Означает ли это что меняются взаимоотношения в связке читатель книга автор

Взаимодействие автора и читателей: плюсы и минусы.

Приветствую, друзья!

Возможно, то, о чем пойдет дальше речь, для кого-то будет не ново, но, думаю, многие начинающие (и не только) авторы задумывались на тему общения с читателями.

Кто-то обратной связи боится, не зная, чего ожидать от читателей. Кто-то очень ждет хоть какого-то отклика. Есть и те, кому все равно, что, на мой скромный взгляд, странно, как минимум, ведь безразличие точно не простимулирует к самосовершенствованию… Подумайте об этом на досуге.

А пока давайте разберемся, что же может нам дать взаимодействие с читателем? Много чего и позитивного, и… для закалки характера, скажем так.

+ История рождается в голове писателя, и только он знает, какой она должна быть. Но идея (непременно гениальная), становясь текстом, порою воспринимается уже иначе, нежели во время зарождения в нашей фантазии. Так вот отзывы читателей как раз и могут помочь оценить то, насколько удалось реализовать свою задумку, донести главную мысль, раскрыть образы и т.д.

+ Ошибки совершают все. Но свои ошибки не всегда замечаешь. И речь идет не только об орфографии и пунктуации… Замечания, рекомендации, критика читателей помогут оценить качество текста в целом, его читабельность, то, насколько, вообще, захватывает (или нет) внимание читателя.

+ Как я уже говорила выше, автор представляет своего читателя, когда пишет. А благодаря отзывам на произведение можно проанализировать насколько оно интересно именно той аудитории, на которую нацелен писатель.

+ Мы пишем, потому что есть вдохновение, хочется рассказать ту или иную историю, реализоваться и т.д. Отзывы читателей свидетельствуют о том, что мы не зря тратим время, потому что наше творчество интересно кому-то, кроме нас самих, а это чертовски приятно, окрыляет, вдохновляет…

Но есть и другая сторона медали…

— Чрезмерная зависимость от читательского мнения, когда настроение, продуктивность и направление творчества зависит от того, что думает аудитория. В условиях, когда роман комментируется еще в процессе написания, это особо опасно, потому что слишком впечатлительные писатели начинают подстраиваться, вносить изменения в первоначальный план развития сюжета, характер персонажей… Тут важно помнить: роман пишете Вы, автор, а не читатель. И вполне возможно, что одним романом всем не угодишь, но это не повод превращать Ваше произведение в реализацию чужих «хотелок».

— Мнение читателя не всегда объективно. Потому конструктивную критику стоит воспринимать спокойно, с благодарностью, а некоторые выпады в свой адрес и вовсе игнорировать. Ведь кто-то для выброса негатива ходит в ЖЭК, кто-то на рынок, а кто-то на форумы или странички в соцсетях. К сожалению, не все читают ради чтения, некоторые исключительно, чтобы выразить свое «фи». И поверьте, такие комментарии сразу видны, они из разряда «не знаю, как, но не так», «мне не нравится, потому что я, вообще, печатные книги люблю», «слишком высокая цена за такую книгу»…

Конечно, каждый сам для себя решает, позволять или нет комментарии к своим книгам, принимать ли их во внимание. Но, как по мне, возможность общения с читателем – это все же большое преимущество, с которого стоит научиться извлекать пользу. Что делать с негативом? Тоже учиться противостоять. Согласитесь, это умение, которое не будет лишним и в повседневной жизни.

Источник

Взаимоотношения читателя и автора

Вы будете перенаправлены на Автор24

Читательское восприятие – это процесс отражения и переработки содержания произведения в сознании читателя.

Образ читателя во взаимосвязи с образом автора

Исследование взаимоотношения читателя и автора в настоящее время является весьма актуальным. В воспринимаемой деятельности правомерно выделение двух сторон. В освоении художественного произведения неотъемлемо важным элементом является в первую очередь бесхитростный, живой, целостный, неаналитический отклик на него. «Реагирование по воле души и сердца», как писал Г. А. Товстоногов о зрителе в театре. Это выражение в полной мере можно отнести и к читателю. В то же время читатель стремится обдумать прочитанное, отдать самому себе отчет о полученных от произведения впечатлениях, а также разобраться в причинах, вызвавших те или иные эмоции.

Р. Барт писал, что читатель – это пространство, в котором концентрируются все до единой цитаты, из которых состоит письмо. Единство текст обретает в предназначении, а не в происхождении. Читатель – это человек без биографии, без истории, без психологии, это всего лишь кто-то, кто сводит воедино все штрихи, образующие письменный текст.

Из читательских откликов на произведении органически вырастает потребность в интерпретации произведений. Разум читателя и его непосредственные импульсы соотносятся с творческой волей автора.

А. И. Белецкий, известный советский литературовед, обозначил равнозначность образа автора и образа читателя и подчеркнул необходимость изучения проблем их взаимоотношения. В своей работе «Об одной из очередных задач историко-литературной науки» он объясняет это тем, что именно образ читателя выполняет функцию формирования идеи произведения, которая не может находиться на авторском уровне. Таким образом, Белецкий уравнял в правах категории, которые до этого считались противоположными. Он подчеркнул, что так же, как и автор, читатель является носителем понимания того, что изображено в тексте.

Готовые работы на аналогичную тему

Ученые в процессе обсуждения проблемы взаимоотношения «читатель-автор» высказывают разнонаправленные, а временами даже полярные мнения. Исследователи либо абсолютизируют читательскую инициативу, либо считают, что послушание читателя автору является незыблемой нормой восприятия литературы.

Человек становится читателем в тот момент, когда он вступает в диалог с автором. Этот диалог ведется посредством системы «автор-образ-читатель». Центром этой системы является художественный образ, выполняющий роль важнейшей промежуточной инстанции в процессе общения читателя с писателем, когда он читает и писателя с читателем, когда он творит.

А. П. Скафтымов придерживался иного мнения, подчеркивая, что читатель зависим от автора. Он говорит о том, что читательское восприятие является вторичным и в своем направлении обусловливается объектом восприятия. По мнению Скафтымова, читателя ведет автор, и он требует от читателя послушания в следовании его творческому пути.

Именно тот читатель является хорошим, который способен отдать себя автору, проявить широту понимания.

По мнению ряда литературоведов, читателю необходимо помнить в первую очередь о первичных, исходных, однозначно понятных художественных смыслах и значениях, которые идут от творческой воли автора. Они утверждают, что смысл, который вложил в произведение автор, является величиной постоянной.

Все перечисленные точки зрения справедливы, но при этом односторонни ввиду того что, они либо знаменуют сосредоточение на открытости и неопределенности, либо наоборот, на однозначной ясности и определенности художественного смысла. Обе эти крайности преодолеваются литературоведением, ориентированным герменевтически – оно подразумевает отношения читателя к автору как собеседование, диалог, встречу. Для читателя художественное произведение одновременно является и вместилищем чувств и мыслей автора, и стимулятором собственной духовной энергии и инициативы.

Также следует признать, что образ автора является неотъемлемым аспектом произведения. Он оказывает прямое воздействие на читателя.

Коммуникативная деятельность читателя

В коммуникативной деятельности читателя можно выделить три фазы:

Первая фаза, предкоммуникативная, начинается с момента выбора читателем конкретного произведения. Читатель обращается к конкретному произведению исходя из собственных потребностей, которые могут быть обусловлены разными причинами – духовными, социальными, эстетическими. Мотив читателя может выражаться и через горизонт читательских ожиданий. В случае, когда взаимодействие читателя с творчеством автора имеет положительный характер, читатель в большинстве случаев повторит свой выбор. В процессе познавательной деятельности у читателя складывается не только определенное отношение к автору произведения – отрицательное или положительное, сомнительное или доверительное, пренебрежительное или уважительное и т.д. – но и формируются стереотипы восприятия текста.

Стереотипы – это эмоционально-окрашенные образы, духовные образования, сложившиеся в сознании людей.

Стереотипы делают процесс читательского восприятия проще и формируют устойчивые установки в выборе и потреблении информационной продукции.

После того, как выбор произведения сделан, начинается вторая фаза – коммуникативная. На этом этапе человек включается в процесс чтения, сущность которого состоит в активном, целенаправленном преобразовании содержания текста и подчинении его потребностям социального субъекта. Читатель в процессе чтения определяет цели и задачи произведения, дает собственную интерпретацию текста, соотносит полученную информацию с уже известной, полученной ранее, спорит либо соглашается с позицией писателя, пытается воссоздать образ действительности, описываемой автором.

В посткоммуникативной фазе читатель формирует свое мнение о произведении, обменивается им на межличностном уровне.

Источник

Статья о проблеме взаимодействия автора и читателя

«Управление общеобразовательной организацией:
новые тенденции и современные технологии»

Свидетельство и скидка на обучение каждому участнику

МОСКОВСКИЙ ОБЛАСТНОЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ

«Какой смысл вкладываем мы в понятие «Направленность текста на воображаемого адресата» (триада «внимание-соучастие-открытие)?»

Выполнил выпускник Института Филологии и Журналистики СГУ им. Н.Г. Чернышевского

1 Теория высказывания М.М. Бахтина с.3-4

2 Как читатель должен читать текст по мнению автора с.4-5

3 Об особенностях литературного восприятия внимательного читателя с.5-7

4 На чем основано внимание читателя при чтении с.7-8

5 Взаимодействие автора и читателя при восприятии текста с.8-10

6 Список использованной литературы с.10

1 Теория высказывания М.М. Бахтина.

В начале ХХ века М.М. Бахтин разработал литературоведческую теорию высказывания. Основную ставку в своем исследовании он делал на оценку направленности литературного текста какого-либо произведения на предполагаемого читателя.

Естественно, что когда автор создает литературное произведение, у него могут часто возникать глубокие размышления о том, насколько положительно или отрицательно и на каком уровне тот или иной читатель сможет оценить его произведение. Нет автора без читателя, как нет и читателя без автора.

Внимательный, глубоко мыслящий читатель чаще всего с интересом читает как художественные произведения, так и научные труды. Всю серьезную литературу объединяет одно: эффективное восприятие информации, содержащейся в тексте, возможно только тогда, когда читатель внимательно и осмысленно читает каждое предложение, не упуская каких-либо незначительных, на первый взгляд деталей и оттенков творческой или академической позиции автора; умеет скомпоновать представленные факты, события, явления в единую картину творческих замыслов автора. В результате этого процесса читатель сможет понять сложноорганизованную диалектическую связь явлений, фактов, обстоятельств (в научной литературе) или взаимосвязи героев и развитие сюжетных линий (в художественных текстах)

Внимательное чтение способствует формированию положительного восприятия текста конкретным читателем, что во многих случаях помогает понять позицию автора, здесь между автором и читателем возникает проникновенный диалог.

Невнимательное, торопливое чтение серьезной литературы приводит к тому, что читатель не может осознать художественный замысел произведения, уловить авторскую позицию, понять речевой стиль автора, изложенный на бумаге, в результате читатель просто теряет время, читает, чтобы просто занять свободные минуты, а не для получения эстетического наслаждения или практической пользы. Автор не может приветствовать появление такого легкомысленного читателя.

2 Как читатель должен читать текст по мнению автора.

Особенностью литературного текста является наличие в нем таких категорий, как внимание, соучастие и открытие.

У каждого автора в глубине души есть некоторая надежда, что большинство его читателей будут внимательными и вдумчивыми, наблюдательными читателями, умеющими найти глубинный смысл в незначительных, на первый взгляд, деталях и замечаниях.

В числе задач автора как творца произведения, желание писателя, чтобы читатель «забыл» о возможности поверхностного чтения текста.

3 Об особенностях литературного восприятия внимательного читателя.

Поэтому каждый читатель должен сам осознавать необходимость самого внимательного изучения читаемого им в данный момент времени конкретного художественного произведения.

Если произведение автора вызвало пристальный интерес читателя, следующей задачей писателя является создание условий, позволяющих вызвать читательское соучастие, это значительно более сложная задача, чем подвигнуть читателя внимательно прочитывать авторское произведение. Основная сложность состоит не только в знании психологии читателя, но и ее продолжительного изучения. Это возможно только если автор уже написал порядка пяти-шести повестей или романов, вышедших значительным тиражом, и прошло в среднем два-три года с момента выпуска первого значительного произведения автора.

По моему субъективному мнению, отзывы критиков и рецензентов не всегда способны выявить степень соучастия читателей к проблемам и вопросам, затрагиваемым в произведении. Малоэффективными являются и литературные встречи писателя с несколькими читателями в региональных отделениях Союза писателей России.

А вот увеличение тиражей издания, стремительное исчезновение литературных новинок автора из книжных магазинов, а также восторженные отзывы читателей в интернете позволяют понять степень соучастия читателей к проблемам и явлениям, о которых хотел поведать автор широкому кругу читателей.

4 На чем основано внимание читателя при чтении.

Уровень соучастия читателя формируется, когда он внимательно изучает развитие сюжетных линий произведения, разнообразие мотивов в произведении и художественные идеи автора.

Соучастие чуткого, проникновенного читателя позволяет ему понять отношение автора к героям произведения, описанным событиям и явлениям.

Уровень соучастия читателя позволяет ему по-новому взглянуть на авторскую позицию писателя, дать свободную волю своим чувствам и эмоциональным переживаниям, по-другому осмыслить ранее увиденные события.

Если у внимательного читателя появляется глубоко осознанное соучастие к описанным автором событиям и явлениям, положительным или отрицательным героям, то ему открывается самый высокий поэтический уровень восприятия – открытие.

«Уровень открытия, как он себя обнаруживает в структуре текста, связан с самыми заветными, «невыразимыми» смысловыми глубинами авторского мироотношения. Сфера открытия приобщает адресата к тайнам бытия, выстраданным автором и запечатленным в тексте и как бы самостоятельно переживаемым при его восприятии»

Эмоциональное и художественное открытие авторского творения дается только читателю, обладающему особым мировосприятием и душевным расположением, позволяющими ему максимально чувственно проникнуть в глубины авторского текста.

5 Взаимодействие автора и читателя при восприятии текста.

Читатель может обладать значительными филологическими способностями, но если у него отсутствует особое мировосприятие и душевное расположение, у него не получится достичь высокого уровня восприятия текста, открыть для себя неизведанные тайны повести или романа.

Мировосприятие человека зависит от влияния на него окружающей среды и особенностей характера. На душевное расположение больше всего влияют обстоятельства жизни и деятельности. Формированию возможностей для открытия может способствовать невыразимая словами любовь к чтению и в некоторой степени склад характера, которым можно обозначить любознательного и наблюдательного читателя.

В науке открытие характеризуется как появление новой информации, неизвестной ранее, пригодной для использования в практической сфере жизни всего общества.

В литературе открытие не может обозначаться такими строгими категориями, как в линейных науках, здесь необходим совсем другой подход, затрагивающий чувственное мировосприятие автора и его читателя, что позволит им вести непринужденный литературный диалог.

М.М. Бахтин писал о «включении слушателя (читателя, созерцателя) в систему (структуру) произведения»

Бахтин посвятил много времени вопросам анализа диалога в авторском тексте. Он рассказывал о всевластии читателя, его естественного права на свободу восприятия поэтического произведения, на независимость от авторской воли.

Наиболее часто возникают ситуации, когда в создании произведения: от замысла к воплощению – читатель участвует опосредованно, как адресат творчества. Бахтин писал «Высказывание…строится с учетом возможных ответных реакций, ради которых оно и создается. Роль других, для которых строится высказывание исключительно велика»

Теория Бахтина в наибольшей степени выражает литературоведческую оценку существования триады «внимание-соучастие-открытие».

1 В. Прозоров. До востребования. Избранные статьи о литературе и журналистике. Изд-во СГУ, 2010г. с 12-15.

2 В. Прозоров. Власть и свобода журналистики. М.,2005. С.74-78

3. М. Бахтин. Проблема речевых жанров// Эстетика словесного творчества. М.,1986 с. 290

4. М. Бахтин. К методологии гуманитарных наук// Эстетика словесного творчества. М.,1986 с. 388

5. Учебное пособие. Введение в литературоведение (под ред. Л.В. Чернец) М.,2010 с. 50, 56, 81, 83, 584

Источник

Означает ли это что меняются взаимоотношения в связке читатель книга автор

Книга — в меняющемся мире#

В статье «Книга в постоянно меняющемся мире» французский историк и социолог Роже Шартье прослеживает историю взаимодействия человека и текста, описывая, как фактура носителя — свиток, кодекс, экран компьютера — влияет на восприятие одного и того же текста. Появление нового устройства отображения информации — компьютерного дисплея — изменило не только привычные способы чтения, но и такие основополагающие понятия письменной культуры, как «автор» и «книга», а масштабные работы по оцифровке текстов, ведущиеся по всему миру, в обозримом будущем позволят получить доступ ко всему письменному наследию человечества, что не только бесконечно расширит наши возможности, но и поставит перед нами совершенно новые задачи.

Se habla de la desaparición del libro; yo creo que es imposible [1].

В 1968 году Ролан Барт в своей знаменитой статье[2] связал всемогущество читателя со смертью автора. Автор, свергнутый с привычного пьедестала языковой реальностью, вернее, «множеством разных видов письма, происходящих из различных культур и вступающих друг с другом в отношения диалога, пародии, спора», уступал власть читателю — тому некто, который сводит «воедино все те штрихи, что образуют письменный текст». Чтение становилось пространством, где множественный, подвижный, неустойчивый смысл «сводится воедино», где текст, каков бы он ни был, обретает значение.

Третья революция книги

В IV веке н. э. привычная греческим и римским читателям форма книги была бесповоротно вытеснена новой — кодексом. Кодекс, то есть книга, состоящая из сложенных, сфальцованных и переплетенных листов, со временем пришла на смену свиткам — прежним носителям письменной культуры. Вместе с новой материальной формой возникли и вошли в обиход действия прежде неосуществимые: например, появилась возможность писать во время чтения, пролистывать книгу, помечать какой-либо ее фрагмент. Одновременно произошли решительные перемены и в способах обращения с текстом. В результате изобретения страницы, а также пагинации и указателей, обеспечивающих точность ссылок на произведение, то есть вследствие нового соотношения между текстом и объектом, который служит его носителем, возникли неведомые прежде связи между читателем и книгой.

Означает ли это, что мы сегодня стоим на пороге аналогичных перемен и электронная книга вытеснит или уже вытесняет известные нам формы печатного кодекса — книгу, журнал, газету? Возможно. Однако ближайшие десятилетия, скорее всего, станут временем сосуществования — причем не обязательно мирного — обеих форм книги, а также трех способов записи и распространения текстов: рукописи, печатного издания и электронного текста. Наверное, лучше принять эту гипотезу, нежели стенать по поводу неизбежной утраты письменной культуры или предаваться безудержному восторгу по случаю немедленного вступления человечества в новую эру коммуникации.

Учитывая возможность такого сосуществования, нам следует задаться вопросом о том, какова специфика новых форм научных дискурсов и способов их чтения, допускаемых электронной книгой. Последняя не может и не должна стать просто новым носителем работ, задуманных и написанных в рамках прежней логики — логики кодекса. Как писал Доналд Ф. Маккензи[3], «формы воздействуют на смысл», а значит, в электронной книге складываются новые отношения между характером изложения и научными источниками, способами аргументации и критериями доказательства. Чтобы писать или читать подобную книгу, нужно отказаться от усвоенных привычек и приемов обоснования научного дискурса — таковы, например, цитаты, постраничные сноски и то, что Мишель де Серто, вслед за Кондильяком[4], называл «языком подсчетов». Каждый из этих способов научной доказательности претерпевает глубокие изменения, поскольку исследователь может теперь строить свою аргументацию, руководствуясь не только линейной, дедуктивной логикой, но и логикой открытой, дробной, реляционистской[5], а читатель обретает доступ к документам (архивам, изображениям, звуковым и музыкальным записям), которые служат предметом или инструментом исследования. В этом смысле революция, произошедшая в способах производства и распространения текстов, является также важнейшим сдвигом в теории познания.

С тех пор как кодекс сделался основной формой книги, авторы приспосабливали к логике его материальной формы саму структуру своих произведений — например, разбивали единый дискурс, составлявший содержание того или иного сочинения, на отдельные книги, части или главы, соответствовавшие в свое время тексту на свитке. Аналогичным образом возможности (и ограничения) электронной книги требуют иной организации материала, который в книге — пока еще привычной, печатной — по необходимости подан в форме линейной последовательности текстовых отрезков. Гипертекст и гиперчтение — возможности, предоставляемые электронной книгой, — трансформируют не только отношения между изображением, звуком и текстом, связанными нелинейным образом, но и допустимые связи между виртуально бесконечным количеством текстов, утративших четкие очертания. В этом безграничном мире текстов главную роль играет понятие ссылки, то есть операции, сопрягающей различные текстовые единицы, выделенные в целях чтения.

Тем самым электронный текст ставит под вопрос само понятие «книги». В печатной культуре определенный тип материальных объектов непосредственно ассоциируется с определенным классом текстов и определенными способами обращения с ними. Поэтому порядок дискурсов здесь строится, исходя из материальной формы их носителей: письмо, газета, журнал, книга, архив и тому подобное. Иначе дело обстоит в цифровом мире, где любые тексты, независимо от их природы, читаются с одного и того же носителя (дисплея компьютера) и в одних и тех же формах (как правило, выбранных самим читателем). Таким образом, создается некий «континуум» — непрерывное пространство, где стираются различия между жанрами или группами текстов: все они внешне похожи один на другой и обладают равной авторитетностью. Отсюда характерная для нашего времени общественная обеспокоенность: утрачены прежние критерии, позволявшие различать и классифицировать дискурсы и выстраивать их иерархию. Значительному влиянию подвергается и само привычное для нас определение «книги» — то есть, с одной стороны, особого материального объекта, отличного от других носителей письменности, и, с другой стороны, произведения, чья связность и законченность обеспечиваются единым интеллектуальным или эстетическим замыслом. Цифровая техника заставляет нас пересмотреть это определение: все тексты становятся подвижными, пластичными, открытыми, а любая письменная продукция — электронная почта, базы данных, Интернет-сайты, книги и тому подобное — приобретает почти одинаковую форму.

Отсюда насущная необходимость осмыслить категориальный аппарат и технические средства, позволяющие воспринимать и обозначать некоторые электронные тексты как «книги», иначе говоря, как текстовые единицы, обладающие «собственным лицом» (идентичностью). Подобное преобразование мира цифровой письменности — необходимая предпосылка как для организации платного онлайнового доступа для пользователей, так и для защиты морального и материального авторского права. Признание авторского права в цифровом пространстве, базирующееся на неизбежном — и неизбежно конфликтном — союзе издателей и авторов, должно привести к коренному преобразованию цифрового мира, каким мы его знаем. Системы безопасности, разработанные для защиты тех или иных произведений (книг или баз данных) и ставшие более эффективными с появлением электронных книг, будут, по-видимому, развиваться и далее, фиксируя и придавая устойчивую, замкнутую форму текстам, опубликованным в электронном виде. Скорее всего, «книгой» и цифровыми текстами будет в конечном счете называться то, что не является свободной, стихийной электронной коммуникацией, дающей право любому человеку выложить в Интернете плоды своих размышлений или творчества. Подобное разграничение несет в себе опасность экономической и культурной гегемонии наиболее мощных мультимедийных компаний и лидеров компьютерного рынка. Однако если этот процесс удастся держать под контролем, он может привести к созданию в области электронных текстов нового порядка дискурсов, позволяющего, с одной стороны, отделить тексты, стихийно запущенные в сеть, от тех, что были приведены в соответствие с научными или эстетическими критериями и издательскими требованиями, а с другой — четко обозначить статус и происхождение текстов и тем самым придать им большую или меньшую авторитетность в зависимости от способа их «публикации». Только при этом условии можно свести на нет недостоверную «информацию», полученную с помощью поисковых систем.

Существует еще одна возможность произвести переворот в мире цифровых технологий. Она связана с идеей создания «электронных чернил» и «бумаги», что сделало бы передачу электронных текстов независимой от компьютера (ПК, ноутбука или e-book). Способ, разработанный исследователями из Массачусетского технологического института, позволяет превратить любой объект (в том числе и привычную нам книгу с листами и страницами) в носитель электронной книги или целой библиотеки — при условии, что он снабжен микропроцессором и подключен к Интернету, а также что на его страницы можно наносить электронные чернила, позволяющие выводить на одну и ту же поверхность разные тексты. Тогда электронный текст впервые оказался бы свободен от ограничений, связанных с привычным для нас экраном, а значит, была бы уничтожена взаимозависимость, установившаяся (к немалой выгоде для некоторых лиц) между торговлей электронными устройствами и онлайновым книгоизданием.

Но даже если не переноситься в это еще весьма туманное будущее и воспринимать как данность электронную книгу в ее современных формах, перед нами все равно встанет нерешенный вопрос: способна ли эта новая книга найти — или создать — своих читателей. С одной стороны, многовековая история чтения весьма убедительно свидетельствует о том, что перемены в навыках и поведении часто совершаются гораздо медленнее, чем технические революции, и всегда в отрыве от них. Новые способы чтения не были непосредственно связаны с изобретением книгопечатания. Точно так же понятийный аппарат, которым мы пользуемся для описания мира текстов, сохранится и впредь, несмотря на новые формы книги. Напомним, что после появления кодекса и исчезновения свитка «книга» по объему содержавшегося в ней текстового материала нередко соответствовала одному свитку.

С другой стороны, электронная революция на первый взгляд затронувшая всех без исключения, может не сгладить, а усугубить общественное неравенство. Велика опасность возникновения новой «неграмотности», означающей уже не неумение читать и писать, а финансовую недоступность новых форм распространения письменных текстов, которые обходятся недешево, очень недешево. Электронная переписка автора с читателями, которые таким образом превращаются в соавторов книги, не имеющей конца и перетекающей в их комментарии и дополнения, позволяет установить такую связь, какая прежде, при ограничениях, присущих печатному изданию, была сильно затруднена. Перспектива более непосредственных, более диалогичных отношений между «произведением» и его «прочтением» весьма соблазнительна, однако не следует забывать, что потенциальных читателей(-соавторов) электронных книг пока меньшинство. Вездесущая революция почти не коснулась реальной жизни читателей, которые в массе своей по-прежнему связаны с печатной продукцией и лишь очень немногие — с возможностями цифровых технологий. Не нужно заблуждаться на сей счет, принимая виртуальную перспективу за реальность.

Особенность — быть может, тревожная — наших дней состоит в том, что различные виды революций письменной культуры, которые в прошлом были разнесены во времени, сейчас происходят одновременно. В самом деле: появление электронного текста — это революция в технике производства и воспроизводства текстов, и в сфере носителей письменности, и в практике чтения. Можно выделить три характерные черты такой революции, которые трансформируют наши связи с письменной культурой. Во-первых, электронная репрезентация текста радикально меняет понятие контекста, а значит, и процесс создания смысла. Физическое соседство различных текстов, переписанных или напечатанных в одной книге или в одном периодическом издании, уступает место подвижному соединению текстов в логические конструкции, организующие базы данных и оцифрованные книжные коллекции. Во-вторых, она (революция) заставляет нас по-новому взглянуть на материальную сторону произведений, поскольку уничтожает непосредственную, видимую связь между текстом и объектом, в котором он содержится, и передает читателю (а не автору или издателю) право компоновать и разбивать на части текстовые единицы, которые он желает прочесть, и даже придать им внешний вид по собственному желанию. Это настоящий переворот в системе восприятия текстов и обращения с ними. Наконец, в-третьих, современный читатель, читающий с экрана, в некотором роде находится в позиции читателя античного, но с одним весьма существенным отличием: он читает свиток, развертывающийся, как правило, вертикально и снабженный всеми ориентирами, присущими книге-кодексу с первых столетий христианской эры, — пагинацией, указателями, содержанием и так далее. Это совмещение обеих логик, определявших навыки обращения с предыдущими носителями письменности (свитком — volumen и кодексом — codex), фактически обусловливает новое, совершенно необычное отношение к тексту.

Эпоха электронного текста

Благодаря всем этим переменам электронный текст способен реализовать все давние, прежде не осуществимые мечты о всеобщем, универсальном знании. Подобно Александрийской библиотеке, он обещает сделать общедоступными все когда-либо написанные произведения, все когда-либо напечатанные книги. Подобно практике «общих мест» в эпоху Возрождения[6], он требует сотрудничества от читателя, который, отправляясь в нерукотворную библиотеку электронной письменности, может отныне писать в самой книге. Согласно основной идее Просвещения, электронный текст очерчивает идеальное публичное пространство, где, в полном соответствии с мыслью Канта, свободно, без всяких исключений и ограничений, можно и должно публично использовать разум — «то самое, что делают люди сведущие для всей читающей публики» и что дает право каждому гражданину, «в качестве сведущего человека, обнародовать, иными словами изложить письменно, свои соображения относительно недостатков прежнего общественного устройства».

Для эпохи текста электронного, как и для эпохи текста печатного — только в большей степени, — характерно столкновение противоречивых представлений о будущем, что может быть связано и с ростом обособленных, разрозненных сообществ, объединенных специфическими навыками в обращении с новыми технологиями, и с контролем крупнейших медийных компаний над созданием баз данных, производством и циркуляцией информации, и с всеобщей компьютеризацией, когда каждый будет иметь возможность участвовать в обмене текстами и их критике. Свободный и прямой удаленный доступ, обеспечиваемый компьютерными сетями, несет в себе разные возможности. Он может привести к утрате общих референций, изоляции, резкому обострению сепаратизма во всех его видах. Может, напротив, обеспечить гегемонию единой культурной модели, уничтожающей какое бы то ни было разнообразие, что нанесет непоправимый ущерб всему человечеству. Но он также может стать основой для нового способа накопления и передачи знаний — не только для регистрации, сохранения сложившихся отраслей науки, но и для коллективного построения знания через обмен сведениями, экспертизами и мудрыми мыслями, как это имело место в корреспонденции или периодике времен былой Республики словесности[7]. Если каждый сможет подняться на борт кораблей новой, энциклопедической навигации, то будет претворено в жизнь стремление к универсальности, каким всегда сопровождались попытки включить все множество вещей и слов в текст.

Но для достижения подобной цели электронная книга должна отмежеваться от современной практики выкладывания в Интернет сырых текстов, задуманных без учета новой формы подачи информации и не подвергшихся редакторской правке. Следовательно, ратуя за новые технологии, помогающие обнародовать результаты научных исследований, мы должны постоянно помнить о расслабляющей легкости электронной коммуникации и стремиться облекать как научные высказывания, так и общение между конкретными людьми в более строгие и контролируемые формы. Попыткой установления подобного контроля были, к примеру, споры и конфликты, разгоревшиеся вокруг эпистолярных приличий (или неприличий), языковых условностей и соотношения между публичным и частным в электронной почте.

Этим же обусловлена насущная необходимость осмыслить исторически, философски, социологически и юридически очевидное и все усиливающееся различие между понятийным аппаратом, используемым для описания или структуризации письменной культуры в формах, присущих ей с первых веков нашей эры — то есть времени изобретения кодекса, и новыми способами письма, публикации и чтения, которых требует электронный способ производства, распространения и усвоения текстов.Таким образом, настало время пересмотреть юридические (литературная собственность, копирайт, авторские права), эстетические (оригинальность, неповторимость, творчество), административные (обязательный экземпляр, Государственная библиотека) и библиотековедческие (каталогизация, классификация, библиографическое описание) категории, выработанные применительно к письменной культуре, объекты которой нимало не походят на электронные тексты.

Появление нового носителя письменных текстов не означает ни конца книги, ни смерти читателя. Быть может, даже наоборот. Однако оно требует перераспределения ролей в системе письма, влечет за собой соперничество (или взаимодополняемость) носителей высказываний (дискурсов) и создает новые связи — не только физические, но и интеллектуальные, и эстетические — с миром текстов. Сумеет ли электронный текст в различных своих формах создать то, что оказалось не под силу ни алфавиту, несмотря на демократизм, какой видел в нем Вико, ни книгопечатанию, несмотря на универсальность, какую признавал за ним Кондорсе[8], а именно публичное пространство, к которому, благодаря обмену текстами, был бы причастен каждый человек?

Какая роль в этих глубочайших трансформациях письменной культуры отводится библиотекам? Используя возможности новых технологий, наш рождающийся век, возможно, преодолеет противоречие, издавна и неотвязно сопутствовавшее восприятию книги в западной культуре. Тщетное желание собрать воедино, без изъятия, без единой лакуны, все когда-либо написанное, все полученные знания, долгое время воплощалось в мечте об универсальной библиотеке. Но эта тяга к универсальности неизменно терпела крах, ибо любые, даже самые богатые книжные собрания могли дать лишь частичное, ущербное представление об исчерпывающей полноте.

От этого противоречия никогда не была свободна вся весьма длительная история существования письменных текстов. Во-первых, отношение к ним может быть продиктовано страхом перед утратой или лакуной. Именно этой боязнью обусловлены все действия, имеющие целью сохранить письменное наследие человечества: поиски древних текстов, копирование наиболее ценных книг, публикация рукописей, строительство больших библиотек, создание «библиотек» нерукотворных — энциклопедий, подборок текстов, каталогов[9]. Утрата всегда возможна, поэтому тексты нужно собирать, фиксировать и сохранять. Но эта (недостижимая) цель имеет оборотную сторону: избыток. Растущее количество рукописной, а затем и печатной продукции уже очень давно стало восприниматься как серьезная угроза. Умножение числа книг чревато хаосом, а их обилие может превратиться в препятствие к познанию. Чтобы справиться с этим, нужны инструменты, позволяющие отбирать и классифицировать тексты, создавать их иерархии. Эту задачу решали многие: сами авторы, оценивающие собратьев по перу и своих предшественников; властные структуры, запрещающие либо поощряющие те или иные книги; издатели, их публикующие (или отказывающиеся публиковать); различные учреждения, одобряющие одни книги и отвергающие другие, и библиотеки, хранящие их либо пренебрегающие ими.

Библиотека завтрашнего — или уже сегодняшнего — дня может сыграть решающую роль в преодолении страха, вызванного угрозой потерь и избытка одновременно. Конечно, на первый взгляд электронная революция казалась концом библиотеки как таковой. Благодаря удаленному доступу к электронным текстам становится теоретически, если не реально возможным, неограниченное использование всего письменного наследия; при этом сама библиотека перестает быть единственным местом хранения и выдачи такого наследия. Любой читатель, подключенный к Интернету, где бы он ни находился, сможет получить любой текст этой библиотеки, не имеющей не только стен, но даже пространственных координат, библиотеки, которая в идеале должна содержать (в оцифрованном виде) все книги, когда-либо созданные человечеством.

В этой мечте немало привлекательного. Однако нельзя, чтобы она вскружила нам голову. Прежде всего нужно со всей возможной настойчивостью напомнить, что преобразование в электронную форму всех текстов, созданных до появления компьютера, ни в коем случае не должно означать отрицания, забвения или, еще того хуже, уничтожения рукописей или печатных изданий, которые прежде служили их носителями. Быть может, сейчас как никогда важна одна из главнейших задач библиотек — сбор, хранение, описание и выдача письменных объектов прошлого. Если прекратится циркуляция произведений, которые содержались в этих объектах, и тем более если они сохранятся только в электронном виде, мы рискуем утратить понимание той культуры текстов, в рамках которой они отождествлялись с объектами-носителями. Следовательно, библиотека будущего должна стать местом, где по-прежнему будет происходить изучение подобных текстов и приобщение к письменной культуре в тех ее формах, какие отличали и в большинстве своем отличают ее и сегодня.

Библиотеки должны также стать местом, где новым читателям помогут найти свой путь в цифровом мире, где стираются различия между жанрами и способами использования текстов и они уравниваются по своей авторитетности. Прислушиваясь к потребностям или сомнениям даже самых неискушенных читателей, библиотека должна сыграть решающую роль в их овладении инструментами и техниками, свойственными новым формам письменности. Точно так же как наличие Интернета в каждой школе само по себе не устраняет когнитивных трудностей приобщения к письму, электронный доступ к текстам сам по себе не наделяет обучающегося знаниями, необходимыми для их понимания и использования. И наоборот, читателю, блуждающему по цифровому пространству без карты и компаса, грозит большая опасность потеряться среди текстовых архипелагов — библиотека может стать для читателя и тем и другим.

Наконец, третьей ответственной задачей библиотек завтрашнего дня могло бы стать воссоздание тех связанных с книгой типов общения, которых мы сегодня лишились. Многовековая история чтения, требующего одиночества и тишины, свидетельствует о том, что со временем оно все больше отделялось от таких спаянных письменностью сообществ, какими долгое время были семьи, круг друзей, ученые собрания или встречи соратников по борьбе. В мире, где чтение стало отождествляться с личным, интимным, частным отношением к книге, библиотеки (как это ни парадоксально: ведь именно здесь в Средние века от читателей впервые потребовали соблюдать тишину!) должны предоставлять читателям как можно больше возможностей и разнообразия форм поведения, позволяющих им высказывать свое мнение по поводу письменного наследия, интеллектуального и эстетического творчества. Тем самым библиотеки могут способствовать созданию публичного пространства, совпадающего по масштабам со всем человечеством.

Как указывал Вальтер Беньямин, техники воспроизведения текстов или изображений сами по себе не хороши и не плохи[10]. Поэтому последствия их «механического воспроизведения» получают у него неоднозначную оценку. С одной стороны, воспроизведение с помощью радио и телевидения привело к «эстетизации практической политики» в невиданных прежде масштабах: «По мере развития аппаратуры, позволяющей донести до неограниченного числа слушателей речь оратора в момент ее произнесения, а чуть позже — транслировать его изображение неограниченному количеству зрителей, главным становится то, как политик подает себя перед аппаратом. Новая техника опустошает не только театры, но и парламенты». С другой стороны, размывание границы между творцом и публикой («В основании литературного мастерства лежит отныне не специальное образование, но многообразие техник, оно в известном смысле становится общим достоянием»), распад традиционных понятий, призванных характеризовать произведения искусства, и, наконец, возможность совмещать критическую оценку с удовольствием и развлечением («Публика в темных кинозалах — это, конечно, ценитель, но ценитель на отдыхе») — все эти элементы служат предпосылками для какой-то иной альтернативы. Действительно, противовесом «эстетизации политики», состоящей на службе власти и угнетения, может оказаться «политизация эстетики» — залог свободы и независимости народа.

Хотя историческая состоятельность данного утверждения представляется спорной, в нем справедливо подчеркнуто то обстоятельство, что одно и то же техническое средство может использоваться по-разному. Не существует технического детерминизма, в силу которого аппарат сам по себе обладал бы единым и неизменным значением: «Насилие над народами, которым навязывают культ вождя, получает соответствие в насилии над аппаратурой, которую ставят на службу этой религии». Об этом не стоит забывать в ходе разгоревшихся в последнее время споров о том, каким образом электронное рассеяние текстов воздействует и будет воздействовать впредь на концептуальное определение и социальную реальность публичного пространства, где происходит обмен информацией и накопление знания.

Завтра это воздействие станет таким, каким мы сумеем сделать его сегодня. Не лучше и не хуже. И ответственность за это ложится на нас всех.

Источник