О чем сказка которую рассказывает мичман
Лев Кассиль — Дорогие мои мальчишки:
Краткое содержание
Глава 1. Тайна страны Лазоревых Гор
Лето 1942 года, Северный флот, военный аэродром в Заполярье. Рассказчик знакомится с синоптиком, великаном с «мальчишеским лицом», Арсением Петровичем Гаем. Сеня Гай родом с берегов Волги. В прошлом – учитель. А еще – первооткрыватель страны Синегории.
Гай поведал ему историю Синегории, девиза «Отвага, Верность, Труд, Победа» и своих друзей-командосов: Амальгамы, Изобара и Джона Садовой Головы.
Глава 2. Сказание о трех мастерах
У горы-вулкана Квипрокво раскинулась Синегория. Она славна Мастером Зеркал и Хрусталя ясноглазым Амальгамой, оружейником Изобаром и садовником Джоном Садовой Головой. Все любят их зеркала, мечи и фрукты. Но злой король Фанфарон разорил страну ветрами.
Джона заставили растить одуванчики, Изобара – мастерить флюгера, а Амальгаму – готовить смесь для мыльных пузырей. Ведь «искусство долговечно, только если человек с любовью вложил в труд всю свою вольную душу».
Глава 3. Зеркало и ветры
Мастер Амальгама полюбил дочку старого Джона Мельхиору. Понравилась она и Фанфарону. Но девушка отвергла короля. Он приказал, чтобы все говорили девушке о ее «уродстве». Зеркал в стране больше нет. Она просит себе одно. Король разрешает Амальгаме сделать кривое.
Но зеркало Амальгамы было прямым, и отразило короля таким, каким он был. Увидела и Мельхиора свою красоту. За это Амальгаму ждала казнь.
Глава 4. В поисках Синегории
Гай не успел закончить свою историю, был убит. При нем было зеркальце с гербом Синегории: радуга и стрела с вьюнком. В блиндаже – клочок его письма к Мастерам из Синегории: «… Как живете, дорогие мои ма…»
После радиопередачи о Гае командосы письмом зовут рассказчика к себе. Он читает историю города, описанную 5-классником Валерием Черепашкиным. В ней строки о том, что любовь к стране начинается с любви к малой родине. И что люди, которые прославят Затонск, быть может, уже живут в нем.
Глава 5. Утро делового человека
У Капки (Капитона) Бутырева отец на фронте, мать погибла в первые дни войны во время налета. Дома он живет со старшей сестрой Римой, и младшей – Нюшкой. Рима готовит, Капка – «мужские руки в доме»: колет дрова, все чинит. В войну он работает на Судоремонтном заводе.
Глава 6. «Испытайте ваши нервы»
Капка – «вожак фронтовой бригады ремесленников». Его бригада – среди первых на доске соревнований. Только Лешка Дульков (Ходуля), спекулянт и лентяй, все портит. За Лешку взялись и загадочные командосы. Он получил от них записку.
Глава 7. Твердая рука
Пока отец на фронте, Капка – на заводе, по стопам отца. «Работник!» – говорят про него, «золотые руки».
Глава 8. История города Затонска и его окрестностей
Валерке Черепашкину, историку города, «мыслителю и поэту», 12 с половиной лет. Это тщедушный мальчишка, фантазер и всезнайка. При нем папка с историей Затонска. А в его дневнике записи о командосах, поклявшихся во всем помогать Красной армии.
Глава 9. Слово имеет Тимсон
Тимке Жохову (Тимсону) 14 лет. Он друг Валерки и командос. Оба первыми узнают потрясающую новость.
Глава 10. Юнги с острова Валаама
В Затонск перевели школу юнг Балтийского флота. Они заняли местную школу – теперь над ней бело-синий флаг.
Глава 11. И стар и млад
В цехе Капка стоит на «трибунке», станок-то у него самый большой. Рабочий день продляют на 2 часа ради военного заказа. Старые рабочие идут на завод, предлагая свои руки.
Глава 12. Морей альбатросы и волжские чайки
Юнги Витя Сташук и Сережа Палихин идут в кино с Римой и ее подружкой. Заводские ребята не знают, что эти «щеголи» герои: бились с фашистами у Невской Дубровки, голодали вблизи блокадного Ленинграда. А Палихин спас шлюпку от мины.
Глава 13. Вечер командора
Капка не хочет больше быть вожаком командосов. Вырос. Пионеры пишут еще живому Гаю письмо.
Глава 14. Встреча на переезде
Юнг и ремесленников ведут в баню, они дразнят друг друга. Мастер Матунин и мичман Пашков стыдят их. Ведь все делают общее дело, все для фронта.
Глава 15. Командосы Рыбачьего Затона
Узнав о гибели Гая, Капка, ради его памяти, остается вожаком. Гай подарил им тайну, мечту послужить Родине, дал новые биографии (Валерка стал Амальгама, Капка – Изобар, Тимсон – Джон).
Глава 16. Гранатометчики, на линию!
Немцы близко. На соревнованиях затонские ребята уступают юнгам, но Капка, ловко метая учебные гранаты, отстаивает честь городка.
Глава 17. Командор держит ответ
Секрет командосов раскрыт взрослыми. Валерка для новых слушателей продолжает историю Синегории…
Глава 18. Избавление Амальгамы
Амальгама бежит из башни по вьюнку, выросшему на солнечном луче. Все три мастера попадают к командосам. Мельхиора пока еще у короля.
Глава 19. Поговорим, как мужчина с мужчиной
Капка соглашается вместе с бригадой собрать движок для баркаса юнг. Об этом его просит Витя Сташук. Ребята становятся друзьями.
Глава 20. Высокие договаривающиеся стороны
Мастер Матунин не против помочь морякам. Он рассказывает ребятам байку о «русском огоньке», который сильнее немецкой зажигалки. В этот момент фашисты бомбят город.
Глава 21. Так будет зваться корабль
Ребята бегут домой. Опытный Сташук оберегает друга. Дома с сестрами верные командосы. Капка дает имя будущему баркасу: Арсений Гай.
Глава 22. Арсений Гай
Осенью «Арсений Гай» с гербом командосов спущен на воду. Он – символ дружбы юнг и заводчан. Корабль причаливает к островку Товарищества. Там все названо в честь Синегории и Мастеров. Но «игра кончилась. На Волгу пришла война». Баркас станет тральщиком у военных.
Глава 23. Зарево над Волгой
Над рекой зарево: немцы под Сталинградом. Идет эвакуация. Юнги роют окопы на островке.
Глава 24. Остров Товарищества
Над Волгой стоит «рокот великого сражения». На островке – немцы-парашютисты. Капка заводит к ним с тыла юнг.
Глава 25. Под землей
Немцы идут врукопашную. Сережа Палихин убит. Но главный враг – пулеметчик. Подобраться к нему можно через учебный подземный ход. В узкий лаз лезет Капка. Он оглушает немца. «Наша земля. Лучше в этой земле мертвыми ляжем, а с нее не сойдем».
Глава 26. Еще одно непонятное слово
Раненого Валерку пугает слово доктора «хабитус» (телосложение). Он думает, что умрет, просит Капку вписать этот бой в историю города.
Глава 27. Грозная радуга
Так немцев не пустили на левый берег реки. В палате выздоравливающий Валерка заканчивает историю Синегории: Мастера штурмуют дворец. Флюгера теперь за них (их ковал Изобар). При взгляде на новое зеркало любимого к Мельхиоре возвращается молодость и красота. Синегория расцветает.
Валерка видит в окно «радугу»: это бьют минометы «Катюши». Разгром врага в этой войне близок.
Все юные герои награждены медалями. Сташук на Балтике, отец Капки жив. Рассказчик верит в девиз командосов: «радуга» мира, добра встанет над землей. И тогда все будет как надо, «дорогие мои мальчишки!»
Читательский дневник по повести «Дорогие мои мальчишки» Кассиля
Сюжет
Рассказчик узнает о Синегории, мастере зеркал Амальгаме и его любимой Мельхиоре, ее отце мастере Джоне, мастере мечей Изобаре и пионерах-командосах Валерке (он – историк городка Затонска), Капке Бутыреве (он – бригадир на заводе), Тимсоне от учителя и синоптика Арсения Гая. Мальчишки любят свой город, мечтают о подвигах. После гибели Гая на фронте в их места приходит война. Рядом – Сталинград, где идет «великое сражение».
Баркас, собранный заводскими ребятами, с именем «Арсений Гай» становится тральщиком у военных. Мальчики вместе с юнгами (среди них Витя Сташук, друг Капки), приехавшими с Балтики, атакуют немцев на островке Товарищества на Волге. Оборону держат и горожане. Главные герои остаются живы, как и герои сказки о Синегории, победившие злого короля и нашествие ветров на страну.
Отзыв
Книга написана в 1944 году. В образе Сени Гая – Аркадий Гайдар, уже погибший к тому времени на фронте. Ему посвящена книга. Тема фронтового детства, юности, обороны Сталинграда и Затонска. Тема мечты и сказочной страны Синегории, где торжествуют правда и красота. Юности нужны идеалы – и Гай дал их ребятам. В войну каждый важен, и военный, и рабочий человек.
Автор заканчивает повесть обращением из неотправленного письма командосам погибшего Гая. Уже ясно, что победа близка, но мира еще нет, идет война. Он верит, что с такими ребятами мир не пропадет. Повесть учит любить малую и большую Родину, свой народ, семью. Учит жертвовать собой ради других, верить, надеяться, бороться, трудиться, дружить, помогать друг другу.
О чем сказка которую рассказывает мичман
«Дорогие мои мальчишки» — повесть, написанная в предпоследний год войны, по замыслу посвящена памяти Гайдара. Об этом свидетельствует не только надпись на титульном листе, но и многое в строе повести, в её тексте и подтексте.
Первое действующее лицо, с которым знакомится читатель, — Арсений Петрович Гай. Аналогия с именем Аркадия Петровича Гайдара очевидна, и она подкреплена описанием внешности Гая. Правда, Гай не писатель — только между делом пишет стихи, по военной профессии он синоптик, а в мирное время был учителем, потом работал с пионерами.
Гай получает на фронте письма с гербом Синегории. Позже мы узнаем, что синегорцы — это группа пионеров волжского города Затонска, с которыми дружил и работал Гай. А название фантастической страны и причудливые прозвища синегорцев — Амальгама, Дрон Садовая Голова, Изобар — из сказки, придуманной Гаем. Она положила начало объединению затонских пионеров в тайную группу, совершающую много полезных дел. Это своего рода вариант тимуровской команды. Автор и не скрывает близости с идеей Гайдара — о тимуровцах есть упоминание в тексте.
Довольно сложно построенная сказка о трёх великих мастерах и борьбе их со злыми силами должна выразить мечту о деятельном и красивом жизненном пути, о том, чтобы своим трудом сделать мир прекраснее. Но получилась сказка очень придуманной — пожалуй, даже хорошо придуманной, но вычурно рассказанной. Она не спрыснута живой водой, которая заставляет нас верить в героев народных и классических литературных сказок, как бы фантастичны ни были их поступки.
Произошло, мне кажется, вот что. Кассиль хотел создать сказку, проникнутую гайдаровской романтикой. Задача для Кассиля сложная, потому что, как мы знаем по другим повестям, романтический колорит не характерен для его творчества. Действие сказки происходит в фантастической стране. А о фантастической стране Кассиль уже писал, и притом блистательно. Вольно или невольно он использовал находки «Швамбрании» в произведении совсем иного плана.
Намёк на «Швамбранию» есть уже в первой фразе повести. «… Я сам не раз открывал страны, которые не нанесли на карту лишённые воображения люди…» — говорит автор в связи с тем, что Гай открыл Синегорию. А когда на следующей странице мы читаем о гербе Синегории, то, конечно, вспоминаем герб Швамбрании. Но дальше аналогий встречать не хотелось бы, потому что очень уж разные это страны — Швамбрания и Синегория. В игре Лёли и Оси было много мальчишеской фантазии, но очень мало фантастики. В географии, исторических событиях Швамбрании, в похождениях людей, её населявших, отражались, иногда в перевёрнутом или исправленном виде, но не метафорически, события реальной жизни. В сказке Гая о Синегории события волшебны и герои вполне фантастичны, иначе говоря, связаны с действительностью только метафорически. Казалось бы, опыт «Швамбрании», в которой нет никакой лирики и очень много веселья, тут пригодиться не может.
Имена персонажей и географические названия — каламбурные или с забавно смещённым значением, — совершенно в характере героев «Швамбрании» и затеянной ими игры. А в романтичной по замыслу, по выполнению же скорее мелодраматической, сказке оказываются совсем не к месту и вулкан Квипрокво, и боевые ветролёты (слоговая инверсия совершенно в духе Оськи из «Швамбрании»), и король Фанфарон без четверти двенадцатый или его министр Жилдабыл. Сказка далеко не забавная, а имена и названия смешные.
На фронтовом аэродроме рассказывает Гай начало сказки. Повествование обрывает налёт вражеской авиации. Гай гибнет. Продолжение волшебных приключений трёх мастеров читатели узнают в конце повести от одного из синегорцев — Валерки Черепашкина. Кажется странным, что стилистически повествование Валерки совершенно не отличается от рассказа Гая. Особенно неожиданно это потому, что в реалистических эпизодах — в цитатах из истории Затонска, которую пишет Черепашкин, и в его репликах — языковая характеристика, которую дал Валерке автор, очень далека от условной литературности сказки. Она не имеет ничего общего с манерой, в которой тот же Валерка рассказывает эту сказку.
«Тем временем у Дрона Садовая Голова выросла дочь Мельхиора, в тысячу раз более прекрасная, чем самая лучшая лилия, которая когда-то украшала цветники Дрона. И ясноглазый Амальгама, томившийся в сумрачном замке, полюбил её. Глаза Мельхиоры напоминали ему радугу, смех её похож был на хрустальный звон лучей, отражённых зеркалом».
С такой изысканностью, с хрустальным звоном лучей рассказывает сказку Гай.
А вот как продолжает её Валерка:
«… Шло время, а прекрасная Мельхиора томилась в плену. Жестокий Жилдабыл бросил её в грязный подвал. Холодные и скользкие жабы прыгали на грудь Мельхиоре, голохвостые крысы кусали её прекрасное лицо, мокрицы лазили по её рукам, и вскоре на лице Мельхиоры не осталось и следа былой красоты».
Как видим, хотя в первой цитате всё очень красиво, а во второй вместо лилий и радуг — крысы и мокрицы, стиль совершенно тот же, что у Гая. Конечно, есть особый сказочный ритм, есть свойственные сказкам особенности синтаксической структуры — и это в какой-то мере объясняет стилистическую близость изложения Гая и Валерки. Но то, что речевое своеобразие Валерки вовсе исчезает в сказке, содействует её омертвению, подрывает веру в то, что сказка о Синегории душевно нужна затонским пионерам. Что-нибудь своё уж внес бы в её изложение мальчишка, который в реалистических эпизодах совсем иначе говорит:
«… Видел, Тимка, как ему присадили под глазом?» Или: «Девчонки-то наши с этими флотскими ну прямо с ума тронулись».
А «собственноумные мысли» в истории города Затонска Валерка излагает тоже по-своему: «В окрестностях нашего города было всегда полно неископаемых сокровищ». Или: «Великие люди из нашего города пока ещё не выходили, но, может быть, они уже родились и живут в нём».
Возвращаясь к стилю сказки, нужно сказать, что иногда красивость её изложения нарушается, но опять же неожиданно: то появляются канцеляризмы («Но теперь задача состоит в том, чтобы повернуть ветер туда, куда нам нужно»), то даже грамматически сомнительные фразы («Ветры… выпускали теперь лишь на работу, чтобы подмести от туч небо…»). Для Кассиля такие ляпсусы — чрезвычайное происшествие, они ему вовсе не свойственны, так же как стёртость и банальность эпитетов, о которых можно судить по приведённым цитатам. Говорю подробно об этих недостатках сказки только потому, что они, по-моему, поучительны: когда писатель рассказывает что-нибудь в несвойственной ему манере, рассыпается его стиль.
Особенно досадно то, что этот художественный убыток Кассиль понёс совершенно напрасно: сложная сказка почти не нужна для развития действительно интересных событий повести, для характеристики её героев.
Они привлекательны, герои повести, и прежде всего её главный герой, Капка Бутырев, мальчуган, от которого время потребовало очень много, не по летам много.
Война. Мать убита во время бомбёжки, отец на фронте, и четыре месяца нет от него известий. Остался Капка с двумя сёстрами — старшей и совсем маленькой. Но, хотя Рима и старше Капки, заботу о семье взял на себя мальчик.
Кассиль показал своего героя разносторонне — на работе и в игре, показал, как он дружит и как ссорится, как выполняет свои обязанности главы синегорцев и как — это тоже выпало на его долю — воюет. Капка не описан, а изображён в хорошо найденных динамичных эпизодах, с деталями, углубляющими характеристику и всегда интересными читателю. Образ не задан с первых страниц, как в «Черемыше», мы в каждой главе узнаём о Капке что-нибудь новое, дополняющее его образ. Но, как и в «Черемыше», тут тоже нет движения или перелома характера. Это отнюдь не лишает повесть психологического содержания — самое изображение характера, хотя и не сложившегося ещё, мальчишечьего, здесь очень интересно и поучительно.
Мы уже видели, что у Кассиля отсутствие развёрнутых психологических мотивировок не означает немотивированности поступков — они естественно вытекают из ситуации и уже известных нам черт характера, в свою очередь дополняя образ и подготовляя следующие поступки[18].
Вот очень занятой человек, с трудом оторвавшись утром от сна, ощупывает заплывший после вчерашней драки глаз. Наскоро позавтракав, он наколол дрова, а починку примуса и костыля, принесённых соседями, отложил на вечер. По дороге на завод, где он работает вместе с другими ремесленниками, у Капки дело: найти на рынке лодыря из его бригады, Дулькова, наверное торгующего там зажигалками. Дружки его вчера и засветили Капке фонарь под глазом.
Вражда Капки с Дульковым напоминает вражду гайдаровского Тимура с Квакиным. Там и здесь — это борьба честности, порядочности с нравственной распущенностью. И средства борьбы примерно одинаковы. Пусть компания Дулькова отстаивает свои позиции кулаками. Капка ищет других средств воздействия — моральной победы. Подраться Капке хочется, недаром ему снилось, как он доблестно побеждает напавших на него вчера дружков Ходули (прозвище Дулькова), — хочется, но не подобает бригадиру. Из-за прогулов Ходули Капкина бригада теряет своё передовое место. И Капка сумел поговорить с Ходулей на базаре так, что тот струсил — понял, что работать придётся.
Идёт Капка дальше, видит, мальчики в городки играют, — не удержался от соблазна «распечатать» фигуру. И сделал это с блеском.
Кассиль очень вкусно рассказывает в своих повестях о любой спортивной игре — азартно, со множеством технических деталей, не скучных, а как раз и создающих напряжение повествования. И это у него отнюдь не «вставные новеллы». Спортивные состязания обычно у Кассиля играют существенную роль и в движении сюжета, и в характеристике героя. Так в «Черемыше», так и здесь. Ловкость, уверенность, с которой Капка играет в городки, подготовляет более важный эпизод — победу в состязании с юнгами на бросание гранат. Капка в этом состязании поддержал висевшую на волоске честь городской молодежи.
Меньше часа провёл читатель с Капкой — мальчик ещё не дошел до завода, а мы с ним уже близко познакомились. Какое удивительное различие между способом изложения сказки и реалистическим рассказом! Там, в сказке, сомневаешься в необходимости чуть ли не каждой детали, каждого эпитета — это наряженная ёлка, где все стеклянные шары, фигуры и картонажи можно поменять местами, заменить другими, лучшими или вовсе снять. А в рассказе о Капке и его друзьях каждая деталь работает — проясняет характеры, мотивирует поступки, повышает достоверность эпизодов.
Крепкий человек Капка. Он уверенно несёт свою нелёгкую ношу — мужчина в деле, мальчик в игре и во многих поступках. Это сочетание вызванного временем и обстоятельствами раннего повзросления с мальчишескими порывами, иногда и поступками придает его образу особенную привлекательность. В Капке чувствуется внутренняя сила, которая делает естественным его положение командира синегорцев и бригадира на заводе.
Он ещё так мал, что приходится стоять на скамеечке у станка. Подставить пустой ящик, как делали другие, Капка считал невозможным. «Он сам сколотил себе трибунку и выкрасил её кубовой краской». И другие малорослые ремесленники последовали его примеру. Вот одна из многих деталей, сама по себе незначительная, но характерная: показано уважение Капки к заводу, своему рабочему месту и своему труду. Деталь, как она ни проста, здесь несёт большую нагрузку, она экономна и существенно дополняет образ Капки. Таких находок много в повести.
Образы ребят, не только Капки, но и Валерки, и Тимки, и Дулькова, выписаны гораздо отчётливее, чем в «Черемыше», хотя иногда хорошо найденный прием характеристики используется с излишним нажимом. Например, Дульков изъясняется только фразами, взятыми из подписей к рисункам в собрании сочинений Лермонтова. Фразы хорошо подобраны — получается забавно, но несколько однообразно.
Не всё бесспорно в характеристике Валерки, выраженной в цитатах из его истории Затонска. Соль этих цитат в своеобразии «собственноумных мыслей» и, главным образом, в способе их выражения — в лексике и строении фраз, напоминающих реплики Оськи из «Швамбрании». Но фразы слишком плотно набиты этим своеобразием, и забавное в них уже кажется самоцелью, а не способом характеристики. Например:
«Этот глубокий старик прожил ужасно громадную жизнь. Он родился так давно, что тогда ещё было крепостное право и нигде ещё не проводили никакого электричества. Авиация была только шарообразная. Пароходы не ходили паром, а баржи по Волге шли самобичеванием при помощи бурлаков. Кино тоже ещё не было, даже немого. А когда стало звуковое кино, то он уже совсем оглох».
Мне кажется излишней роскошью — три речевые манеры у одного действующего лица (изложение сказки, цитаты из «Истории» и бытовая речь, примеры которой я приводил раньше). Такое излишество могло бы вовсе погубить образ, но, к счастью, этого не случилось. Спасают два обстоятельства: изолированность сказки, которая воспринимается вне образа Валерки, и то, что, кроме слов самого Валерки, есть авторская характеристика мальчика и есть его поступки. В целом получается привлекательный образ подростка болезненного, но храброго, мечтательного и в то же время горячо вмешивающегося в события, верного, но строгого в дружбе.
В повести нет центрального, сквозного конфликта. Однако это не снижает напряжения рассказа. В каждом эпизоде есть свой конфликт, не всегда значительный, но достаточно острый, чтобы постоянно поддерживать интерес читателя. И здесь Кассилю, как обычно, очень удались изображения мальчишеских ссор и дружб. В Затонск эвакуирована из осаждённого Ленинграда школа юнгов. Сталкиваются две группы ребят, очень различных по характеру жизненного опыта, интересам и навыкам — ремесленники Затонска и юнги. Взаимный интерес, скрываемый за показным равнодушием, взаимное «задирание» и, в конечном счёте, дружба, возникающая в общей работе — ремонте катера, — всё это и сюжетно, и психологически убедительно.
Юнга Сташук зарисован несколько бледнее Капки и Валерки, его образ вызывает мало эмоций. Для характеристики Сташука и других юнгов Кассиль снова пользуется их речевыми особенностями — юнги щеголяют, с излишним иногда изобилием, морскими терминами и принятой в среде моряков заменой обычных названий корабельными (всякая лестница — трап, всякая кухня — камбуз и т. п.). Но это, конечно, определяет только групповую характерность, а не индивидуальную.
Образы некоторых взрослых — секретаря горкома, старшего заводского мастера, мичмана — в общем, не выходят за пределы обычной для литературы сороковых годов типологии. Но отношения мичмана, воспитывающего юнгов, с мастером построены своеобразно: они параллельны отношениям юнгов с ремесленниками, что придаёт их образам необидно комический оттенок. Пока мальчики враждуют, их наставники с подчёркнутой вежливостью, скрывающей неприязнь, стараются защитить друг перед другом достоинства своего коллектива и намекнуть на его превосходство.
Но вот юнга Сташук пришел к Капке поговорить о совместном с ремесленниками ремонте катера. Начавшийся настороженно и несколько враждебно разговор постепенно переходит в дружескую беседу и в деловое обсуждение. Они вместе идут к мастеру посоветоваться, как организовать работу, и находят у него мичмана: оба за чаркой приятельски обсуждают тот же вопрос. В этой параллели хорошо подмечена некоторая «детскость» соревнования между мастером и мичманом за честь своих подопечных.
Превосходно и значительно сатирическое изображение руководительницы Дома пионеров. Кассиль высмеял в её лице тех, кто бдительность подменял подозрительностью. Ангелина Никитична «сигнализирует» секретарю горкома о «нездоровых настроениях» ребят, об «изъятом» ею зеркале с неведомым гербом (знак принадлежности к синегорцам), о тайной организации среди пионеров и о том, что зеркала «наблюдаются у целого ряда ребят». Бюрократический язык, которым изъясняется искореняющая, сигнализирующая и изымающая Ангелина Никитична, отлично выражает сущность её пустой казённой души. Здесь характеристика языковыми средствами выполнена безукоризненно. Не только образ и эпизод удачны — важным и своевременным было напоминание, что пионерам нужны такие руководители, как Гай, а Ангелину Никитичну нельзя и подпускать близко к детям.
К сожалению, Кассилю не удалось с такой же художественной убедительностью показать, что игра в синегорцев, возбудившая подозрения руководительницы, — затея стоящая. Не только сказка неудачна, но и эпизод, в котором мальчики появляются в своём синегорском обличье, кажется искусственным. Очень уж явно несоответствие между сложным ритуалом встречи синегорцев, их пышными прозвищами и скромными, хотя и полезными делами.
Тимур и его друзья тоже никаких особенных подвигов не совершали, но и пышности, нарочитости не было ни малейшей в их игре и работе, в их тайнах и системе сигналов. А сбор металлолома и чтение вслух раненым в госпиталях — простые и хорошие дела, в которых отчитываются синегорцы на своём собрании, не вяжутся с торжественным обрядом их докладов.
Интересно, что Капка, который пришёл к синегорцам с грустной вестью о гибели Гая, махнул рукой на ритуал и попросту, печально рассказал ребятам о том, какое горе их постигло. Он остался самим собой, и это очень хорошо. Автор почувствовал несовместимость игрового обряда с известием, которое принёс Капка.
В конце повести юнга и затонские ребята ведут сражение с высадившимся на острове у города фашистским десантом — победное сражение. Капка совершает подвиг — подземным ходом пробирается к фашистскому пулемётчику, который не давал красноармейцам приблизиться к месту боя, и за ноги утаскивает его в подкоп.
Всякий раз, когда приходится перечитывать рассказы о боевых победах подростков, мне вспоминается «Иван» Богомолова, его бесконечно тяжёлый и трагически кончившийся военный труд. Вспоминаются и слова Ивана, когда он прочёл журнальный рассказ о разведчиках: «Переживательно. Только по правде так не бывает. Их сразу застукают».
Да, по правде, пожалуй, так не бывало. А изображён бой мальчиков с фашистским десантом переживательно…
Там, где Кассиль хочет приблизиться к Гайдару, к его лиризму, он становится риторичным или сентиментальным. А там, где Кассиль говорит своим голосом, опираясь на острые и точные наблюдения, на своё умение прояснить характер героя в отлично построенных эпизодах, его повесть приобретает внутреннюю весомость и достоверность.
«Черемыш» написан ровно, уверенным пером. «Дорогие мои мальчишки» полны литературными ухабами и рытвинами — порождением некоторой искусственности замысла.
И всё же эта повесть, сколько бы возражений не вызывали те или другие эпизоды, кажется мне значительнее «Черемыша» и, в конечном счете, победой Кассиля, а не поражением.
Кассиль увидел новый, сложившийся в суровые годы войны характер, едва он начал обозначаться. Изобразил его вдохновенно, с полной художественной достоверностью и тем обогатил нашу литературу о детях.
Образ Капки, сильного духом, мужественно справляющегося с тяготами жизни, вожака ровесников, умелого и уверенного в труде, и притом вполне мальчишки — этот образ убедителен в каждой черте, в каждой детали.
Литературная судьба Кассиля своеобразна. Никто и никогда не ставил под сомнение его большую одарённость, его призвание детского писателя, но многое в его повестях вызывало возражения критики. Кассиля упрекали то за излишнюю литературность, то за недостаточную строгость вкуса, то за нечётко выписанный образ. Действительно, Кассиль часто пишет неровно. Но обычно побеждает его талант превосходного темпераментного рассказчика и умного воспитателя, отлично знающего круг интересов, характерные достоинства и недостатки своих героев, а тем самым и своих читателей.
Потому он и занял место в первых рядах нашей детской литературы. Потому и открывают школьники с жадным интересом каждую его новую книгу, любят перечитывать прежние.