О чем писала ашальчи оки
Векшина Акулина Григорьевна (Ашальчи Оки)
Всё её творчество, черты которого сформировались под влиянием устной вотяцкой поэзии, проникнуто глубокой и искренней любовью к родному краю; не случайно её авторское имя Ашальчи родилось из народного названия скромного полевого цветка зубровки. Её лирические стихи переведены на несколько языков, а в селе Алнаши открыт мемориальный музей Акулины Векшиной.
Детство и юность
Акулина родилась в деревне Кузебаево Вятской губернии (ныне Граховский район Удмуртии) в семье Григория Векшина и его жены Дарьи в 1898 году. С раннего возраста девочка отличалась любознательностью и хорошими способностями, поэтому родители стремились дать ей достойное образование.
Известно, что в школе в Грахове, где училась Лина, она оказалась единственной удмурткой. Закончив учительскую школу и сдав экзамен, шестнадцатилетняя девушка стала сельской учительницей. В течение пяти лет она занималась обучением грамоте сельских детей.
Октябрьская революция 1917 года дала девушке возможность завершить образование, что она и сделала, поступив в 1919 году на рабфак, а позже на медицинский факультет Казанского университета. Уже в 1918 году в газете «Виль синь» были опубликованы её лирические стихотворения и ряд маленьких рассказов, ставшие началом её писательского пути и высоко оцененные читателями.
Зрелость
В 1928 году Акулина Векшина успешно закончила университет и получила диплом врача-окулиста. Работая сельским врачом, она сумела добиться значительных успехов в своей профессии. За достижения в борьбе с тяжёлым глазным заболеванием трахомой она удостоилась звания заслуженного врача УАССР.
К 1920-м годам относится расцвет её литературной деятельности. В 1925 году был издан сборник стихов «У дороги» под псевдонимом Ашальчи Оки, а спустя три года ещё один, который получил название «О чём поёт вотячка». В её произведениях преобладает мотив тоски и грусти, во многом перенятый из старых народных удмуртских песен. В стихах, посвящённых мыслям и чувствам лирической героини, молодой удмуртки, звучит протест против порочных нравов современной ей молодёжи, воспевается искренняя и сильная любовь.
В конце 1920-х начале 1930-х годов началась политика государственного террора по отношению к деятелям литературы. В этот период многие писатели и поэты в СССР были подвергнуты репрессиям. Не обошёл этот процесс и Ашальчи.
Сначала началась публичная травля её друга и наставника Кузебая Герда, который переводил на русский язык многие произведения поэтессы: его обвинили в буржуазном национализме. А в 1933 году была арестована она сама по обвинению в связях с националистической группой «Союз освобождения финских народов». Спустя несколько месяцев Ашальчи вышла на свободу, но в 1937 году последовал новый арест. В результате открытого преследования со стороны государственной власти она была вынуждена надолго уйти из литературы. Также подвергся репрессиям и ее родной брат — писатель Айво Иви.
Послевоенные годы
Во время войны 1941 1945 годов Лина Григорьевна была фронтовым хирургом. Вернулась с фронта в октябре 1946 года, а затем продолжила врачебную работу в селе Алнаши. Во времена «хрущёвской оттепели» Ашальчи вновь пытается вернуться к литературному творчеству, публикует стихи и рассказы, но, как говорила сама, уже слишком сильно отстала от жизни: в этот период известны лишь несколько заметных её произведений.
Ашальчи умерла в 1973 году, в то время ей было 75 лет. После её смерти, в 1987 году, в селе Алнаши открылся мемориальный музей поэтессы, в котором рассказывается об её жизни и творчестве; сейчас он является частью единого Алнашского историко-литературного музея.
Значение творчества
Ашальчи Оки считается первой поэтессой, широко известной в истории удмуртской литературы. Иногда её называют основательницей нового типа поэзии, в котором отражаются радости и тревоги простой удмуртской девушки, застенчивой, но способной на настоящие глубокие чувства. Её творческое наследие, основанное на многовековой народной удмуртской культуре, изучают многие современные исследователи, в том числе с использованием новых методов литературного анализа.
Большой интерес к творчеству Акулины Векшиной есть и у иноязычных народов: её лучшие стихи переведены на русский, французский, венгерский и ряд других языков. По словам французского поэта и лингвиста Жана-Люка Моро, стихи Ашальчи наполнены женственностью, искренними чувствами, без которых нельзя представить себе историю удмуртской литературы.
Ашальчи Оки
Ашальчи Оки
Ашальчи Оки (Лина Григорьевна Векшина) – первая удмуртская поэтесса, получившая известность уже в 20-е годы прошлого века. Она родилась 4 апреля 1898 г. в д. Кузебаево ныне Граховского района Удмуртской Республики в семье крестьянина-середняка. Училась в Граховской начальной и двухклассной школах, затем – в центральной вотской школе с. Карлыган Марийской АССР, после окончания которой в 16 лет стала учительницей.
В 1919 г. поступила на рабфак Казанского университета и вскоре стала студенткой медицинского факультета. С 1928 г. работала врачом-окулистом.
За особые успехи в ликвидации трахомы ей присвоено звание «Заслуженный врач Удмуртской АССР». В годы Великой Отечественной войны Л.Г. Векшина была фронтовым хирургом, имеет военные награды. Демобилизовавшись из армии в октябре 1946г., до выхода на пенсию работала врачом в Алнашской районной больнице. Умерла 31 октября 1973г.
Ашальчи Оки писала статьи, очерки, рассказы для детей. Но популярность ей принесли стихи – лирические, полные глубоких чувств. Первые стихотворения поэтессы стали появляться в 1918 г. на страницах газет «Виль синь» и «Гудыри». В числе публикаций – перевод стихотворения А.С. Пушкина «Если жизнь тебя обманет». Лирическая героиня Ашальчи Оки – застенчивая девушка, стремящаяся к новой жизни. Она умеет от души радоваться и искренне переживать. Глубоко лиричны стихотворения «Возьдаськон» («Застенчивость»), «Мон визьтэм вал азьло» («Я была глупа раньше»), «Оз ке поя» («Если милый») и другие. Некоторые ее стихи стали песнями: «Мон тодам ваисько» («Вспоминается мне»), «Кык гожтэт» («Два письма»), «Сюрес дурын» («У дороги»).
Стихи Ашальчи Оки переведены на многие языки народов СССР и за рубежом. Французский исследователь и переводчик ее стихов Жан-Люк Моро пишет: «Ее лирика очень женственна, глубоко искренна, человечна, остерегается риторики, риторической легкости, а также чрезмерной декларативности убеждений». В доме-музее Ашальчи Оки в Алнашах хранятся песни на слова поэтессы в переводе Жан-Люка Моро на французский язык.
В 1933 г. Л. Векшина подвергалась репрессии, после чего отошла от творческой работы. Отдельные публикации последних лет большого успеха не имели.
Имя Ашальчи Оки вошло в историю удмуртской литературы как основательницы женской поэзии.
Хронология
Ашальчи Оки — Векшина Акилина Григорьевна
Библиография
Книги
Статьи
Туннэ, ӥ оштолэзе, 119 ар тырме удмурт нылкышно кылбуретлы кутскон сётӥсь Ашальчи Оки (гожъяськон удысын сыӵе кушем ним басьтӥз аслыз Акилина Векшина) вордскем дырысен. Кылбурчи но син эмъясь, Ашальчи Оки но Акилина Векшина — кин со, мар бордын тыршиз? Удмурт нылкышнолэсь кылбурет удысын но тазалыкез утёнын сюресъёссэ мургес усьтыны иворъёсъя «Удмуртия» агентстволы юрттӥзы Удмуртиысь Дышетон удысын йӧскалык ужпумъёсты институтлэн кивалтӥсезлэн воштӥсез, кылосбур тодосъя кандидат, доцент Вера Пантелеева но эм тодосъя доктор, профессор Владимир Савельев.
Улон сюрес
Акилина Григорьевна Векшина вордӥськиз Грак ёросысь Ускы (Кузебаево) гуртын ӥ оштолэзе ӥ арын крестьян семьяын. Дышетскиз Гракысь церковно-приходской школаын. Отын со огназ нылаш но огназ удмурт вал. Собере Карлыганысь дышетӥсьёсты дасянъя училищеез йылпумъяз. Озьы 16 аресаз дышетӥсьлэсь дипломзэ басьтӥз но школаын дышетыны кутскиз.
«ӥ арын со нырысьсэ пумиське Кузебай Гердэн. Соослэн кылзы тупа, Кузебай Гердлы со дӥсьтэ возьматыны аслэсьтыз гожтэм кылбуръёссэ. Кузебай Герд сое бурдъя, дунъя но шуэ «одно ик та кылбуръёсты печатлано». Озьы со ӥ арысен кутскыса, кылбуръёссэ «Гудыри» газетэ печатланы кутскиз», — вера тодосчи Вера Пантелеева.
Ӵапак Кузебай Герд Векшиналы эмчилы дышетскыны ӵектэм. Со, пе, верам, «дышетӥсьёс, филологъёс тонтэк но трос вань ини, асьмелэн удмуртъёс пӧлын эмчиос уг тырмо» шуыса.
Озьы со ӥ арын Казаньысь университетлэн рабфаказ пыре, собере эм факультетаз дышетсконзэ азьланьтэ. ӥ арысен син висёнъёсты эмъясь луыса ужаны кутске. Тодмо офтальмолог Владимир Филатов дорын Одессаын стажировка ортче. Быдӟым Атыкай ож аръёсы Акилина Векшина фронтын хирург вал, ожгар данъетъёсын пусъемын. ӥ арын армиысь кошкыса пенсие потытозяз Алнашысь ёрос эмъяськонниын ужаз. Трахома висёнэз быдтонын трос тыршемез понна солы «Удмурт дано эмчи» ним сётэмын.
Казаньын дышетскон вакытаз ик, ӥ — ӥ аръёсы, Ашальчи Оки ас кылбуръёссэ но гожъя. ӥ арын «Сюрес дурын» нырысетӥ бичетсэ поттэ. Нош оглом кылбурет шыкысэ 37 ужъёсыз кылизы.
Со дыре ик нылпиослы сӥзем вакчиесь веросъёс но гожъя. Соос но «Гудыриын» потазы. Берлогес ини, ӥ аръёслэн пумазы, соосты «Кенеш» журналэ но келя. Эмчилы дышетскон вакытаз ик Ашальчи Оки пичи дырыз, дышетскон вакытэз сярысь тодэ ваёнъёссэ но гожъя. Но соосыз кигожтосъёсын гинэ кылемын.
Кылбурчи Ашальчи Оки
«Нырысь ик шуыны кулэ, литературае со кылбурчи луыса пыриз, удмурт кылбурчи. Валамон, со вал туж сыӵе мужественной шаг. Малы ке шуоно Ашальчи Оки дорозь одӥг удмурт нылкышно но ӧз дӥсьтылы аслэсьтыз гожъям кылбуръёссэ печатланы, ваньмыз сое мед лыдӟозы шуыса. нылкышноос, оло, гожъяськылӥзы но, но газетозь, нимаз книгаозь со гожъямъёссэс ӧз вуттылэ. Малы ке шуоно туж дӥсьтӥсь луоно вал, — лыдъя кылосбур тодосъя кандидат Вера Пантелеева. — Ашальчи Оки со дӥсьтонзэ быгатӥз возьматыны. Валаськом, со туж кышка но, возьдаське но вал, дыр. «Возьытлык» кылбурзэ тодӥськомы. Отын со шуэ: удмуртъёслэн вань сыӵе висёнзы, возьытлык нимо. Но вот со вормиз ассэ. Мон шуисько ( статьяосам но гожъялляй вал), Ахматова куке но гожтӥз «Я научила женщин говорить… Но, Боже, как их замолчать заставить!» Ахматовалэн та веран чурез кыӵе ке но метафора луэ. Валамон, ӟуч литератураез басьтоно ке, Ахматова дорозь но кӧня гожъямын вал ини, валамон, ӟуч кышномурт, дышетскем адями вал, раскрепощённой. Нош со чурез ик верамы ке, шуомы, Ашальчи Оки вылтӥ, со метафора уз луы. Удмурт нылкышноез вераськыны дышетӥз яке косӥз, удмурт нылкышнолэсь синзэ усьтӥз та ласянь Ашальчи Оки».
Ашальчи Оки ас творчествозэ ноку вылӥе поттамтэ. Со шуэ вылэм «мон огшоры гожъяськисько, кӧня трос авторъёс, кудъёсыз мынэсьтым золгес но, тросгес но, умойгес но гожъясько».
Но асьмеос валаськом, туннэ солэн творчествоез, кылбурет творчествоез, классика радэ пыре шуыса. Удмурт литератураез басьтоно ке. Валамон, поэтика ласянь, стиль ласянь учконо ке, солэн творчествоез, оло, туж паськыт но, туж чебер но ӧвӧл. Трос кылбуръёсыз герӟаськемын фольклорен. Фольклор сюжетъёс, фольклор кылтӥрлык отын пыртэмын, фольклор суредъёс, но ӵапак солы луыса ик соос туж удмурт шӧмоесь. Отын куректонэз но, шумпотонэз но туж зол тупа удмурт кышномуртлэн дунне шоры учконэзлы. Со бордын солэн дунлыкез. «Поэзия гениальной простоты» мон шуысал
Солэн кылъёсызъя, сыӵе «огшоры» кылбуръёсты туж секыт гожъяны.
«Сыӵе текстъёс калыке кошко кырӟан луыса. Тани «Нюлэскы но ветлыкум» — со кырӟан луэмын. «Нюлэскы но ветлыкум, сьӧд сутэр бичакум, сьӧд сутэр синъёсты мон тодам вайисько». Номыр аспӧртэмез ӧвӧл, но со сюлэме лякиське. Собере «Лулы мынам возьвыл бубыли ке но, марлы меда бурды сӧсырмылэ?» Валамон, куке лулэз ӵошато бубылиен, со удмурт сям, удмурт фольклорысь басьтэмын, соин ик со туж чебер кылсуред: лул — бубыли», — валэктӥз Вера Пантелеева.
Вера Пантелеева нимысьтыз висъя Окилэсь «Лулы мынам», «Нюлэскы но ветлыкум», «Тон юад мынэсьтым», «Даур», «Куддыръя», «Гожтэт» кылбуръёссэ. Со соосты зэмос классикаен, зэмос шедеврен нима.
Вера Пантелеевалэн чакламезъя, туннэ гожъясьёслы уг тырмы асьсэлэсь Инмарен сётэм кужымзэс валан но дунъян.
Жаляса верано, Ашальчи Окилэн кылбурет сюресэз кузь ӧй вал. Берпуметӥзэ кылбурзэ ӥ арын гожтӥз, сое «Кылы быре» нимаз. ӥ арын сое «Софин» ужъя янгыше уськытэм Кузебай Гердэн кусып воземез понна арест улэ басьто. Кӧня ке толэзь ортчыса, мозмыто. Но сыӵе ултӥям бере, Ашальчи Оки гожъяськемысь дугдӥз шуыны луоз. ӥ арын кылбурчиез эшшо одӥг пол пытсэт сьӧры пуктылӥзы. Солэн чылкыт нимыз ӥ арын берыктэмын вал. Оки выльысь кылбуръёс гожтыны турттэ, но соос аслыз уг кельшо ни, «жадиськем, лэся» шуэ со. Озьы ке но, кӧня ке веросъёс гожтэ на.
Солэн верамезъя, та валэктонын солэн зэмос интеллигент луэмез шӧдӥське.
«Та ӵошатон — туж метафоричной ӵошатон луэ. Со нокинлы йыркурзэ уг возьы. Со вала, дыр, улон ачиз ваньзэ радъялоз шуыса, но, оло, осконэз вал ик, солэн нимыз уз вуны шуыса», — лыдъя со.
Ашальчи Окилэн кылбуръёсыз
Син эмъясь Акилина Векшина
Эм удысын ужзэ Акилина Векшина Юкаменск черкогуртын кутске. Отын ик вуоно кузпалэныз Иван Карачёвен тодматске. ӥ арын соос кык аресъем Валера пиенызы Алнаше улыны выжизы. Отын со трахомаен нюръяськонъя диспансерын валтӥсь эмъясь луыса ужаз.
«Туж тунсыко тани Алнашысь музеяз ужасьёс со сярысь верало: вылӥллям сыӵе учыръёс но… Куке ож бере ини, ӥ аръёсы, Ашальчи Оки ужа Алнашын эмчи луыса — син эмъясь, но куке соос ужан эшъёсыныз, эмсузэръёсын, чай юон вакытазы пуко вылэм вераськыса, куддыръя со эшъёсыз ик, эмсузэръёс, кутско вылэм кырӟаны солэсь кырӟанъёссэ, нош нокин уг тоды со кырӟанъёслэн авторзы тани вӧзазы пуке шуыса. Сыӵе вал улон ӥ-ӥ аръёсы», — шуэ Вера Пантелеева.
Кылбур гожъямзэ ватыса воземез сярысь вера профессор Владимир Савельев но. ӥ аръёсы фельдшеръёслы школаын дышетскыкуз со Алнаше практика ортчыны вуэм. Ӵапак соку Ашальчи Окиен тодматскыны луонлык кылдэм.
Савельевлэн верамезъя, Акилина Векшина туж трос тыршиз трахома висёнэз быдтон бордын. Бригадаосын гуртъёстӥ ветлӥз. Эмъям сяна, бадӟым валэктон уж нуиз.
«Ашальчи Оки ужа вал офтальмологической отделениын. Солэн отделениез но вал, малы ке шуоно со доры оперироваться кариськыны но лыкто вал висисьёс. Сое тазалыкез утёнъя министерство косэ вал, дыр, врачьёс туж трос ик ӧй вал ук, — лыдъя Савельев. Соин ик со туж ӵем ветлэ вал, интыяз ӧжыт гинэ пуке вал, тросгес ветлэ вал гуртъёстӥ трахомаез эмъяса. Со ведь туж паласькись висён. Со вирусэн палаське. Палаське жоб киос, жоб ӵушконъёс, жоб дӥсь пыр. Соин ик удмуртъёс пӧлын трахомаен висисьёс вал трос процент, 80 процентозь трахомаен висисьёс вал. Пичиос но, бадӟымъёс но. Удмуртиын, удмуртъёсты гинэ уг вераськы, статистикае мынам вань, 193 адями пӧлысь одӥгез адӟисьтэм вал. Со туж бадӟым процент. Валамон ини, солэн нырысетӥ мугез вал — трахома».
Удмуртиысь тазалыкез утён удысын со туж саклыко, кылкутӥсь адями луэменыз пытьы кельтӥз.
Солэн кылъёсызъя, мукет ёросъёсын ӵошатоно ке, Алнашын трахомаен висисьёс воксё но ӧжытгес вал.
Со солэн заслугаез — вирусэн паласькись тужгес кышкыт висёнэз быдтонын, кудӥз ке синтэм кариз удмурт калыкез. Висёнэн нюръяськыса, озьы-а, тазьы-а, но со сое быдтӥз. Векшина бере лыктэм эмъясьлы трахомаен выроно ӧз луы ини, висисьёс ӧй вал ини. Али ужась врачьёслы, мон шуысал, пример со
Акилина Векшина улонысь кошкиз 1973-тӥ арын 75 аресаз.
Ашальчи Оки
Удмурт гожъяськись сярысь вотэсбам
Судьба поэта — Ашальчи Оки
В развитии каждого народа бывают периоды, когда как-то особенно концентрируются все творческие силы и создаются такие художественные (и фольклорные, и авторские) ценности, которые потом становятся мерилом чуть ли не всего дальнейшего национального художественного развития. Таким пассионарным толчком, по выражению историка Л. Н. Гумилёва, для удмуртской литературы стали годы русских революций 1905 — 1917 годов. Как бы не оценивали ныне этот сложный период, но никоим образом невозможно переоценить значение этого времени для культурного подъёма таких народов Поволжья и Приуралья, какими являются удмурты, мари, коми, чуваши. Не стоит перечислять всех деятелей культуры того времени. Их набирается довольно много – и весьма значительных по вкладу в национальное развитие. Вспомним лишь Григория Верещагина, Михаила Можгина, Максима и Гавриила Прокопьевых, Кузебая Герда, Трофима Борисова, Кедра Митрея. И среди них особое место занимает творчество первой удмуртской поэтессы Ашальчи Оки – Акилины Григорьевны Векшиной. И отнюдь не только потому, что она женщина, а потому, что придала удмуртскому стиху особенно лирическое, задушевное звучание, одна из первых доказала, что на удмуртском языке можно создавать лирические шедевры.
В нынешнем Граховском районе в деревне Ускы (Кузебаево) в трудолюбивой удмуртской крестьянской семье Векшиных росли три брата и две сестры. Старший из братьев, Василий, погиб во время Первой мировой войны. Дочь Акилина (Акулина, Лина) родилась 4 апреля 1898 года. И в это тяжёлое время Векшины решились учить детей грамоте. Иван и Оки (это удмуртское ласковое звучание имени Акилина) учились сначала в Граховской школе, а затем – далеко от родных краёв – в Карлыганской центральной вотской (удмуртской) школе у Кузьмы Андреева. В одном из неотосланных писем 50-х годов Ашальчи Оки вспоминала: «В Граховской школе, конечно, я была гадким утёнком. Но это первые два года. А в 3-м классе я уже дружила с русскими девочками на равных. Помогало этому и то, что в 3-м классе я уже была в числе лучших учениц. В Граховской школе была хорошая школьная библиотека. Она меня мирила со многими неприятностями.
В Карлыганской школе было очень хорошо. Жили в интернате. Подруги были очень хорошие»* (из архива А. Ермолаева).
Две её подруги – Ольга Андреева, дочь основателя Карлыганской школы, и Анна Фёдорова – остались подругами на всю жизнь. Их имена встречаются вплоть до последних дней Ашальчи Оки. Они сохранили до конца очень тёплые дружеские отношения.
После окончания Центральной вотской школы Лина сдала экзамены в Елабужской епархиальной учительской семинарии, получила диплом учителя и в 16 лет стала учительницей. С 1 сентября 1914 года два учебных года работает в деревне Субаш (по другим сведениям, Кушкет) в теперешнем Татарстане, два учебных года в деревне Будчимшур-Пельга Большеучинского (ныне Можгинского) района Удмуртии, в 1918/19 учебном году – в деревне Мамаево Граховского района.
Видимо, к этому периоду относится первая любовь молодой начинающей поэтессы. В письме сына Валерия Ивановича Карачёва хранительнице Дома – музея Ашальчи Оки в Алнашах Н. М. Фадеевой есть такие строки: «У нас в семейном альбоме имелась фотография молодого стройного унтер-офицера в полной военной форме. Это мамин жених Никита (фамилию я, к сожалению, забыл). Он учительствовал в соседней удмуртской деревне. В первую мировую войну служил в армии. После революции работал в Елабужском уезде в военкомате. В 1918 году после взятия Елабуги дутовцами был расстрелян на берегу Камы. Очевидно, этим вызваны строчки из её стихов:
Моё сердце круглым камнем
Пусть утонет в синей Каме».
Сомнительно столь прямое соотнесение стихотворения «Если милый…», созданного в 1924 году, с этим фактом (да оно и обращено к живому человеку), но знаменательно хранение фотографии в семейном альбоме столь длительное время. И этот унтер-офицер был известен и мужу, и сыну, и всем окружающим. Фотография цела по нынешний день. Сотрудники музея в Алнашах установили и имя этого человека. Это Никита Пудович Замятин.
Во время работы в Большеучинской волости, в 1918 году, Ашальчи Оки впервые встретилась с поэтом и учёным Кузебаем Гердом. Герд вспоминал об этой встрече на одном из допросов в ГПУ, когда его уже арестовали (1932). Тогда он говорил, что «Векшина показала ему несколько номеров газеты «Виль синь» («Новое око», но можно перевести и «Новый взгляд». – А. Е.)… Тепло отозвалась о редакторе Константине Сергеевиче Яковлеве, просила активно сотрудничать в этом издании, помочь привлечь подписчиков» (Кузнецов Н. С. Из мрака… Ижевск: Изд-во Удмуртского университета, 1994. С. 62). В этой же редакции работал (одновременно и сельским учителем) брат Ашальчи – поэт и прозаик Айво Иви – И. Г. Векшин. В этой газете были напечатаны её первые стихи.
С этой встречи началось глубокое взаимопонимание, взаимное уважение двух удмуртских поэтов – Кузебая Герда и Ашальчи Оки.
В 1921 году, пишет В. И. Карачев, Ашальчи Оки как начинающую поэтессу направили учиться на рабфак (рабочий, то есть подготовительный факультет) Казанского госуниверситета. После рабфака её зачислили на филологический факультет университета. «Проучившись несколько дней, — пишет далее В. И. Карачев, — она пошла к заведующему… и попросила перевести на медицинское отделение: «В удмуртской деревне в первую очередь нужны врачи, а не литераторы».
Жила она в знаменитой «Марусовке». Это была огромная пятиэтажная ночлежка, ярко описанная Максимом Горьким в повести «Мои университеты» (в той же «Марусовке» жил и её сын В. И. Карачев, когда учился в Казанском же университете).
«В 1925 году в декабре от казанского студенчества Лина едет в Москву на похороны Сергея Есенина», — утверждает В. И. Карачев. Кстати, стоит заметить, что самыми любимыми поэтами Ашальчи Оки были Александр Пушкин и Сергей Есенин. Об этом она говорила при встрече А. Клабукову и мне в 1965 году. И тут же, смеясь, добавила, что часто читала их стихи наизусть, и этим, видимо, заворожила будущего мужа И. И. Карачева.
В годы учёбы в Казани Ашальчи Оки составила первый свой сборник стихов, который, по своему признанию, хотела назвать «Чыртывесь» («Ожерелье»), (поэтому это издание названо так), но, по настоянию Герда, этот сборник вышел под названием «Сюрес дурын» («На обочине») в 1925 году в московском Центриздате объёмом 65 страниц.
В Казани в то время было целое землячество удмуртских студентов. С ними занимались удмуртские педагоги-просветители Иван Михеев, Иван Яковлев, в то время весьма авторитетные люди. Правда, 20 декабря 1956 года в письме А. Н. Клабукову Ашальчи вспомнит и об обиде на второго.
«У меня было написано так (речь о стихотворении «Вордӥськем музъеме» («Земля родная»). – А. Е.):
Вордӥськем музъеме,
Вордӥськем шаере,
Туж мусо потӥськод и т.д.
(Родная моя земля, родной мой край, очень ты мил мне).
Написано в Казанский период моей жизни. Ходила я советоваться по написанию стихов к Яковлеву Ивану Васильевичу. Он сказал, что надо писать так:
Вордӥськем музъеммы,
Вордӥськем шаермы и т.д.
(Родная наша земля, родной наш край…)
«Твоя родина не только твоя, а общая – всех нас».
Думаю, что зря я его послушалась».
Лулы мынам
Возь выл бубли ке но –
Марлы меда
Бурдыз сӧсырмылэм?
Сюлмы мынам
Чебер кырезь ке но –
Марлы меда
Сиез тӥяськылэм?
Мылкыд мынам
Чебер кырезь ке но –
Марлы меда
Жильы борды со думылэм?
Хоть мотылёк
Моя душа, —
Зачем её
Поранены крыла?
Хоть сердце
Мелодично, точно крезь, —
Зачем его
Оборвана струна?
Хотя мечта
Как золота струя,-
Зачем цепями
Скована она?
Давным-давно я забыла это стихотворение. А вновь ознакомилась с ним из выбранных Вами или кем-то другим доброжелателем, и оно мне понравилось. Ей-ей, по-моему, оно поэтично! Но боже мой, как же оно написалось? Ведь в то время мы, три учительницы-удмуртки: Андреева Ольга, Федорова Анна и я, учились на рабфаке и чувствовали себя, как восторженные телята на майском лугу». Так пишет автор в 1968 году. Но ведь стихотворение и не напоминает чувств «восторженных телят». Конечно же, не этим чувством привлёк пожилую Ашальчи «Лулы мынам…» Стихотворение лишний раз, может быть, и очень больно напомнило автору весь жизненный путь её: «Хотя мечта, как золота струя, — зачем цепями скована она?» Вот от этой скованности до конца жизни не смогла освободиться Ашальчи Оки.
Куцый сборник «Мон тодам ваисько» в 1968 году всё-таки вышел. Но с опозданием. Семидесятилетие Л. Г. Векшина отметила без книги.
Уже после юбилея, в апреле 1968 года, Лина Григорьевна написала Г. Д. Красильникову: «После юбилея еле-еле похмелье прошло уже. Теперь посылаю тебе нечто вроде отчёта. Друг мой русский Иван (т.е. муж И. И. Карачев. – А. Е.) всю голову мою изрешетил уже: почему, мол, Геннадия не пригласила на юбилей… Он, мол, Геннадий – и был главным заводилой. А я говорю ему: «Неужели я этого не знаю? Я бы с радостью пригласила Зину и Машу (З. С. Красильникову и М. Г. Кубашеву. – А. Е.). Нам обоим они много хорошего сделали: хорошо лечили. Кроме этого, Зинаида Степановна помогла и трахому ликвидировать. С радостью бы пригласила, доброе бы слово сказала перед медицинской общественностью. Но… не пригласила: мужья занимают высокие посты (Г. Д. Красильников был тогда председателем правления Союза писателей Удмуртии, П. Н. Кубашев – заведующим отделом пропаганды обкома КПСС. – А. Е.), имя Геннадия слишком известно уже в народе, глубоко в сердца уже запало. Если бы такие люди приехали на мой праздник, завели бы речь о писательском деле. Что бы подумали тогда люди. Кроме того, в меня вселился, кажется, уже и Беликов, который говорил «кабы чего не вышло»… Кто знает, меня поднимете, и вас будут ругать». Вот здесь, в этих последних словах и заключена правда, которая оставалась невысказанной в других письмах.
Сборник стихов 1968 года, хоть и куцый, хоть и после юбилея автора, вышел в довольно приличном оформлении: в тканевом твёрдом переплёте, с суперобложкой. На клапане суперобложки – фотопортрет молодой поэтессы, а перед титульным листом, вклейкой – её портрет в пожилом возрасте.
И у этого портрета – своя история.
В 1965 году летом мы с А. Н. Клабуковым ездили на встречу с читателями в Алнашский район. Клабукову очень хотелось встретиться с Ашальчи Оки. И вот мы зашли в дом деревенского типа. Нас встретила пожилая статная женщина. Она в доме оказалась одна. Муж, И. И. Карачев, — в отъезде по своим агрономическим делам.
Поскольку мы зашли без предупреждения, Ашальчи Оки несколько растерялась. Но чувствовалось, что она и обрадована. Клабукова узнала сразу. А я… У меня эта встреча была первая и последняя. К сожалению.
В молодости я увлекался фотографией. И в эту поездку взял маленький аппарат – «Смену» первого выпуска. И когда Ашальчи Оки и Клабуков сидели за столом и увлечённо беседовали, я начал кружиться вокруг них и щёлкать затвором. Увидев это, хозяйка проявила недовольство, она не хотела, чтобы снимали. Но я проявил некоторую долю нахальства. Заявил, что портрет нужен для истории. Клабуков меня поддержал. А когда мы стали уходить, Лина Григорьевна осталась дома и стала смотреть нам вслед в окно. Во дворе дома я снова сфотографировал её в окне.
Конечно, не все снимки получились, но неожиданно один получил большое распространение. Это снимок, где она сидит, опершись головой на левую руку, а правая – под левой. Сидит и внимательно слушает.
Сначала два снимка я опубликовал в газете «Советской Удмуртия». Затем – вклейкой к её сборнику «Мон тодам ваисько». В 1975 году этот же снимок был напечатан в венгерской книге «Медвеинек» — сборнике произведений писателей финно-угорских народов. Этот же снимок помещён и на обложке книги стихов «Тон юад мынэсьтым («Ты спросил у меня»), вышедшем в 1978 году. И этот же снимок послужил основой композиции живописного портрета Ашальчи, выполненного С. Н. Виноградовым. И он же, но в сильно увеличенном виде висел на первом этаже Дома печати на Воткинском шоссе на персональной выставке профессионального редакционного фотографа. Затем три отпечатка с этого же снимка я встретил в редакции журнала. Но на оборотах снимков стояли имена трёх разных редакционных фотографов. Снимок, видно, понравился, и, сделав репродукции, эти профессионалы решили присвоить и авторство снимка.
Судьба талантливого поэта и врача была, как видим, очень сложной во всех проявлениях.
Конечно, вынужденно отказавшись от литературного творчества, считая себя отверженной, Ашальчи Оки не переставала интересоваться удмуртской литературой. Она радовалась успехам Геннадия Красильникова, Германа Ходырева. Хоть и писала она, что перестала читать удмуртскую литературу, но это не совсем подтверждается фактами. Особенно в 50-70-е годы.
Очередным самым радостным событием для себя она сочла начало выхода после длительного перерыва с 1941 по 1967 год удмуртской детской газеты «Дась лу!» («Будь готов!»). 25 февраля 1968 года Ашальчи пишет поэту Герману Ходыреву, сотруднику редакции: «Рождение газеты «Дась лу!» было очень радостным событием для меня. Хотела тут же написать несколько добрых слов, но не написала – постеснялась. Подумала, что вы, ребята, ещё осудите: что, мол, ещё такая старушка пишет. Завидую нынешним школьникам: на нашем языке для них и газета выходит. Через эту газету сколько вырастет поэтов, писателей».
А на следующий день – уже письмо на имя редакции: «Вчера вечером подумала и решила, что нехорошо первое письмо посылать без подарка. Что-нибудь надо вложить «на память».
Теперь уже у ребёнка, «Дась лу!», настала такая пора, когда начинает течь слюна. Грудь не должна мокнуть. Вот этот подарочек мой и приспособьте, чтобы не растекалась слюна. Девушки, наверно, есть в редакции. Пусть обрежут под стать шее ребёнка, а сзади пусть пришьют пуговицу или шнурки».
Так поэт говорит о своём маленьком рассказике «Боко» («Страшилище»). И тут же: «Конечно, «Боко» вашим читателям не понравится. Неинтересным покажется. Написано ведь для взрослых о маленьких». («Дрожжи», которые кинул А. Клабуков, когда предлагал стать удмуртским Чукошей?)
О подарке «Дась лу!» говорится и в письме Г. Красильникову: «Как я обрадовалась выходу «Дась лу!» В этом году это было самой главной вестью, согревшей моё сердце. Очень хотела поздравить, высказать свои пожелания – ничего не написала. Сказала себе: «Молчи, бабушка».
На юбилей Советской Армии сотрудники «Дась лу!» нам с Иваном Ивановичем прислали поздравление, очень согревающее наши сердца. И ответное письмо написала им. Милой «Дась лу!» тогда же и маленький подарочек приготовила… Написала и… спрятала в комод: «Молчи, бабушка. »
Она всю жизнь заставляла себя молчать. И всю жизнь страшилась, как бы кто не пострадал, публикуя её, – даже когда уже можно было не бояться.
Мы знаем в истории много людей, которые сочетали счастливо разные профессии. А. П. Чехов был и врач, и писатель. В том же письме, где критиковал рассказ «Мынам абие», А. Н. Клабуков писал Ашальчи Оки: «Когда я старался Вас разбудить для участия на творческой ниве, совсем не предполагал, что вопрос встанет альтернативно: или – или. Надо: и – и, совмещать в себе и врача, и писателя. В наших национальных условиях профессиональных писателей почти нет…все в штате. И пишем мы все только из любви к искусству».
Лина Григорьевна не приняла это «и — и», осталась при своём «или — или». Как мы уже подчёркивали, выбор был вынужденным.
Такова была судьба первой удмуртской поэтессы. Что было бы, если. Не знаю. Ашальчи Оки на свете прожила только одну жизнь. Такую, какую прожила. Не берусь я искать виноватых в этой трудной судьбе. Но мы должны ценить по достоинству то, что Ашальчи Оки сделала в нелёгкой жизни.
Да, она написала совсем немного. Нам известно всего тридцать семь стихотворений. Но каких! Да, она свернула на другой путь, растворила себя в повседневном подвиге врача. Сколько людей, благодаря её стараниям, сохранили или восстановили зрение! Скольким солдатам она спасла жизнь на той жестокой войне!
Такова жизнь. Подвиг врача, наверное, забудут. А лирика её бессмертна. Вырастут новые и новые поколения. Её стихи они будут открывать для себя вновь и вновь. Эти звонкие и столь душевно глубокие стихи. Не забудется, благодаря им, и имя Ашальчи Оки.
Алексей Ермолаев «Чыртывесь» («Ожерелье») сборникысь