повесть солнце на стене
Повесть солнце на стене
Ее, конечно, нет. Как всегда, опаздывает. Я один сижу в этом парке. Второго дурака такого больше нет. Если не считать грубо сработанного железобетонного спортсмена в трусах. Он пружинисто пригнулся на шершавых ногах с диском в руке. Один край отломился, и диск напоминает месяц. Спортсмену положено здесь мокнуть под дождем. Такая уж у него судьба. В жару и холод, в дождь и снег стоит он в парке и смотрит пустыми глазами в туманную даль, где маячат областные и всесоюзные рекорды. А мне, признаться, дождь надоел. Не дождь, а мокрая пыль. Она оседает на лице, делает липкими ресницы, холодные капли скатываются за воротник.
Напротив парка, который растянулся вдоль реки Широкой, на другом берегу, стоит шестиэтажный дом. Будто флаги, взлетают и опускаются в одном из окон полосатые занавески. В комнате играет радиола. Поет Эдита Пьеха про красный автобус: «Автобус, червоний…»
Я смотрю на дорогу. Навстречу мчится «Волга». Мелькнула было мысль, что это она в такси, но машина, оставив маленькое мокрое облако, прошелестела мимо. Наконец показался автобус.
Она не приехала. Без четверти семь. Я поднялся. На скамейке осталось белое пятно. Автобус тронулся и тут же снова остановился. На тротуар выпрыгнула девчонка в лыжном костюме и черной котиковой шапке с опущенным козырьком. Сбросила на тротуар пухлый рюкзак и снова ринулась в автобус. Но в этот момент двери закрылись и машина тронулась.
– Эй, подождите! – пронзительно закричала девчонка, прыгая на одной ноге. Но автобус не останавливался. Я сорвался с места, махнул через лужу и, поравнявшись с кабиной, забарабанил шоферу в стекло. Автобус нехотя притормозил. Девчонка высвободила ногу, кто-то подал ей лыжи.
– Это он нарочно, – сказала девчонка. – Подумаешь, еще подмигивает… Я ему язык показала!
Она подошла к тротуару, подняла рюкзак и стала просовывать под лямки руки. Одна рука не пролезала. Взглянув на меня, девчонка сказала:
– Вы же видите, у меня не получается!
– Просто не верится, – сказала она. – Там солнце и снег, а здесь дождь.
– Где там? – поинтересовался я.
– В Антарктиде… Если не трудно, подайте, пожалуйста, лыжи.
Я поднял связанные по всем правилам лыжи и палки.
– Благодарю, – сказала она.
– И часто вы бываете… в Антарктиде?
– Теперь этот пристает, – вздохнула девчонка. – Как вы мне все надоели…
– Успокойтесь, – сказал я, опешив. – Вы мне совсем не нравитесь.
– Слава богу, – сказала девчонка. И с любопытством посмотрела на меня.
Глаза у нее большие и насмешливые. На бровях и черных ресницах блестящие капли. Губы припухлые, как у обиженного ребенка. Молния на куртке расстегнута, виднеется белый пушистый свитер. Шаровары мокрые, локти тоже. Видно, не один раз кувырнулась с горы. На вид ей лет восемнадцать. Ничего особенного, обыкновенная девчонка. Какие это дураки ей проходу не дают? Мне вдруг захотелось, чтобы она улыбнулась.
– Мартышка, – сказал я.
– Что вы сказали? – спросила она.
– Я говорю, дурак этот шофер, что подмигивал…
– А вы, думаете, умнее?
Я отвернулся и пошел: зря такую ехидну спасал, пусть бы прыгала на одной ноге до следующей остановки.
Не успел я сделать и нескольких шагов, как услышал вопль.
– Что еще? – спросил я.
– Ой! – вскрикнула она, ощупывая колено. – Только этого мне не хватало.
Я сгреб ее в охапку и понес к скамейке.
– Эй, пустите! – кричала она, вырываясь. – Куда вы меня тащите?
Я еще не успел дойти до скамейки, как подкатил автобус. В открытых дверях показалась Марина. Увидев меня с девушкой на руках, она замерла. Двери закрылись, и Марина уехала. Все это я увидел краем глаза. Лыжи болтались у самого моего носа. Девчонка перестала вырываться и смирно лежала на руках.
– Черт… – вырвалось у меня.
– Перестаньте чертыхаться, – сказала девчонка. Шапка сползла ей на нос, она ничего не видела.
– Вот брошу сейчас в реку… в набежавшую волну, – сказал я.
Скамейка была влажная. Белое пятно исчезло. Я осторожно посадил ее. Снял рюкзак. Лыжи прислонил к мокрому черному дереву.
– Где болит? – спросил я.
Она молча дотронулась до колена. Я не особенно разбирался в этом деле, но колено ощупал. Она с любопытством наблюдала за мной. Кажется, вывиха нет. Я потянул ногу. Девчонка молчала. Если бы был вывих, запищала бы.
– Вы грузчик? – спросила она.
– Я дантист, – ответил я. – У вас зубы не болят?
Настроение у меня испортилось. И так наши отношения с Мариной в последнее время не ахти какие… Дернул ее дьявол приехать именно в этот момент! А впрочем, нет худа без добра, может, впредь опаздывать не будет.
– Что ж, это тоже профессия, – сказала девчонка.
Она осторожно согнула и разогнула ногу.
– Растяжение, я знаю, – сказала она.
Я взглянул на нее. Мне снова захотелось, чтобы она улыбнулась.
– Все равно вечер пропал, – сказал я. – Давайте знакомиться… Меня зовут Андрей Ястребов… А вас?
Ветер колышет полосатые флаги-занавески, раскачивает уличные фонари на серебристых столбах, слышится музыка. Но теперь поет не Эдита Пьеха. Сменили пластинку. Мы идем через парк к дому девчонки. Ее зовут Оля Мороз.
Я тащу рюкзак и лыжи, а она, вцепившись в мой рукав, хромает рядом.
Мокрая пыль все еще косо летит с неба. Под ногами жухлые прошлогодние листья. Мы слышим хлопанье крыльев и унылое одинокое карканье. Высокое черное дерево облепили молчаливые вороны.
– У вас похоронное лицо, Андрей Ястребов, – говорит Оля. – Умер ваш пациент, которому вы зуб выдернули?
– Меня бросила любимая женщина, – отвечаю я.
Парк кончился, и мы зашагали по желтой скользкой тропинке к четырехэтажному дому. Его недавно построили. Внизу будет магазин. Пока еще неясно какой. Во дворе громоздятся кучи песка и щебня. Стоят дощатые фургоны с надписями «СМУ-3» и «УНР-1».
У второго подъезда мы остановились. Облака, напоминающие паровозный дым, низко проносились над домом. На чердаке мяукала кошка.
– Я жду, когда вы спросите номер моего телефона, – сказала Оля.
Мне теперь некуда спешить, и я бы с удовольствием поболтал с ней, но с этой девчонкой почему-то никак не разговориться. У нее пристальные насмешливые глаза. Большие такие, темно-серые. Взглянешь в них – и пропадает охота нести всякую чепуху. А умного ничего не приходит в голову. Умные мысли приходят потом.
– Так как насчет телефона? – спросил я.
– До свидания, дантист.
– Может быть, завтра встретимся?
– У меня, к счастью, зубы не болят, – сказала она и улыбнулась.
Наконец-то я увидел ее улыбку; имея такие красивые зубы, другая бы на ее месте все время улыбалась.
– Разве я похож на дантиста?
– Мне безразлично, на кого вы похожи.
– Спокойной ночи, – сказал я.
Она толкнула толстым ботинком дверь парадного и ушла. Я слышал, как она топала, поднимаясь по лестнице и задевая лыжами за стену. А потом где-то глухо хлопнула дверь и стало тихо.
Я уже миновал дом, когда из парадного выскочила черная лохматая собачонка, чуть побольше кошки. Вслед за ней появился маленький старичок в ушанке и высоких белых валенках с галошами. Бородка у него точь-в-точь как на портрете кардинала Ришелье из учебника истории. Собака обнюхала мои туфли и побежала к квадратной урне.
Повесть солнце на стене
Ее, конечно, нет. Как всегда, опаздывает. Я один сижу в этом парке. Второго дурака такого больше нет. Если не считать грубо сработанного железобетонного спортсмена в трусах. Он пружинисто пригнулся на шершавых ногах с диском в руке. Один край отломился, и диск напоминает месяц. Спортсмену положено здесь мокнуть под дождем. Такая уж у него судьба. В жару и холод, в дождь и снег стоит он в парке и смотрит пустыми глазами в туманную даль, где маячат областные и всесоюзные рекорды. А мне, признаться, дождь надоел. Не дождь, а мокрая пыль. Она оседает на лице, делает липкими ресницы, холодные капли скатываются за воротник.
Напротив парка, который растянулся вдоль реки Широкой, на другом берегу, стоит шестиэтажный дом. Будто флаги, взлетают и опускаются в одном из окон полосатые занавески. В комнате играет радиола. Поет Эдита Пьеха про красный автобус: «Автобус, червоний…»
Я смотрю на дорогу. Навстречу мчится «Волга». Мелькнула было мысль, что это она в такси, но машина, оставив маленькое мокрое облако, прошелестела мимо. Наконец показался автобус.
Она не приехала. Без четверти семь. Я поднялся. На скамейке осталось белое пятно. Автобус тронулся и тут же снова остановился. На тротуар выпрыгнула девчонка в лыжном костюме и черной котиковой шапке с опущенным козырьком. Сбросила на тротуар пухлый рюкзак и снова ринулась в автобус. Но в этот момент двери закрылись и машина тронулась.
– Эй, подождите! – пронзительно закричала девчонка, прыгая на одной ноге. Но автобус не останавливался. Я сорвался с места, махнул через лужу и, поравнявшись с кабиной, забарабанил шоферу в стекло. Автобус нехотя притормозил. Девчонка высвободила ногу, кто-то подал ей лыжи.
– Это он нарочно, – сказала девчонка. – Подумаешь, еще подмигивает… Я ему язык показала!
Она подошла к тротуару, подняла рюкзак и стала просовывать под лямки руки. Одна рука не пролезала. Взглянув на меня, девчонка сказала:
– Вы же видите, у меня не получается!
– Просто не верится, – сказала она. – Там солнце и снег, а здесь дождь.
– Где там? – поинтересовался я.
– В Антарктиде… Если не трудно, подайте, пожалуйста, лыжи.
Я поднял связанные по всем правилам лыжи и палки.
– Благодарю, – сказала она.
– И часто вы бываете… в Антарктиде?
– Теперь этот пристает, – вздохнула девчонка. – Как вы мне все надоели…
– Успокойтесь, – сказал я, опешив. – Вы мне совсем не нравитесь.
– Слава богу, – сказала девчонка. И с любопытством посмотрела на меня.
Глаза у нее большие и насмешливые. На бровях и черных ресницах блестящие капли. Губы припухлые, как у обиженного ребенка. Молния на куртке расстегнута, виднеется белый пушистый свитер. Шаровары мокрые, локти тоже. Видно, не один раз кувырнулась с горы. На вид ей лет восемнадцать. Ничего особенного, обыкновенная девчонка. Какие это дураки ей проходу не дают? Мне вдруг захотелось, чтобы она улыбнулась.
– Мартышка, – сказал я.
– Что вы сказали? – спросила она.
– Я говорю, дурак этот шофер, что подмигивал…
– А вы, думаете, умнее?
Я отвернулся и пошел: зря такую ехидну спасал, пусть бы прыгала на одной ноге до следующей остановки.
Не успел я сделать и нескольких шагов, как услышал вопль.
– Что еще? – спросил я.
– Ой! – вскрикнула она, ощупывая колено. – Только этого мне не хватало.
Я сгреб ее в охапку и понес к скамейке.
– Эй, пустите! – кричала она, вырываясь. – Куда вы меня тащите?
Я еще не успел дойти до скамейки, как подкатил автобус. В открытых дверях показалась Марина. Увидев меня с девушкой на руках, она замерла. Двери закрылись, и Марина уехала. Все это я увидел краем глаза. Лыжи болтались у самого моего носа. Девчонка перестала вырываться и смирно лежала на руках.
– Черт… – вырвалось у меня.
– Перестаньте чертыхаться, – сказала девчонка. Шапка сползла ей на нос, она ничего не видела.
– Вот брошу сейчас в реку… в набежавшую волну, – сказал я.
Скамейка была влажная. Белое пятно исчезло. Я осторожно посадил ее. Снял рюкзак. Лыжи прислонил к мокрому черному дереву.
– Где болит? – спросил я.
Она молча дотронулась до колена. Я не особенно разбирался в этом деле, но колено ощупал. Она с любопытством наблюдала за мной. Кажется, вывиха нет. Я потянул ногу. Девчонка молчала. Если бы был вывих, запищала бы.
– Вы грузчик? – спросила она.
– Я дантист, – ответил я. – У вас зубы не болят?
Настроение у меня испортилось. И так наши отношения с Мариной в последнее время не ахти какие… Дернул ее дьявол приехать именно в этот момент! А впрочем, нет худа без добра, может, впредь опаздывать не будет.
– Что ж, это тоже профессия, – сказала девчонка.
Она осторожно согнула и разогнула ногу.
– Растяжение, я знаю, – сказала она.
Я взглянул на нее. Мне снова захотелось, чтобы она улыбнулась.
– Все равно вечер пропал, – сказал я. – Давайте знакомиться… Меня зовут Андрей Ястребов… А вас?
Ветер колышет полосатые флаги-занавески, раскачивает уличные фонари на серебристых столбах, слышится музыка. Но теперь поет не Эдита Пьеха. Сменили пластинку. Мы идем через парк к дому девчонки. Ее зовут Оля Мороз.
Я тащу рюкзак и лыжи, а она, вцепившись в мой рукав, хромает рядом.
Мокрая пыль все еще косо летит с неба. Под ногами жухлые прошлогодние листья. Мы слышим хлопанье крыльев и унылое одинокое карканье. Высокое черное дерево облепили молчаливые вороны.
– У вас похоронное лицо, Андрей Ястребов, – говорит Оля. – Умер ваш пациент, которому вы зуб выдернули?
– Меня бросила любимая женщина, – отвечаю я.
Парк кончился, и мы зашагали по желтой скользкой тропинке к четырехэтажному дому. Его недавно построили. Внизу будет магазин. Пока еще неясно какой. Во дворе громоздятся кучи песка и щебня. Стоят дощатые фургоны с надписями «СМУ-3» и «УНР-1».
У второго подъезда мы остановились. Облака, напоминающие паровозный дым, низко проносились над домом. На чердаке мяукала кошка.
– Я жду, когда вы спросите номер моего телефона, – сказала Оля.
Мне теперь некуда спешить, и я бы с удовольствием поболтал с ней, но с этой девчонкой почему-то никак не разговориться. У нее пристальные насмешливые глаза. Большие такие, темно-серые. Взглянешь в них – и пропадает охота нести всякую чепуху. А умного ничего не приходит в голову. Умные мысли приходят потом.
– Так как насчет телефона? – спросил я.
– До свидания, дантист.
– Может быть, завтра встретимся?
– У меня, к счастью, зубы не болят, – сказала она и улыбнулась.
Наконец-то я увидел ее улыбку; имея такие красивые зубы, другая бы на ее месте все время улыбалась.
– Разве я похож на дантиста?
– Мне безразлично, на кого вы похожи.
– Спокойной ночи, – сказал я.
Она толкнула толстым ботинком дверь парадного и ушла. Я слышал, как она топала, поднимаясь по лестнице и задевая лыжами за стену. А потом где-то глухо хлопнула дверь и стало тихо.
Я уже миновал дом, когда из парадного выскочила черная лохматая собачонка, чуть побольше кошки. Вслед за ней появился маленький старичок в ушанке и высоких белых валенках с галошами. Бородка у него точь-в-точь как на портрете кардинала Ришелье из учебника истории. Собака обнюхала мои туфли и побежала к квадратной урне.
Вильям Козлов: Солнце на стене
Здесь есть возможность читать онлайн «Вильям Козлов: Солнце на стене» весь текст электронной книги совершенно бесплатно (целиком полную версию). В некоторых случаях присутствует краткое содержание. категория: Современная проза / на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале. Библиотека «Либ Кат» — LibCat.ru создана для любителей полистать хорошую книжку и предлагает широкий выбор жанров:
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
Солнце на стене: краткое содержание, описание и аннотация
Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Солнце на стене»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.
Вильям Козлов: другие книги автора
Кто написал Солнце на стене? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
Возможность размещать книги на на нашем сайте есть у любого зарегистрированного пользователя. Если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия, пожалуйста, направьте Вашу жалобу на info@libcat.ru или заполните форму обратной связи.
В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.
Солнце на стене — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком
Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Солнце на стене», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.
— У тебя есть сигареты? — спрашивает Нонна.
Странный вопрос! Я только из воды. В одних плавках. Не за щекой же я должен держать сигареты и спички?
— Помнишь, как ты хотел меня куда-то унести… — говорит Нонна. — Там, в деревне?
— Я, наверное, был пьяный, — отвечаю я.
Нонна вырывает с корнем красноватый стебель конского щавеля и ломает его своими длинными тонкими пальцами. Зачем я ее злю? Я и сам не знаю. Шуруп говорит, что после той сумасшедшей поездки в город у меня характер испортился. Вот и Веньку сегодня разыграл. Куда же это он уплыл.
Надо улыбнуться Нонне, сказать что-нибудь приятное. Но я не улыбаюсь и не говорю ничего приятного. Я смотрю на крепость, вернее, на то, что от нее осталось, и теплый солнечный день меня не радует.
И у Нонны глаза невеселые. Во рту торчит стебелек. Уже и не рада, что пошла со мной на речку.
— Скучаешь, учительница? — спросил я.
Нонна столкнула ногой круглый камень. Он булькнул и, взметнув облачко мути, опустился на дно. Немного погодя на поверхность выскочили пузыри.
— Сдам экзамены, — сказала Нонна, — уеду в Ялту. На месяц. — И, немного помолчав, спросила: — А ты бы поехал?
— Заплеванный пляж, мазутная вода, кишение человеческих тел, — сказал я. — Частная терраса на десять коек, как в казарме, и длинные очереди в столовую… на солнцепеке!
— Оля говорила, ты — добрый…
— Тебя никто и не тащит, — сказала Нонна.
— Поезжай в Валдай, — сказала Нонна.
Солнце на небе большое и нежаркое. Скоро оно спрячется за валом. На горизонте опять засинело. Чего доброго, снова гроза. В нашем городе так бывает: то неделями печет, то подряд гроза за грозой.
Уже вечер, и речка опустела. Мы плыли вдоль берега. Деревья наклонились к воде. На листьях красноватый отблеск.
На опустевшем пляже дожидался Тихомиров. Он уже оделся и прихорашивался на берегу. Увидев нас, Венька подошел к Нонне и галантно преподнес ей букет белых лилий.
— Спасибо, — сказала Нонна, — но я лилии не люблю… Посмотрите, их стебли напоминают извивающихся длинных червей.
Он такую даль плавал за лилиями… Я знаю, они растут за островом. Это отсюда с километр.
— А какие вам цветы нравятся? — спросил Венька.
— Я люблю кактусы, — сказала Нонна.
— Поезжай, Веня, в Мексику, — сказал я. — За кактусами.
— Зачем так далеко? Они растут и в Крыму.
— Через неделю в это время я уже буду в Ялте, — сказала Нонна.
— Завидую, — вздохнул Венька. — У меня еще отпуск не скоро…
— Черное море, Ай-Петри, Симеиз, Лазоревая бухта… Мечта! — сказал Венька.
— А этот человек, — Нонна кивнула на меня, — ненавидит Крым…
— Значит, уезжаете? — спросил Венька.
— Вы не будете обижаться, если я ваши лилии оставлю тут, на берегу? — спросила Нонна.
— Жаль, что здесь не растут кактусы… — сказал Венька.
Мне надоела эта болтовня. Глаза у Веньки стали с поволокой — верный признак, что Нонна ему нравится. Если бы эти дурацкие кактусы росли, как лилии, в воде, он разделся бы и поплыл за ними.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал я.
Нонна удивленно посмотрела на меня, а Венька — по глазам видно — обрадовался.
— За спичками, — сказал я.
Утром на заводе появился Глеб Кащеев. Он зашел к начальнику цеха, потом заглянул к нам.
— Шарапова ищу, — сказал он. — Говорят, к вам пошел.
Шарапова мы не видели. Глеб осторожно присел на почерневшую скамейку и закурил.
— Товарищ корреспондент, — заметил Карцев, — в цехе не курят.
Глеб удивленно посмотрел на него, но сигарету потушил.
— Где он шляется? — сказал Глеб, поднимаясь.
Каждый из нас занимался своим делом, и ни у кого не было желания помочь Кащееву найти секретаря комитета комсомола. Даже вежливый Дима промолчал.
— Что новенького? — спросил у него Кащеев.
— Да вот насос ремонтируем, — ответил Дима.
— Любопытно, — сказал Глеб.
— После обеда запустим, — сказал Дима. — Хотите посмотреть?
— А Тихомиров в каком цехе? — спросил Глеб.
Я ему объяснил, как отсюда попасть в цех сборки. Кащеев топтался на месте и не уходил.
Повесть солнце на стене
Ее, конечно, нет. Как всегда, опаздывает. Я один сижу в этом парке. Второго дурака такого больше нет. Если не считать грубо сработанного железобетонного спортсмена в трусах. Он пружинисто пригнулся на шершавых ногах с диском в руке. Один край отломился, и диск напоминает месяц. Спортсмену положено здесь мокнуть под дождем. Такая уж у него судьба. В жару и холод, в дождь и снег стоит он в парке и смотрит пустыми глазами в туманную даль, где маячат областные и всесоюзные рекорды. А мне, признаться, дождь надоел. Не дождь, а мокрая пыль. Она оседает на лице, делает липкими ресницы, холодные капли скатываются за воротник.
Напротив парка, который растянулся вдоль реки Широкой, на другом берегу, стоит шестиэтажный дом. Будто флаги, взлетают и опускаются в одном из окон полосатые занавески. В комнате играет радиола. Поет Эдита Пьеха про красный автобус: «Автобус, червоний…»
Я смотрю на дорогу. Навстречу мчится «Волга». Мелькнула было мысль, что это она в такси, но машина, оставив маленькое мокрое облако, прошелестела мимо. Наконец показался автобус.
Она не приехала. Без четверти семь. Я поднялся. На скамейке осталось белое пятно. Автобус тронулся и тут же снова остановился. На тротуар выпрыгнула девчонка в лыжном костюме и черной котиковой шапке с опущенным козырьком. Сбросила на тротуар пухлый рюкзак и снова ринулась в автобус. Но в этот момент двери закрылись и машина тронулась.
– Эй, подождите! – пронзительно закричала девчонка, прыгая на одной ноге. Но автобус не останавливался. Я сорвался с места, махнул через лужу и, поравнявшись с кабиной, забарабанил шоферу в стекло. Автобус нехотя притормозил. Девчонка высвободила ногу, кто-то подал ей лыжи.
– Это он нарочно, – сказала девчонка. – Подумаешь, еще подмигивает… Я ему язык показала!
Она подошла к тротуару, подняла рюкзак и стала просовывать под лямки руки. Одна рука не пролезала. Взглянув на меня, девчонка сказала:
– Вы же видите, у меня не получается!
– Просто не верится, – сказала она. – Там солнце и снег, а здесь дождь.
– Где там? – поинтересовался я.
– В Антарктиде… Если не трудно, подайте, пожалуйста, лыжи.
Я поднял связанные по всем правилам лыжи и палки.
– Благодарю, – сказала она.
– И часто вы бываете… в Антарктиде?
– Теперь этот пристает, – вздохнула девчонка. – Как вы мне все надоели…
– Успокойтесь, – сказал я, опешив. – Вы мне совсем не нравитесь.
– Слава богу, – сказала девчонка. И с любопытством посмотрела на меня.
Глаза у нее большие и насмешливые. На бровях и черных ресницах блестящие капли. Губы припухлые, как у обиженного ребенка. Молния на куртке расстегнута, виднеется белый пушистый свитер. Шаровары мокрые, локти тоже. Видно, не один раз кувырнулась с горы. На вид ей лет восемнадцать. Ничего особенного, обыкновенная девчонка. Какие это дураки ей проходу не дают? Мне вдруг захотелось, чтобы она улыбнулась.
– Мартышка, – сказал я.
– Что вы сказали? – спросила она.
– Я говорю, дурак этот шофер, что подмигивал…
– А вы, думаете, умнее?
Я отвернулся и пошел: зря такую ехидну спасал, пусть бы прыгала на одной ноге до следующей остановки.
Не успел я сделать и нескольких шагов, как услышал вопль.
– Что еще? – спросил я.
– Ой! – вскрикнула она, ощупывая колено. – Только этого мне не хватало.
Я сгреб ее в охапку и понес к скамейке.
– Эй, пустите! – кричала она, вырываясь. – Куда вы меня тащите?
Я еще не успел дойти до скамейки, как подкатил автобус. В открытых дверях показалась Марина. Увидев меня с девушкой на руках, она замерла. Двери закрылись, и Марина уехала. Все это я увидел краем глаза. Лыжи болтались у самого моего носа. Девчонка перестала вырываться и смирно лежала на руках.
– Черт… – вырвалось у меня.
– Перестаньте чертыхаться, – сказала девчонка. Шапка сползла ей на нос, она ничего не видела.
– Вот брошу сейчас в реку… в набежавшую волну, – сказал я.
Скамейка была влажная. Белое пятно исчезло. Я осторожно посадил ее. Снял рюкзак. Лыжи прислонил к мокрому черному дереву.
– Где болит? – спросил я.
Она молча дотронулась до колена. Я не особенно разбирался в этом деле, но колено ощупал. Она с любопытством наблюдала за мной. Кажется, вывиха нет. Я потянул ногу. Девчонка молчала. Если бы был вывих, запищала бы.
– Вы грузчик? – спросила она.
– Я дантист, – ответил я. – У вас зубы не болят?
Настроение у меня испортилось. И так наши отношения с Мариной в последнее время не ахти какие… Дернул ее дьявол приехать именно в этот момент! А впрочем, нет худа без добра, может, впредь опаздывать не будет.
– Что ж, это тоже профессия, – сказала девчонка.
Она осторожно согнула и разогнула ногу.
– Растяжение, я знаю, – сказала она.
Я взглянул на нее. Мне снова захотелось, чтобы она улыбнулась.
– Все равно вечер пропал, – сказал я. – Давайте знакомиться… Меня зовут Андрей Ястребов… А вас?
Ветер колышет полосатые флаги-занавески, раскачивает уличные фонари на серебристых столбах, слышится музыка. Но теперь поет не Эдита Пьеха. Сменили пластинку. Мы идем через парк к дому девчонки. Ее зовут Оля Мороз.
Я тащу рюкзак и лыжи, а она, вцепившись в мой рукав, хромает рядом.
Мокрая пыль все еще косо летит с неба. Под ногами жухлые прошлогодние листья. Мы слышим хлопанье крыльев и унылое одинокое карканье. Высокое черное дерево облепили молчаливые вороны.
– У вас похоронное лицо, Андрей Ястребов, – говорит Оля. – Умер ваш пациент, которому вы зуб выдернули?
– Меня бросила любимая женщина, – отвечаю я.
Парк кончился, и мы зашагали по желтой скользкой тропинке к четырехэтажному дому. Его недавно построили. Внизу будет магазин. Пока еще неясно какой. Во дворе громоздятся кучи песка и щебня. Стоят дощатые фургоны с надписями «СМУ-3» и «УНР-1».
У второго подъезда мы остановились. Облака, напоминающие паровозный дым, низко проносились над домом. На чердаке мяукала кошка.
– Я жду, когда вы спросите номер моего телефона, – сказала Оля.
Мне теперь некуда спешить, и я бы с удовольствием поболтал с ней, но с этой девчонкой почему-то никак не разговориться. У нее пристальные насмешливые глаза. Большие такие, темно-серые. Взглянешь в них – и пропадает охота нести всякую чепуху. А умного ничего не приходит в голову. Умные мысли приходят потом.
– Так как насчет телефона? – спросил я.
– До свидания, дантист.
– Может быть, завтра встретимся?
– У меня, к счастью, зубы не болят, – сказала она и улыбнулась.
Наконец-то я увидел ее улыбку; имея такие красивые зубы, другая бы на ее месте все время улыбалась.
– Разве я похож на дантиста?
– Мне безразлично, на кого вы похожи.
– Спокойной ночи, – сказал я.
Она толкнула толстым ботинком дверь парадного и ушла. Я слышал, как она топала, поднимаясь по лестнице и задевая лыжами за стену. А потом где-то глухо хлопнула дверь и стало тихо.
Я уже миновал дом, когда из парадного выскочила черная лохматая собачонка, чуть побольше кошки. Вслед за ней появился маленький старичок в ушанке и высоких белых валенках с галошами. Бородка у него точь-в-точь как на портрете кардинала Ришелье из учебника истории. Собака обнюхала мои туфли и побежала к квадратной урне.