тот Ставрогин, блестящий красавец, который силу и гордость имел неизмеримые, поразил ее воображение, заполонил ум и иссушил сердце: «Я уж тем только была счастлива, все пять лет, что сокол мой где-то там, за горами, живет и летает, на солнце взирает…» Зачарована Марья Тимофеевна злой силой, и «зазноба ее неисцелима вовеки». Не хочется ей, опаленной огнем «змия премудрого», зябнуть в горах кантона Ури. Отсюда — ее раздражение и неприязнь к Ставрогину, пришедшему «с миром» [99], брезгливость и насмешливость [100].
Поразительно откровенна Марья Тимофеевна: «Мой, — говорит она, — ясный сокол и князь, а ты — сыч и купчишка!» В чем же смысл этого противопоставления, если попытаться понять его «близко к тексту»? Ответ Марья Тимофеевна дает сама, в нем ее последнее слово и потрясающая разгадка: «Мой-то и богу, захочет, поклонится, а захочет, и нет, а тебя Шатушка (милый он, родимый, голубчик мой!) по щекам отхлестал, мой Лебядкин рассказывал».
В знаменитом очерке о Достоевском «Экскурс. Основной миф в романе «Бесы» Вяч. Иванов писал: «Ставрогина же ясновидящая… упрямо величает «князем», противополагая ему в то же время подлинного «его»… Этот другой, светлый князь — герой-богоносец, в лице которого ждет юродивая духовидица самого Князя Славы» [101].
Чрезвычайно интересно в этой связи сопоставление двух визитов Ставрогина — к Марье Тимофеевне и к Тихону. Поразительно совпадают их реакции на посетителя, проницательные подозрения насчет его замысла (хотя Хромоножка и старец провидят разные преступления), ответные реплики Николая Всеволодовича и сами последствия визитов [103].
Не совпадает лишь главное: Тихон жалеет — Марья Тимофеевна проклинает; Тихон к смирению призывает («Всю гордость свою и беса вашего посрамите» — 11, 29), Марья Тимофеевна за смирение презирает («тебя Шатушка… по щекам отхлестал»); Тихон Ставрогина в монастырь посылает — Марья Тимофеевна о монастыре и слышать не хочет; Тихон прочит Ставрогину подвиг веры — Марье Тимофеевне грезится князь гордый и своевольный. Рискнем сказать — оба осуждают Ставрогина за измену, но Тихон — за измену Богу, Хромоножка — за измену бесу [104].
Смысл разочарования Марьи Тимофеевны еще больше проясняется, если рассмотреть его в ряду признаний тех, с кем общается в романе Ставрогин. По сути дела все они так или иначе развенчивают своего кумира. Здесь лейтмотив романа «Бесы» — «не тот», «не то» — звучит наиболее явственно. «Вы не сильный человек», — заключает Кириллов. «Это ли подвиг Николая Ставрогина!» — негодует Шатов. «Дрянной, блудливый, изломанный барчонок», — злится Петруша. «Все всегда мелко и вяло», — признается сам Николай Всеволодович. «Бедный, погибший юноша» (11, 30), — сокрушается Тихон. Так что в своих разочарованиях Марья Тимофеевна нисколько не оригинальна и не одинока, — напротив, она подчеркнуто солидарна с бывшими приверженцами Ставрогина. Другое дело, как каждый из них относится к открытию, что Ставрогин — не великий человек. Заметим, что, несмотря на разочарование, Шатов и Кириллов не отрекаются от него: «Добудьте бога трудом», «Целуйте землю, облейте слезами, просите прощение», «Я не могу вас вырвать из моего сердца» (Шатов); «Вспомните, что вы значили в моей жизни, Ставрогин» (Кириллов). Не может смириться с ускользающим от него «Иваном-Царевичем» и Верховенский: «Поймите же, что ваш счет теперь слишком велик, и не могу же я от вас отказаться! Нет на земле иного, как вы!» Прогоняет Ставрогина и отрекается от него одна Марья Тимофеевна — но по мотивам, которые вызывают странные ассоциации. «Вы ужасный аристократ… Вы предводитель, вы солнце, а я ваш червяк… Вы мой идол!» — это признание Верховенского вполне могла бы (на своем языке) произнести Хромоножка. Сравним: «аристократ» — «князь»; «предводитель» — «ясный сокол»; «солнце» — «там, за горами живет и летает, на солнце взирает»; «он вдруг поцеловал у него руку» — «мне можно… стать перед вами на колени?». Аналогия налицо: Ставрогин, опровергающий представления своих поклонников, заклеймен как самозванец — не за то, что, будучи слабым, сказался сильным, а за то, что не захотел быть идолом. Больше того. И Петр Верховенский, и Марья Тимофеевна охотно бы остались в прежнем обольщении, поддержи их в этом Ставрогин:
«Охоты нет, так я и знал… Врете вы… не верю!» (Верховенский)
«Так вы сами, сами, так-таки прямо в лицо, признаетесь, что вы не князь!» (Лебядкина)
Здесь обнаруживается и еще одно удивительное совпадение: оказывается, и Верховенский, и Лебядкина — авторы своих фантазий:
«Я вас с заграницы выдумал, выдумал, на вас же глядя». (Верховенский)
«Не может того быть, чтобы сокол филином стал. Не таков мой князь» (Лебядкина)
И когда самообман не может более длиться и идол развенчан, оба они одинаково остро ощущают полный крах:
«Без вас я нуль. Без вас я муха, идея в склянке, Колумб без Америки». (Верховенский)
«Поздно мне третью жизнь начинать». (Лебядкина)
Таким образом, идолопоклонство Верховенского и Лебядкиной — одного сорта; недаром Марья Тимофеевна из-за своего кумира потеряла разум, а Верховенский в наиболее патетические моменты близок к помешательству.
Судьба мстит Николаю Ставрогину в лице проклинающих его за измену адептов, им же совращенных и вовлеченных в порочный круг гордыни и зла, мстит пустотой и тьмой небытия, поглощающего всех, кто был с ним связан. Причем мстит в тот момент, когда уже созрело решение (пусть даже слабое, вялое) — уйти от зла, изменить «своему демону», отказаться от роли Лжецаревича. Но Марья Тимофеевна как раз и клянет его за измену тому полуневольному самозванству, от которого он с запоздалым раскаянием тщится избавиться, уже двигаясь навстречу собственной гибели.
Зловещий образ рисует Достоевский, последний раз являя читателю Хромоножку: «Она тотчас же вскочила за ним, хромая и прискакивая, вдогонку, и уже с крыльца, удерживаемая изо всех сил перепугавшимся Лебядкиным, успела ему еще прокричать, с визгом и с хохотом, вослед в темноту…» Так, может быть, все-таки не случайно из большого (тридцать пять строк) стихотворения Пушкина «Бесы» Достоевский взял всего восемь строк, из которых последняя: «Ведьму ль замуж выдают?»… Напомним к тому же, что замужество Марьи Тимофеевны, или, иначе, брак Ставрогина с Хромоножкой, — центральная романная интрига, вокруг которой и разворачивается мистерия «Бесов».
Знаменательно, что сценой проклятия сюжет с Марьей Лебядкиной как бы исчерпал себя; все остальное совершается «за кадром», и лишь несколько упоминаний о ней, в том числе и о ее ужасной смерти, завершают романное существование Хромоножки. Остается лишь добавить, что мотив насильственной смерти Хромоножки сопровождал весь путь создания образа — десятки раз повторяет Достоевский в «Записных тетрадях» факт убийства Хромоножки, ни единожды не усомнившись в таком, а не в каком-нибудь другом финале. Судьба Марьи Тимофеевны была предопределена и обрекала ее на неотвратимую гибель.
Читайте также
АНФИЙ ДА МАРЬЯ
АНФИЙ ДА МАРЬЯ Жил-был Анфий да Марья; детей у них не было. Раз Анфий и говорит Марье: свари-ка мне три десятка яиц, я пойду да продам! А дело было перед Пасхой и яйца очень дороги. Марья сварила яйца, он выкрасил их и понес продавать. Взял он по рублю за яйцо, денег у него стало
Иван-да-марья
Иван-да-марья Широко распространенное и хорошо всем знакомое растение иван-да-марья (melampyrum nemorosum) получило свое народное название за контрастную (противопоставление Иван-Марья, мужчина-женщина) и весьма привлекательную окраску: золотисто-желтые цветы хорошо смотрятся на
«Перебрался на дачу» В память о каком лесе получил имя Лесной?
«Перебрался на дачу» В память о каком лесе получил имя Лесной? Сколько в России топонимов, связанных со словом лес! Сотни Лесных улиц в разных городах и селах, города Лесной и Лесозаводск, да и много еще чего. Вот и у нас в городе такие топонимы имеются, весьма даже
На каком глазу Нельсон носил повязку?
На каком глазу Нельсон носил повязку? Единственной характерной чертой лорда Нельсона была его звериная храбрость, личные же качества адмирала были недостойными во всех отношениях. Граф Сен-Винсент Ни на каком. Нельсон никогда не носил глазную повязку.Он
В каком направлении сливается вода в ванне?
В каком направлении сливается вода в ванне? а) По часовой стрелке.б) Против часовой стрелки.в) Вертикально вниз.г) Зависит от обстоятельств.Зависит от обстоятельств. Широко распространенное убеждение, будто вода в ванне при сливе закручивается по спирали под
На каком языке говорят китайцы
На каком языке говорят китайцы На каком языке говорят китайцы? Странный вопрос – конечно, на китайском! На самом деле все не так просто – в действительности это отнюдь не единый язык.«Официальным» китайским языком, на котором говорят дикторы телевидения и радио и который
В КАКОМ ПОРЯДКЕ ПОДАВАТЬ КУШАНЬЯ И НАПИТКИ
В КАКОМ ПОРЯДКЕ ПОДАВАТЬ КУШАНЬЯ И НАПИТКИ Сколько подавать блюд и в какой последовательности – зависит от характера празднества и числа приглашенных. Кушанья и напитки сервируют так, чтобы это было полезно для пищеварения. Сперва подают легкие (удобоваримые) кушанья,
В КАКОМ ПОРЯДКЕ ЧИТАТЬ ПЛОТИНА?
В КАКОМ ПОРЯДКЕ ЧИТАТЬ ПЛОТИНА? I. Для выборочного чтенияa. необходимый минимум содержится в трактатах I 6 «О прекрасном» и VI 9 «О Благе».b. для преимущественного изучения плотиновской мистики и теологии см. основные положения в VI 7 «Об идеях и о Благе» и VI 8 «О воле Единого».c.