сарацина в поле спешить
Сарацина в поле спешить
Перед тобой книга сказок Александра Сергеевича Пушкина. Ты, конечно, знаешь, что это великий русский поэт, и, возможно, тебе кое-что известно о его жизни. Например, что родился он 6 июня 1799 года, что в числе его предков был африканец Ганнибал, что учился Пушкин в Царскосельском лицее и навсегда сохранил тёплые воспоминания о годах учёбы и лицейской дружбе. И конечно, что погиб он 10 февраля 1837 года от раны, нанесённой ему на дуэли Дантесом. А ещё ты, вероятно, слышал, что у Пушкина была няня – Арина Родионовна, чьи сказки будущий поэт с удовольствием слушал в детстве. А вот знаешь ли ты, что свои собственные сказки Пушкин писал вовсе не для детей и что появились они не только благодаря няне.
Дело в том, что начало XIX века было временем романтизма, когда многие писатели и поэты обратились к фольклору, к сказке – чаще всего европейской. В 1818 году вышли первые восемь томов «Истории государства российского» Н. М. Карамзина, и этот увлекательный труд пробудил интерес к русской истории. Вот в такой атмосфере в 1830-е годы и появляется вдруг не одна, не две, а множество прекрасных сказок. Это и «Спящая царевна», и «Сказка о царе Берендее» В. А. Жуковского, и сказки В. И. Даля, и «Конёк-Горбунок» П. П. Ершова, и конечно же сказки А. С. Пушкина.
Несмотря на то что истоки у его сказок самые разные (ты наверняка заметишь сходство «Сказки о мёртвой царевне» с «Белоснежкой» и обратишь внимание на восточный колорит «Сказки о золотом петушке»), для нас все они – подлинно русские. Словно впитав сам дух русского фольклора, Пушкин переплавил понравившиеся сюжеты и создал те самые сказки, без которых мы сегодня не можем представить русской культуры. Так что читай внимательно, вслушивайся в мелодию пушкинского стиха, и он наверняка заворожит тебя и навсегда останется в твоём сердце.
Пить зелёное вино, угрожать рогаткой и кручиниться: что дети никак не могут понять у Пушкина
«Словарь языка Пушкина» включает в себя больше 21 тысячи слов. Неудивительно, что некоторые мы можем не знать. Продолжаем разбирать архаизмы в сказках главного русского поэта. В этом выпуске рассказываем про «Сказку о мёртвой царевне и семи богатырях», где сенной девушке угрожают рогаткой, а царь даёт своё слово.
«Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях» была написана Александром Пушкиным осенью 1833 года. В её основе лежит популярный сказочный сюжет о волшебном зеркале (или мёртвой царевне), известный многим народам. Конспективная запись похожей русской народной сказки («Царевна заблудилась в лесу…») была сделана поэтом, со слов няни Арины Родионовны, в Михайловском в конце 1824 года. Отдельные мотивы пушкинского произведения связаны со сказкой братьев Гримм «Белоснежка».
Царица так долго смотрит в поле, инда очи (= что даже глаза) разболелись.
«Бог даёт царице дочь» в самый сочельник — этим словом обозначаются два дня в году (накануне Рождества или Крещения), когда принято подавать к столу специальное блюдо — «сóчиво», то есть кашу (= кутью) из различных злаков (пшеницы, ржи, ячменя, овса), приправленную медом.
Царица умерла к обедне — используемое в народе название церковной христианской службы (божественной литургии), совершаемой в утреннее и дневное время, до обеда.
Новая жена царя была ломлива, то есть упряма, капризна, привередлива; слово связано с глаголом «ломать (ся)».
Царица стала прищёлкивать перстами — пальцами рук; к этому устаревшему слову восходят до сих пор употребляемые в русском языке «перстень», «напёрсток».
Когда для царевны нашёлся жених (Елисей), к её отцу приехал сват, то есть человек со стороны жениха, договаривающийся с родителями невесты о будущем замужестве.
После встречи со сватом царь дал слово — согласился на брак дочери.
Мать брюхатая сидела, то есть в состоянии беременности (с брюхом = животом).
Увести царевну в лес царица наказывает своей сенной девушке (прислуге, горничной, занимавшейся уборкой; прилагательное происходит от слова «сени» — это помещение между жилой частью дома и крыльцом).
Служанка оставляет царевну в лесу и советует ей не кручиниться, то есть не грустить, не печалиться, не тосковать. Позже царь тужит по дочери, то есть тоже горюет.
О том, что пропала царская дочь, стала трезвонить молва, то есть начали распространяться слухи (молвить — «говорить»).
Царевна заходит в светлую горницу — комнату в крестьянском доме, обычно расположенную в верхней части; происходит от слова «горний» — верхний.
Внутри дома в лесу дубовый стол располагается под святыми, то есть под иконами, на которых изображаются лики святых.
Девушка взобралась на полати — деревянный настил под потолком в крестьянской избе от русской печи до противоположной стены, на котором можно спать.
Царевна отказалась от зелёного вина, то есть особого вида водки на травах, название которой связано со старославянским словом «зелие», «зелье» — трава, злак.
Богатыри отводят девушку в светлицу — небольшую светлую комнату, преимущественно располагавшуюся в верхней части дома, именуемую также «горницей» (см. выше) или «светёлкой».
Братья покидают дом, чтобы сорочина в поле спешить — сбить с коня, то есть сделать пешим сарацина (противника с Ближнего Востока).
Девушка богатырям не прекословит, то есть не возражает, не противоречит, соглашается с ними.
Царица, узнав, что царевна жива, угрожает служанке рогаткой — за непослушание хочет надеть ей железный ошейник с длинными прутьями.
Роковое яблоко девушка получает от нищей черницы, то есть монахини.
В Херсонской области у въезда в Крым на пропускном пункте «Чонгар» установили громадный щит с надписью «Украина. Крымскотатарская автономная республика. Добро пожаловать!»
Надпись на крымскотатарском языке, который мало кто понимает.
Общагу в разгар декабрьских морозов, штурмом взяли бугаи, нанятые мальчиком..
Заметкам из «Бизнес-газеты. ру» про то, как Булат Фахрутдинов не справился с управлением своего катера и врезался в баржу, стоявшую на якоре возле речного порта Казани, можно было бы не придавать значения.
Ну, выпил мальчик, не ведающий не только правил обращения с маломерными судами в России, но и того, что эти суда нужно хотя бы регистрировать где положено, загулял, заработал тяжелую черепно-мозговую травму. И потянуло его с родных волжских просторов на просторы морские!
Можно не принимать всерьез даже поданного 20 мая в Следственный Комитет России коллективного заявления акционеров Феодосийского механического завода о мошенническом захвате рейдерами принадлежащего им предприятия, в результате чего стала возможной молниеносная распродажа всей заводской собственности..
Но не до шуток, если уже очень многим обывателям уже чудятся за спиной изящного молодого человека из Казани эскадроны татарских конников, когда-то совершавших налеты на Московию именно из этих мест. Феодосия тогда была одним из популярнейших рынков рабов, бесперебойно пригонявшихся из России.
Положение страдальцев, выкинутых рейдерами-налетчиками из общежития Механического завода на улице Танкистов, и в самом деле отчаянное.
Перед друзьями и родичами, приютившими эти семьи «до лучших времен», во всем безобразии встала проблема выбора. Или заработать «на черный день», от которого никто, увы, не застрахован, или «возлюбить ближнего аки самого себя» и пренебречь деньгами, которые «буквально просятся в руки».
.Как только в Черное море полезли купаться первые смельчаки, в Феодосии удесятерились темпы сдачи «отдыхающим» коек, комнат и квартир.
Между прочим, «при Советах» Феодосия была очень неплохо управляемым военным портом с испытательной базом ВМФ., где осваивались новые модели подводных лодок и торпед. И никакого «туризма» в ней не было!
Бездомные кочуют от одной случайной крыши до другой. После очередного совета «силовиков» идти в арбитражный суд и отстаивать свои права «в установленном законом порядке» горюют: «Стоило ли возвращаться в ТАКУЮ Россию?!»
А вот серьезные люди задолго до референдума о присоединении Крыма позаботились, чтобы и при новой власти жить, по крайней мере, не хуже, чем при старой. Им заранее был известен сценарий готовящихся событий..
.И они подшустрили, подобрав всё, что «плохо лежало».
Страдальцев же, пожалуй, есть основания упрекнуть в легкомыслии.
Уволенные с завода, перебивающиеся случайными заработками, они не могли не догадываться, что скоро их выгонят и из дома. Так как их не продать подобно станкам, сданным в металлолом.
И вот новый хозяин пришел. Обнес железным забором здание, выглядящее ныне как после бомбежки. Не пощадил фруктовые деревья, окружавшие общагу. Посягнул даже на квартиры, подаренные когда-то заводом своим ветеранам.
Когда ветеранов начали пытаться выселить – вмешался зампред Комитета Государственной Думы П.Дорохин, обратившийся и к генпрокурору Юрию Чайке и ко всем ведомствам, которые имеют отношение к вопросам права собственности.
Прокуратура Крыма спохватилась, что у неё под носом рейдеры захватили предприятие, выпускавшее ту самую технику для нефтеразведки, которую страна сегодня не может купить из-за «санкций».
29 апреля 21013 года на официальном сайте Национальной комиссии Украины по ценным бумагам и фондовому рынку Феодосийский механический завод известил, что у него сменился собственник. Если верить электронной подписи – источником информации был некто Ю.Гаврилюк, и.о.директора предприятия.
Да вот беда: информация опубликована 3 июня, а 14мая акционеры уволили г-на Гаврилюка! Но перед тем как его уволили, шустрик успел украсть оригиналы (!) всех правоустанавливающих документов. В том числе свидетельства на право собственности всего заводского имущества, включая общежитие, жилые квартиры и базы отдыха.
Уже уволенный Гаврилюк успел от лица завода внести в уставной фонд киевского ООО «Остров мечты» общежитие, оценив его в 350 тысяч гривен с долей в уставном фонде в 18 процентов.
И уже к концу августа 2013 года Феодосийский госрегистратор выдал захватчикам свидетельства о собственности на всё, что «плохо лежало».,и что можно быстро превратить в большие деньги.
Но хватит ли смелости у очаровательного прокурора Поклонской, чтобы опротестовать грубую фальшивку?!
Ведь прецедент опасен!
Одно свидетельство о собственности отменишь –придется возиться с множеством других. А постсоветские годы стерли грань между понятиями «заработать» и «награбить».
Прокуратура Крыма опубликовала сообщение, в котором признала незаконными действия налетчиков, вышибавших двери и выкидывавших людей на мороз. Были возбуждены уголовные дела по самоуправству и незаконному проникновению в жилище. Не считаясь даже с тем, что у многих обитателей комнат есть документы на право собственности на приватизированное жилье.
Но никто сегодня не усердствует в наказании беспредельщиков.
Нечто подобное много раз уже случалось в России. И единственное «своеобразие» конфликта в том, что он случился именно в Крыму, где чрезвычайно остра «татарская проблема».
А 35летний заместитель министра промышленности и торговли Татарстана Булат Фахрутдинов объясняет журналистам Интернет-портала «Реальное время», что приобретать недвижимость в Крыму не планировал, а получил ее в качестве возврата денежного долга от некоего «делового партнера». Он будто бы даже не знал, что в здании живут люди. Мол « Я посмотрел снимки и документы — в них было написано «нежилое строение». Здание старое, аварийное. Для меня нонсенс был, когда оказалось, что там еще кто-то прописан. »
Но то, как поспешно в декабре посланные новым владельцем здания молодые мордовороты отключали электричество, канализацию, выводили из строя водопровод, вышибали двери и окна, срезали решетки балконов, выкидывали на улицу вещи, заставляет усомниться в правдивости объяснений г-на Фахрутдинова. Так поступают лишь с «товаром»,который легко перепродать с большой выгодой. Иначе, зачем было приводить в совершенно непотребный вид здание, которое ещё вполне могло приносить деньги в роли «постоялого двора»?!
Даже неловко напоминать блистательному выпускнику Лондонской школы и экономики и политических наук, начавшего свою трудовую деятельность с должности первого заместителя директора Казанского ювелирного завода, что его действия в контексте «крымско-татарской проблемы» не так уж трудно квалифицировать, как провоцирование межнациональной розни.
Г-н Фахрутдинов с 2011 по 2015 год трудился ещё и главным советником управления по работе с территориями в аппарате президента РТ.
Неужели на всех подопечных ему «территориях»с людьми обращаются как с обитателями феодосийской общаги?!
Пятиэтажную общагу на улице Танкистов на 243 места выстроили в 1951 году одновременно с Механическим заводом, производившим уникальное оборудование для нефтедобычи.
И она имеет какую-либо коммерческую ценность только в сочетании с самим заводом, имеющим две площадки. Два гектара в центре города в 400 метрах от моря и четыре гектара на трассе Керчь-Феодосия. Строящаяся сейчас скоростная трасса Керчь-Симферополь гарантированно пройдет через эти гектары, и их владелец очень хорошо заработает.
Производство уже давно остановлено.На территории завода действуют автомойка и какие-то мелкие торговые центры, торгующие «чем Бог послал».
В январе 2014 года, по поводу захваченного рейдерами завода к тогдашнему генпрокурору Украины г-ну Пшонке обращался феодосийский священник отец Владимир:
-Нельзя ли сделать так, чтобы эти насекомые куда-нибудь делись?!
-Батюшка, не суй свою голову туда, где по голове могут настучать!
В интересах нового собственника общежития в суд Феодосии были поданы иски о выселении четырех оставшихся жильцов.
На защиту бездомных встала городская прокуратура — она просит суд признать за людьми право на приватизацию занимаемых ранее жилых помещений. Со стороны самих жильцов в суд также поступили иски с требованием взыскать ущерб от потери нажитого имущества.
В сообщении прокуратуры Крыма говорится, что ситуация находится на постоянном контроле у прокурора Феодосии Виталия Степанова.
Нажмите «Подписаться на канал», чтобы читать «Завтра» в ленте «Яндекса»
Сарацина в поле спешить
По правому берегу Дона, от устьев реки Аксая до границ нынешней Воронежской губернии, в глуши лесов, между болотами и топями были рассеяны небольшие казачьи городки, состоявшие из шалашей и землянок, наскоро обнесенных терновыми плетнями. Казаки заботились не о красоте своих жилищ, а об удобствах их для вечно боевого быта; они приноравливали их к тому, чтобы «не играл на них вражеский глаз», чтобы при нашествии татар их можно было бросать без сожаления.
«Пускай, — говорили они, — бусурманы жгут наши городки, сколько угодно, мы выстроим новые, и скорее они устанут жечь, чем мы возобновим их».
И действительно, бусурманы то и дело нападали на Дон, внося с собой меч и опустошение, и начисто выжигали казацкие городки. При таких суровых условиях жизни, конечно, не могли не вырабатываться и действительно вырабатывались те замечательные типы, перед которыми останавливаешься с любопытством и изумлением. С течением времени и изменявшихся обстоятельств, создавших для казацких станиц более мирное и спокойное существование, изменялось и казачество: беззаветная и дерзкая удаль, не исчезая совершенно, заменялась качествами более домовитыми. Но чтобы понять историю русской колонизации на Кавказе и покорения края, необходимо обратиться к старинным временам и типам казачества.
Особенной известностью на Дону пользовались охотники, гулебщики, которых называли иногда словом «отвага». То были люди большей частью отпетые, которым не сиделось дома, которых так и тянуло, как говорит величайший из русских поэтов:
В чистом поле погулять,
Серых уток пострелять,
Руку правую потешить,
Сарацина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Пятигорского черкеса.
Охотники этого рода охотились, очевидно, в то стародавнее время не на одних зверей, но не давали пощады и своим неприятелям. А к числу неприятелей казаки причисляли всех, с кого можно было снять зипун, почему их и называли иногда зипунниками. Даже Ермак Тимофеевич, Стенька Разин и другие крупные личности из казаков, сумевшие вписать свои имена на страницы истории, разгуливая по широкому раздолью матушки Волги, были тоже охотниками, «отвагой» в донском смысле, хотя из казаков никто и никогда не назвал бы их разбойниками. В старинной песне удалая ватага с некоторой гордостью говорит про себя:
Мы не воры, не разбойнички,
Стеньки Разина мы работнички.
Задумав «погулять», казак ни у кого не спрашивал на то позволения, а выходил в своей станице на сборное место к станичной избе и, кидая шапку вверх, восклицал: «Атаманы-молодцы, послушайте. Кто на сине море, на Черное — поохотиться. На Кум-реку, на Кубань — яссырей добывать. На Волгу-матушку — рыбку ловить. Под Астрахань, на низовье — за добычей. В Сибирь — пушистых зверей пострелять. «
В числе последних могикан Тихого Дона, знаменитых охотников-характерников, доживавших свой век в семидесятых годах прошлого столетия, был некто Иван Матвеевич Краснощекое, который может служить для нас настоящим представителем типа донских гулебщиков. То был богатырь, наводивший страх на целую Кубань своим появлением. Черкесы прозвали его Аксак, то есть «Хромой», — Краснощекое был ранен в ногу и оттого прихрамывал. Казаки слагали о нем песни, которые еще и поныне поются на Дону старинным и заунывным напевом. «Имя и подвиги Краснощекова, — говорит Киреевский в своем известном сборнике народных песен, — встречаются как воспоминание и в песнях позднейших, сложенных после его смерти. Об этом крупном историческом лице мы доселе-не имеем не только дельной монографии, но даже простого биографического очерка, а между тем это последний русский богатырь, с именем которого связаны последние наши былины; он, как герой, сопровождается песней с молодых лет до смерти — и после него не нашлось уже никого, кто бы вызвал в народе подобное былинное творчество». Одна из донских легенд вот что рассказывает о Краснощекове. В его время был знаменитый, памятный донским казакам богатырь у горцев, по имени Овчар, любивший «поохотиться» не менее Краснощекова. Едва ли был среди казаков такой человек, который хладнокровно встретился бы с Овчаром. Но Краснощекое не сторонился его, а, напротив, искал с ним встречи. Не прочь был и Овчар встретиться с Краснощековым — оба богатыря хорошо знали друг друга по общей молве. Наконец они встретились. Блуждая однажды где-то далеко по-над самой Кубанью, ежеминутно рискуя своей головой, Краснощеков наехал на такого же одинца, как и сам, и, догадавшись, с кем судьба привела ему встретиться, начал «стеречься, чтобы не спустить с руки ясного сокола». Дело было под вечер в холодную и ненастную осень. Над самым обрывом крутого берега, под опушкой леса, облокотившись на руку, лежал закутанный в бурку Овчар и задумчиво смотрел, как синий огонек перебегал по тлеющим углям потухавшего костра. Так поэтично рисует его легенда. Казалось, он до того погрузился в это занятие, что не слыхал даже свиста бури, а не то что приближения русского витязя. Но то было хитрое равнодушие.
Подобные подвиги служили для донцов простой забавой, но иногда они предпринимали поездки и с чисто коммерческими, промысловыми целями. В прибрежных камышах по Кубани водилось множество птиц и зверей, и партии казаков, выезжавшие с Дона, проводили на охоте по месяцу и более среди опасных встреч и приключений.
Старый князь ответил, что желает вступить в переговоры. Дело скоро уладилось, и недавние враги расположились невдалеке от табора-крепости, а князь с несколькими старшинами повел приятельскую речь с пеглеваном. Этого пеглевана звали Баклан, и это имя глубоко запечатлелось в памяти князя Конокова. На Дону это прозвище принадлежало деду знаменитого кавказского генерала Якова Петровича Бакланова.
Встреча с охотниками-донцами расстроила черкесам набег на закубанские казачьи хутора. В партии их было убитых и раненых до пятидесяти человек, в то время как из гулебщиков только шесть человек поплатились легкими ранами.
Недель через пять тяжело нагруженные возы с разным битым пушным зверем, кабанами, лосятиной и дичью потянулись за Егорлык, границу Донского войска, и прибыли благополучно домой, а горцы не только кончаковской партии, но и соседних аулов, долго после того не отваживались нападать даже на одиночных казаков-охотников.
Такова была донская «отвага», выходившая на гульбу и промыслы в вольные степи. Но характеристика донского казачьего быта была бы неполна без рассказа о том, как защищал казак свое родное гнездо, когда хищный ногаец и воинственный черкес приходили к нему жечь, убивать и полон полонить. Характерным примером такой защиты может служить «Донская быль» — вероятно, единственный появившийся в печати в одном старинном журнале рассказ о том, как бились и умирали казаки на порогах своих жилищ.
Шестнадцатого августа 1738 года в донской казачий городок Быстрянский прискакали двое испуганных всадников. «Валит на нас Касай-мурза с черкесской силой — видимо-невидимо!» — кричали они, торопясь в избу станичного атамана. Ударили «всполох», сбежались к майдану станичники. Но — увы! — их было слишком мало, чтобы противостать тринадцатитысячному татарскому сборищу. Татары улучили время взять с Дона баранту за казацкие прогулки по Кубани: они проведали, что лучшие удальцы донские бьются в Крыму с турками, под рукой фельдмаршала Миниха, и нахлынули на их родину.
Между казаками шел шумный спор, как лучше «ухлебосолить» горцев, хотя бы и самим не пришлось вернуться с кровавого пира. И вот, среди громкого казацкого говора раздался голос есаула: «Помолчите, помолчите, атаманы-молодцы!» Говор мгновенно затих, и казаки стали в кружок.
— Ну, атаманы-молодцы! — заговорил станичный атаман, опершись на свою насеку. — Застала нас зима в летнем платье. Теперь не час замышлять о шубе, надо подумать, как бы голытьбе выдержать морозы! Не учить, мне вас, атаманы-молодцы, как резаться с бусурманами — это дело казацкое, обычное. Но о том не смолчать мне, что всех-то нас теперь первой, второй — да и конец счету, татарской же силы сложилось по наши головы тысяч до тринадцати аль больше.
— То-то вот — голова с плеч. — в раздумьи проговорил атаман. — Оно статно, что за плохой укрепой, какова в нашем городке, долго не усидишь. Головы казакам складывать не диковина, да какова про мертвых в Войске речь пройдет. Наша вина, что мы за-добра-ума не перебрались из городка в крепость — вот о чем думать надобно.
И казаки серьезно задумались. Припомнилось им, как намедни впустили они в свой городок какого-то казака-проходимца, который прикинулся посланцем от атамана яицкого с вестью, будто бы-де Дундук Омбо со своими калмыками да с казаками яицкими и терскими всю Кубанскую орду погромил и что-де орде уже не в силу нынешним годом подняться на их донские городки. Слушали тогда казаки рассказчика-краснобая, а он все разглядывал, выведывал, высчитывал, и стало потом уже несомненно, что то был совсем не яицкий казак, а некрасовец, подсыльный Касай-мурзы — прах бы его побрал!
Припомнив такое обстоятельство, казаки стали перекоряться друг с другом, кто был такому делу заводчик, как вдруг вышел из толпы старый седой казак Булатов.
— Быть по-твоему! — закричали многие.
— К делу — речь! — подтвердили другие.
— Дай Бог добрый час! — заговорили казаки в один голос.
Едва только успели казаки занять назначенные им места, как татары хлынули на городок. Застонала земля, началась баталия.
— Эге! Пожар в городке! Тушите, бабы! — крикнул атаман, и последний резерв вместе с ним устремился к месту боя.
Жадный огонь мгновенно разнесся и охватил весь городок. К вечеру татары, обремененные добычей и полоном, ушли, оставя за собой кровавые следы.
Настала ночь. Пламя неслось к темному беззвездному небу вместе со стоном раненых и умирающих. Па окрестных нолях бродили оседланные кони и распуганные стада без хозяев. Взошло, как и всегда восходит, красное солнце, но на этот раз оно осветило, вместо грозного быстрянского городка и его витязей, молчаливые развалины и кучи пепла, который разносился ветром и заметал покойников.
Булатов, подавший первый голос за защиту городка, погиб со всей семьей. С окровавленными сединами, раскинувшись на горячей золе своего куреня, спал он непробудным вековечным сном. Возле пего умирали старая жена его, Нефедьевна, и меньшой внук, а старший, молодой и бравый казак, метался в предсмертной агонии на майдановской площади: у него отрублены были обе руки в то время, когда он хотел вырвать у татарина страшный аркан, захлестнувший его невесту.