О чем набережная неисцелимых
Несколько слов об эссе Иосифа Бродского “Набережная неисцелимых”
Несколько слов об эссе Иосифа Бродского “Набережная неисцелимых”
О чем бы не писал Поэт, он всегда пишет о нас, читателях. Этим Поэт отличается от Историка. Задача Историка внести ясность в определенную сферу знаний. Особенности повседневной жизни людей, причины и следствия череды исторических событий чрезвычайно интересны и увлекательны. Однако, к читателю, как правило, личного отношения эти подробности не имеют. То, что пишет Поэт, касается каждого, даже если речь идет о личных впечатлениях автора от встреч с городами или людьми. Историк дает ответы и проясняет картину мира, Поэт, напротив, задает вопросы, придавая этой картине объем и многозначность.
Эссе “Набережная неисцелимых” напрочь размывает привычку к категорическим суждениям, оно провоцирует вопросы, порой не имеющие ответов, хотя речь идет всего лишь о впечатлениях одного человека от некоего города, в котором этот человек, впрочем, бывал довольно часто. Быть может, все дело в том, что город о котором идет речь — Венеция, а пишет о нем Иосиф Бродский. “Я не праведник… и не мудрец; не эстет и не философ. Я просто нервный, … но наблюдательный человек” — так определяет свою позицию автор “Набережной…”. С этой точки зрения он и описывает свой страстно любимый город. “Мой ромaн с этим городом… нaчaлся … зaдолго до того, кaк я … смог позволить себе эту стрaсть”. Автор точно знает, кем является, и как относится к тому, о чем пишет. А у читателя появляется шанс спросить самого себя: а кто я в этой жизни — наблюдатель, судья, мудрец или эстет? И как я сам отношусь, к тому, с кем или с чем сводит меня течение времени?
Как ни странно, именно демонстративная субъективность придает описанию Венеции неотразимую убедительность. Ты безусловно веришь, что “это город для глаз”, что любой попавший сюда человек, в других местах вполне равнодушный к своему гардеробу, здесь бессознательно становится щеголем, ибо к щегольству его толкают “… мрaморные кружевa, мозaики, кaпители, кaрнизы, рельефы, лепнинa, обитaемые и необитaемые ниши,… девы, aнгелы, херувимы, кaриaтиды, фронтоны, бaлконы, оголенные икры бaлконных бaлясин, сaми окнa, готические и мaвритaнские”. Именно здесь становится очевидным, что вода — это не просто образ времени, но она и есть время. Ее назначение — отражать, удваивать красоту, на которой только и отдыхает глаз в своих постоянных поисках безопасного места. И это место, безусловно, Венеция, где так легко думается о том, что в других местах даже в голову не придет.
Например, осознает ли пространство свою неполноценность по сравнению со временем? Чем пространство на эту свою неполноценность отвечает? И что время, которое есть вода, делает с этим ответом? Когда и где еще можно себя об этом спросить? Никогда и нигде, кроме как здесь и сейчас, читая это эссе, которое само по себе уже есть произведение искусства, стоящее над временем как венецианские здания над заливом. Собственно, и само название, “Набережная неисцелимых”, содержит в себе вопрос: от чего не исцелимых? Быть может, от размышлений о том, где же моя собственная “возлюбленная глаза”, как называет Бродский свою Венецию? И почему так важно, чтобы такое место непременно было?
Видимо, стремление к безукоризненной красоте присуще каждому из нас. А прекрасные города, как и великие Поэты, для того и существуют, чтобы нам, читателям, созерцателям и путешественникам, напоминать: где-то непременно должна быть моя личная линия, лучшая из тех, “которую где-либо нa земной тверди остaвило время — оно же — водa”, как говорится в “Набережной…” о кружеве венецианских фасадов. И в момент созерцания красоты, созданной талантом и усилиями другого человека, тебе, возможно, захочется этой красоте, хоть в малой степени, соответствовать.
И в голову вдруг придет простая мысль, что эстетика, предшествует этике только потому, что глаз работает постоянно, а мысль — нет. Меж тем, основа хоть эстетического хоть этического совершенства — гармоничное сочетание принятых на себя ограничений. И Венеция Бродского — город, который обращается к лучшему в человеке. Чем ответим мы на это обращение? Откуда вообще берется способность к такому отклику?
Возможно, она вырастает из посещения прекрасных городов, чтения произведений настоящих Поэтов, размышлений об увиденном и прочитанном без боязни быть непонятым, но с надеждой, что кто-то еще задумается о тех местах, где
“Стынет кофе. Плещет лагуна, сотней
мелких бликов тусклый зрачок казня
за стремленье запомнить пейзаж, способный
обойтись без меня.”
И. Бродский. Венецианские строфы.
Справка:
Впервые Бродский приехал в Венецию в 1973 году. С тех пор он 17 раз возвращался в этот город непременно зимой. Поэт скончался в январе 1996 г в Нью Йорке. В июне 1997 года во исполнение его воли, был перезахоронен на острове Сан-Микеле в Венеции.
И. Бродскиий. Fondamenta degli incurabili (Набережная Неисцелимых)
Удивительно, но чтя Бродского, как поэта, зная, как он любил и понимал Венецию, а также, что именно за «Набережную Неисцелимых» он получил Нобелевскую премию, само эссе не читал. Ну а раз уж все равно смотрю все написанное по Венеции, решил что пора и эссе Бродского прочесть.
«Набережная Неисцелимых» эссе о себе, ну, в смысле о Бродском. И если Скарпа в эссе «Венеция — это рыба», рассказывая о себе, рассказывает о Венеции, то у Бродского все ровно наоборот. Да и сам образ «набережной» (даже он), на мой взгляд, у Бродского всего лишь способ символического представления свой судьбы. И уехав из СССР, поэт попал на такую вот «набережную», где перед смертью у него появилась возможность «погреться на солнышке», посмотреть на «водичку». О чем он, на мой взгляд, и пишет со скрытой горечью в своем эссе. Как всегда у Бродского, в тексте много всего намешано: и великого, и смешного, и неловкого.
Я совершенно не понимаю за что, в литературном плане, «Набережная Неисцелимых» получила Нобелевскую премию. На мой взгляд, ничего в этом эссе нет. Мемуары и размышления, с претензией на изысканность. Тот случай, когда частности по отдельности дают больше, чем их объединение в единый текст. Оканчиваешь читать с легким недоумением, как вроде бы глубокое «частное» смогло породить такое пустое «целое»? Ну и за что тогда, собственно, премия? Хотя, у нас «приличные» люди Бродского любят по определению. Но если начнешь спрашивать почему, так оказывается, что основные их впечатления находятся в рамках лимбической системы, и, как правило, самого поэта не касаются:
Савельев С.В. Двойственность поведения приматов, из сборника “Как человек заселил планету Земля”, стр.99
У Бродского есть об этом состоянии:
На мой же взгляд, его тексты все же скорее не столько чувственны, сколько рациональны, интеллектуальны и содержательны. Я даже не знаю, кого из современных поэтов можно поставить рядом. А вообще, образ Бродского для меня загадка, едва ли его можно назвать гением, но и сравнивать — особо не с кем. Для меня он, в хорошем смысле, похож на пушкинский образ «Сальери»:
Все говорят: нет правды на земле.
Но правды нет — и выше. Для меня
Так это ясно, как простая гамма.
Родился я с любовию к искусству;
Ребенком будучи, когда высоко
Звучал орган в старинной церкви нашей,
Я слушал и заслушивался — слезы
Невольные и сладкие текли.
Отверг я рано праздные забавы;
Науки, чуждые музыке, были
Постылы мне; упрямо и надменно
От них отрекся я и предался
Одной музыке. Труден первый шаг
И скучен первый путь. Преодолел
Я ранние невзгоды. Ремесло
Поставил я подножием искусству;
Я сделался ремесленник: перстам
Придал послушную, сухую беглость
И верность уху. Звуки умертвив,
Музыку я разъял, как труп. Поверил
Я алгеброй гармонию. Тогда
Уже дерзнул, в науке искушенный,
Предаться неге творческой мечты.
А.С. Пушкин. Моцарт и Сальери
Я Бродского воспринимаю как интеллектуального юродивого, через которого, «нечто» говорит с миром. При этом между Бродским и «нечто» такие сложные взаимоотношения и страсти, что Гамлет вспоминается. Правда, Гамлет, который в итоге выбрал не дуэль, а писать стихи и смотреть на водичку в Венеции.
Иосиф Александрович Бродский родился в 1940 году в Ленинграде, первые годы его жизни пришлись на военное время. С ранней юности будущий поэт активно ищет свое место в литературе, знакомится с Булатом Окуджавой, Сергеем Довлатовым, Анной Ахматовой, Лидией Чуковской, путешествует по стране. Первым опубликованным произведением Бродского стала «Баллада о маленьком буксире», и уже через год начались преследования (за «паразитический образ жизни», «тунеядство»), приведшие к скорому аресту и ссылке в Архангельскую область. Знаковой стала публикация в иностранной прессе материалов суда над поэтом, что положило начало правозащитному движению в СССР. За судьбой Бродского активно следили за рубежом, на родине стартовала кампания в защиту молодого литератора. В 1965 году ему разрешили вернуться в Ленинград. К этому времени 25-летний Бродский был уже сложившийся, признанный поэт.
Спустя 7 лет в 1972 году Бродского настоятельно попросили покинуть страну. Примечательно, что сам поэт не был склонен драматизировать неприятные события своей жизни, будь то арест, ссылка, принудительные медицинские осмотры в психбольницах или просьба покинуть СССР. Бродского решительно не устраивал образ борца с режимом, напротив – он стремился, по словам его близких, к созданию имиджа self-made man и считал, что в чем-то ему повезло больше, чем остальным.
После отъезда из СССР Бродский поселился в США, где активно печатался, преподавал, занимался переводами. Американская писательница и близкий друг поэта Сюзан Зонтаг однажды сказала: «Я уверена, что он рассматривал свое изгнание как величайшую возможность стать не только русским, но всемирным поэтом». В 1987 году Бродский становится Нобелевским лауреатом по литературе «за всеобъемлющее творчество, пропитанное ясностью мысли и страстностью поэзии». На его творческом счету также — Стипендия Макартура и звание поэта-лауреата Библиотеки конгресса США. «Я — еврей, русский поэт и американский гражданин,» – неоднократно говорил Бродский о самом себе.
С конца 1980-х творчество Бродского постепенно возвращается на Родину, однако сам он неизменно отклоняет предложения приехать в Россию. В то же время в эмиграции он активно поддерживает и пропагандирует русскую культуру.
Поэта не стало в 1996 году, он скончался от инфаркта в Нью-Йорке, но похоронен в Венеции – самом любимом после Санкт-Петербурга городе. (Из справки РИА Новости)
PS По ссылке на РИА очень инетерсная инфографика о творчестве Бродского. Рекомендую посмотреть.
3. Чем и кому полезна
Сложно сказать. Поклонникам Бродского и фанатам Венеции, читать будет интересно. Мне же хотелось бы послушать объяснение гениальности «Набережной» от филологов, но, увы, пока не встречал такого. Лишь восторги, которые, кстати, очень забавно пресекаются после моего упоминания «Оды на независимость Украины»:
Мне даже на полном серьезе доказывали, что это — фейк. Ну а после того как я показал видео:
. то я просто был удален из «друзей».
«Человеческое слишком человеческое», иногда определенных особенностей любимого автора просто хочется не знать. Ну а «Набережная», в этом смысле — очень личная, там от «лишних» деталей, никуда не деться, увы.
Для фанатов и филологов. И пусть Венеция в «Набережная» стала всего лишь задником для образа поэта, но задник получился очень венецианским. Быть может, лишь Ипполитов выдерживает сопоставимый уровень «духа» города. Поэтому, уж если про Венецию читать, то я бы рекомендовал именно Ипполитова. А если про Бродского, то фильм посмотреть:
Ошибка Бродского
В общем, откуда пошло название этой набережной, более или менее стало понятно. Прояснилась и ситуация с современными картами города, на которых нет набережной Неисцелимых: Венеция, сознательно или исподволь хотела поскорее забыть скорбные страницы своего прошлого. Оттого некогда зачумленный район с прилегающей набережной Инкурабили в буквальном смысле стер со старых стен прежнее название. И теперь то, что когда-то называлось набережной Неисцелимых, носит название Fondamenta Zattere. Словом, мне ужасно захотелось взглянуть на ту самую «Мадонну с младенцем» великого итальянца Джованни Беллини, чтобы самому понять, чем отличается любовь от эротики. Собор, меж тем был открыт, я стащил с головы мой венецианский картуз, потянул массивную дверь и нырнул внутрь. Скоро глаза привыкли к прохладному полумраку, и в гулкой тишине я отправился на поиски «Мадонны с младенцем». Через четверть часа ваш покорный слуга, потрясенный и растерянный стоял у хорошо освещенной стены собора, на которой в небольшом углублении покоилась массивная рама, окаймлявшая некогда «Мадонну с младенцем». Картины не было. В красноречивой пустоте зияла табличка с лаконичным текстом: «Картина Джованни Беллини украдена из церкви в 1993 году». Удивительно быстро я обнаружил этот храм, свернув с главной венецианской набережной Скьявони на кампо Сан Дзакариа. Дверь была открыта, я вошел. Несколько шагов до алтаря, и вот слева я увидел, наконец-то, о чем писал Бродский. Мадонна располагалась в центре композиции. Правой рукой она придерживала младенца, стоящего у нее на колене правой ножкой и слегка приподнявшего стопу левой. Ладонь левой руки мадонны, как маленькая чаша, следовала за стопой младенца, но не касалась ножки, оставляя между безымянным пальцем мадонны и пальчиками стопы крошечный зазор. Это пространство неприкосновения и вправду создавало какое-то магическое поле невероятной нежности. Я смотрел на картину несколько минут, сознавая в ней авторство и Беллини, и Бродского, и капельку своего тоже. Во всяком случае, мне не стыдно признаться вам, что я был вполне счастлив в эти мгновения. 24 мая Иосифу Бродскому исполнилось бы 65 лет. Венеция Иосифа Бродского – любимые места кроме кафе ФлорианДля туристов Венеция — город торговой и военной славы, город тумана и «высокой воды», город карнавала, город Казановы. Для русского же интеллигента Венеция — город Иосифа Бродского. Рассказываем, какие места любил посещать поэт, кроме знаменитого кафе «Флориан» и Набережной неисцелимых. Венеция привлекает людей с самыми разными интересами и увлечениями. Любители пляжного отдыха, знатоки истории и искатели тайн, ценители изобразительного искусства и архитектуры, пилигримы, стремящиеся в святые места, простые гуляки — все найдут здесь удовлетворение. Экскурсионные программы пестрят разнообразием маршрутов. Кто-то предпочитает осваивать венецианские пространства самостоятельно, отыскивая в узких улочках то, к чему его влечет сердце. Венеция в русской литературеГород на водах Адриатики восхищал и вдохновлял многих поэтов и писателей. Среди русских литераторов о Венеции писали Пушкин, ни разу в ней не бывавший, Ахматова, Блок, Гумилев, Пастернак. Многие писали, пытаясь ее понять, осознать, сформулировать. И, пожалуй, лишь Бродскому, написавшему о Венеции больше, чем кто-либо другой из деятелей русской словесности, удалось приблизиться к решению этой чудовищно сложной поэтической задачи. 17 лет подряд он приезжал сюда и впитывал атмосферу зимнего морского города, дыша туманом и впечатлениями, очищая душу и сердце от мощного урбанистического налета, создавая новые шедевры, уезжая и снова стремясь сюда. Он обошел всю Венецию. Он вобрал в себя ее всю и, аккумулировав мысль ритмами качания волны в каналах, составил описания, которые не оставят равнодушным тонко чувствующего читателя. Диптих «Венецианские строфы» погружает читателя в загадочную венецианскую атмосферу, как ребенка в крещенскую купель. «Лагуна» не менее эмоционально, но более целенаправленно ведет его по местам города, часто очень конкретным. Эссе «Набережная неисцелимых» заражает Венецией неизлечимо, поскольку проводит непонятным и запутанным маршрутом, где только по намеку узнаются улицы или набережные. А маршрут бежит все дальше, за поворотом следует поворот, потом пересадка на гондолу. День вдруг сменяется ночью, туман мглой и мраком, где вдруг слабым огоньком разгорается свет из закрывающегося на ночь кафе на площади. Предлагаю пройтись по этим местам. Пройтись так, как хожу по ним я. Карта мест Иосифа БродскогоНачало маршрутаОпределенно сказать, откуда надо начинать путь по Венеции Иосифа Бродского, невозможно. Любимых мест у поэта в городе было достаточно. Точнее, сам по себе город был для него любимым местом. Но, обращаясь к его «Набережной неисцелимых» как к своего рода указателю, давайте начнем с вокзала. Сойдем со ступеней Санта-Лючии (так называется железнодорожный вокзал), сядем на вапоретто, идущее по Канале Гранде. Вертя головой из стороны в сторону, взирая на старые палаццо, доедем до остановки «Accademia». Там и выйдем. Первым местом обитания Бродского в первый его приезд в Венецию был Пансион «Аккадемиа». Он есть и сегодня. Отыскать его, в принципе, не стоит особого труда, но это легко для знающего человека. Не пугайтесь, скоро знающими станете и вы. Нужно встать спиной к остановке и посмотреть чуть правее Галереи Академии. Там будет мостик во дворы. Перейдите по мостику. Пройдя во двор, вы окажетесь на улице Calle Contarini Corfu’. Извиваясь, она выведет вас к небольшому каналу Rio della Toletta. Из полумрака улицы вы попадете на светлую набережную канала, поверните налево — снова будет мостик. Перейдите через мостик и поверните направо. Идите прямо вплоть до металлической решетчатой двери, над которой черные буквы на белом фоне сложатся в слова Pensione Accademia. На карте сверху этот маршрут показан. Сегодня этот небольшой, на 25 номеров, отель предлагает гостям свои услуги по 170-200 евро за номер. Расположен он удобно: с видом на Канале Гранде, рядом Ка’ Реццонико, Галерея Академии, Мост Академии, Санта-Мария делла Салюте. До остановки вапоретто 5 минут ходьбы. Страница Пансиона на booking.com Набережная неисцелимых и пансионПервым «бродским» местом на нашем пути должна быть та самая Набережная неисцелимых. Сейчас ее, по сути, нет. Иосиф Бродский, можно сказать, восстановил ее. Когда-то, веков пять назад, со стороны канала Джудекка на одноименный остров смотрели здания больниц, где доживали свои дни неизлечимо больные чумой и прочей заразой люди. Их выносили на набережную подышать напоследок воздухом и попрощаться с этим миром. Набережную эту так и назвали — Набережной неизлечимых. Правда, Иосифу Александровичу пришло в голову чуть-чуть поэтически исправить положение и применить синоним второго слова. Так, набережная, с его легкой руки, стала Набережной неисцелимых. До момента написания эссе о существовании такого названия помнили только пыльные архивы. В зданиях больниц нынче располагается Академия изящных искусств. Когда эссе, написанное по заказу «Консорциума Новая Венеция», вышло из печати, городское управление почесало в затылке, порылось в архивах и решило память о набережной, пусть частично, восстановить. Поэтому, если вы обойдете здание Галереи Академии слева, пройдете прямо до набережной Дзаттере и повернете налево, то через два мостика по левую руку увидите кирпичную стенку, на которой висит мраморная доска с абрисом Бродского. Справа от нее есть надпись на итальянском и русском языках: «Иосиф Бродский, великий русский поэт, лауреат Нобелевской премии, воспел «Набережную неисцелимых». А типичное для Венеции обозначение адреса — черные буквы на фоне белого прямоугольника — сообщат вам, что вы находитесь у Моста к неисцелимым — Ponte agli Incurabili Предлог “аgli” обозначает в итальянском языке направление к чему-то, во что-то. Перейдя мост, вы окажетесь у длинного здания Академии изящных искусств, которое было некогда больничными корпусами. И набережная носит уже совсем другое название. А тот небольшой ее кусочек, что остался у нас за спиной… Сегодня это, в общем-то, маленький отрезок восстановленной памяти. Что уже само по себе благо. Правды ради добавлю, что мало кто в Венеции знает суть этого места и его историю. Из русских гостей города, пожалуй, только знатоки творчества Нобелевского лауреата. Кафе, площади, соборыДальше путь наш пролегает именно по этой набережной, вплоть до здания Доганы (Таможни), острым мысом врезающимся в воды лагуны и образующим начало Канале Гранде. Набережная эта неширока. От силы 1,5-2 метра. Но я уверен, Иосиф Бродский хаживал здесь часто. Причина проста — вода. «Водичку» он обожал и боготворил. «В самом деле, когда Дух Божий носился над водой, она должна была его отражать», — писал он в «Набережной неисцелимых». Воду поэт считал прообразом Времени. Обойдя мыс Доганы, свернув на набережные Канале Гранде и пройдя переулками до Моста Академии, перейдите его. Сверните с Кампо Сан-Стефано в переулки, которые приведут вас на Пьяццу Сан-Марко, где уже почти три века находится самое старое в Италии кафе «Флориан». Иосиф Александрович был здесь частым гостем. Имя его внесено в список знаменитых посетителей «Флориана». Здесь бывали Хемингуэй, Байрон, Казанова, Гете, Руссо, Диккенс. Присядьте и вы. Только не за столик, который стоит в общем ряду на площади, а у колонны, на скамейку, обтянутую кожей. Тогда вы чуточку возвыситесь над площадью и одновременно отделитесь от всего окружающего. Именно на этих скамьях сиживал великий поэт. Кафе «Флориан» знаменито не только солидным возрастом и богатой историей, но и тем, что это одно из самых дорогих заведений в мире. Ссылка с меню и ценами для ознакомления: caffeflorian.com. Чашку кофе в «бродском» месте не откажите себе удовольствия выпить. Помните, когда летом в кафе играет оркестр, этот факт также отобразится в вашем счете. На Пьяцце Сан-Марко лучше всего появиться поздним вечером, когда основные толпы туристов уже ушли, кафе закрываются. Площадь освещена только светом фонарей и подсветкой стен Музея Коррер. И Часовая башня, и высотка Кампаниле верхними кромками утопают во тьме наступающей ночи. И вся площадь становится местом перемещения сознания в область чувств. А в памяти всплывают строки:Ночь на Сан-Марко. Прохожий с мятым Лицом, сравнимым во тьме со снятым С безымянного пальца кольцом, грызя Ноготь, смотрит, объят покоем, В то никуда, задержаться в коем мысли можно, Дальше — район Кастелло. Церковь Санта-Мария Формоза почти закрывает своими формами вход на площадь, с которой идет в глубину квартала длинная улица Calle Lunga Santa Maria Formosa. Идите по ней и внимательно смотрите направо. Где-то в середине улицы (дом 6225) будет узкая дверь с вывеской над ней. На вывеске нарисовано нечто несуразно-агрессивное, а под изображением надпись «Al Mascaron«. Это одна из любимых харчевен Бродского. Недешевая, но и не слишком дорогая. Здесь подают особые бутерброды, которые очень любил поэт. Дальше по той же улице дойдете до пересечения с улицей Сан-Джованни и Паоло. Поверните налево, дойдите до одноименной базилики (на венецианском диалекте церковь называют Сан-Дзаниполо), зайдите в базилику, посмотрите на тамошние красоты и каменные шедевры рук человеческих. Потом можете спокойно побродить по площади рядом с собором, посидеть в одном из кафе или присесть на камни ступеней к каналу. Вам будет о чем подумать. Эта площадь — еще одно любимое место Иосифа Бродского. От нее совсем недалеко до Фондаменте Нове. От Дзаниполо поверните направо по неширокому каналу и идите в сторону лагуны. Там Фондаменте Нове и откроется во всей своей красе и шири. Поэт любил здесь гулять. Набережная эта длинная. Вы можете пройти налево, до поворота к Санта-Мария Ассунта о Джезуити, или направо, тогда вы дойдете от Оспедале до стены Арсенала. Но куда бы вы ни пошли, всюду за вами будут смотреть стены острова Сан-Микеле. Острову Сан-Микеле я посвятил отдельную статью. Здесь же упомяну его немного позже, там будет и ссылка. «Бродских» мест в Венеции много. Это и палаццо Марчелло на Канале Гранде, где он любил останавливаться в последние годы, и отель «Лондон» на Рива дельи Скьявони, где он останавливался как-то, и остров Джудекка, где тихо и спокойно, где много воды со всех сторон. Любое кафе на любой большой набережной, у большой воды, могло поить поэта кофе и граппой. Он сидел за столиком, дымя сигаретой и глядя на воду. Обязательно упомяну факт, что Бродский в течение 17 лет приезжал в Венецию исключительно зимой, под Рождество. Летом он здесь ни разу не был. По его собственному признанию, он не переносил жары и «выхлопа подмышек». Зимой же в Венеции было нежарко, туманно, безлюдно и, наверное, как-то особенно «ленинградно». Оба города для него были прекрасны, фантастической судьбы города, которые возникли не благодаря, а вопреки. Возникли там, где в принципе не должны были жить люди. Но они выросли, вознесли стены своих дворцов, прославились, испытали время не забвения, но прозябания. Оба побывали в статусе столицы. Один был столицей империи, второй столицей Светлейшей республики. Один остался помпезным, огромным, холодным в своей роскоши. Второй стал провинциален в хорошем смысле. Сюда возвращаешься, как к себе домой. О провинциальности Венеции Бродский писал именно с позиции возвращения домой. И я его чувство разделяю, поскольку сам испытал его. Последний приют Бродского. Остров Сан-МикелеЗавершу наш поход по местам Бродского островом Сан-Микеле. Это кладбище. Там покоится прах поэта. Вход туда свободный. В протестантской части кладбища, где лежит Бродский, почти не бывает народа. По крайней мере, я там ни разу никого не заставал, хотя приезжаю к этой могиле ежегодно в течение пяти лет. Может быть, совпадение. Не знаю. Но именно Сан-Микеле стал Васильевским островом для Иосифа Александровича. Как туда добраться, читайте в статье о Сан-Микеле. Там же написано, как отыскать могилу Иосифа Бродского. Наше небольшое путешествие по Венеции Бродского всего лишь обозначило места, с ним связанные. Важно не просто пройти по ним, но увидеть за открывшейся взгляду картинкой исходное событие, за абрисом — полную фигуру, живую и полнокровную. Чего я вам и желаю. Итальянская лирика Бродского вам в помощь.
|