О чем книги довлатова
Книга недели7 книг Довлатова, обязательных к прочтению
Юмористическая и вместе с тем печальная проза
Сергей Довлатов — известный советский журналист и один из самых читаемых русскоязычных писателей конца ХХ века. Его проза не издавалась в СССР, и в 1978 году писатель эмигрировал сначала в Вену, а затем — в США. Именно Довлатов стал вторым автором после Набокова, которого издали в The New Yorker. Алексей Герман-младший снял одноименный фильм, который является первой художественной картиной о жизни писателя. Премьера «Довлатов» совершилась на 68-ом Берлинском кинофестивале, а сама лента получила приз жюри читателей газеты Berliner Morgenpost и «Серебряного медведя». 26 февраля в СМИ объявили, что права для проката фильма на английском языке приобрела компания Netflix, а Alpha Violet заключила сделки по продажам прав на фильм во Франции, Италии, Испании, Португалии и Бразилии.
The Village Казахстан предлагает вспомнить, какие книги Довлатова стоит прочитать перед просмотром фильма.
Чемодан
«Чемодан» — один из знаменитых и знакомых сборников Сергея Довлатова. Автор рассказывает про вещи, у которых есть история. Через странные, нелепые, драматичные и смешные истории вещей из чемодана автор рассказывает свою историю — жизнь советского писателя и журналиста.
Я оглядел пустой чемодан. На дне — Карл Маркс. На крышке — Бродский. А между ними — пропащая, бесценная, единственная жизнь.
Иностранка
Светлая и одновременно грустная книга о человеке, который чувствовал себя чужим, — но эта повесть не только о женщине на чужбине. «Иностранка» — обо всех людях, которые уезжают в поисках лучшей жизни и о разных судьбах — у каждого неповторимый характер, индивидуальный стиль речи, недостатки и достоинства. Книга обязательна к прочтению тем, у кого разбито сердце, но нет желания отчаиваться.
— Почему среди людей гораздо больше мрачных, чем веселых?
— Мрачным легче притворяться.
Ремесло
Автобиографическая повесть состоит из двух частей: жизнь в Советском союзе и в США — без преувеличений и хвастовства. Это наблюдение за жизнью и взаимоотношениями людей. Автор показывает настоящего себя — с проблемами и мыслями. Происходящее в книге можно описать одной из цитат: «Нужно выпить. Нужно выпить. Нужно выпить. А то будут жертвы. Необходимо выпить и мирно разойтись».
Подготовиться к эмиграции невозможно. Невозможно подготовиться к собственному рождению. Невозможно подготовиться к загробной жизни. Можно только смириться.
Филиал
Если говорить о фактах, события книги описывают жизнь работников русской эмигрантской газеты в Нью-Йорке. А внутри — будни и сплетни филиала и, главное, о первой любви и симпатии. Не только к женщине, но и к окружающим: к журналистике, конференции и России.
Однако я страдал и мучился. Ведь каждый из нас есть лишь то, чем себя ощущает. А я ощущал себя глубоко и безнадежно несчастным. Наутро я решил, что буду вести себя по-другому. Я думал: «Женщины не любят тех, кто просит. И по возможности — не спрашивай. Бери, что можешь сам. А если нет, то притворяйся равнодушным».
«Наши» — это сборник из 12 глав с фирменной дерзостью и горькой иронией. Это грустные и веселые истории о родственниках: еврейскому и армянскому деду, дядьям — Леопольду, Михаилу, Роману, и тете Маре с мужем Ароном, двоюродному брату, жене, дочке и, конечно, родителям. Есть даже часть про собачку.
Согласитесь, имя в значительной степени определяет характер и даже биографию человека.
Анатолий почти всегда нахал и забияка.
Борис — склонный к полноте холерик.
Галина — крикливая и вульгарная склочница.
Алексей — слабохарактерный добряк.
В имени Григорий я слышу ноту материального достатка.
В имени Михаил — глухое предвестие ранней трагической смерти. (Вспомните Лермонтова, Кольцова, Булгакова. )
Заповедник
Очередная книга о непризнанном человеке, только теперь фон действий — Пушкинский заповедник. Автор пишет про потерянную интеллигенцию, про пьянство, про любовь, про людей и про жизнь очень ненавязчиво.
Собственно говоря, я даже не знаю, что такое любовь. Критерии отсутствуют полностью. Несчастная любовь — это я еще понимаю. А если все нормально? По-моему, это настораживает. Есть в ощущении нормы какой-то подвох. И все-таки еще страшнее — хаос.
Компромисс
Настоящие behind the scene о журналистских буднях. Сборник разделен на 12 глав: каждая из них начинается с газетной статьи, а дальше описывается, как все было на самом деле. Довлатов показывает, что попадало в газеты и насколько приукрашена и искажена была реальность. Как всегда, неизвестно, где правда, а где вымысел.
В жизни газетчика есть все, чем прекрасна жизнь любого достойного мужчины. Искренность? Газетчик искренне говорит не то, что думает. Творчество? Газетчик без конца творит, выдавая желаемое за действительное. Любовь? Газетчик нежно любит то, что не стоит любви.
«Компромисс»… и «Компромиссис». С чего начать чтение Сергея Довлатова
Сергей Довлатов относится к писателям, которые хорошо писали о чем угодно. Прекрасный рассказчик и стилист, он не выдумывал запутанных сюжетов — достаточно собственных жизненных обстоятельств, которые можно пересказать и слегка приукрасить. Произведения Довлатова зачастую разбиты на новеллы, объединенные одной темой: как он сторожил зеков на зоне, или пытался работать журналистом, или просто жил — так или иначе все сводится к жизнеописанию, в котором Довлатов очень хорош.
Вот несколько произведений, с которых стоит начать знакомство с Довлатовым.
«Соло на Ундервуде» / «Соло на IBM»
Не лучшее произведение для старта (скорее уж для финиша), но важное для объяснения Довлатова и его творчества. В какой-то степени «Соло» — основа. Проза Довлатова анекдотична в самом лучшем смысле: она словно соткана из смешных историй. Таковы же Хармс, Зощенко, Чехов — на последнего, как говорил Довлатов, писателю хочется быть похожим больше, чем на любого другого русского классика. Ради анекдотичности Довлатов часто жертвовал достоверностью; все его произведения псевдодокументальны, и их герои из числа реальных людей, бывало, обижались на писателя за это.
«Соло» — записные книжки с теми самыми анекдотами, многие из которых использованы в прозе Довлатова: смешные случаи, диалоги, опечатки в газетах. По большей части это настоящие истории из жизни писателя в СССР («Соло на ундервуде») и в эмиграции («Соло на IBM»). Тут мало что приукрашено, разве что из стилистических нужд. Прямую речь персонажей — будь то сам Довлатов, его родственники, писатели и художники — Довлатов редактировал только исходя из одного принципа, которому был верен во всей прозе: все слова в предложениях начинаются с разных букв.
Найман и Бродский шли по Ленинграду. Дело было ночью.
— Интересно, где здесь Южный Крест? — спросил вдруг Бродский.
Найман сказал:
— Иосиф! Откройте словарь Брокгауза и Ефрона. Найдите там букву А. И поищите там слово «Астрономия».
Бродский ответил:
— Вы тоже откройте словарь на букву А. И поищите там слово «Астроумие».
— У меня есть повесть «Компромисс». Хочу написать продолжение. Только заглавие все еще не придумал.
Бахчанян подсказал:
— «Компромиссис».
«Зона. Записки надзирателя»
В 60-е Довлатов окунулся в жизнь творческой интеллигенции Ленинграда, познакомился с Бродским и другими видными поэтами. А затем вылетел из университета и на три года уехал служить — причем не просто в армию, а охранять исправительную колонию в Коми. Эта служба сыграла свою роль в формировании Довлатова как писателя (Бродский замечал, что он вернулся из армии как «Толстой из Крыма»). Который, правда, в СССР так и не был издан. Подлинник «Зоны» он вывозил из СССР на микропленках через знакомых. В 80-е, приехав в Америку, он опубликует «Зону» одной из первых.
Роман представляет собой 14 новелл о жизни заключенных и надзирателей. Эпизоды чередуются с письмами самого Довлатова к издателю, где он рассказывает о своей текущей жизни — а он на тот момент уже эмигрировал в Америку и не без труда наслаждался свалившейся на него свободой. И у чрезвычайно разных периодов — 60-е в исправительной колонии в Коми и 80-е в США — находятся общие черты. Формально это лагерная проза, но не такая мрачная, как у Шаламова или Солженицына. Конечно, не потому, что написана не от лица заключенного: скорее дело в том, что Довлатов не пытается пугать привычным для лагерных текстов натурализмом, а найти и описать что-то человеческое и хорошее даже в таких тяжелых условиях.
«Компромисс»
12 новелл о работе Довлатова в газете «Советская Эстония» в 70-е годы. Довлатов силен не в сложных сюжетах, но в крутой сегментированной подаче. Здесь каждая новелла выстроена по одному принципу. Сначала — сухая и ничем не примечательная заметка из советской газеты, написанная собственно героем «Компромисса». Потом — основная часть: история ее написания. Например, 50-летие таллинского ипподрома: в газете — пафосный рассказ о советских жокеях и зоотехниках, чествование ветеранов конного спорта. В свою очередь, из основной части новеллы мы узнаем, что ипподром — единственное место в городе, где торгуют в розлив дешевым портвейном. На месте автор знакомится с жокеем, который в итоге сдает ему подставных лошадей и какое-то время приносит нормальные барыши. В таком полуплутовском духе раскрывается дюжина журналистских заданий героя — вроде скучных и безобидных, но процесс их выполнения описывается в самых уморительных деталях. Как и многие тексты Довлатова, «Компромисс» — фиксирование всей абсурдности жизни и творческой работы при советской власти.
«Заповедник»
За пару лет до эмиграции Довлатов успел поработать экскурсоводом в Пушкинском заповеднике в Михайловском, и это также становится материалом для его прозы. Порядком измученный неустроенностью по жизни и алкоголем, по традиции он сам выступает прототипом главного героя повести «Заповедник». Кое-что Довлатов почерпнул и из опыта работы в заповеднике его друга Бродского.
«Заповедник» больше других произведений Довлатова похож на фикшен и вообще представляет собой что-то необычайно цельное для автора, склонного разбивать любое повествование на эпизоды. Герой вынужденно привязан к месту и времени, но ведет он себя все еще по-довлатовски. Он хоть и грустит, но необычайно остроумен, и приехал не только заработать, но и попутно разобраться в себе и в том, что именно пушкинского осталось в этих местах. Из всех текстов Довлатова этот больше всего напрашивается на экранизацию (она существует и я не рекомендую), но лучше — на меланхоличный квест.
— Вы любите Пушкина? — неожиданно спросила она.
Что-то во мне дрогнуло, но я ответил:
— Люблю… «Медного всадника», прозу…
— А стихи?
— Поздние стихи очень люблю.
— А ранние?
— Ранние тоже люблю, — сдался я.
— Тут все живет и дышит Пушкиным, — сказала Галя, — буквально каждая веточка, каждая травинка. Так и ждешь, что он выйдет сейчас из-за поворота… Цилиндр, крылатка, знакомый профиль…
Между тем из-за поворота вышел Леня Гурьянов, бывший университетский стукач.
— Борька, хрен моржовый, — дико заорал он, — ты ли это?!
Я отозвался с неожиданным радушием. Еще один подонок застал меня врасплох. Вечно не успеваю сосредоточиться…
Подробнее об особенностях «Заповедника» и истории его создания можно прочесть здесь.
Топ-10 лучших книг Сергея Довлатова
Сергей Довлатов — известный российский и американский писатель XX начала XXI века. Недавно удостоился памятника в культурной столице нашей родины. И это однозначно заслуженно. Его книгами зачитываются во всем мире, рассказы ставят в пример, а записки растаскивают на цитаты. Сергей Довлатов полон тонкого юмора, сарказма и иронии. Он мог увидеть человека изнутри, поэтому его портреты получились такими реалистичными.
Он прожил короткую, но яркую жизнь (умер в 48 лет). За это время он смог влюбить в себя огромное число читателей. Его произведения начали издаваться в России незадолго до его смерти, но в США он выпустил большое количество сборников. Многие цитаты стали культовыми и используются по сей день.
Предлагаем вспомнить 10 лучших книг Сергея Довлатова: список самых известных произведений с неповторимым юмором и потрясающим стилем писателя.
10. Записные книжки
Этот сборник включает в себя две книги, первая выпускалась уже несколько раз, а вторая была издана незадолго до смерти Довлатова.
“Записные книжки” это не полноценное произведение и даже не маленькие рассказы, это заметки автора, которые он делал для себя и которые были любопытны ему. Иногда это всего пару строк, а иногда целый абзац. В любом случае, интересно погрузиться в мысли автора и понять, что было близко для него.
Часто встречаются диалоги или описание людей того времени. Каждая записка будто рассказ лучшего друга за чашкой чая, кажется можно услышать его смех и почувствовать искреннее дружелюбие. Отличный вариант чтобы познакомился поближе с культурой той эпохи. Наверно, эти книжки можно сравнить с современным Твиттером, где каждый делится своей короткой мыслью.
9. Блеск и нищета русской литературы
Это настоящий учебник, который читается легко и запойно. И даже если вы закончили хорошую школу, с замечательными преподавателями литературы, вам стоит почитать “Блеск и нищета русской литературы”. Довлатов рассказывает о многих знаменитых и не очень известных писателях и как всегда в своей неподражаемой манере речи — литературно о литературе.
В книге много личного, язвительного и юморного. Вы прочитаете о Пушкине и Толстом, Кафке и Хемингуэе. Узнаете их с новой стороны, как они выглядели в повседневной жизни.
8. Ремесло
Ещё одна биографическая книга автора. В каждой строчке он сам — колкая правда, едкий юмор и острый ум. С первых страниц можно погрузиться в то время, но к концу произведения кажется, что мир не меняется. На высоких постах все те же люди, а человеческая натура остается непоколебимой.
История повторяется и если кому-то не хочется разбить лоб о привычные для всех грабли, то книга “Ремесло” станет отличным пособием для жизни.
7. Жизнь коротка
Книга категории 18+ и содержит нецензурную брань, впрочем, как и большая часть произведений этого автора. Но в этом весь Довлатов, именно с таким настроем нужно относиться к жизни, чтобы выжить. Его интеллектуальные шутки можно читать бесконечное число раз.
Рассказы из сборника “Жизнь коротка” давно растащили на цитаты. Писатель очень правдив, поэтому и портреты получились не приторные, а честные. Отличный сборник, чтобы начать знакомство с писателем.
6. Филиал
Эта книга относится к серии, написанной за границей. Именно они получились невероятно положительными и особенными. Автор окунает нас в мир, который смешивает реальность и фантазии в одном флаконе.
“Филиал” привлекает своим языком и формой речи, произведения стали популярны еще до публикации, так как начали своё существование отдельными цитатами и только потом сложись в единое целое. Читая букву за буквой, буквально можно услышать интонацию писателя. Читатель не просто слушает рассказ, он будто ведет диалог со старым знакомым.
5. Заповедник
После этого произведения многие читатели занесли Сергея Довлатова в список любимых автором, его стиль необыкновенен и вряд ли кто сможет его повторить.
История “Заповедник” рассказывает об интеллигентном Борисе, который устраивается работать в Пушкинский музей. Здесь он ударяется о российские реалии. В книге по-настоящему русские герои с широкой душой и большими надеждами на жизнь. Но у каждого есть недостатки и сомнения, кто-то скрывает их за бокалом чего-нибудь крепкого, а кто-то за отчаянным стремлением стать лучше.
Главный герой вызывает противоречивые чувства, иногда непонимание, иногда злость, а иногда сочувствие. Критики по сей день спорят с кого был срисован портрет Бориса. Либо это был сам Довлатов, который когда-то работал в Пушкинских местах, либо угрюмый Бродский.
4. Иностранка
Так просто, будто по-дружески, Сергей Довлатов рассказывает о трудностях в жизни. Он преподносит истории с юмором и читатель ухахатывается от такой точки зрения на серьёзные вещи.
Речь пойдёт о людях Страны Советов, над которыми поработала система и теперь им приходится адаптироваться к новому режиму. И делают они это кто как умеет.
Динамичный сюжет, интересные герои и своеобразный слог, заставят вас поставить книгу “Иностранка” на полку с любимыми произведениями.
3. Компромисс
Двенадцать компромиссов из реальной практики, которые заставят задуматься и взглянуть на жизнь под другим углом. “Компромисс” пропитан юмором от корки до корки. Всем, кому хочется посмеяться и одновременно задуматься о том, почему мы так живём, обязательно нужно почитать. После этого произведения не хочется отпускать автора, поэтому многие сразу же берутся за чтение других его книг.
Двенадцать небольших рассказов были написаны опираясь на журналистский опыт писателя. К каждой новелле предпослана газетная преамбула. В этой преамбуле показывается результат журналистской работы героя новелл, а в самих новеллах — процесс работы.
2. Наши
Произведение “Наши” могло называться “Семейный альбом” и это название также идеально бы подходило. Маленькие зарисовки погружают читателя в окружение Довлатова. Мы встречаем его родственников, друзей и даже любимую собаку.
Во время чтения невольно начинаешь копаться в себе и сравнивать себя с героями. Это хорошая практика для улучшения качества жизни. Довлатов говорит о грустном, но с перчинкой сарказма и толикой необычного юмора.
Сборник был написан в США, пять небольших рассказов опубликовали в знаменитом американском журнале, который прославил писателя, сделав его самым читаемым в те времена.
1. Чемодан
История о Довлатове и его “чемодане”. Он приехал в Нью-Йорк и с собой у него только багаж воспоминаний о Советском Союзе. Зоркий глаз писателя проникает прямо в душу людям и он на своих страница рисует точные портреты. Живой язык, без потуги, рассказывает простые истории о простых людях. Но сколько в них смысла!
Один из лучших сборников данного автора, здесь собраны все его лучшие черты. Если захотите поговорить с умным и мудрым человеком, обязательно начните читать эту книгу. Такой разговор не оставит равнодушным никого.
Чаще всего именно с этого произведение начинают знакомство с автором и потом уже невозможно оставить какую-то его книгу в стороне. Хочется узнавать и впитывать как можно больше его мыслей.
В мире прозы Сергея Довлатова
И.С. Заярная
В 60-е годы С. Довлатов начал писать, а с середины 60-х пытался опубликовать свою прозу. В 1967, 1969 гг. были напечатаны две повести — «ужасная пролетарская», по выражению самого писателя, «Завтра будет обычный день» и «Интервью». Однако он считал их слабыми и не давал согласия на повторные издания.
Центральный персонаж этой прозы — сам Довлатов, переименованный то в Алиханова, то в Далматова. Однако произведения его нельзя считать автобиографическими, строго документальными. Писатель нередко прибегает к литературной мистификации и по-разному излагает одни и те же события из своей жизни, намеренно «путает» даты, изменяет имена и фамилии. Исключение составляет, пожалуй, «Зона», которой автор предпослал замечание: «Имена, события, даты — все здесь подлинное. Выдумал я лишь те детали, которые несущественны».
Авторское жанровое определение «записки надзирателя» адекватно довольно-таки свободной форме изложения, в котором чередуются эпизоды и истории из жизни зеков, солдат и офицеров охраны и стилизованные «письма» автора издателю Игорю Марковичу, датированные 1982 годом. Письма выделены курсивом в авторском тексте. Они играют роль связующего элемента и в тоже время это своеобразный авторский комментарий, возможность напрямую высказаться о пережитом и изложить свои литературные позиции. Работая с трудным, отчасти, «экзотическим» материалом, Довлатов тем не менее не нагнетает «ужасные» бытовые и натуралистические подробности жизни лагеря. Его задача — «написать о жизни и людях», изобразить течение жизни в различных ее проявлениях. В этом смысле писатель близко подходит к эстетике экзистенциалистов: «Со времён Аристотеля человеческий мозг не изменился, тем более не изменилось человеческое сознание. А значит, нет прогресса. Есть движение, в основе которого лежит неустойчивость».
Главный герой «Зоны» — надзиратель Алиханов, автобиографический герой и автор одновременно. Первый наблюдает, второй обобщает. Алиханов — из среды интеллигенции, он остается чуждым и заключенным, которых охранял, и сослуживцам из конвойной охраны, несмотря на отдельные попытки приспособиться к среде и законам зоны.
Наблюдая за человеком в необычных, жестоких обстоятельствах, Довлатов не идеализирует человеческую природу, в том числе и свой собственный облик. Он отвергает любую устоявшуюся категорическую формулу: «Человек добр! Человек подл. Человек человеку — друг, товарищ и брат. Человек человеку волк и так далее» и утверждает, что «человек человеку. все что угодно. В зависимости от стечения обстоятельств. Человек способен на все — дурное и хорошее. Мне грустно, что это так». Более того, в противоположность А. Солженицыну, говорит: «по Солженицыну лагерь — это ад. Я же думаю, что ад — это мы сами».
Исследователь справедливо отмечает, что в «Зоне» писатель вплотную подходит к проблеме «человек и среда», на протяжении многих столетий волновавшей философию и литературу, но решает ее по-своему, в духе антиморализаторской эстетики.
Все последующие произведения писателя — и о самом Довлатове, и о его близких и знакомых, и в целом о мире, о котором он пишет с грустной и мудрой улыбкой. Едва ли не доминирующей при этом становится тема абсурда человеческого бытия, который прослеживается в различных его сферах — в политике, общественном устройстве, личной и даже интимной жизни людей, в их профессиональной деятельности.
Эта же тема варьируется в «Компромиссе». Здесь уже в полную силу отразился талант Довлатова-юмориста. Юмор — мощное средство противостояния тем поистине трагическим ситуациям и сторонам действительности, которые постоянно сопровождают и автора, и его героев. «Компромисс» — это двенадцать анекдотических историй о работе журналиста в газете «Советская Эстония». За каждым официальным репортажем следует правдивый рассказ о том, как было на самом деле. Эта книга, по сути, мрачная история о системе лжи в советском обществе и об изнанке журналистской профессии, об атмосфере продажности и лжи, пронизавшей насквозь газетный мир. Желаемого эффекта воздействия писатель достигает исключительно художественными средствами. Он проявляет себя как мастер диалога, как замечательный стилист. Кроме того, он «эстетизировал жизнь, о чем бы ни писал, выстраивал лучшие слова в лучшем порядке, рассказывая о том, как солдаты идут в ларек за бутылкой или как провинциальный журналист интервьюирует передовую доярку, и все эти случайные, слабые заурядные человеческие отношения, вся эта паутина земли. становилась сущностной, значительной и необыкновенно интересной».
Любимые герои писателя — большей частью неудачники, лишние, талантливые, но непризнанные писатели, алкоголики, диссиденты. Такими персонажами населены страницы повести «Заповедник». Довлатов рассказывает о несложившихся судьбах, о чудаках, для многих из которых (как для ленивца и феноменального эрудита Митрофанова, который умеет только рассказывать — и больше ничего) Пушкинский заповедник становится единственным пристанищем в жизни. К числу неудачников относит Довлатов и самого себя, писателя-неудачника. Опять-таки автобиографический герой в центре повествования. Он в целях заработка принимается за очередную «халтуру» — становится экскурсоводом в заповеднике.
По-своему решает писатель и «пушкинскую» тему. Образ, личность гения, восприятие его поэзии слишком, личностны для Довлатова. Поэтому он смеется над примитивными методами «несения Пушкина в массы». Он не принимает превращения поэта в идола, изображение которого встречается на каждом шагу: «Даже возле таинственной кирпичной будочки с надписью «Огнетушитель!» Сходство исчерпывалось бакенбардами». Протестует и против затертых и заученных фраз экскурсоводов и сотрудников музея, у которых демонстрация любви к Пушкину превратилась в ритуал и профессиональную привычку. Тот же абсурд, царящий повсеместно, та же ложь проникает и в обитель искусства и поэзии. В музее в качестве портрета Ганнибала демонстрируют туристам портрет генерала Закомельского, на дуб в окрестностях местного парка вешают цепь для создания «колорита». Участь этой цепи была предрешена тартускими студентами, утопившими ее в озере.
В повести усиливается звучание мотивов личной неустроенности, душевной тоски, которые усугубляются еще и семейной драмой Алиханова, отъездом жены и дочери за границу. О герое Довлатова замечательно сказал И. Бродский: «Это человек, не оправдывающий действительность или себя самого; это человек, от нее отмахивающийся: выходящий из помещения, нежели пытающийся навести в нем порядок или усмотреть в его загаженности глубинный смысл, руку провидения.
Куда он из помещения этого выходит — в распивочную, на край света, за тридевять земель — дело десятое. Этот писатель не устраивает из происходящего с ним драмы. Он замечателен в первую очередь именно отказом от трагической традиции. тональность его прозы насмешливо-сдержанная при всей отчаянности существования, им описанного».
В Америке С. Довлатов обретает долгожданный писательский успех. Одна за другой выходят его книги, его публикует самый престижный журнал «Ньюйоркер», который до того публиковал только прозу В. Набокова, его проза переводится и издается в английских переводах. В Америке Довлатов пишет об эмиграции, о «филиале», о том, как бывшие соотечественники осваивают новое пространство. С темой эмиграции четко связаны книги «Иностранка» (1986), «Филиал» (1990), вторая часть «Ремесла» — «Невидимая газета» (1984). Довлатов вписывает жизнь русской эмиграции в Америке далеко не в радужных красках: «Люди меняют одни печали на другие, только и всего»; «Знайте, что Америка не рай. Оказывается, здесь есть все — дурное и хорошее».
Во второй части «Ремесла» — «Невидимая газета» (1984) он подробно рассказывает о том, как русские эмигранты создавали газету «Новый Американец». Писатель остается верным своим принципам составления книги из коротких рассказов и видеть комическое в жизни. В повествование вмонтированы вставки — забавные истории и анекдоты, приключившиеся со знакомыми автора. Это отрывки из его книги «Соло на ундервуде: Записные книжки» (1980).
В эмиграции в творчестве Довлатова появляются и ностальгические ноты. Звучат они в книгах «Филиал», (1990), «Наши» (1983), «Чемодан» (1986). Последняя состоит из отдельных новелл о вещах, которые автор вывез с собой в Америку — «Креповые финские носки», «Приличный двубортный костюм», «Номенклатурные полуботинки» и т.д. Каждая из вещей крепко привязана в его памяти к конкретной ситуации, случаю, когда-то происшедшему с ним в доэмигрантском прошлом. Историй раскрывают различные периоды его биографии и тематически примыкают, как бы варьируют уже написанное в «Зоне», «Компромиссе», «Ремесле». В этом проявляются особенности поэтики Довлатова, не случайно многими критиками отмечалось использование им принципов джазовой композиции.
Повествование Довлатова обращено и к прошлому, к истории рода в книге «Наши». Создавая колоритные, отчасти мифологизированные портреты своих предков — дедов по отцовской и материнской линии, повествуя о родителях и поколении «отцов», рассказывая о своих сверстниках, писатель не замыкается рамками истории одной семьи, а воссоздает ее на широком историческом и социальном фоне жизни «небывалой страны».
«Иностранка» (1986) — книга, где впервые герой — Довлатов отступает на второй план и как бы прячется за внешним увлекательным и даже авантюрным сюжетом — историей эмигрантки Маруси и ее замужества. Объектом его внимания становятся нравы, проблемы и заботы русской колонии в Нью-Йорке. Ярко, пластично обрисованы ее обитатели, их занятия, их быт, с беззлобным юмором показаны их недостатки и слабости. Писатель как бы собирает и классифицирует различные проблемы эмигрантов и проводит мысль, что Америка — вовсе не рай. И, как правило, непросто прижиться здесь переселенцам. Грустная и в то же время с юмором поведанная история Маруси — яркое тому доказательство. Повествуя о самом обыденном и, казалось бы, приземленном, писатель никогда не теряет из виду главной темы, не снижает пафоса своей прозы: «Пропащая, бесценная, единственная жизнь».
Тема эмиграции, ее литературно-художественных кругов, начатая в «Ремесле», находит продолжение и развитие в повести «Филиал», герой которой опять-таки Довлатов (здесь — Далматов), журналист радио «Свобода», становится участником фантастического симпозиума «Новая Россия». Здесь представлены разнообразные идейные течения и ориентации, присутствуют представители прессы, деятели литературы и искусства. Многие известные фамилии писатель зашифровал, ситуации заострил до абсурда. В довлатовской интерпретации «шумный, склочный, пьющий, задиристый филиал подозрительно напоминает домашние богемные сборища, изображенные в «Чемодане» и «Заповеднике». Филиал — не сливки, а осколок той России. Тут тоже есть почвенники и либералы, борьба самолюбий и кружков, гении и сумасшедшие. Причем, на почве главным образом литературной, а не политической».
Композиция «Филиала» двупланова. Современные события переплетаются с прошлым автора, параллельно разворачивающимся лирическим повествованием о первой любви.
Писатель дает повод для подобных суждений, напрямую утверждая в «Записных книжках», что «можно благоговеть перед умом Толстого. Восхищаться изяществом Пушкина. Ценить нравственные поиски Достоевского. Юмор Гоголя. И так далее.
Однако похожим быть хочется только на Чехова».
Чего стоит хотя бы тот факт, что у него нет ни в одном предложении слов, которые бы начинались с одной и той же буквы. И. Бродский отмечал, что «рассказы его держатся более всего на ритме фразы. Они написаны как стихотворения: сюжет в них имеет значение второстепенное, он только повод для речи».
Возвращение книг Довлатова в Россию стало фактом огромного духовного и художественного значения. Его книги стали «анекдотической сагой об ушедшем времени. И лирической прозой о чем-то непреходящем».
Л-ра: Русский язык и литература в учебных заведениях. – 2002. – № 4. – С. 19-22.