О чем книга у войны не женское лицо

Книга «У войны не женское лицо»

Год издания книги: 1985

Дебютная книга Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо» вызвала шквал критики и огромное количество цензурных правок. В результате, книга в том виде в котором она издается сейчас, стала доступна лишь в 90-х годах прошлого столетия. Тем не менее эта работа лауреата Нобелевской премии и одного из лучших современных российских писателей была удостоена множества премий, легла в основу документального фильма и почти десяток раз ставилась на помостах разных театров мира. Книга переведена на более чем 20 языков мира, а ее суммарный тираж только за первые пять лет превысил отметку в 2 миллиона экземпляров.

Сюжет книги «У войны не женское лицо» кратко

В книге Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо» читать можно сотни и тысячи историй простых женщин, для которых трагедия Великой Отечественной войны не является пустым звуком. Каждая из этих женщин в той или иной мере прочувствовала на себе все ее ужасы и столкнулась с ее непреодолимым ходом. В книге собраны сотни историй женщин, которые искренне верили в пропаганду и просились на фронт. Здесь собраны истории молодых девушек, которые верили в человечность и иногда ценой собственной жизни выносили раненых с поля сражения. Книга наполнена историями женщин, для которых «мирная» жизнь в тылу, превратилась в настоящее сражение.

Если не забывать войну, появляется много ненависти. А если войну забывают, начинается новая.

Что же касается по книге Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо» отзывов, то они носят преимущественно положительный характер. Ведь не смотря на полное отсутствие сюжета как такового, автору удалось соединить все эти истории в единое целое. Возможно иногда урывками и вырванными фразами, иногда благодаря чрезмерным многоточиям и недосказанности, а иногда и собственными комментариями, но книга становится единым целым. Тем целым, которое не оставит вас безучастными и заставит вас не просто понять, а прочувствовать все то, что стало символом победы. Именно поэтому книгу Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо» скачать обязательно стоит всем тем, кто готов окунуться в ужасную атмосферу Великой Отечественной войны.

Книга «У войны не женское лицо» на сайте Топ книг

Книгу Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо» читать популярно вот уже более двух десятилетий. Это обеспечило ей высокое место среди лучших современных российских книг и еще не раз обеспечит попадание в список 100 лучших современных книг.

У войны не женское лицо Купить Купить TXT Купить Аудио

Источник

«У войны не женское лицо». Воспоминания женщин-ветеранов

«У войны не женское лицо» — так называется книга, о которой я хотела бы сегодня вам рассказать, точнее поделиться с вами моими персональными впечатлениями о прочитанном.

Это произведение литературы попало ко мне в руки после просмотра новостей. Возможно вы задались вопросом: «Какое отношение имеют новости к книгам?» Все очень просто. Именно новости отвлекли меня от повседневных занятий (телевизор я не смотрю, но использую в качестве заднего фона), когда я услышала, что БЕЛОРУСКА выиграла Нобелевскую премию по литературе. Чувство патриотизма, нет, скорее гордости заставили меня прислушаться по-внимательней. Я не ослышалась, по главному итальянскому каналу — Rai1 (да и по всем остальным) новостью дня было вручение Нобелевской премии гражданке Республики Беларусь Светлане Алексиевич.

После такой ошеломляющей новости, мне сразу же захотелось познакомиться (хоть и заочно) с героиней моей бывшей родины. Светлана Алексиевич родилась в 1948 года в г. Ивано-Франковске (Украина). Отец — белорус, мать — украинка, оба были школьными учителями. Со школьных лет Светлана увлекалась журналистикой, поэтому выбор высшего образования пал на факультет журналистики Белорусского государственного университета города Минска. Закончив университет, Алексиевич начала работать по специальности, постепенно поднимаясь по карьерной лестнице, но не это было главным для нее.

В одном из интервью Светлана сформулировала то, что искала: «Я долго искала себя, хотелось найти что-то такое, чтобы приблизило к реальности, мучила, гипнотизировала, увлекала, была любопытна именно реальность. Схватить подлинность — вот, что хотелось. И этот жанр — жанр человеческих голосов, исповедей, свидетельств и документов человеческой души мгновенно был мной присвоен. Да, я именно так вижу и слышу мир: через голоса, через детали быта и бытия. Так устроено мое зрение и ухо. И все, что во мне было, тут же оказалось нужным, потому что требовалось одновременно быть: писателем, журналистом, социологом, психоаналитиком, проповедником…»

И она смогла найти себя и свой стиль. Вот как описал критик Лев Аннинский ее книги: «Это — живая история, рассказанная самим народом, и записанная, услышанная, выбранная талантливым и честным летописцем». К сожалению честность в советское время, да и в нынешней постсоветской Беларуси, не приветствуется. Алексиевич была вынуждена эмигрировать из-за своих политических взглядов и художественного стиля написания своих произведений. И лишь спустя 15 лет, и только благодаря Нобелевской премии, женщина таки получила то, что заслуживала — возможность и право свободно выражать свои взгляды (к сожалению в некоторых демократических странах свобода — это лишь пустое слово). А этой удивительной женщине (я просто уверена) есть, ещё много чего сказать.

И так же не мало уже сказано в 5 книгах, опубликованных на сегодняшний день. Основная тематика литература Алексиевич — военная. Я не любитель книг о войне, но с первых страниц книги Алексиевич «У войны не женское лицо» я поняла, что произведение оставит след в моём восприятии мира.

Как задумывалась книга

Оригинальное название главы — «Человек больше войны (из дневника книги)»

Светлана Алексиевич выросла на рассказах и воспоминаниях о войне. Все прочитанные ею книги «писали мужчины и о мужчинах», поэтому она решила собрать военные воспоминания женщин, без героев и подвигов, о людях, «которые заняты нечеловеческим человеческим делом», о мелочах жизни.

Воспоминания — это не страстный или бесстрастный пересказ исчезнувшей реальности, а новое рождение прошлого, когда время поворачивает вспять.

Материал Алексиевич собирала семь лет. Многие не хотели вспоминать, боялись рассказать лишнее, но автор всё больше убеждалась — «всё-таки был он, советский человек». Да, «у них был Сталин и ГУЛаг, но была и Победа», которую они завоевали, заслужили.

После выхода первого варианта книги, уже во время Перестройки, люди, наконец, заговорили. Алексиевич начала получать тысячи писем, и книгу пришлось дописывать. В исправленный вариант вошло многое из того, что вычеркнула советская цензура.

Продолжение после рекламы:

У каждого — своя война

Всегда о победителях слагали легенды, восхваляли их мужество и героические поступки. Но как часто можно встретить сюжеты о военных буднях и реалиях солдатской жизни?

Рассказы от первого лица

Светлана Алексиевич собрала в одной книге рассказы об озарённых грозным военным заревом.

Причём повествование о событиях ведут сами женщины-ветераны, и разговор о войне получается честным и переворачивающим душу.

Человек остаётся человеком даже в самых суровых испытаниях.

Конечно, в беседах с фронтовичками всплывали самые разные воспоминания:

Но среди ужаса войны внезапно возникали в памяти забавные, трогательные, порой просто смешные эпизоды. И о любви говорили тоже — честно и откровенно.

Однако чаще всего героини потом просили не использовать некоторые подробности их биографии. По мнению фронтовичек, это могло повредить образу героя войны в глазах родственников и даже всего общества.

Зачем девчонки шли на войну

Оригинальное название главы — «Подрастите, девочки… вы ещё зелёные…».

Десятки рассказов открыли автору правду о войне, которая «уже не вмещалась в короткую и знакомую с детства формулу — мы победили», ведь она собирала не рассказы о подвигах и сражениях, а истории маленьких людей, выброшенных «из просто жизни в эпическую глубину громадного события».

Брифли существует благодаря рекламе:

Автору хотелось понять, откуда взялись эти девчонки 1941, что заставило их пойти на войну и убивать наравне с мужчинами. Шестнадца­тилетние, восемна­дца­тилетние девочки рвались на фронт, охотно шли на курсы медсестёр, связисток. Им говорили: «Подрастите, девочки, вы ещё зелёные», но они настаивали и шли на фронт регулировщицами. Многие удирали из дому, ничего не сказав родителям. Они забывали о любви, обрезали косы, надевали мужскую одежду, понимая, что «Родина — это всё, Родину надо защищать», и если не они, то кто…

Первые дни войны, бесконечное отступление, горящие города… Когда увидели первых захватчиков, проснулось чувство ненависти — «как они могут ходить по нашей земле!». И на фронт или в партизаны шли, не задумываясь, с радостью.

Старый человек боится смерти, а молодой смеётся. Он — бессмертный!

Шли не ради Сталина, а ради своих будущих детей, не хотели покориться врагу и жить на коленях. Шли налегке, веря, что война кончится к осени, и думая о нарядах и духах.

В первые дни военной жизни девочек учили воевать. Дисциплина, устав, ранние подъёмы и изматывающие марши сразу не давались. Нагрузка на женский организм была очень велика — у лётчиц от высоты и перегрузок «живот прямо в позвоночник прижимало», а на кухне котлы приходилось мыть золой и отстирывать солдатское бельё — вшивое, тяжёлое от крови.

Девушки носили ватные штаны, а юбки им выдали только в конце войны. Медсёстры вытаскивали с поля боя раненых, вдвое тяжелее себя. Мария Смирнова за войну вытащила из-под огня 481 раненого, «целый стрелковый батальон».

Продолжение после рекламы:

«У войны не женское лицо». Воспоминания женщин-ветеранов

На фронтах Великой Отечественной войны в Советской армии воевало более 1 миллиона женщин. Не меньше их принимало участие в партизанском и подпольном сопротивлении. Им было от 15 до 30 лет. Они владели всеми военными специальностями – летчицы, танкистки, автоматчицы, снайпера, пулеметчицы… Женщины не только спасали, как это было раньше, работая сестрами милосердия и врачами, а они и убивали.
В книге женщины рассказывают о войне, о которой мужчины нам не рассказали. Такой войны мы не знали. Мужчины говорили о подвигах, о движении фронтов и военачальниках, а женщины говорили о другом – как страшно первый раз убить…или идти после боя по полю, где лежат убитые. Они лежат рассыпанные, как картошка. Все молодые, и жалко всех – и немцев, и своих русских солдат.

После войны у женщин была еще одна война. Они прятали свои военные книжки, свои справки о ранениях – потому что надо было снова научиться улыбаться, ходить на высоких каблуках и выходить замуж. А мужчины забыли о своих боевых подругах, предали их. Украли у них Победу. Не разделили. Светлана Александровна Алексиевич писательница, журналистка.

Воспоминания женщин-ветеранов. Вырезки из книги Светланы Алексиевич.

«Ехали много суток… Вышли с девочками на какой-то станции с ведром, чтобы воды набрать. Оглянулись и ахнули: один за одним шли составы, и там одни девушки. Поют. Машут нам — кто косынками, кто пилотками. Стало понятно: мужиков не хватает, полегли они, в земле. Или в плену. Теперь мы вместо них…

Мама написала мне молитву. Я положила ее в медальон. Может, и помогло — я вернулась домой. Я перед боем медальон целовала…» Анна Николаевна Хролович, медсестра.

Один раз ночью разведку боем на участке нашего полка вела целая рота. К рассвету она отошла, а с нейтральной полосы послышался стон. Остался раненый. — «Не ходи, убьют, – не пускали меня бойцы, – видишь, уже светает». Не послушалась, поползла. Нашла раненого, тащила его восемь часов, привязав ремнем за руку. Приволокла живого. Командир узнал, объявил сгоряча пять суток ареста за самовольную отлучку. А заместитель командира полка отреагировал по- другому: «Заслуживает награды». В девятнадцать лет у меня была медаль «За отвагу».

В девятнадцать лет поседела. В девятнадцать лет в последнем бою были прострелены оба легких, вторая пуля прошла между двух позвонков. Парализовало ноги… И меня посчитали убитой… В девятнадцать лет… У меня внучка сейчас такая. Смотрю на нее – и не верю. Дите! Когда я приехала домой с фронта, сестра показала мне похоронку… Меня похоронили…» Надежда Васильевна Анисимова, санинструктор пулеметной роты.

Когда мы пришли, стали в своем взводе рассказывать, что со мной случилось, провели собрание. У нас комсорг была Клава Иванова, она меня убеждала: «Их не жалеть надо, а ненавидеть». У нее фашисты отца убили. Мы, бывало, запоем, а она просит: «Девчоночки, не надо, вот победим этих гадов, тогда и петь будем»».

И не сразу… Не сразу у нас получилось. Не женское это дело – ненавидеть и убивать. Не наше… Надо было себя убеждать. Уговаривать…» Мария Ивановна Морозова (Иванушкина), ефрейтор, снайпер.

«Один раз нанесли человек двести раненых в сарае, а я одна. Раненых доставляли прямо с поля боя, очень много. Было это в какой- то деревне… Ну не помню, столько лет прошло… Помню, что четыре дня я не спала, не присела, каждый кричал: «Сестра! Сестренка! Помоги, миленькая!» Я бегала от одного к другому, один раз споткнулась и упала, и тут же уснула. Проснулась от крика, командир, молоденький лейтенант, тоже раненый, приподнялся на здоровый бок и кричал: «Молчать! Молчать, я приказываю!» Он понял, что я без сил, а все зовут, им больно: «Сестра! Сестричка!» Я как вскочила, как побежала – не знаю куда, чего. И тогда я первый раз, как попала на фронт, заплакала.

И вот… Никогда не знаешь своего сердца. Зимой вели мимо нашей части пленных немецких солдат. Шли они замерзшие, с рваными одеялами на голове, прожженными шинелями. А мороз такой, что птицы на лету падали. Птицы замерзали. В этой колонне шел один солдат… Мальчик… У него на лице замерзли слезы… А я везла на тачке хлеб в столовую. Он глаз отвести не может от этой тачки, меня не видит, только эту тачку. Хлеб… Хлеб… Я беру и отламываю от одной буханки и даю ему. Он берет… Берет и не верит. Не верит… Не верит! Я была счастлива… Я была счастлива, что не могу ненавидеть. Я сама себе тогда удивилась…» Наталья Ивановна Сергеева, рядовая, санитарка.

«Тридцатого мая сорок третьего года… Ровно в час дня был массированный налет на Краснодар. Я выскочила из здания посмотреть, как успели отправить раненых с железнодорожного вокзала. Две бомбы угодили в сарай, где хранились боеприпасы. На моих глазах ящики взлетали выше шестиэтажного здания и рвались. Меня ураганной волной отбросило к кирпичной стене. Потеряла сознание… Когда пришла в себя, был уже вечер. Подняла голову, попробовала сжать пальцы – вроде двигаются, еле-еле продрала левый глаз и пошла в отделение, вся в крови. В коридоре встречаю нашу старшую сестру, она не узнала меня, спросила: — «Кто вы? Откуда?» Подошла ближе, ахнула и говорит: — «Где тебя так долго носило, Ксеня? Раненые голодные, а тебя нет». Быстро перевязали голову, левую руку выше локтя, и я пошла получать ужин. В глазах темнело, пот лился градом. Стала раздавать ужин, упала. Привели в сознание, и только слышится: «Скорей! Быстрей!» И опять – «Скорей! Быстрей!»

Через несколько дней у меня еще брали для тяжелораненых кровь. Люди умирали… …За войну я так изменилась, что когда приехала домой, мама меня не узнала.» Ксения Сергеевна Осадчева, рядовая, сестра-хозяйка.

Помню, отпустили меня в увольнение. Прежде чем пойти к тете, я зашла в магазин. До войны страшно любила конфеты. Говорю: – Дайте мне конфет. Продавщица смотрит на меня, как на сумасшедшую. Я не понимала: что такое – карточки, что такое – блокада? Все люди в очереди повернулись ко мне, а у меня винтовка больше, чем я. Когда нам их выдали, я посмотрела и думаю: «Когда я дорасту до этой винтовки?» И все вдруг стали просить, вся очередь: – Дайте ей конфет. Вырежьте у нас талоны. И мне дали…

В медсанбате ко мне хорошо относились, но я хотела быть разведчицей. Сказала, что убегу на передовую, если меня не отпустят. Хотели из комсомола за это исключить, за то, что не подчиняюсь военному уставу. Но все равно я удрала… Первая медаль «За отвагу»… Начался бой. Огонь шквальный. Солдаты залегли. Команда: «Вперед! За Родину!», а они лежат. Опять команда, опять лежат. Я сняла шапку, чтобы видели: девчонка поднялась… И они все встали, и мы пошли в бой…

Вручили мне медаль, и в тот же день мы пошли на задание. И у меня впервые в жизни случилось… Наше… Женское… Увидела я у себя кровь, как заору: – Меня ранило… В разведке с нами был фельдшер, уже пожилой мужчина. Он ко мне: – Куда ранило? – Не знаю куда… Но кровь… Мне он, как отец, все рассказал…

Я ходила в разведку после войны лет пятнадцать. Каждую ночь. И сны такие: то у меня автомат отказал, то нас окружили. Просыпаешься – зубы скрипят. Вспоминаешь – где ты? Там или здесь? Кончилась война, у меня было три желания: первое – наконец я не буду ползать на животе, а стану ездить на троллейбусе, второе – купить и съесть целый белый батон, третье – выспаться в белой постели и чтобы простыни хрустели. Белые простыни…» Альбина Александровна Гантимурова, старший сержант, разведчица.

«Жду второго ребенка… У меня сыну – два года, и я беременная. Тут – война. И муж на фронте. Я поехала к своим родителям и сделала… Ну, вы понимаете? Аборт… Хотя это тогда запрещалось… Как рожать? Кругом слезы… Война! Как рожать среди смерти? Окончила курсы шифровальщиц, отправили на фронт. Хотела отомстить за своего ребеночка, за то, что я его не родила. Мою девочку… Должна была родиться девочка… Просилась на передовую. Оставили в штабе…» Любовь Аркадьевна Чарная, младший лейтенант, шифровальщица.

«Формы на нас было не напастись: – вот дали новенькую, а через пару дней она вся в крови. Мой первый раненый – старший лейтенант Белов, мой последний раненый – Сергей Петрович Трофимов, сержант минометного взвода. В семидесятом году он приезжал ко мне в гости, и я показала дочерям его раненую голову, на которой и сейчас большой шрам.

«Сорок второй год… Идем на задание. Перешли линию фронта, остановились у какого-то кладбища. Немцы, мы знали, находятся в пяти километрах от нас. Это была ночь, они все время бросали осветительные ракеты. Парашютные. Эти ракеты горят долго и освещают далеко всю местность. Взводный привел меня на край кладбища, показал, откуда бросают ракеты, где кустарник, из которого могут появиться немцы. Я не боюсь покойников, с детства кладбища не боялась, но мне было двадцать два года, я первый раз стояла на посту… И я за эти два часа поседела… Первые седые волосы, целую полосу я обнаружила у себя утром. Я стояла и смотрела на этот кустарник, он шелестел, двигался, мне казалось, что оттуда идут немцы… И еще кто-то… Какие-то чудовища… А я − одна…

«Атаки рукопашные… Я что запомнила? Я запомнила хруст… Начинается рукопашная: и сразу этот хруст – хрящи ломаются, кости человеческие трещат. Звериные крики… Когда атака, я с бойцами иду, ну, чуть-чуть позади, считай – рядом. Все на моих глазах… Мужчины закалывают друг друга. Добивают. Доламывают. Бьют штыком в рот, в глаз… В сердце, в живот… И это… Как описать? Я слаба… Слаба описать… Одним словом, женщины не знают таких мужчин, они их такими дома не видят. Ни женщины, ни дети. Жутко вообще делается… После войны вернулась домой в Тулу. По ночам все время кричала. Ночью мама с сестрой сидели со мной… Я просыпалась от собственного крика…» Нина Владимировна Ковеленова, старший сержант, санинструктор стрелковой роты.

«Приехал врач, сделали кардиограмму, и меня спрашивают: – Вы когда перенесли инфаркт? – Какой инфаркт? – У вас все сердце в рубцах. А эти рубцы, видно, с войны. Ты заходишь над целью, тебя всю трясет. Все тело покрывается дрожью, потому что внизу огонь: истребители стреляют, зенитки расстреливают… Несколько девушек вынуждены были уйти из полка, не выдержали. Летали мы в основном ночью. Какое-то время нас попробовали посылать на задания днем, но тут же отказались от этой затеи. Наши «По-2» подстреливали из автомата…

Делали до двенадцати вылетов за ночь. Я видела знаменитого летчика-аса Покрышкина, когда он прилетал из боевого полета. Это был крепкий мужчина, ему не двадцать лет и не двадцать три, как нам: пока самолет заправляли, техник успевал снять с него рубашку и выкрутить. С нее текло, как будто он под дождем побывал. Теперь можете легко себе представить, что творилось с нами. Прилетишь и не можешь даже из кабины выйти, нас вытаскивали. Не могли уже планшет нести, тянули по земле.

А труд наших девушек-оружейниц! Им надо было четыре бомбы – это четыре сотни килограммов – подвесить к машине вручную. И так всю ночь − один самолет поднялся, второй − сел. Организм до такой степени перестраивался, что мы всю войну не были женщинами. Никаких у нас женских дел… Месячных… Ну, вы сами понимаете… А после войны не все смогли родить.

Мы все курили. И я курила, такое чувство, что ты немножко успокаиваешься. Прилетишь – вся дрожишь, закуришь – успокоишься. Ходили мы в кожанках, брюках, гимнастерке, зимой еще меховая куртка. Поневоле и в походке, и в движениях появлялось что-то мужское. Когда кончилась война, нам сшили платья хаки. Мы вдруг почувствовали, что мы девчонки…» Александра Семеновна Попова, гвардии лейтенант, штурман

«Прибыли мы к Сталинграду… Там смертные бои шли. Самое смертельное место… Вода и земля были красные… И вот с одного берега Волги нам надо переправиться на другой. Нас никто слушать не хочет: — «Что? Девчонки? Кому вы к черту тут нужны! Нам стрелки и пулеметчики нужны, а не связисты». А нас много, восемьдесят человек. К вечеру девчат, которые побольше были, взяли, а нас вдвоем с одной девочкой не берут. Малые ростом. Не выросли. Хотели в резерве оставить, но я такой рев подняла…

«До войны ходили слухи, что Гитлер готовится напасть на Советский Союз, но эти разговоры строго пресекались. Пресекались соответствующими органами… Вам ясно, какие это органы? НКВД… Чекисты… Если люди шептались, то дома, на кухне, а в коммуналках – только в своей комнате, за закрытыми дверями или в ванной, открыв перед этим кран с водой.

Но когда Сталин заговорил… Он обратился к нам: — «Братья и сестры…» Тут все забыли свои обиды… У нас дядя сидел в лагере, мамин брат, он был железнодорожник, старый коммунист. Его арестовали на работе… Вам ясно – кто? НКВД… Нашего любимого дядю, а мы знали, что он ни в чем не виноват. Верили. Он имел награды еще с гражданской войны… Но после речи Сталина мама сказала: — «Защитим Родину, а потом разберемся». Родину любили все. Я побежала сразу в военкомат. С ангиной побежала, у меня еще не спала окончательно температура. Но я не могла ждать…» Елена Антоновна Кудина, рядовая, шофер.

«С первых дней войны в нашем аэроклубе начались переустройства: мужчин забирали, а заменяли их мы, женщины. Учили курсантов. Работы было много, с утра до ночи. Муж мой ушел на фронт одним из первых. Осталась у меня только фотография: стоим с ним вдвоем у самолета, в летчицких шлемах…

Жили мы теперь вдвоем с дочкой, жили все время в лагерях. А как жили? Я с утра ее закрою, дам каши, и с четырех часов утра мы уже летаем. Возвращаюсь к вечеру, а она поест или не поест, вся измазанная этой кашей. Уже даже не плачет, а только смотрит на меня. Глаза у нее большие, как у мужа… К концу сорок первого мне прислали похоронную: муж погиб под Москвой. Он был командир звена. Я любила свою дочку, но отвезла ее к его родным. И стала проситься на фронт… В последнюю ночь… Всю ночь простояла у детской кроватки на коленях…» Антонина Григорьевна Бондарева, гвардии лейтенант, старший летчик.

«Ребеночек у меня был маленький, в три месяца я его уже на задание брала. Комиссар меня отправлял, а сам плакал… Медикаменты из города приносила, бинты, сыворотку… Между ручек и между ножек положу, пеленочками перевяжу и несу. В лесу раненые умирают. Надо идти. Надо! Никто другой не мог пройти, не мог пробраться, везде немецкие и полицейские посты, одна я проходила. С ребеночком. Он у меня в пеленочках… Теперь признаться страшно… Ох, тяжело! Чтобы была температура, ребеночек плакал, солью его натирала. Он тогда красный весь, по нем сыпь пойдет, он кричит, из кожи лезет. Остановят у поста: — «Тиф, пан… Тиф…» Они гонят, чтобы скорее уходила: — «Вэк! Вэк!» И солью натирала, и чесночок клала. А дитятко маленькое, я его еще грудью кормила. Как пройдем посты, войду в лес, плачу-плачу. Кричу! Так дитятко жалко. А через день-два опять иду…» Мария Тимофеевна Савицкая-Радюкевич, партизанская связная.

«Направили в Рязанское пехотное училище. Выпустили оттуда командирами пулеметных отделений. Пулемет тяжелый, на себе его тащишь. Как лошадь. Ночь. Стоишь на посту и ловишь каждый звук. Как рысь. Каждый шорох сторожишь…

На войне, как говорится, ты наполовину человек, а наполовину зверь. Это так… Другим способом не выжить. Если будешь только человек – не уцелеешь. Башку снесет! На войне надо что-то о себе вспомнить. Что-то такое… Вспомнить что-то из того, когда человек еще был не совсем человек… Я не сильно ученая, простой бухгалтер, но это я знаю.

До Варшавы дошла… И все пешочком, пехота, как говорится, пролетариат войны. На брюхе ползли… Не спрашивайте больше меня… Не люблю я книг о войне. О героях… Шли мы больные, кашляющие, не выспавшиеся, грязные, плохо одетые. Часто голодные… Но победили!» Любовь Ивановна Любчик, командир взвода автоматчиков.

«Однажды на учениях… Я не могу это без слез почему-то вспоминать… Была весна. Мы отстрелялись и шли назад. И я нарвала фиалок. Маленький такой букетик. Нарвала и привязала его к штыку. Так и иду. Возвратились в лагерь. Командир построил всех и вызывает меня. Я выхожу… И забыла, что у меня фиалки на винтовке. А он меня начал ругать: — «Солдат должен быть солдат, а не сборщик цветов». Ему было непонятно, как это в такой обстановке можно о цветах думать. Мужчине было непонятно… Но я фиалки не выбросила. Я их тихонько сняла и в карман засунула. Мне за эти фиалки дали три наряда вне очереди…

Другой раз стою на посту. В два часа ночи пришли меня сменять, а я отказалась. Отправила сменщика спать: — «Ты днем постоишь, а я сейчас». Согласна была простоять всю ночь, до рассвета, лишь бы послушать птиц. Только ночью что-то напоминало прежнюю жизнь. Мирную.

Когда мы уходили на фронт, шли по улице, люди стояли стеной: женщины, старики, дети. И все плакали: «Девчонки идут на фронт». Нас шел целый батальон девушек.

Я – за рулем… Собираем после боя убитых, они по полю разбросаны. Все молодые. Мальчики. И вдруг − девушка лежит. Убитая девушка… Тут все замолкают…» Тамара Илларионовна Давидович, сержант, шофер.

«Платья, туфельки на каблуках… Как нам жалко их, в мешочки позапрятывали. Днем в сапогах, а вечером хоть немножко в туфельках перед зеркалом. Раскова увидела – и через несколько дней приказ: всю женскую одежду отправить домой в посылках. Вот так! Зато новый самолет мы изучили за полгода вместо двух лет, как это положено в мирное время.

В первые дни тренировок погибло два экипажа. Поставили четыре гроба. Все три полка, все мы плакали навзрыд. Выступила Раскова: – Подруги, вытрите слезы. Это первые наши потери. Их будет много. Сожмите свое сердце в кулак… Потом, на войне, хоронили без слез. Перестали плакать.

Летали на истребителях. Сама высота была страшной нагрузкой для всего женского организма, иногда живот прямо в позвоночник прижимало. А девочки наши летали и сбивали асов, да еще каких асов! Вот так! Знаете, когда мы шли, на нас мужчины смотрели с удивлением: летчицы идут. Они восхищались нами…» Клавдия Ивановна Терехова, капитан авиации.

«Кто-то нас выдал… Немцы узнали, где стоянка партизанского отряда. Оцепили лес и подходы к нему со всех сторон. Прятались мы в диких чащах, нас спасали болота, куда каратели не заходили. Трясина. И технику, и людей она затягивала намертво. По несколько дней, неделями мы стояли по горло в воде. С нами была радистка, она недавно родила. Ребенок голодный… Просит грудь… Но мама сама голодная, молока нет, и ребенок плачет. Каратели рядом… С собаками… Если собаки услышат, то все погибнем. Вся группа – человек тридцать… Вам понятно? Командир принимает решение… Никто не решается передать матери приказ, но она сама догадывается. Опускает сверток с ребенком в воду и долго там держит… Ребенок больше не кричит… Низвука… А мы не можем поднять глаза. Ни на мать, ни друг на друга…»

Из разговора с историком. — Когда впервые в истории женщины появились в армии? — Уже в IV веке до нашей эры в Афинах и Спарте в греческих войсках воевали женщины. Позже они участвовали в походах Александра Македонского.

Русский историк Николай Карамзин писал о наших предках: «Славянки ходили иногда на войну с отцами и супругами, не боясь смерти: так при осаде Константинополя в 626 году греки нашли между убитыми славянами многие женские трупы. Мать, воспитывая детей, готовила их быть воинами».

— А в новое время? — Впервые — в Англии в 1560-1650 годы стали формировать госпитали, в которых служили женщины-солдаты.

— Что произошло в ХХ веке? — Начало века… В Первую мировую войну в Англии женщин уже брали в Королевские военно-воздушные силы, был сформирован Королевский вспомогательный корпус и женский легион автотранспорта – в количестве 100 тысяч человек.

В России, Германии, Франции многие женщины тоже стали служить в военных госпиталях и санитарных поездах.

А во время Второй мировой войны мир стал свидетелем женского феномена. Женщины служили во всех родах войск уже во многих странах мира: в английской армии – 225 тысяч, в американской – 450- 500 тысяч, в германской – 500 тысяч…

В Советской армии воевало около миллиона женщин. Они овладели всеми военными специальностями, в том числе и самыми «мужскими». Даже возникла языковая проблема: у слов «танкист», «пехотинец», «автоматчик» до того времени не существовало женского рода, потому что эту работу еще никогда не делала женщина. Женские слова родились там, на войне…

Санинструктор танковой бригады

Оригинальное название главы — «Одна я вернулась к маме…».

Вскоре Алексиевич перестаёт записывать всех подряд, выбирает женщин разных военных профессий. Нина Вишневская в качестве санинструктора танковой бригады участвовала в одном из сражений Курской Дуги. Девушка-санинструктор в танковых войсках — редкость, обычно там служили мужчины.

Каждый из нас видит жизнь через своё дело, через своё место в жизни или в событии, в котором участвует.

По дороге в Москву, где жила Вишневская, автор разговорилась с соседями по купе. Двое из них воевали, один — сапёром, второй — партизанил. Оба считали, что женщине не место на войне. Женщину-медсестру, спасающую жизни, они ещё могли принять, но не женщину с винтовкой.

Солдаты видели в фронтовых девчонках подруг, сестёр, но не женщин. После войны «они оказались страшно незащищёнными». Женщины, оставшиеся в тылу, видели в них вертихвосток, отправившихся на фронт за женихами, ходя девушки, чаще всего, были честные, чистые. Многие из них так и не вышли замуж.

Нина Вишневская рассказала, как её, маленькую и хрупкую, не хотели брать в танковые войска, где требовались крупные и сильные девушки, способные вытащить мужчину из горящего танка. Нина пробралась на фронт «зайцем», спрятавшись в кузове грузовика.

Санинструкторам в танке места не было, девушки цеплялись за броню, рискуя угодить под гусеницы, чтобы вовремя заметить загоревшийся танк. Из всех своих подружек Нина «одна вернулась к маме».

Переписав рассказ с магнитофонной плёнки, Алексиевич отослала его Вишневской, но та вычеркнула все забавные истории, трогательные мелочи. Она не хотела, чтобы её сын узнал об этой стороне войны, стремилась остаться для него героиней.

В последствии автор «не раз сталкивалась с этими двумя правдами, живущими в одном человеке» — собственной и общей. Порой Алексиевич с трудом удавалось разговорить женщину и услышать рассказ о её личной войне.

Брифли существует благодаря рекламе:

Очень кратко

Воспоминания женщин, прошедших войну: артиллеристок, снайперов, сапёров, лётчиц, прачек, пекарей, медсестёр, партизанок.

Основное повествование идёт от имени Светланы Алексиевич, рассказы героинь — от их лица.

Женщины участвовали в войнах, начиная с IV века до нашей эры. В Первую Мировую войну в армиях Европы уже служило сотни тысяч женщин. Но во время Второй мировой войны произошёл «женский феномен» — воевать ушли миллионы женщин. Они служили во всех, даже самых «мужских» родах войск.

Супруги-фронтовики

Оригинальное название главы — «В нашем доме две войны живут…».

Ольга Подвышенская и её муж Саул любят повторять: «В нашем доме две войны живут…». Ольга, старшина первой статьи, воевала в морской части на Балтике, её муж был сержантом пехоты.

Ольгу долго не брали на фронт — она работала на тыловом заводе, где люди были на вес золота. Повестку она получила только в июне 1942 и попала в блокадный Ленинград, в отряд дымомас­кировки — дымом заслоняли военные корабли, которые немцы регулярно обстреливали. Своим пайком девочки подкармливали умирающих от голода детей.

Ольга стала командиром отделения, целые дни проводила на катере, где не было туалета, с экипажем из одних парней. Для женщины это было очень тяжело. Она до сих пор не может забыть, как после большого боя по Морскому каналу плыли бескозырки погибших моряков.

Ольга не носила медалей, боялась насмешек. Многие фронтовички скрывали своё участие в боях, ранения, из страха, что их не возьмут замуж. Только через десятки лет после войны на них обратили внимание.

Месть за погибшего отца

Оригинальное название главы — «Телефонная трубка не стреляет…».

На контакт с Алексиевич фронтовички идут по-разному. Одни начинают рассказывать сразу, прямо по телефону, другие долго откладывают. Встречи с Валентиной Чудаевой автор ждала несколько месяцев.

Война началась после Валентининого выпускного. Девушка стала связисткой в зенитной части. Узнав о гибели отца, Валентина захотела отомстить, но «телефонная трубка не стреляет», и девушка прорвалась на передовую, окончила трёхмесячные курсы, стала командиром орудия.

Затем Валентину ранило осколком в спину и отбросило в сугроб, где она пролежала несколько часов и отморозила ноги. В госпитале ноги хотели ампутировать, но молодой врач попробовал новый способ лечения — вводил под обмороженную кожу кислород — и ноги удалось сохранить.

От положенного после госпиталя отпуска Валентина отказалась, вернулась в свою часть и День Победы встретила в Восточной Пруссии. Вернулась домой, к мачехе, которая её ждала, хотя и думала, что падчерица вернётся калекой.

Дом — это что-то такое, что больше людей, которые в нём живут, и больше самого дома.

Валентина скрыла, что воевала и была контужена, Вышла замуж за своего, фронтового, переехала в Минск, родила дочь. «Кроме любви, ничего в доме не было», даже мебель подбирали на свалках, но Валентина была счастлива.

Теперь, через сорок лет после войны, женщин-фронтовичек стали чествовать. Валентину приглашают на встречи с иностранцами… И всё, что у неё осталось — это Победа.

Будни военного госпиталя

Оригинальное название главы — «Нас награждали маленькими медалями…».

Почтовый ящик Алексиевич забит письмами. Все хотят рассказать, потому что слишком долго молчали. Многие пишут о послевоенных репрессиях, когда герои войны прямо с фронта попадали в сталинские лагеря.

Охватить всё невозможно, и вдруг неожиданная помощь — приглашение от ветеранов 65 армии генерала Батова, которые собираются раз в год в гостинице «Москва». Алексиевич записывает воспоминания сотрудников военного госпиталя.

«Зелёные» девчонки, окончившие три курса мединститута, спасали людей. Многие из них были «мамиными дочками» и впервые покинули дом. Уставали так, что спали на ходу. Врачи оперировали сутками, засыпали у операционного стола. Девочки не разбирались в наградах, говорили: «Нас награждали маленькими медалями…».

Иногда госпиталь срочно эвакуировали, и раненых приходилось оставлять. Они просили не отдавать их живыми в руки фашистам, которые издевались над русскими ранеными. А во время наступления в госпиталь попадали раненые немцы, и их приходилось лечить, перевязывать…

Отомстила за «кровного брата»

Оригинальное название главы — «Это была не я…».

Военные годы люди вспоминают с удивлением — прошлое пронеслось, а человек остался в обыкновенной жизни, словно разделился надвое: «Это была не я…». Рассказывая, они снова встречаются сами с собой, и Алексиевич кажется, что она слышит одновременно два голоса.

Ольга Омельченко, санинструктор стрелковой роты, в шестнадцать лет стала донором крови. На одну из бутылочек с её кровью врач приклеил бумажку с адресом, и вскоре к девушке приехал кровный «брат».

Через месяц Ольга получила на него похоронку, захотела отомстить и настояла на отправке на фронт. Девушка пережила Курскую дугу. В одном из боёв двое солдат струсили, побежали, и за ними — вся цепь. Трусов расстреляли перед строем. Ольга была одной из тех, кто привёл приговор в исполнение.

После войны она тяжело заболела. Старый профессор объяснил болезнь психической травмой, полученной на войне в слишком юном возрасте, советовал выйти замуж и нарожать детей, но Ольга чувствовала себя старой.

У человека на войне стареет душа.

Замуж она всё же вышла. Родила пятерых мальчиков, оказалась хорошей мамой и бабушкой.

Дочери героя

Оригинальное название главы — «Я эти глаза и сейчас помню…».

Поиск свёл Алексиевич с двумя дочерями Героя Советского Союза Василия Коржа, ставшего белорусской легендой. Ольга и Зинаида Корж были санинструкторами в кавалерийском эскадроне.

Зина отстала от семьи во время эвакуации, прилепилась к женщине-врачу и осталась в её санчасти. После четырёх­месячных курсов медсестёр Зина вернулась в санчасть. Под Ростовом, во время бомбёжки была ранена, попала в госпиталь. В конце 1941 получила отпуск и нашла маму с сестрой и младшим братом в колхозе под Сталинградом.

Сёстры решили примкнуть к какой-нибудь военной части, но в Сталинграде их никто слушать не захотел. Они подались на Кубань к знакомым отца и попали в кавалерийский казачий корпус.

В восемнадцать лет Зину комиссовали по состоянию здоровья — «три ранения, тяжёлая контузия». После войны отец помог дочерям привыкнуть к мирной жизни. Врачами сёстры не стали — слишком много крови было в их жизни.

Мирные военные профессии

Оригинальное название главы — «Мы не стреляли…».

На войне не только стреляли, но и готовили, стирали бельё, шили обувь, ремонтировали машины, ухаживали за лошадьми. Война наполовину состояла из обычной жизни, которую двигали обычные люди. «Мы не стреляли…», — вспоминают они.

Поварихи целыми днями ворочали неподъёмные котлы. Прачки стирали руки в кровь, отмывая задубевшую от крови одежду. Санитарки ухаживали за тяжелоранеными — мыли, кормили, подносили судно.

Девчонки были снабженцами и почтальонам, строителями и корреспон­дентами. Многие дошли до Берлина. Награждать работников «второго фронта» начали только в конце войны.

Валентина Братчикова-Борщевская, замполит прачечного отряда, в конце войны выбила награды для многих девчат. В одной немецкой деревне наткнулись на швейную мастерскую, и Валентина каждой уезжавшей домой прачке подарила по швейной машинке.

Антонина Ленкова, убегая от немцев, осела в колхозе под Сталинградом, где выучилась водить трактор. На фронт она ушла в ноябре 1942-го, когда исполнилось восемнадцать, стала собирать моторы в автобро­не­танковой полевой мастерской — «заводе на колёсах», где работали по двенадцать часов, под бомбёжкой.

Красивых девочек жалели на войне, жалели больше. ‹…› Их жалко было хоронить… Жалко было выписывать маме похоронку…

После войны выяснилось, что у девушки разрушена вся вегетативная нервная система, но Антонина всё равно окончила университет, который стал для неё вторым Сталинградом.

Война и женские потребности

Оригинальное название главы — «Требовался солдат… а хотелось быть ещё красивой…».

Даже на войне женщины старались себя украсить, хотя это было запрещено — «требовался солдат… а хотелось быть ещё красивой…». Сделать из девушек воинов было не просто — они труднее, чем мужчины, привыкали к дисциплине. Командиры не всегда понимали женские потребности.

Штурман Александра Попова, летавшая на самолётах «По-2», сделанных из дерева и ткани, только после войны узнала, что у неё всё сердце в рубцах — сказались страшные ночные полёты. А у девушек-оружейниц, поднимавших тяжёлые снаряды, прекращались месячные, после войны многие из них не смогли родить.

Во время месячных девушки вытирали ноги травой и оставляли за собой кровавый след, а брюки с засохшей кровью натирали кожу. Лишнее бельё они воровали у солдат.

Таисия Руденко с детства мечтала служить на флоте, но в Ленинградское артилле­рийское училище её приняли только по распоряжению самого Ворошилова. Чтобы не остаться после училища на берегу, Таисия выдала себя за парня, ведь женщина на корабле — плохая примета. Она стала первой женщиной-офицером ВМФ.

Женщин на войне старались беречь. Чтобы попасть на боевое задание, надо было выделиться, доказать, что справишься. Но женщины вопреки всему справлялись.

Светлана Алексиевич — нобелевский лауреат

Советская и белорусская писательница получила в 2020 году Нобелевскую премию по литературе за документально-очерковое собрание рассказов «У войны не женское лицо». Сама книга была написана в 1983 году, однако часть воспоминаний была вычеркнута цензорами, обвинившими Светлану Алексиевич в «пацифизме, натурализме и развенчании героического образа советской женщины».

Солдаты. (wikipedia.org)

Сапёр ошибается один раз

Оригинальное название главы — «Барышни! А вы знаете: командир сапёрного взвода живёт только два месяца…».

Алексиевич старается понять, «как можно уцелеть среди этого бесконечного опыта умирания». Командир сапёрного взвода Станислава Волкова рассказала, как девочек, окончивших сапёрную школу, не хотели пускать на передовую, пугали: «Барышни! А вы знаете: командир сапёрного взвода живёт только два месяца…».

Апполину Лицкевич, офицера-минёра, бывалые сапёры-разведчики долго не принимали за командира. Апполина прошла всю Европу, и ещё два года после войны разминировала города, деревни, поля.

Валентина Кузьминична Братчикова-Борщевская, лейтенант, замполит полевого прачечного отряда:

«Привели меня к моему взводу… Солдаты смотрят: кто с насмешкой, кто со злом даже, а другой так передернет плечами — сразу все понятно. Когда командир батальона представил, что вот, мол, вам новый командир взвода, все сразу взвыли: «У-у-у-у…». Один даже сплюнул: «Тьфу!»

А через год, когда мне вручали орден Красной Звезды, эти же ребята, кто остался в живых, меня на руках в мою землянку несли. Они мной гордились.

С наградами. (wikipedia.org)

Любовь, военные браки и то, о чём не рассказывают

Оригинальное название главы — «Только поглядеть один раз…».

О любви на войне женщины говорят неохотно, словно защищаясь «от послевоенных обид и наветов». Решившиеся рассказать всё, просят изменить фамилию.

Некоторые женщины уходили на фронт вслед за любимым мужем, находили его на передовой, чтобы «только поглядеть один раз…», и, если повезёт, вместе возвращались домой. Но чаще им приходилось видеть гибель любимого человека.

Большинство фронтовичек утверждает, что мужчины относились к ним как к сёстрам, берегли. Саниструктор Софья К-вич не побоялась признаться, что была «походно-полевой женой». Бережного отношения она не знала и рассказам других фронтовичек не верит. Своего последнего «военного мужа» она любила, но его ждали жена и дети. В конце войны Софья родила от него дочь, а он вернулся к жене и забыл, словно и не было ничего. Но Софья не жалеет — она была счастлива…

Многие медсёстры влюблялись в раненных, выходили за них замуж.

Наша любовь не делилась на сегодня и на завтра, а было только — сегодня.

Послевоенные браки нередко распадались, поскольку окружающие предвзято относились к фронтовичкам. Снайпера Клавдию С-ву, вышедшую замуж после войны, муж бросил из-за того, что их дочь родилась умственно отсталой — она на войне была, убивала, поэтому и «ребёнка нормального родить не способна». Сейчас дочь живёт в сумасшедшем доме, Клавдия навещает её каждый день…

Нонна Александровна Смирнова, рядовая, зенитчица:

«Смотрю теперь фильмы о войне: медсестра на передовой, она идет аккуратненькая, чистенькая, не в ватных брюках, а в юбочке, у нее пилоточка на хохолке. Ну, неправда! Разве мы могли вытащить раненого, если бы были такие… Не очень-то в юбочке наползаешь, когда одни мужчины вокруг. А по правде сказать, юбки нам в конце войны только выдали как нарядные. Тогда же мы получили и трикотаж нижний вместо мужского белья. Не знали, куда деваться от счастья. Гимнастерки расстегивали, чтобы видно было…

Зенитчицы. (wikipedia.org)

Лесная война

Оригинальное название главы — «Про бульбу дробненькую…».

Кроме войны «официальной» была и другая война, не отмеченная на карте. Там не было нейтральной полосы, «никто не мог там сосчитать всех солдат», стреляли там из охотничьих ружей и берданок. «Сражалась не армия, а народ» — партизаны и подпольщики.

Самым страшным на этой войне было не умереть, а быть готовым принести в жертву своих близких. Родственников партизан вычисляли, забирали в гестапо, пытали, использовали в качестве живого заслона во время рейдов, но ненависть была сильнее страха за близких.

Враг пришёл со злом на нашу землю… С огнём и мечом…

Партизанки-разведчицы ходили на задания со своими маленькими детьми, проносили бомбы в детских вещах. Ненависть к врагу пересилила даже материнскую любовь…

С партизанами немцы расправлялись жестоко, «за одного убитого немецкого солдата сжигали деревню». Люди помогали партизанам как могли, отдавали одежду, «последнюю дробненькую бульбу».

Особенно сильно пострадали белорусские деревни. В одной из них Алексиевич записывает рассказы женщин о войне и послевоенном голоде, когда на столе была одна картошка, по-белорусски — «бульба».

Однажды немцы пригнали к деревне пленных — «кто признает там своего, может забрать». Бабы сбежались, разобрали их по хатам — кто своих, кто чужих. А через месяц нашёлся гад — донёс в комендатуру, что чужих взяли. Пленных забрали и расстреляли. Хоронили их всей деревней и год оплакивали…

Послевоенным детям 13−14 лет приходилось браться за взрослый труд — обрабатывать землю, собирать урожай, валить лес. А жёны не верили похоронкам, ждали, и снились им мужья каждую ночь.

Клара Семеновна Тихонович, старший сержант, зенитчица:

«После войны… Я жила в коммунальной квартире. Соседки все были с мужьями, обижали меня. Издевались: «Ха-ха-а… Расскажи, как ты там б… с мужиками…». В мою кастрюлю с картошкой уксуса нальют. Всыпят ложку соли… Ха-ха-а…

Демобилизовался из армии мой командир. Приехал ко мне, и мы поженились. Записались в загсе, и все. Без свадьбы. А через год он ушел к другой женщине, заведующей нашей фабричной столовой: «От нее духами пахнет, а от тебя тянет сапогами и портянками». Так и живу одна. Никого у меня нет на всем белом свете. Спасибо, что ты пришла…».

На Берлин. (wikipedia.org)

Из фашистских лагерей — в сталинские

Оригинальное название главы — «Мама, что такое — папа».

Алексиевич уже не может относиться к войне как к истории. Она слышит рассказы женщин-солдат, многие из которых были матерями. Они уходили на войну, оставляя маленьких детей дома, шли в партизаны, забирая их с собой. Дети не узнавали вернувшихся с фронта матерей, и это было самым болезненным для фронтовичек, ведь зачастую только воспоминания о детях помогали им выжить. Мужчин возвращалось так мало, что дети спрашивали: «Мама, что такое — папа»

Большинство тех, кто боролся с фашистами в тылу, ждали не почёт и слава, а сталинские лагеря и клеймо «врага народа». Пережившие это до сих пор боятся говорить.

Вернувшись в Минск, Людмила узнала, что её муж — «враг народа», а сама она — «французская проститутка». Под подозрением были все, побывавшие в плену и оккупации.

Советский офицер в плен не сдаётся, у нас нет пленных, у нас есть предатели.

Людмила писала во все инстанции. Через полгода мужа освободили, седого, со сломанным ребром и отбитой почкой. Но он всё это считал ошибкой: «главное… мы победили».

Победа и воспоминания о сытой Германии

Оригинальное название главы — «И она прикладывает руку туда, где сердце…».

Для тех, кто дожил до Победы, жизнь разделилась на две части. Людям пришлось заново учиться любить, становиться «человеком не войны». Дошедшие до Германии заранее были готовы ненавидеть и мстить, но, увидев умирающих от голода немецких детей и женщин, кормили их супом и кашей с солдатских кухонь.

Вдоль немецких дорог стояли самодельные плакаты с надписью «Вот она — проклятая Германия!», а по дорогам шли домой люди, освобождённые из концлагерей, военнопленные, те, кого отослали сюда работать. Советская армия проходила через опустевшие посёлки — немцев убедили, что русские никого не пощадят, и они сами убивали себя, своих детей.

Связистка Аглая Нестерук была потрясена, увидев хорошие дороги, богатые крестьянские дома. Русские ютились в землянках, а здесь — белые скатерти и кофе в маленьких чашечках. Аглая не понимала, «зачем им было воевать, если они так хорошо жили». А русские солдаты врывались в дома и расстреливали эту красивую жизнь.

Но всё равно мы не способны были сделать им то, что они нам сделали. Заставить их страдать так, как мы страдали.

Медсёстрам и врачам не хотелось перевязывать и лечить немецких раненых. Им приходилось учиться относиться к ним как к обычным больным. Многие медработники всю оставшуюся жизнь не могли видеть красного цвета, так напоминающего кровь.

Наталья Ивановна Сергеева, рядовая, санитарка:

«Я собирала у своих солдат все, что у них есть, что оставалось от пайка, любой кусочек сахара, и отдавала немецким детям. Разумеется, я не забыла… Я все помнила… Но смотреть спокойно в голодные детские глаза я не могла. Ранним утром уже стояла очередь немецких детей около наших кухонь, давали первое и второе. У каждого ребенка через плечо перекинута сумка для хлеба, на поясе бидончик для супа и что-нибудь для второго — каши, гороха. Мы их кормили, лечили. Даже гладили… Я первый раз погладила… Испугалась… Я… Я! Глажу немецкого ребенка… У меня пересохло во рту от волнения. Но скоро привыкла. И они привыкли…».

Групповой портрет. (wikipedia.org)

Источник