О чем музыка рахманинова
О музыке Рахманинова
Самым великим композитором 20-го века для меня является Сергей Васильевич Рахманинов. Мне кажется, что великим в искусстве становится тот человек, который отображает свое время, который попадает в некую «струю», когда он способен удовлетворить интеллектуальным и духовным запросам своего времени, своего поколения.
В 19 веке, в золотую эпоху русской музыки, такими композиторами были Глинка, Чайковский и Мусоргский. Особняком стоит еще один богатырь русской музыки — Николай Андреевич Римский-Корсаков. Его музыка, его оперы вообще стоят вне времени. Они — в вечности. Когда я слушаю отдельные музыкальные фрагменты «Града Китежа», мне кажется, что Римский-Корсаков подхватывает нас из временного существования и погружает в трансцендентное, вечное бытие.
А вот в 20 веке больше всего запросам времени отвечал Рахманинов. В его музыкальном творчестве отобразился перелом эпох. С одной стороны, он — наследник мелодизма и гармонии в музыке, красоты и умиротворенности 19-го века, но, с другой стороны, в его музыке уже чувствуется дыхание нового времени — того, чего не было у Чайковского и Глинки. Постепенно, а порой довольно резко в спокойные, размеренные, гармоничные ритмы врывается надрыв, резкость, какая-то даже неприятность, вызывающая внутреннюю дисгармонию. Затем эти разорванные ритмы вновь сглаживаются красотой и покоем. В этой музыке отобразился весь 20-й век с его взлетами и страшными катастрофами.
Рахманинов плоть от плоти русский композитор, впитавший в себя дух древней новгородской земли и творчески преобразивший его в своей музыке. Евгений Федорович Светланов говорил, что готов хоть среди ночи проснуться и исполнять рахманиновские «Колокола», или «Симфонические танцы» — так он был влюблен в его музыку. А как замечательно он обработал курские песни, записанные Н. В. Плевицкой, не испортив их, а как бы обработав природную драгоценность, придав ей огранку для вящего блеска.
Рахманинов был, кроме того, блистательным дирижером, виртуозным пианистом. Знаменитая «дочь Малого театра» Александра Александровна Яблочкина за свою почти столетнюю жизнь, как она признавалась, слышала только трех великих пианистов — Ференца Листа, Рихтера и Рахманинова.
Не приняв революцию 1917 года, Рахманинов уехал в эмиграцию, умер в Америке, в 1943 году. Когда началась Великая Отечественная война, он, будучи уже почти 70-летним стариком, лихорадочно давал концерты по всему миру, отправляя деньги в фонд обороны СССР. Этим он доказывал свою любовь не к государству, которое он не принял, а к Отечеству, в котором он мысленно и духовно продолжал пребывать. Благодаря этому, в СССР стали исполнять многие запрещенные прежде его произведения. Даже за границей он оставался глубоко русским, национально мыслящим человеком.
Вот такой яркой, многогранной личностью был мой любимый композитор Сергей Васильевич Рахманинов! Его личность, творчество и музыкальное наследие заслуживают самого пристального внимания и любви соотечественников!
Тоска по архетипу. О музыке С. В. Рахманинова
Гениальный композитор – обязательно гениальный мыслитель.
А гениальный мыслитель тот, который мыслит в глобальном и провиденциальном масштабе.
МУЗЫКА ВЕЛИКОЙ ЛЮБВИ (2-я Симфония, 3-я часть)
Рахманинов как никто суммирует XX век, его социально-политическо-философско-религиозную тоску по архетипу, выразившуюся в многогранности духовного поиска, начиная от октябрьского переворота и кончая гонениями на церковь и рождением новой церкви.
Гений Рахманинова вслед за Чайковским уловил всепритягательную музыку архетипа, которая побеждает земной крест. Души приходят в мир не за тем, чтобы ‘понести крест’, а чтобы через крест войти в гармонию архетипа – наивысшее блаженство, которое звучит над Святою Русью!
С трудом можно доискаться, достучаться до гармонии. Нужно прорываться в неё ценой тысяч кризисов и пустынь. Блажен тот, кто услышал ещё в земные дни музыку архетипа! Но в общечеловеческом опыте она открывается только по переходе в вечность. Тогда начинают звучать та же музыка универсума, её сладчайшие орфические гармонии, неслыханные созвучия неземной красоты. Если первое [звучание архетипа] предполагало вход и привлекало, то ответное, уже по исходе – как благодарение.
ТРИ МАТЕРИ (Концерт № 3 для фортепиано с оркестром)
Земля в трехипостасном материнстве (небесном, физическом и земном) совокупно поёт песнь благодарения-воздаяния и препровождает душу в вышние миры. Помимо земной, важны две матери бессмертные. У человека одна только смертная мать, которая рождает тело, а мать-сыра-земля бессмертна, как и Мать-Солнце, духовные тела дающая.
Три матери препровождают душу: матушка-сыра-земля овевает благоуханнейшими ароматами вечности, благодаря душу за крест, который претерпела, за её земное страстное, за последнюю каплю, которую источила. Мать небесная принимает душу на рученьки. И земная мать слёзки проливает. Все три матери встречают, сопровождают душу на земле и провожают её.
Исключительно важен синтез трёх матерей, необходимый для мира. Человек идёт под началом трёх матерей, ткущих три субстанции: небесную, физическую и земную. Мир наступает, когда мать-сыра-земля начинает говорить в шелесте трав, пении птиц, соловьиных трелях и переливах. Мать-сыра-земля поёт свою колыбельную непрестанно! Когда человек приходит в мир, вся земля поёт колыбельную! И когда уходит – поёт ту же колыбельную песнь, препровождая душу!
У Рахманинова великая любовь к земле русской. Земля, с которой больше не суждено свидеться, издалека открывается как оригинальная мать-сыра-земля.
Парадокс, что архетип слышится на расстоянии, физическом и временном. Рахманинов на расстоянии 8000 км (из США) слышит музыку русского погоста, музыку русского страдания после битвы. Земля поёт колыбельную! Земля поёт колыбельную песню покойникам, живым… Человеку необходима колыбельная песнь. Покойничек – как дитя в колыбельке, которого укачивают три матери: небесная, мать-сыра-земля и мать физическая. Музыка тройной колыбели.
ВСЕМОГУЩЕСТВО ДОБРОТЫ (2-я Симфония, 1-я часть)
Рахманинов как никто другой чувствовал мировой процесс и отражал его вне объективации. Гениальный композитор – обязательно гениальный мыслитель. А гениальный мыслитель не тот, у которого мысли в голове в логическом сопряжении на уровне школьной логики, а тот, который мыслит в глобальном и провиденциальном масштабе.
Гениальность Рахманинова – не русская, а всемирная, межгалактическая – в том, что он услышал архетип богоцивилизации. Архетипы время от времени возвращаются на землю, причем в самые кризисные эпохи. Эпохе проявленности архетипа предшествует не личное, а всечеловеческое страстное, которое великолепно отражено во Второй симфонии Рахманинова. Он написал её молодым (33 года, возраст Христа), будучи введён в этот чудесный храм универсума. Возможно, не мог осознать даже этого. Гениальность вела его, и он слышал архетип.
Музыка Рахманинова не похожа ни на кого и ни на что. Только на Чайковского. Его продолжение! Ветвь, на которой два цветка. Чайковский – и его прямой наследник Сергей Рахманинов.
Рахманинов – Чайковский XX века. И одновременно уникален: исключительно ему присущи апокалиптические предчувствия.
Русское страстное… Секунды как страстные вопли, причем довольно продолжительные. Во Второй симфонии Рахманинов предчувствует и Гулаг, и торжество. Седьмая симфония Чайковского!
Вторая симфония Рахманинова вытекает из Шестой Чайковского. Это ненаписанная Седьмая симфония Петра Ильича (. ) – его последнее произведение, его слеза, последняя капля. Рахманинов впитал её, и родилась Вторая симфония.
Рахманинов был влюблен в Чайковского, считал его музыкальным богом. А Чайковский обожал Рахманинова. Называл Серёженькой, ставил его наравне с собой, говоря: ‘Сергей гений, вне сравнения’.
Рахманинов, будучи 20-летним студентом, написал одноактную оперу ‘Алеко’. В это время в Большом театре готовили к постановке оперу Чайковского ‘Иоланта’. Предвидя, что Рахманинова будут гнать и, желая ему помочь, Чайковский упросил: ‘Мою оперу поставьте вместе с оперой Рахманинова!’
Какая доброта.
НОСТАЛЬГИЯ ПО АРХЕТИПУ
В христианстве принято отрицать порядок мира сего. Но этого мало. Нужно жить в вечном мире или по крайней мере иметь высокую духовную ностальгию, какая была у Рахманинова. Ностальгия по архетипу имеет огромное действие!
Музыка Рахманинова призывает сходящий свыше архетип богочеловечества. Это заново рождённая вселенная и новые вибрации. Новый Бог, новый человек и новая музыка, новые акустические мембраны, которые озвучивают цивилизацию новых богов и новых людей. Всё-абсолютно-новое!
Романтику понимают как эмоциональный всплеск. Романтика была в классике, в опере, например. Она постулировала героя, который вступает в конфликт со всем миром, эгоистически выражен (‘лишние люди’). После выразилось в литературе – например, Альфред де Мюссе (‘Исповедь сына века’), Гофман (фантасмагорические образы), в музыке – Берлиоз, Шуман, Лист, в живописи – от Блейка до Бёклина, целое направление. Каков его смысл?
Мир греческой поэтики придуман романтиками! Чтобы её достичь, нужно войти в мир искусств в чувственно-эмоциональной сфере. Индивидуализировать, убрать вечные ценности, ‘условности’ (то, что мы называем добродетелями) и выйти в мир чувств, индивидуалистических созерцаний, даже иронии над героями. Человек попадает в страшные обстоятельства? ‘Такая судьба…’
Что значит сказать о Рахманинове, что он романтик? Это означает перечеркнуть архетип. Романтическая ирония была направлена против архетипа, против исконного, общенационального, в пользу проявлений частных, индивидуалистических.
ПОСВЯЩЕНИЕ В ТАЙНУ ЗЕМЛИ (Концерт № 2 для фортепиано с оркестром)
Начало. На пианиссимо – колокольный звук земли. Скорбная, страстная музыка красоты неземной. Вся природа воспевает архетип земли.
В истории музыки есть два композитора, которые прошли суицидную экзистенцию*. Великие души переживают великое страдание! Что такие великие души удерживает на земле? Тайна. Тайна земли. Когда она открывается, начинает суммарно звучать симфония всего творения, которая являет тайну земли. Вдруг начинают звучать души: человеки, рыбки, птички, букашки, бабочки, пчелки; шелест листьев, журчание ручейка – всё сливается в чудную гармонию.
Рахманинов был посвящён в эту тайну. Если музыкант не выражает любовь, невыразимую в физическом плане, – музыки нет. Рахманинов – один из величайших композиторов, равный Моцарту, отождествлявшему любовь и гениальность.
У Рахманинова нет разделения на фразы – непрерывно тянется мелодия. Его музыка предполагает море разлива, и невозможно остановить его! Реку можно перекрыть, а море нельзя. Например, Моцарт – как река: главная тема, побочная, разработка, заключение, реприза.
Рахманинов – гениальный мелодист, равный Чайковскому. Его мелодии надо обожать. Он оплетает их сложными гармониями, но они достойны обожания!
Когда ведёт исполнитель, его усилия безуспешны. Тайна в том, что музыка должна вести исполнителя! Дирижер тогда гений, когда музыка ведёт его. Ошибка исключена par excellence (по определению).
Музыка – богиня! Не может ошибаться, как Бог. Сама знает себя.
Музыка Рахманинова являет тайну земли, которая больше смерти, больше креста, больше страстного, больше страдания. Более того, чем больше скорби, одиночества, пустыни и неадекватности в мире, тем таинственно-притягательней становится земля. Таков парадокс земли. Вторая симфония, Второй концерт Рахманинова – светлый реквием неизъяснимых блаженств, которые составляют притяжение и тайну земли. Такую музыку слышит человек, прощаясь с миром, оставляя мир. Его душа полна любви – ко всему: к Богу, к ближним. ко всему творению.
Зло побеждается музыкой, в которой нет зла. Вот настоящее духовное искусство!
РАХМАНИНОВ ЗА ГРАНИЦЕЙ
РАХМАНИНОВ КАК ДОБРЫЙ БОГ У РОЯЛЯ
Никто, кроме Божией Матери, не может ввести в Брачный Чертог,
где Рахманинов у рояля расположился как Бог.
А клавиши его – мы, из слоновой кости инструменты.
Извлеки из реннеровской механики музыкальный консоламентум.
Что ж, на Второй Соловецкой** было не до ‘ стенвеев ’ и ‘блютнеров’.
Остаться в живых, сохранить омертвевшую кость перламутровую…
Творчество С.В.Рахманинова — произведения, жанры, анализ
Многоликость таланта С.В.Рахманинова выразилась в ипостасях дирижера, композитора, исполнителя, хотя сам композитор часто говорил о том, что боится не найти себя, и в конце жизненного пути так и писал:
Этого композитора называют одним из самых выдающихся мелодистов. Сам он говорил:
«Я хотел бы спеть тему на фортепиано так, как ее спел бы певец».
В.Брянцева отмечает органичность сочетания в его мелодике уже сформированной афористичности с только намечающейся широтой дыхания, процессуальностью, претворяющей особенности исконно русского эпического мелоса. Так рождаются оригинальные рахманиновские «мелодии-дали» (Б.Асафьев) со сложным взаимодействием индивидуально-драматического и песенно-обобщенного лирического начала.
Это – лирико-эпическая мелодия нового типа, несущая драматический потенциал, чья природа – в особом соотношении и быстром взаимопереключении статического и динамического приемов развития (Л.Мазель).
Мелодика Рахманинова всегда связана с народными истоками, темами родины, колокольными звонами России.
Из богатого наследия, охватывающего широкий спектр жанров и тематик, остановимся лишь на немногих произведениях композитора.
Фортепианное творчество С.В.Рахманинова
В творчестве мастера фортепианные произведения составляют важнейшую его часть; большинство из них написаны в России. Образ звучащего рояля, созданный им, служит передачей глубины самого бытия. Привнеся о бразы колокольности, имеющие философско-мировоззренческий смысл, композитор утверждает в фортепианной музыкальной культуре их в качестве Вечной темы.
Пьесы-фантазии (ор.3, 1892) включают пьесы: «Элегия», «Прелюдия», «Мелодия», «Полишинель», «Серенада». Цикл отмечает сочетание индивидуальности рахманиновского языка и связь с предшественниками. В «Элегии» — черты шопеновской мелодики, шубертовской песенности; сарказм и гротеск Листа – в «Полишинеле».
«Шесть музыкальных моментов» (1896) — воплощение рахманиновской идеи утверждения оптимистического начала. Поначалу создавались как отдельные произведения, затем были объединены в цикл по принципу развития образа от мрака к свету. Пиком мрака и трагедии выступает №3; далее путь развития образа проходит через бурное волнение в №4 – к лирике в №5, с достижением кульминации (торжество света) в №6.
Этюды-картины (шесть этюдов-картин ор.33, 1911; девять этюдов-картин ор.39, 1916-1917) – в основном это «зарисовки», к жанру этюда как таковому отношение имеют условное.
Прелюдии Рахманинова
Традиционно прелюдия представлялась в связи с двумя путями существования:
В творчестве Рахманинова появляется третье направление в жизни жанра:
— самостоятельная масштабная пьеса.
В циклах прелюдий наблюдается сочетание трех начал: лирики, эпики и драматизма. Они охватывают широкий круг образов, отличаются виртуозностью, блеском, развернутостью форм, монументальностью; программных названий не имеют.
Сравнение циклов прелюдий (десять прелюдий ор.23, 1903 и тринадцать прелюдий ор.32, 1910) демонстрирует изменения в соотношении образных сфер и эмоций в музыке: свойственные более раннему циклу настроения светлой поэтической лирики сменяются в более позднем возрастанием роли образов тревожных, драматических, роковых; также – величавой эпики и повышением яркости национального колорита. Это влияет на манеру фортепианного письма: усиление монументальности, богатство красок придают ему черты оркестральности.
Сонаты
Жанр фортепианной сонаты в целом не был характерен для этого композитора, в отличие от его современников. Соната №1 d-moll (ор.28, 1907) (как и №2 b-moll, ор.36, 1913) впечатляет глубиной, хотя и не вошла в число наиболее исполняемых и популярных произведений.
Концерты для фортепиано с оркестром
До Рахманинова жанр фортепианного концерта был реализован в творчестве Балакирева, Рубинштейна, Чайковского, но ни у кого не был определяющим. У этого композитора же этот жанр стал одним из важнейших, вобрав весь образный мир его творчества. Одной из главнейших черт является единство трех начал в его концертах (как и в прелюдиях): лирического, эпического и драматического.
Фортепианные концерты С.В.Рахманинова можно назвать своеобразным итогом его творчества: они обобщили то, что накапливалось композитором в прелюдиях, симфониях, т.д. Это, главным образом, —
Он симфонизирует свои 4 концерта, отмечающие важнейшие вехи творчества, подхватывая эту традицию от Чайковского.
№1 (fis-moll, 1891)– окончание консерватории. Первый фортепианный концерт, отмеченный искренней взволнованной лирикой, был с успехом принят;
Второй фортепианный концерт (c-moll, 1901) отметил выход из кризиса и открыл зрелый период творчества. В знак благодарности композитор посвящает его В.Далю – врачу-психотерапевту и гипнотизеру, который сумел убедить его в непременном успехе произведения;
Третий фортепианный концерт (d-moll, 1909) обозначает один из пиков всего творчества композитора. Его истинное значение будет понято лишь со временем (тогда он станет причислен к величайшим шедеврам русской фортепианной музыки ХХ ст.);
№4 (g-moll, 1926), посвященный Н.Метнеру, создавался не один год, обобщая творческие искания.
Нередко к числу концертов причисляют и «Рапсодию на тему Паганини» (a-moll, 1934), где присущая ей концертность позволяет произведение «по праву считать Пятым концертом» (написана в форме вариаций).
Симфонии Рахманинова
(№1, d-moll, 1895; №2, e-moll, 1906-1907; №3, a-moll, 1935-1936)
Первая симфония С.В.Рахманинова оказалась не принятой современниками, обозначив переломный момент в творчестве мастера: ее исполнение потерпело провал. Произведение монументальное, восходит к лирико-драматическому симфонизму Чайковского, образности и комплексу музыкально-выразительных средств композиторов «Могучей кучки» (в сочетании с чертами индивидуального авторского стиля). Неуспех становится сильным ударом для композитора, вызвав длительную депрессию. Композитор писал:
Музыка Второй симфонии раскрывает величественно-печальный образ Руси, эпическая монументальность и широта сочетаются с проникновенной глубиной лирики.
Настроения Третьей симфонии выражают трагизм и фатальность, они исполнены тоски об утраченном (как и в «Симфонических танцах», здесь звучит тема средневековой секвенции «Dies irae» («День гнева»), прочно вошедшая в музыкальное сознание как символ смерти, рока.
«Симфонические танцы» — последнее произведение композитора, написанное в 1940 г., когда дыхание Второй мировой войны уже коснулось Европы.
Вокально-хоровое творчество
Вокальное творчество С.В.Рахманинова в целом отмечено тенденцией к постепенному усилению роли декламационного начала (цикл романсов ор.26, 1906 г.; в последующих циклах ор.34 и 38 эта тенденция проявится еще ярче).
Одним из наиболее значительных философских произведений композитора является поэма «Колокола» для оркестра, хора и солистов на сл. Эдгара По в свободном пересказе Бальмонта (1913). Это произведение – образец смешанного жанра, объединяющего черты симфонии и оратории.
Другая сторона идейных устремлений композитора во «Всенощном бдении» (1915, для хора a capella) на канонизированный богослужебный текст. Важнейшей чертой его является глубокая народность образного строя и интонационного наполнения. Композитор здесь использует мелодии знаменного и других старинных распевов, реализуя находки в области многоголосного хорового изложения, гармонизации музыкальной ткани, ее интонационной природы.
Оперное творчество Рахманинова
В основу опер «Скупой рыцарь» (1905, на текст трагедии А.Пушкина) и «Франческа да Римини» (1905, по Данте, либретто Чайковского), содержащих признаки жанра малой оперы, положена трагедия. Кроме того, в 1906 г. композитором была создана опера «Саламбо» (либретто М.Слонова, ныне утерянная), а с 1907г. работал над оперой «Мона Ванна» (по Метерлинку), но оставил ее неоконченной, более не обращаясь к оперному жанру в своем творчестве.
Сохраняя на протяжении всего творческого пути тесную связь с традицией, композитор С.В.Рахманинов в своих произведениях развивал, обновлял, переосмысливал их. Высшие критерии оценки для него – непосредственность и искренность высказывания, что во взаимодействии с необыкновенной красотой, глубиной и силой воздействия его музыки делают ее бессмертной и актуальной, ставя ее над рамками времени.
Это теме у нас есть подготовленный онлайн кроссворд о музыке этого мастера — здесь
Сергей Рахманинов: золото в сердце
Сергей Васильевич Рахманинов
В ночь с субботы на воскресенье, 28 марта, в Крестопоклонную седмицу Великого поста 1943 года, отошёл ко Господу, причастившись Святых Христовых Таин, великий русский композитор Сергей Васильевич Рахманинов.
Сергей Васильевич умер от прогрессирующей формы рака в своём доме в Лос-Анджелесе. Последние 25 лет жизни он провёл вдали от России, которую горячо любил до последнего своего вздоха. Несмотря на тяжкие муки, он каждый день осведомлялся у близких о боевых успехах русских на фронте. Когда медсестра ему рассказывала, что советские войска продолжают наступать, освобождая от фашистов очередные города, он облегчённо вздыхал и, превозмогая боль, говорил: «Ну, слава Богу! Дай им Бог сил!»
За 20 лет до этого, будучи в эмиграции, Рахманинов случайно встретил в парижском музыкальном магазине своего старого знакомого – дирижёра еврейского театра Льва Пульвера, гастролирующего во Франции. Они поздоровались, и Сергей Васильевич тут же стал расспрашивать его о жизни в Москве. Но после первых же слов собеседника композитор внезапно зарыдал и выбежал прочь из магазина, так и не попрощавшись. «Обычно Рахманинов не был особенно экспансивен в проявлении своих чувств; из этого можно заключить, до какой степени болезненно он ощущал отрыв от родины», – рассказывал его друг, пианист Александр Гольденвейзер, которому Пульвер описал эту встречу.
Сергей Васильевич сам объяснял, какой трагедией для него обернулась разлука с Отечеством:
«Лишившись Родины, я потерял самого себя. У изгнанника, который лишился музыкальных корней, традиций и родной почвы, не остается желания творить, не остается иных утешений, кроме нерушимого безмолвия… воспоминаний».
Любовь к земному Отечеству пронизывает всё творчество Рахманинова
Этим и объясняется его долгое творческое молчание на чужбине как композитора.
Любовь к земному Отечеству пронизывает всё творчество Рахманинова, включая период до эмиграции, и неслучайно на Западе его музыка ассоциируется с Россией. По этому поводу высказался сам Сергей Васильевич:
«Я – русский композитор, и моя родина наложила отпечаток на мой характер и мои взгляды. Моя музыка – это плод моего характера, и потому это русская музыка. Я никогда не старался намеренно писать именно русскую музыку или музыку ещё какого-либо другого рода».
Неслучайно музыковед Михаил Казинник подметил, что тема русского колокольного звона встречается едва ли не в каждом втором произведении Рахманинова.
Тяжело переживая смутный 1917 год, наблюдая за революционными беспорядками и брожением масс, он приходит к неутешительному выводу: «Даже при Николае II чувствовал себя свободнее, чем сейчас. Теперь слово ‟свобода” звучит как насмешка». 21 декабря музыкант вместе с женой и двумя дочерьми уезжает на гастроли в Стокгольм по приглашению шведского Королевского Дома. С тех пор, по его собственному признанию, он становится «призраком, вечно бродящим по миру». После успешных выступлений, вместо того чтобы через два месяца вернуться обратно домой, Рахманинов с семьёй отправляется в Копенгаген, где останавливается почти на год. А в ноябре 1918-го он перебирается с близкими в США на постоянное место жительства.
Его двоюродная сестра Софья Сатина так объясняла решение композитора уехать из России:
«Многие считали, что переворот в России временный. Рахманинов же думал, что это конец старой России, и что ему, как артисту, ничего другого не остаётся, как покинуть родину. Он говорил, что жизнь без искусства для него бесцельна, что с наступившей ломкой всего строя искусства как такового быть не может и что всякая артистическая деятельность прекращается в России на многие годы».
Руки и сердце
Сергей Рахманинов с женой Натальей Сатиной. 1925 год, США Современники, характеризуя человеческие качества и талант маэстро, часто цитируют пианиста Иосифа Гофмана: «Рахманинов был создан из стали и золота: сталь в его руках, золото – в сердце». О том, на что способны были руки этого гения, знает весь музыкальный мир.
Незадолго до смерти гения за его руками наблюдала жена, Наталья Александровна Сатина. По её словам, даже в состоянии беспамятства он машинально двигал кистями и пальцами, как бы дирижируя оркестром или играя на фортепиано. К рукам маэстро на его смертном одре прикасался врач А. В. Голицын, чтобы пощупать пульс. «Мне с грустью думалось, что эти прекрасные худощавые руки никогда больше не коснутся клавиш и не дадут того наслаждения, той радости, которую они давали людям в продолжение 50 лет», – вспоминал доктор.
Золотое сердце Сергея Рахманинова для незнакомых людей скрывалось за его внешней замкнутостью и сухостью. Как утверждала ученица композитора Елена Жуковская, он нелегко сходился с людьми и не принадлежал к числу тех, кто, едва познакомившись, сейчас же переходит на «ты». Рахманинов редко кого называл по имени – только самых близких родственников. Даже к своим закадычным друзьям – таким, как музыкальный педагог Никита Морозов и певец Михаил Слонов, – он хоть и обращался на «ты», но всё же называл их по имени и отчеству. А кроме того, многие близкие люди отмечали его склонность к депрессии.
Золотое сердце Сергея Рахманинова скрывалось за его внешней замкнутостью и сухостью
Вышеупомянутый Александр Гольденвейзер вспоминал:
«Рахманинов, как человек, производил двойственное впечатление. На людей, мало его знавших, ему далёких, он производил впечатление сурового, несколько сухого, пожалуй, высокомерного человека. Между тем эта сдержанная суровость по отношению к окружающим в значительной степени была следствием застенчивости его натуры. С теми людьми, которые были Рахманинову близки, которых он любил, он был исключительно обаятелен».
О его скромности свидетельствует характерный случай. Когда Рахманинов только поселился в США, один музыкальный критик спросил, почему маэстро так скромно одевается. Композитор ответил: «Меня всё равно здесь никто не знает». Через несколько лет тот же критик заметил, что Сергей Васильевич остался верен привычке скромно выглядеть. «Маэстро, ваши материальные обстоятельства значительно изменились к лучшему, но лучше одеваться вы не стали», – удивился он. «Зачем, ведь меня и так все знают», – пожал плечами Рахманинов.
При всей своей внешней неприступности он, как настоящий интеллигент из дворян, всегда с трепетным вниманием относился к окружающим и был предельно требователен к себе. Например, Сергей Васильевич всю жизнь страдал от мысли, что мешает своей игрой на фортепьяно соседям. В связи с этим он заранее заказывал в гостиницах номера с угловой комнатой, чтобы никого не тревожить. Кроме того, все знакомые в нём отмечали скрупулёзную пунктуальность – с кем бы композитор ни встречался, он никогда не позволял себе опаздывать.
Кузина Софья Сатина, знавшая его с детства, оставила о брате следующие строки:
«Отличительными качествами Сергея Васильевича являлись доброта и отзывчивость к страданиям и нуждам других, большей частью неизвестных ему людей. Мало кто знает, как велика была его помощь ещё прежде, в России, и в особенности здесь, за рубежом, оставшимся ”там” и живущим ‟здесь”, то есть рассеянным по всему миру русским людям. Он был очень скромен и совершенно не переносил шумихи и рекламы. Несмотря на кажущуюся неприступность и суровость, он был очень прост и естествен в обращении и доступен всякому, кто действительно нуждался в его помощи или совете».
Помощь
Щедрого сердца маэстро хватало на огромное количество знакомых и незнакомых людей в самых разных уголках России, о чём говорят его многочисленные дела милосердия. Рахманинов безропотно жертвовал заработанные деньги нуждающимся не только в период стабильной и обеспеченной жизни за океаном. Музыкант охотно участвовал в благотворительных концертах ещё на заре музыкальной карьеры, как только начались выступления на широкой публике. И чем дальше совершенствовалось его исполнительское мастерство и росла известность, тем масштабнее была помощь.
Со студенческих лет Рахманинов неоднократно давал бесплатные концерты в просветительском «Кружке любителей русской музыки» супругов Керзиных, выступал на благотворительных вечерах памяти Ильи Саца, Веры Комиссаржевской и других деятелей культуры, материально поддерживая их родных. Так, после смерти Александра Скрябина в 1915-м году Сергей Васильевич провёл несколько концертов в помощь семьи умершего коллеги по цеху. Он активно участвовал в деятельности «Российского музыкального издательства» филантропа Сергея Кусевицкого, целью которого была всесторонняя помощь начинающим композиторам.
В плотном рабочем графике Рахманинова отводилось время для выступлений, средства от которых шли на общественные нужды
В плотном рабочем графике Рахманинова систематически отводилось время для выступлений, средства от которых шли на различные общественные нужды: в пользу учащейся молодёжи, начинающих композиторов, Высших женских курсов, Музыкального фонда, школ, больниц и так далее. Во время Первой мировой войны композитор регулярно давал концерты в помощь армии, и чаще всего – на лечение раненых и нужды беженцев.
До 1917 года каждое лето музыкант проводил в милой сердцу Ивановке – имении на Тамбовщине, где с удовольствием занимался хозяйством и черпал силы для творчества. Здесь на свои деньги композитор построил земскую школу для крестьянских детей и в каждый свой приезд в обязательном порядке помогал местным жителям, которые в нём души не чаяли. Со временем Рахманинов собирался и вовсе подарить Ивановку крестьянам, если бы не долги, которые тяжёлым грузом висели на имении. В результате оно никому не досталось, поскольку с приходом большевиков его разграбили и сожгли.
На чужбине
Сергей Рахманинов В эмиграции, как только музыкант встал на ноги и расплатился с долгами, у него появилось гораздо больше возможностей помогать людям. Через год-полтора «концертной страды» в Америке гонорары композитора увеличились с 500 долларов за выступление до 3000–4000. Узнав о последствиях смуты в России – Гражданской войне, разрухе и голоде, он стал сотрудничать с благотворительными организациями Красного Креста и ARA (American Relief Administration), отправляя на Родину посылки с провизией и перечисляя огромные средства в пользу бедствующих соотечественников. Рахманинов хлопотал, чтобы определённые суммы тратились в помощь творческой интеллигенции – артистам, музыкантам, а также персоналу русской консерватории, филармонических училищ и оперных театров.
Одна из расписок о получении посылок от Рахманинова принадлежит прославленному театральному деятелю Константину Сергеевичу Станиславскому. Подписью мэтра закреплён следующий текст: «Я удостоверяю, что полученные мною продукты будут использованы лично мною и не будут проданы или обменяны». Среди великого множества людей, кому Сергей Васильевич протянул руку помощи в трудные времена, встречаются такие известные личности, как К.Д. Бальмонт, И.А. Бунин, А.К. Глазунов, Б.Д. Григорьев, М.В. Добужинский, А.И. Зилоти, И.А. Ильин, Ю.Э. и Л.Э. Конюсы, А.И. Куприн, Н.А. Малько, Н.К. Метнер, В.В. Набоков, Д.М. Ратгауз, Игорь Северянин, К.А. Сомов, М.М. Фокин, М.А. Чехов и другие.
Его друг, композитор Александр Гёдике, вспоминал:
«В эти годы Сергей Васильевич старался помочь всем своим друзьям, родным и близким, как только мог, посылая им сначала деньги, а затем посылки, которые являлись для всех, получивших их, большой поддержкой и которые многих просто выручили из беды. В эти посылки входили следующие продукты: мука, крупа, сахар, сгущённое молоко, какао и растительное масло или сало. Словом, по тем временам получение такой посылки являлось очень большим подспорьем. В Москве весьма многие поминали добром Сергея Васильевича, каждый день насыпая сахар в стакан какао со сгущённым молоком».
Однажды, когда его друг Михаил Слонов послал в почтовое отделение своего знакомого для получения очередной посылки от композитора, кассирша удивилась: «Кто же такой этот Рахманинов, который шлёт продукты половине жителей Москвы?!»
Он тратил на благотворительные цели треть своих материальных средств
По свидетельству двоюродной сестры, он тратил на благотворительные цели треть своих материальных средств. Вот что она писала в воспоминаниях:
«Непрестанно в течение многих, многих лет шла его помощь и в другие концы мира. Кажется, не было угла на земном шаре, откуда бы не приходили мольбы о помощи от русских людей, рассеянных по всему свету. Просили больные, старые и немощные люди; просили молодые, чтобы иметь возможность получить или закончить образование, чтобы научиться какой-нибудь профессии; взывали о помощи общественные русские организации, заботящиеся о стариках, о сиротах, об инвалидах; просили помочь многие русские учебные заведения, открывшиеся в разных странах Европы: одни нуждались в деньгах для оплаты помещений, другие старались выхлопотать помощь, чтобы подкрепить полуголодных учеников, чтобы обзавестись инвентарём, пианино и т. д.; нуждались в помощи церкви, общежития.
Было у Сергея Васильевича порядочное количество личных пенсионеров. Много денег ушло и на то, чтобы поддержать какое-нибудь начатое ‟выгодное” дело; большинство их, разумеется, кончалось неудачей. Имена просивших о помощи не подлежат, конечно, оглашению и должны быть преданы забвению. Это соответствует, несомненно, желанию Сергея Васильевича, который очень не любил говорить на эту тему. Всё же необходимо хотя бы упомянуть о самом факте помощи, чтобы отдать дань этому доброму, отзывчивому и скромному другу неимущих и страждущих людей. Помогал Сергей Васильевич, сколько мог, товарищам – артистам, приезжающим на гастроли в Америку. Он рекомендовал их менеджерам, фирме Стейнвей, старался повысить их гонорар и т. д. Имена их пока оглашению также не подлежат».
На чужбине Рахманинов никогда не забывал и про своих земляков-эмигрантов, которым тоже активно оказывал финансовую поддержку. В частности, он неоднократно давал благотворительные концерты в помощь русским учащимся и студентам, а также помогал соотечественникам-предпринимателям.
Один из вариантов известной истории про помощь Рахманинова учёному и изобретателю Игорю Сикорскому гласит, что они встретились в Чикаго, когда тот зашёл к музыканту за кулисы после концерта. Земляки разговорились и предались тёплым воспоминаниям о Родине. Узнав, что авиаконструктор после неудавшейся реализации последнего проекта переживает не лучшие времена и с трудом сводит концы с концами, Сергей Владимирович вручил ему 5000 долларов. По тем временам это были огромные деньги, и именно они помогли Сикорскому встать на ноги и прославиться на весь мир как изобретателю винтокрылых машин. Впоследствии разбогатевший инженер отдал долг, при этом у них навсегда установились тёплые дружеские отношения.
С 1941 года Рахманинов активно перечислял деньги на нужды Красной Армии в войне с Германией
Начиная с 1941 года, Рахманинов активно перечислял деньги на нужды Красной Армии в войне с Германией, и это оказалось действенным примером для всех русских эмигрантов, неравнодушных к судьбам Родины. Всем сердцем переживая и сочувствуя воюющим соотечественникам, он открыто призывал русских эмигрантов помогать Советам, и в определённых кругах его даже прозвали «красным». Посылая один из первых чеков на 3920 долларов советскому консулу в Нью-Йорке В.А. Федюшину, композитор написал: «Это единственный путь, каким я могу выразить моё сочувствие страданиям народа моей родной земли за последние несколько месяцев». Другое очередное пожертвование в СССР он сопроводил следующими словами поддержки: «От одного из русских – посильная помощь русскому народу в его борьбе с врагом. Хочу верить, верю в полную победу».
Прожив в глубокой тоске по Родине более 20 лет, уже незадолго до смерти он отправил в советское консульство письмо с просьбой дать ему возможность вернуться домой. Он не получил никакого ответа и только тогда, наконец, принял гражданство США с целью облегчить будущее своим родственникам.
В конце жизни в одном из записанных воспоминаний он делился своей скорбью:
«Гнёт лёг на мои плечи. Он тяжелее, чем что-либо другое, это чувство не было мне знакомо в молодости. У меня нет своей страны. Мне пришлось покинуть страну, где я родился, где я боролся и перенёс все огорчения юности и где я, наконец, добился успеха».
Чтобы хотя бы чуть-чуть приглушить эту боль, на лужайке у своего последнего жилища в Беверли-Хиллс Рахманинов высадил белую берёзку, напоминающую ему далёкую Россию и родную Ивановку. Незадолго до его смерти она засохла.