О чем писать восток и юг
«Журналист, Читатель и Писатель» М. Лермонтов
Я очень рад, что вы больны.
В заботах жизни, в шуме света
Теряет скоро ум поэта
Свои божественные сны.
Среди различных впечатлений
На мелочь душу разменяв,
Он гибнет жертвой общих мнений!
Когда ему в пылу забав
Обдумать зрелое творенье?
Зато, какая благодать,
Коль небо вздумает послать
Ему изгнанье, заточенье,
Иль даже долгую болезнь:
Тотчас в его уединенье
Раздастся сладостная песнь!
Порой влюбляется он страстно
В свою нарядную печаль…
..Ну, что вы пишете? – нельзя ль
Узнать?
О чем писать? – восток и юг
Давно описаны, воспеты;
Толпу ругали все поэты,
Хвалили все семейный круг;
Все в небеса неслись душою,
Взывали, с тайною мольбою,
К N. N., неведомой красе,
И страшно надоели все.
И я скажу – нужна отвага,
Чтобы открыть, хоть ваш журнал
(Он мне уж руки обломал).
– Во-первых: серая бумага!
Она быть может и чиста;
Да как-то страшно без перчаток!
Читаешь – сотни опечаток!
Стихи – такая пустота;
Слова без смысла, чувства нету,
Натянут каждый оборот;
Притом – сказать ли по секрету?
И в рифмах часто недочёт.
Возьмёшь ли прозу? – перевод.
А если вам и попадутся
Рассказы на родимый лад,
То верно над Москвой смеются
Или чиновников бранят.
С кого они портреты пишут?
Где разговоры эти слышут?
А если и случалось им,
Так мы их слышать не хотим!
Когда же на Руси бесплодной,
Расставшись с ложной мишурой,
Мысль обретёт язык простой
И страсти голос благородный?
Я точно то же говорю;
Как вы открыто негодуя,
На музу русскую смотрю я.
Прочтите критику мою.
Читал я. – Мелкие нападки
На шрифт, виньетки, опечатки,
Намеки тонкие на то,
Чего не ведает никто.
Хотя б забавно было свету!
В чернилах ваших, господа,
И желчи едкой даже нету,
А просто грязная вода.
И с этим надо согласиться.
Но верьте мне, душевно рад
Я был бы вовсе не браниться –
Да как же быть. меня бранят?
Войдите в наше положенье!
Читает нас и низший круг;
Нагая резкость выраженья
Не всякий оскорбляет слух;
Приличье, вкус – всё так условно;
А деньги все ведь платят ровно!
Поверьте мне: судьбою несть
Даны нам тяжкие вериги;
Скажите, каково прочесть
Весь этот вздор, все эти книги…
И всё зачем? – чтоб вам сказать,
Что их не надобно читать!
Зато какое наслажденье,
Как отдыхает ум и грудь,
Коль попадется как-нибудь
Живое, свежее творенье.
Вот, например, приятель мой:
Владеет он изрядным слогом,
И чувств и мыслей полнотой
Он одарен всевышним богом.
Всё это так. – Да вот беда:
Не пишут эти господа.
О чем писать? – бывает время,
Когда забот спадает бремя
Дни вдохновенного труда,
Когда и ум и сердце полны,
И рифмы дружные, как волны,
Журча, одна во след другой
Несутся вольной чередой.
Восходит чудное светило
В душе проснувшейся едва;
На мысли, дышащие силой,
Как жемчуг нижутся слова.
Тогда с отвагою свободной
Поэт на будущность глядит,
И мир мечтою благородной
Пред ним очищен и обмыт,
Но эти странные творенья
Читает дома он один,
И ими после без зазренья
Он затопляет свой камин.
Ужель ребяческие чувства,
Воздушный, безотчетный бред
Достойны строгого искусства?
Их осмеет, забудет свет…
Дата создания: 20 марта 1840 г.
1 Поэты похожи на медведей, которые кормятся тем, что сосут свою лапу. Неизданное (фр.).
Анализ стихотворения Лермонтова «Журналист, Читатель и Писатель»
Литературные вопросы никогда особо не волновали Михаила Лермонтова, который предпочитал держаться особняком от поэтов и писателей. Он не зарабатывал себе на жизнь публикацией в журналах, так как был кадровым военнослужащим. Тем не менее, когда в свет выходили его произведения, критики давали себе волю. Причем, свое мнение высказывали не только профессиональные литераторы, но и обыватели, для которых стихи всегда были составной частью светских развлечений.
Устав от постоянных нападок людей, которые даже не пытались вникнуть в суть его произведений, в 1840 году Лермонтов опубликовал поэму «Журналист, Читатель и Писатель», в которой попытался донести до общества свои взгляды на современную литературу. Одновременно поэт решил дать достойный ответ тем злопыхателям, которые превозносили бездарей, но при этом поливали грязью достойных авторов. К ним себя Лермонтов не причислял, так как был убежден, что он – весьма посредственный литератор. Однако ему было искренне обидно за более талантливых, по его мнению, соотечественников, к которым Лермонтов причислял Вяземского, Пушкина, Жуковского и Белинского.
В этой поэме он собрал в одной комнате представителей трех различных мировоззрений – писателя, журналиста и читателя. Первый выступил в роли подсудимого, два других взяли на себя миссию обвинителей. Однако очень скоро все переменилось, так как читатель и журналист принялись выяснять отношения между собой. Поначалу они пытались досаждать писателю, пытаясь узнать, почему он больше не радует публику новыми произведениями, и услышали весьма неожиданный ответ: «О чем писать? Восток и юг давно описаны, воспеты». В итоге внимание критиков переключилось на мене разборчивых авторов, которые продолжали мусолить всем надоевшие тем. Затем речь пошла и вовсе о критиках, ищущих подвох в любой строчке, и об изданиях, которые выходят на скверной серой бумаге со множеством опечаток. В уста Журналиста и Читателя Лермонтов вложил весьма едкие и колючие фразы, которыми его герои обвиняют друг друга. Читатель весьма недоволен тем, что Журналист не умеет толком критиковать своих оппонентов, так как не обладает должной степенью интеллектуального развития, чтобы как следует высмеять неудачливого автора. «И желчи едкой даже нету – а просто грязная вода», – отмечает он. В свою очередь, журналист настаивает на то, что и критиковать-то нынче уже просто некого, потому что настоящие поэты и писатели уже перевелись. Но при этом кушать хочется всем. В итоге авторы ваяют «шедевры» самого низкого пошиба, а журналисты их ругают. И те, и другие занимаются отнюдь не творчеством, а просто зарабатывают себе на жизнь. Те же, кто действительно может сказать новое слово в русской литературе, предпочитают этого не делать или же не выносят на суд публики свои произведения, не желая быть политыми грязью с ног до головы. В итоге, по мнению Лермонтова, в России уже практически не осталось ни достойных литераторов, ни умных и тонко чувствующих критиков. Что же касается читателей, то в этом вопросе поэт не стал оригинальным, отметив, что нынче знатоками литературы себя считают даже те, кто в своей жизни прочел всего лишь пару стихотворений весьма сомнительного содержания.
Этот спор продолжается до тех пор, пока в этот диалог не включается Писатель. Он прекрасно понимает, что все люди тщеславны, и с удовольствием паразитируют на творчестве литераторов, устраивая шумные дискуссии с единственной целью – блеснуть остроумием. Поэтому Писатель, а с ним вместе и Лермонтов, открыто заявляют подобным критикам: «Такой тяжелою ценою я вашей славы не куплю».
Лермонтов: Журналист, читатель и писатель
Михаил Лермонтов: Журналист, читатель и писатель
Les poetes ressemblent aux ours,
qui se nourrissent en sucant leurpatte.
(Комната писателя, опущенные шторы.
Он сидит в больших креслах перед камином;
читатель с сигарой стоит спиной к камину.
Журналист входит.)
Я очень рад, что вы больны.
В заботах жизни, в шуме света
Теряет скоро ум поэта
Свои божественные сны.
Среди различных впечатлений
На мелочь душу разменяв,
Он гибнет жертвой общих мнений!
Когда ему в пылу забав
Обдумать зрелое творенье?
Зато, какая благодать,
Коль небо вздумает послать
Ему изгнанье, заточенье,
Иль даже долгую болезнь:
Тотчас в его уединенье
Раздастся сладостная песнь!
Порой влюбляется он страстно
В свою нарядную печаль…
..Ну, что вы пишете? — нельзя ль
Узнать?
О чем писать? — восток и юг
Давно описаны, воспеты;
Толпу ругали все поэты,
Хвалили все семейный круг;
Все в небеса неслись душою,
Взывали, с тайною мольбою,
К N. N., неведомой красе,
И страшно надоели все.
И я скажу — нужна отвага,
Чтобы открыть, хоть ваш журнал
(Он мне уж руки обломал).
— Во-первых: серая бумага!
Она быть может и чиста;
Да как-то страшно без перчаток!
Читаешь — сотни опечаток!
Стихи — такая пустота;
Слова без смысла, чувства нету,
Натянут каждый оборот;
Притом — сказать ли по секрету?
И в рифмах часто недочёт.
Возьмёшь ли прозу? — перевод.
А если вам и попадутся
Рассказы на родимый лад,
То верно над Москвой смеются
Или чиновников бранят.
С кого они портреты пишут?
Где разговоры эти слышут?
А если и случалось им,
Так мы их слышать не хотим!
Когда же на Руси бесплодной,
Расставшись с ложной мишурой,
Мысль обретёт язык простой
И страсти голос благородный?
Я точно то же говорю;
Как вы открыто негодуя,
На музу русскую смотрю я.
Прочтите критику мою.
Читал я. — Мелкие нападки
На шрифт, виньетки, опечатки,
Намеки тонкие на то,
Чего не ведает никто.
Хотя б забавно было свету!
В чернилах ваших, господа,
И желчи едкой даже нету,
А просто грязная вода.
И с этим надо согласиться.
Но верьте мне, душевно рад
Я был бы вовсе не браниться —
Да как же быть. меня бранят?
Войдите в наше положенье!
Читает нас и низший круг;
Нагая резкость выраженья
Не всякий оскорбляет слух;
Приличье, вкус — всё так условно;
А деньги все ведь платят ровно!
Поверьте мне: судьбою несть
Даны нам тяжкие вериги;
Скажите, каково прочесть
Весь этот вздор, все эти книги…
И всё зачем? — чтоб вам сказать,
Что их не надобно читать!
Зато какое наслажденье,
Как отдыхает ум и грудь,
Коль попадется как-нибудь
Живое, свежее творенье.
Вот, например, приятель мой:
Владеет он изрядным слогом,
И чувств и мыслей полнотой
Он одарен всевышним богом.
Всё это так. — Да вот беда:
Не пишут эти господа.
О чем писать? — бывает время,
Когда забот спадает бремя
Дни вдохновенного труда,
Когда и ум и сердце полны,
И рифмы дружные, как волны,
Журча, одна во след другой
Несутся вольной чередой.
Восходит чудное светило
В душе проснувшейся едва;
На мысли, дышащие силой,
Как жемчуг нижутся слова.
Тогда с отвагою свободной
Поэт на будущность глядит,
И мир мечтою благородной
Пред ним очищен и обмыт,
Но эти странные творенья
Читает дома он один,
И ими после без зазренья
Он затопляет свой камин.
Ужель ребяческие чувства,
Воздушный, безотчетный бред
Достойны строгого искусства?
Их осмеет, забудет свет…
Бывают тягостные ночи:
Без сна, горят и плачут очи,
На сердце жадная тоска;
Дрожа, холодная рука
Подушку жаркую объемлет;
Невольный страх власы подъемдет;
Болезненный, безумный крик
Из груди рвется — и язык
Лепечет громко без сознанья
Давно забытые названья;
Давно забытые черты
В сияньи прежней красоты
Рисует память своевольно:
В очах любовь, в устах обман —
И веришь снова им невольно,
И как-то весело и больно
Тревожить язвы старых ран.
Тогда пишу. — Диктует совесть,
Пером сердитый водит ум:
То соблазнительная повесть
Сокрытых дел и тайных дум;
Картины хладные разврата,
Преданья глупых юных дней,
Давно без пользы и возврата
Погибших в омуте страстей,
Средь битв незримых, но упорных,
Среди обманщиц и невежд,
Среди сомнений ложно-черных
И ложно-радужных надежд.
Судья безвестный и случайный,
Не дорожа чужою тайной,
Приличьем скрашенный порок
Я смело предаю позору;
Неумолим я и жесток…
Но, право, этих горьких строк
Неприготовленному взору
Я не решуся показать…
Скажите ж мне, о чем писать?
написано в 1840 году
Примечание к стихотворению
1 Поэты похожи на медведей, которые
кормятся тем, что сосут свою лапу.
Неизданное (фр.).
Коментарий к стихотворению
Впервые опубликовано в 1840 г. в «Отечественных записках» (т. 9, № 4, отд. III, с. 307 — 310). В сборнике 1840 г. «Стихотворения М. Лермонтова» датировано этим же годом.
Анализ стиха Лермонтова «Журналист, Читатель и Писатель»
В стихотворении поставлен центральный для поздней лирики Лермонтова вопрос о судьбе поэта в обществе.
В альбоме Лермонтова 1840 — 1841 гг. есть рисунок, в точности повторяющий экспозиционную ремарку стихотворения; на нем изображен сам Лермонтов в позе Читателя и А. С. Хомяков в позе Писателя. Однако действующих лиц стихотворения невозможно свести к конкретным прототипам.
В. Г. Белинский высоко оценил стихотворение «Журналист, читатель и писатель»: «Разговорный язык этой пьесы — верх совершенства; резкость суждений, тонкая и едкая насмешка, оригинальность и поразительная верность взглядов и замечаний — изумительны. Исповедь поэта, которою оканчивается пьеса, блестит слезами, горит чувством. Личность поэта является в этой исповеди в высшей степени благородною».
«Во-первых, серая бумага,
Она, быть может, и чиста;
Да как-то страшно без перчаток…» — парафраза строк из «Письма А. И. Готовцевой» П. А. Вяземского (1830), которые принял на свой счет Н. А. Полевой.
Источник стихотворения
Лермонтов М. Ю. Собрание сочинений в четырех томах / АН СССР. Институт русской литературы (Пушкинский дом). — Издание второе, исправленное и дополненное — Л.: Наука. Ленинградское отделение, 1979—1981 год. Том 1, Стихотворения 1828—1841 годов. Страницы 431-436.
Михаил Лермонтов — Журналист, читатель и писатель: Стих
Les poètes ressemblent aux ours, qui se nourrissent en suçant leur patte.
Inédit. [1]
(Комната писателя; опущенные шторы. Он сидит в больших креслах перед камином. Читатель, с сигарой, стоит спиной к камину. Журналист входит.)
Я очень рад, что вы больны:
В заботах жизни, в шуме света
Теряет скоро ум поэта
Свои божественные сны.
Среди различных впечатлений
На мелочь душу разменяв,
Он гибнет жертвой общих мнений.
Когда ему в пылу забав
Обдумать зрелое творенье.
Зато какая благодать,
Коль небо вздумает послать
Ему изгнанье, заточенье,
Иль даже долгую болезнь:
Тотчас в его уединенье
Раздастся сладостная песнь!
Порой влюбляется он страстно
В свою нарядную печаль…
Ну, что вы пишете? Нельзя ль
Узнать?
О чем писать? Восток и юг
Давно описаны, воспеты;
Толпу ругали все поэты,
Хвалили все семейный круг;
Все в небеса неслись душою,
Взывали с тайною мольбою
К N. N., неведомой красе, –
И страшно надоели все.
И я скажу – нужна отвага,
Чтобы открыть… Хоть ваш журнал
(Он мне уж руки обломал):
Во-первых, серая бумага,
Она, быть может, и чиста;
Да как-то страшно без перчаток…
Читаешь – сотни опечаток!
Стихи – такая пустота;
Слова без смысла, чувства нету,
Натянут каждый оборот;
Притом – сказать ли по секрету?
И в рифмах часто недочет.
Возьмешь ли прозу? Перевод.
А если вам и попадутся
Рассказы на родимый лад –
То, верно, над Москвой смеются
Или чиновников бранят.
С кого они портреты пишут?
Где разговоры эти слышат?
А если и случалось им,
Так мы их слышать не хотим…
Когда же на Руси бесплодной,
Расставшись с ложной мишурой,
Мысль обретет язык простой
И страсти голос благородный?
Я точно то же говорю.
Как вы, открыто негодуя,
На музу русскую смотрю я.
Прочтите критику мою.
Читал я. Мелкие нападки
На шрифт, виньетки, опечатки,
Намеки тонкие на то,
Чего не ведает никто.
Хотя б забавно было свету.
В чернилах ваших, господа,
И желчи едкой даже нету –
А просто грязная вода.
И с этим надо согласиться.
Но верьте мне, душевно рад
Я был бы вовсе не браниться –
Да как же быть. Меня бранят!
Войдите в наше положенье!
Читает нас и низший круг:
Нагая резкость выраженья
Не всякий оскорбляет слух;
Приличье, вкус – всё так условно;
А деньги все ведь платят ровно!
Поверьте мне: судьбою несть
Даны нам тяжкие вериги.
Скажите, каково прочесть
Весь этот вздор, все эти книги, –
И всё зачем? Чтоб вам сказать,
Что их не надобно читать.
Зато какое наслажденье,
Как отдыхает ум и грудь,
Коль попадется как-нибудь
Живое, свежее творенье!
Вот, например, приятель мой:
Владеет он изрядным слогом,
И чувств и мыслей полнотой
Он одарен всевышним богом.
Всё это так, – да вот беда:
Не пишут эти господа.
[1] Поэты похожи на медведей, сытых тем, что сосут лапу.
Нeизданное. (Франц.).
[2] Журналист, читатель и писатель. Впервые опубликовано в 1840 г. в «Отечественных записках» (т. 9, № 4, отд. III, с. 307–310).
В сборнике 1840 г. «Стихотворения М. Лермонтова» датировано этим же годом.
Написано 20 марта 1840 г. в Петербурге, когда Лермонтов находился под арестом на Арсенальной гауптвахте за дуэль с Барантом.
Эпиграф – прозаический перевод двустишия из «Sprüche in Reimen» («Изречений в стихах») Гете.
В стихотворении поставлен центральный для поздней лирики Лермонтова вопрос о судьбе поэта в обществе. Следуя Пушкину («Поэт и толпа», «Поэту», «Разговор книгопродавца с поэтом») в постановке этой темы, Лермонтов еще более драматизирует ее, подчеркивая разрыв между творцом, непонятым и отвергнутым поэтом-пророком, и обществом.
Одновременно он подвергает критике пустое и мелочное содержание «массовой» литературы и журналистики, обобщая факты конкретных литературных полемик 30-х годов, прежде всего борьбы Пушкина и его круга, а затем и «Отечественных записок» против Булгарина и Полевого.
В альбоме Лермонтова 1840–1841 гг. есть рисунок, в точности повторяющий экспозиционную ремарку стихотворения; на нем изображен сам Лермонтов в позе Читателя и А. С. Хомяков в позе Писателя. Однако действующих лиц стихотворения невозможно свести к конкретным прототипам.
В. Г. Белинский высоко оценил стихотворение «Журналист, читатель и писатель»: «Разговорный язык этой пьесы – верх совершенства; резкость суждений, тонкая и едкая насмешка, оригинальность и поразительная верность взглядов и замечаний – изумительны. Исповедь поэта, которою оканчивается пьеса, блестит слезами, горит чувством. Личность поэта является в этой исповеди в высшей степени благородною» (Белинский, т. IV, с. 530).
«Во-первых, серая бумага,
Она, быть может, и чиста;
Да как-то страшно без перчаток…» –
парафраза строк из «Письма А. И. Г » П. А. Вяземского (1830), которые принял на свой счет Н. А. Полевой.
База
стихотворений
Авторы стихов
Журналист, читатель и писатель
Стихотворение написано весной 1840 г., когда Лермонтов находился под арестом за дуэль с де Барантом.
В этом произведении Лермонтов выступает не только как поэт, но как критик и полемист, высказываясь по поводу состояния дел в современной литературе. Стихотворение можно отнести к теме судьбы поэта и его поэзии. Белинский писал, что «Журналист, Читатель и Писатель» «напоминает и идеею, и формою, и художественным достоинством «Разговор Книгопродавца с Поэтом» Пушкина».
Следует отметить, что язык лермонтовского произведения можно отнести к достижениям реализма в его творчестве. Простота разговорной речи, легкость и лаконичность фраз уже Белинским была определена как «верх совершенства».
Композиционно стихотворение состоит из двух частей. Первая часть представляет собой критический взгляд на современную словесность.
Читатель вступает в резкий спор с Журналистом, в чьих словах выражена позиция современных литераторов. Читатель негодует против романтической пошлости, которой наполнены страницы журналов:
Так, в произведении возникает тема бесплодности, отсутствия истинной литературы, отражающей жизнь.
Поддерживая позицию Читателя, Писатель говорит о том, что романтизм себя исчерпал:
Эти слова нельзя понимать как отказ от творческой деятельности; они должны восприниматься как стремление к поиску нового в литературе.
Сходные мнения были высказаны в 20-30-е гг. XIX в. и другими писателями, поэтами, критиками. Например, А. Бестужев писал: «У нас есть критика и нет литературы». А. Пушкин сделал наброски статьи со значимым названием «О ничтожности литературы русской». В. Белинский в «Литературных мечтаниях» утверждал: «У нас нет литературы». Этим же смыслом наполнены слова Читателя о «Руси бесплодной» и риторический вопрос Писателя: «О чем писать?»
В результате к поэту приходит удовлетворенность плодами своего труда:
По-иному строится творческий процесс, когда литератору
И тогда писатель с гневом и презрением изображает «картины хладные разврата», не видя добродетели в людях.
С другой стороны, в начале монолога рисуется идиллическая картина, где поэт силой своего слова меняет мир, который:
Как отмечает Лотман, «критицизм и утопизм не исключали, а взаимно подразумевали друг друга, и связь и обоюдное усиление этих двух, казалось бы, противоположных тенденций составляет характерную черту русского реализма». Русские писатели, по мнению исследователя, «не отрицали ни страшного лица современности, ни необходимости правдивого его изображения в искусстве, но требовали лишь, чтобы этот мир был «очищен и обмыт» утопической «мечтою благородной». Трагедия Писателя в лермонтовском произведении заключена в том, что, желая создать в будущем гармонию мира, в настоящем он сталкивается с жестокостью и непониманием. Это приводит к мысли о ненужности его творчества современникам:
Достаточно назвать имена Гоголя и Толстого, чтобы увидеть, как глубоко заглянул Лермонтов в будущее русской литературы».
Интересна полемика литературоведов о том, в чьих словах выражена позиция Лермонтова.
Позиция Лотмана представляется более аргументированной и весомой.
LiveInternetLiveInternet
—Рубрики
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Интересы
—Постоянные читатели
—Сообщества
—Статистика
Михаил Юрьевич Лермонтов. «Журналист, Читатель и Писатель»
Михаил Юрьевич Лермонтов
Les poetes ressemblent aux ours,
qui se nourrissent en sucant leurpatte.
Inedit.*
(Комната писателя, опущенные шторы.
Он сидит в больших креслах перед камином;
читатель с сигарой стоит спиной к камину.
Журналист входит.)
Я очень рад, что вы больны.
В заботах жизни, в шуме света
Теряет скоро ум поэта
Свои божественные сны.
Среди различных впечатлений
На мелочь душу разменяв,
Он гибнет жертвой общих мнений!
Когда ему в пылу забав
Обдумать зрелое творенье?
Зато, какая благодать,
Коль небо вздумает послать
Ему изгнанье, заточенье,
Иль даже долгую болезнь:
Тотчас в его уединенье
Раздастся сладостная песнь!
Порой влюбляется он страстно
В свою нарядную печаль…
..Ну, что вы пишете? — нельзя ль
Узнать?
О чем писать? — восток и юг
Давно описаны, воспеты;
Толпу ругали все поэты,
Хвалили все семейный круг;
Все в небеса неслись душою,
Взывали, с тайною мольбою,
К N. N., неведомой красе,
И страшно надоели все.
И я скажу — нужна отвага,
Чтобы открыть, хоть ваш журнал
(Он мне уж руки обломал).
— Во-первых: серая бумага!
Она быть может и чиста;
Да как-то страшно без перчаток!
Читаешь — сотни опечаток!
Стихи — такая пустота;
Слова без смысла, чувства нету,
Натянут каждый оборот;
Притом — сказать ли по секрету?
И в рифмах часто недочёт.
Возьмёшь ли прозу? — перевод.
А если вам и попадутся
Рассказы на родимый лад,
То верно над Москвой смеются
Или чиновников бранят.
С кого они портреты пишут?
Где разговоры эти слышут?
А если и случалось им,
Так мы их слышать не хотим!
Когда же на Руси бесплодной,
Расставшись с ложной мишурой,
Мысль обретёт язык простой
И страсти голос благородный?
Я точно то же говорю;
Как вы открыто негодуя,
На музу русскую смотрю я.
Прочтите критику мою.
Читал я. — Мелкие нападки
На шрифт, виньетки, опечатки,
Намеки тонкие на то,
Чего не ведает никто.
Хотя б забавно было свету!
В чернилах ваших, господа,
И желчи едкой даже нету,
А просто грязная вода.
И с этим надо согласиться.
Но верьте мне, душевно рад
Я был бы вовсе не браниться —
Да как же быть. меня бранят?
Войдите в наше положенье!
Читает нас и низший круг;
Нагая резкость выраженья
Не всякий оскорбляет слух;
Приличье, вкус — всё так условно;
А деньги все ведь платят ровно!
Поверьте мне: судьбою несть
Даны нам тяжкие вериги;
Скажите, каково прочесть
Весь этот вздор, все эти книги…
И всё зачем? — чтоб вам сказать,
Что их не надобно читать!
Зато какое наслажденье,
Как отдыхает ум и грудь,
Коль попадется как-нибудь
Живое, свежее творенье.
Вот, например, приятель мой:
Владеет он изрядным слогом,
И чувств и мыслей полнотой
Он одарен всевышним богом.
Всё это так. — Да вот беда:
Не пишут эти господа.
О чем писать? — бывает время,
Когда забот спадает бремя
Дни вдохновенного труда,
Когда и ум и сердце полны,
И рифмы дружные, как волны,
Журча, одна во след другой
Несутся вольной чередой.
Восходит чудное светило
В душе проснувшейся едва;
На мысли, дышащие силой,
Как жемчуг нижутся слова.
Тогда с отвагою свободной
Поэт на будущность глядит,
И мир мечтою благородной
Пред ним очищен и обмыт,
Но эти странные творенья
Читает дома он один,
И ими после без зазренья
Он затопляет свой камин.
Ужель ребяческие чувства,
Воздушный, безотчетный бред
Достойны строгого искусства?
Их осмеет, забудет свет…
Бывают тягостные ночи:
Без сна, горят и плачут очи,
На сердце жадная тоска;
Дрожа, холодная рука
Подушку жаркую объемлет;
Невольный страх власы подъемдет;
Болезненный, безумный крик
Из груди рвется — и язык
Лепечет громко без сознанья
Давно забытые названья;
Давно забытые черты
В сияньи прежней красоты
Рисует память своевольно:
В очах любовь, в устах обман —
И веришь снова им невольно,
И как-то весело и больно
Тревожить язвы старых ран.
Тогда пишу. — Диктует совесть,
Пером сердитый водит ум:
То соблазнительная повесть
Сокрытых дел и тайных дум;
Картины хладные разврата,
Преданья глупых юных дней,
Давно без пользы и возврата
Погибших в омуте страстей,
Средь битв незримых, но упорных,
Среди обманщиц и невежд,
Среди сомнений ложно-черных
И ложно-радужных надежд.
Судья безвестный и случайный,
Не дорожа чужою тайной,
Приличьем скрашенный порок
Я смело предаю позору;
Неумолим я и жесток…
Но, право, этих горьких строк
Неприготовленному взору
Я не решуся показать…
Скажите ж мне, о чем писать?
* Поэты похожи на медведей, которые кормятся тем, что сосут свою лапу. Неизданное (фр.).
«Журналист, читатель и писатель». Изображены Лермонтов, Белинский и Панаев. Рисунок М. Врубеля. 1890–1891
Литературные вопросы никогда особо не волновали Михаила Лермонтова, который предпочитал держаться особняком от поэтов и писателей. Он не зарабатывал себе на жизнь публикацией в журналах, так как был кадровым военнослужащим. Тем не менее, когда в свет выходили его произведения, критики давали себе волю. Причем, свое мнение высказывали не только профессиональные литераторы, но и обыватели, для которых стихи всегда были составной частью светских развлечений.
Устав от постоянных нападок людей, которые даже не пытались вникнуть в суть его произведений, в 1839 году Лермонтов опубликовал поэму «Журналист, Читатель и Писатель», в которой попытался донести до общества свои взгляды на современную литературу. Одновременно поэт решил дать достойный ответ тем злопыхателям, которые превозносили бездарей, но при этом поливали грязью достойных авторов. К ним себя Лермонтов не причислял, так как был убежден, что он – весьма посредственный литератор. Однако ему было искренне обидно за более талантливых, по его мнению, соотечественников, к которым Лермонтов причислял Вяземского, Пушкина, Жуковского и Белинского.
В этой поэме он собрал в одной комнате представителей трех различных мировоззрений – писателя, журналиста и читателя. Первый выступил в роли подсудимого, два других взяли на себя миссию обвинителей. Однако очень скоро все переменилось, так как читатель и журналист принялись выяснять отношения между собой. Поначалу они пытались досаждать писателю, пытаясь узнать, почему он больше не радует публику новыми произведениями, и услышали весьма неожиданный ответ: «О чем писать? Восток и юг давно описаны, воспеты». В итоге внимание критиков переключилось на мене разборчивых авторов, которые продолжали мусолить всем надоевшие тем. Затем речь пошла и вовсе о критиках, ищущих подвох в любой строчке, и об изданиях, которые выходят на скверной серой бумаге с множеством опечаток. В уста Журналиста и Читателя Лермонтов вложил весьма едкие и колючие фразы, которыми его герои обвиняют друг друга. Читатель весьма недоволен тем, что Журналист не умеет толком критиковать своих оппонентов, так как не обладает должной степенью интеллектуального развития, чтобы как следует высмеять неудачливого автора. «И желчи едкой даже нету – а просто грязная вода», — отмечает он. В свою очередь, журналист настаивает на то, что и критиковать-то нынче уже просто некого, потому, что настоящие поэты и писатели уже перевелись. Но при этом кушать хочется всем. В итоге авторы ваяют «шедевры» самого низкого пошиба, а журналисты их ругают. И те, и другие занимаются отнюдь не творчеством, а просто зарабатывают себе на жизнь. Те же, кто действительно может сказать новое слово в русской литературе, предпочитают этого не делать или же не выносят на суд публики свои произведения, не желая быть политыми грязью с ног до головы. В итоге, по мнению Лермонтова, в России уже практически не осталось ни достойных литераторов, ни умных и тонко чувствующих критиков. Что же касается читателей, то в этом вопросе поэт не стал оригинальным, отметив, что нынче знатоками литературы себя считают даже те, кто в своей жизни прочел всего лишь пару стихотворений весьма сомнительного содержания.
Этот спор продолжается до тех пор, пока в этот диалог не включается Писатель. Он прекрасно понимает, что все люди тщеславны, и с удовольствием паразитируют на творчестве литераторов, устраивая шумные дискуссии с единственной целью – блеснуть остроумием. Поэтому Писатель, а с ним вместе и Лермонтов, открыто заявляют подобным критикам: «Такой тяжелою ценою я вашей славы не куплю».