О чем говорит молчание
Почему молчание порой равносильно эмоциональному насилию, и как на него реагировать
Активное молчание — это намеренный отказ вступать в вербальный контакт с другим человеком, как правило, являющийся следствием какого-либо конфликта. Эта линия поведения, как правило, сопровождается холодностью, отстраненностью и является пассивно-агрессивной формой контроля. А во многих случаях даже «достойна» считаться одним из видов эмоционального насилия.
Так бывает далеко не всегда. Порою вам или вашему собеседнику действительно нечего сказать. В эти моменты, когда вы явно находитесь на разных волнах, разумнее отступить в свои уголки психологического ринга, чтобы подумать, перегруппироваться, а после вернуться к бою за истину (или пожать руки и прекратить бессмысленный бой, если вам просто не за что больше сражаться).
Такие ссоры и споры никогда не бывают приятными (а какие ссоры вообще бывают?). Но они приходят и уходят, зачастую оставляя за собою разрешение какой-либо сложной ситуации и, возможно, новое понимание.
Вот только… все мы бывали в ситуации, когда просто не хотим возвращаться к спору и даже не из-за страха, что все выйдет из-под контроля. Мы отступаем для того, чтобы наказать молчанием нашего собеседника.
Молчание по праву ставится на первое место в арсенале пассивной агрессии, так как постоянно держит вашего собеседника «на крючке», одновременно давая вам фальшивое чувство власти над ним.
Активное молчание требовательно — оно требует от других людей такого ментального и эмоционального совершенства, которого, откровенно говоря, нет ни в ком из нас.
Когда мы игнорируем кого-то подобным образом, это может быть весьма болезненным ощущением. Психологические эффекты активного молчания могут быть крайне негативными и длительными. И, откровенно говоря, оно очень нечестно в отношении наших собеседников.
Активное молчание кричит: «Ты должен знать!»
Итак, ты, мой дорогой собеседник, в чью сторону я, насупившись, молчу, должен знать:
а) что ты, по моему мнению, сделал не так;
б) что я по этому поводу чувствую;
в) что ты должен сделать, чтобы покончить с моим молчанием.
Эти три «ты должен» молчаливо проецируются в сторону другого человека, пока вы занимаетесь своими делами в одном доме, внезапно ставшим тесным и душным для вас двоих.
Будем откровенны: «Ты должен знать» может работать лишь с условием полной убежденности в том, что вы и ваш близкий человек настолько близки мыслями, что фраза «Я не должен объяснять, почему мне больно, он и так это знает» кажется вам абсолютно логичной и осмысленной (хоть вы и оперируете категориями невербального и неуловимого). И то, что ваш собеседник порою целыми днями не может понять, что вы от него хотите, бесит вас еще больше.
В вас растет обида в стиле: «Да как ты посмел разрушить мою иллюзию полной близости!»
Ты должен знать, что я чувствую. Ты должен понимать, что должен сделать, чтобы это закончилось. Так почему же ты этого не делаешь?
В этих случаях активное молчание лишь усиливает неуверенность в себе практикующего его человека, и рано или поздно превратится (хотя для этого может потребоваться несколько лет и множество ссор) именно в тот вид недоверия, который обрекает отношения на неудачу. Да, это самоисполняющееся пророчество, начинающееся с взглядов исподлобья и внутренних обвинений.
Если же вам хочется более яркое сравнение, то вот оно: активное молчание — это словно плотные затычки, которые вы вставляете в уши любимого человека, одновременно крича ему, как вам больно, и удивляясь, что он вас не слышит и не понимает.
Несчастье любит компанию
Он, скорее всего, просто не понимает, что длительное, направленное и тяжелое молчание — это тоже один из видов насилия. Просто не физического, а эмоционального.
Если бы молчащие действительно стремились к пониманию и разрешению конфликтов, они бы не молчали — они бы говорили. Хоть что-то, хоть как-то.
Они бы попытались справиться с тем некомфортным осознанием, что человеческие эмоции порою бывают очень ершистыми и неудобными. Но они такие, какие есть. Глупо обвинять другого человека в том, что он не идеален и не умеет читать мысли.
Отказываясь иметь с ними дело, они сами крадут у себя возможность понять, какими чудесными, стойкими и замечательными могут быть эти несовершенные эмоции.
Вам стоит попытаться понять одну простую вещь о жизни и межличностных отношениях: за то время, которое вы и ваш любимый человек проводите вместе, он может при желании найти множество причин и поводов вас бросить — как внешних, так и внутренних. Поверьте, это действительно так. И поэтому не стоит давать ему настоящую и неподдельную причину, по которой это стоит сделать — такую, как оскорбленное молчание, затянувшееся на несколько дней, сопровожденное обиженными взглядами исподлобья.
Если вам хочется жутко обидеться на близкого человека и не общаться с ним, пока он не покается и не исправится, помните о том, что, скорее всего, вы обиделись на какую-то мелочь. Да-да, в большинстве случаев люди перестают общаться друг с другом из-за какой-то мухи, которую они раздули до размеров слона. Не стоит позволять этой мелочи подталкивать партнера к тому, чтобы поискать себе другой дом — там, где с ним хотя бы будут разговаривать.
Так что… вместо того, чтобы оскорбленно молчать в их сторону, постарайтесь поговорить сами с собою. Что именно в поведении близкого человека настолько вывело вас из себя — и почему именно это?
Активное молчание практически всегда является тактикой, с помощью которой мы пытаемся избежать необходимости разбираться с нашими внутренними демонами.
Как с этим бороться
Если ваш близкий человек при виде вас демонстративно не желает общаться и смотрит на вас, поджав губы, вам, скорее всего, захочется выйти из подобной ситуации с наименьшими потерями… Но как это сделать?
Извиниться? Поползать перед молчащим «обиженным» в пыли? Все это бесполезно. Помните — с его точки зрения вы должны страдать за ваши прегрешения.
Но вы не хотите страдать. Более того, вы не хотите, чтобы ваш любимый угодил в свою же ловушку молчания, и его разум наполнялся негативными мыслями и стремлением вас помучить.
Для того, чтобы отреагировать на активное молчание конструктивным образом, нужна чувственность, открытость, понимание и изрядная доля человечности.
То, что вам нужно сделать, на самом деле довольно просто. Решение проблемы молчания вовсе не в том, чтобы каждый раз прощать этого человека, или пытаться быть выше этого и делать вид, будто между вами не происходит ничего странного. Подобный курс действий опять-таки рано или поздно приведет к самоисполняющемуся пророчеству. Просто со временем вы устанете быть человеком, который всегда идет навстречу, закрывая глаза на, мягко говоря, не самое достойное поведение.
На самом деле вам просто нужно быть честными с молчащим, ведь именно этого вы хотите и от него, не так ли? Не отвечайте молчанием на молчание.
Скажите ему: «Мне бы очень хотелось знать, что не так. Я хочу, чтобы мы попробовали вместе разобраться в этой проблеме». Покажите ему, что вы готовы к диалогу — ведь для любого танца нужна пара, а для танца жизни — тем более.
Будьте искренни с любимым человеком. И не делайте вид, будто просто не замечаете его молчания — это лишь подольет топлива в и без того жарко горящий огонь.
Да, я понимаю, что быть честными и искренними в подобной ситуации не так-то просто, так как, скорее всего, вам от нее очень неловко, и она выводит вас из равновесия.
Вам больно… но вы чувствуете себя виноватыми. Довольно сомнительное сочетание, не так ли? Это неприятное сочетание — часть тактики молчащего. Он пытается заставить вас сомневаться в том, не сделаете ли вы своими словами лишь хуже. В каком-то смысле он пытается лишить голоса и вас, и его попытки оставляют после себя мерзкое послевкусие.
Активное молчание — это словно игра в «угадайку», только вам перед ней завязали глаза, и человек, который показывает, что он имеет в виду, на всякий случай стоит к вам спиной, чтобы вы случайно ничего не увидели.
Вам не по душе это «подвешенное» положение, и вы инстинктивно хотите все исправить, но — вот беда — молчащие ставят вас в положение, когда вы просто не знаете, что вы, по их мнению, сделали не так. А может, они поступают с вами подобным образом лишь потому, что им хочется большего контроля над вашими отношениями.
Если на вас давят активным молчанием, это заранее лишает вас любого преимущества. Вам не победить, что бы вы ни делали.
Если вы принимаете навязанную вам ситуацию незнания, в чем вы провинились, неуверенности в том, что сказать и стоит ли вообще что-то говорить, неуважительности к вашим собственным чувствам, отбрасываемым в сторону, словно что-то ненужное и сомнений в том, есть ли будущее у ваших отношений, щедро сдобренных ощущением вины, вызванным убежденностью в том, что это вы создали разрастающуюся трещину между вами, вы играете в заведомо проигрышную игру. В итоге не добиваетесь ничего, беспомощно смотря на то, как ваши отношения летят под откос.
Для того, чтобы выйти за пределы порочного цикла ссор, молчания и возвращения на исходную позицию, для того, чтобы стать человеком, готовым сделать первый шаг к тому, чтобы растопить лед, сковавший ваши отношения, нужно немалое терпение и желание докопаться до истины — но вы должны это сделать, иначе это будет продолжаться вечно.
Учтите, когда молчащий, остававшийся безучастным ко всем вашим попыткам наладить диалог, внезапно «смягчается», «оттаивает» и вновь начинает «снисходить» до общения с вами, даже не говоря, на что обижался, и неодобрительно относясь к вашим попыткам завязать об этом разговор — это лишь очередной психологический прием, рассчитанный на то, чтобы наполнить вас еще большим чувством вины и заставить закрыть глаза на весь вред, который вам причинила вся эта ситуация.
Будьте проще, и это поможет вам решить проблему
Вы просто не можете нормально жить, постоянно чувствуя себя так, будто вы, сами того не зная, напоили любимого человека неведомым ядом, от которого просто обязаны найти противоядие. Не вешайте себе на шею ярмо чувства вины неведомо в чем.
Не принимайте его, не делайте его частью себя. И уж совершенно точно не воспринимайте сознательные или подсознательные попытки близких людей контролировать вас с помощью молчания в качестве признаков вашей неполноценности, криворукости и сволочной натуры.
Знайте, ничто из того, что вы могли совершить, не заслуживает подобного отношения к вам. Если на вас злятся за что-то конкретное (и говорят, за что), это одно… Если же вас обливают ушатом презрения и горделивого молчания за какие-то неведомые прегрешения, это совсем другое.
Если только вы не являетесь по-настоящему тяжелой в эмоциональном плане личностью, склонным к физическому или эмоциональному насилию человеком, или, скажем, прожженным манипулятором (в этих случаях вам действительно нечего друг другу сказать, кроме как «прощай»), вы не сделали ничего для того, чтобы заслужить молчание.
Его единственная цель — это утомить вас обвиняющими взглядами и чувством надуманной вины.
Скорее всего, множество людей (и доброжелательных, и злонамеренных, и просто шутников) давали вам множество самых разных советов относительно «игры под названием любовь»… и все они ошибались изначально, считая любовь всего лишь игрой.
Любовь (да и полноценное общение, если уж на то пошло) — это не игра, у которой есть стороны, ведется подсчет очков, и в которой нужно победить.
Для того, чтобы наши отношения были крепкими и полноценными, нужно следовать всего двум простым правилам.
Будьте добры друг к другу.
Заботьтесь друг о друге.
Только и всего. Это не значит, что вы можете выбрать одно из них — вам нужно и то, и другое, иначе курс ваших отношений рано или поздно собьется с правильного пути, приведя вас прямиком в пропасть.
И злонамеренное молчание идет вразрез сразу с обеими этими правилами. И что бы там ни считал Мик Джаггер, путь к счастью и удовлетворению может начаться с одного простого слова… Скажите «привет».
Это может быть неловкий «привет», сказанный шепотом или через силу, это совершенно неважно. Важно другое — кто-то его сказал. Кто-то из вас.
Вы признали, что никто не может читать ваши мысли, как бы вам того ни хотелось. Что вы вовсе не являетесь открытой книгой (что бы вы там ни думали о вашем уровне эмпатии и эмоциональном интеллекте). И что страх и чувство вины — совершенно не те чувства, которые вам бы хотелось вызывать в близких людях.
И вы, и ваш самый близкий человек одинаково ответственны за то, чтобы у вас все получилось… Если, конечно, у вас двоих изначально была основа, над которой стоило работать.
Жизненные реалии — довольно неплохая отправная точка для начала разговора. Молчание? Порою оно кричит громче любых слов.
Исключения из правила: когда молчание — правильная реакция
Для молчания тоже есть свое время и свое место. Более того, в некоторых ситуациях молчание может оказаться рекомендованной линией поведения.
В токсичных отношениях, когда одна из сторон встречает любые движения в сторону разрешения конфликта эскалацией агрессии и делает это на постоянной основе, молчание может быть единственным выходом для того, чтобы обезопасить себя, пока вы ищете способ покончить с этими отношениями раз и навсегда.
В чем разница между этим молчанием и тем, о котором мы говорили выше?
Задайте себе один простой вопрос: Чего вы пытаетесь добиться молчанием? Вы хотите защитить себя или сделать больно другому человеку? Вот в чем разница, и это единственная разница, которая имеет значение.
Если же вы молчите для того, чтобы избежать риска подвергнуться насилию, это защита.
Активное молчание также рекомендуется использовать, если вам удалось вырваться из основанных на насилии отношениях с нарциссом или социопатом. В этом случае молчание становится незримой границей, которая оберегает вас от возможности вновь попасть под влияние этого человека.
Новое видео:
Между слов: о чем говорит молчание
Представьте себе такой диалог: «Тебе нравятся Володя и Феликс?» Ответ: «Мне нравится Володя». Как вы понимаете этот ответ? Вы понимаете, пожалуй, две вещи: во-первых, человеку, с которым вы разговариваете, нравится Володя, а во-вторых, не нравится Феликс. А как вы это понимаете? Откуда возникает информация о том, что этому человеку не нравится Феликс, если прямо он ничего такого не сказал?
Наука, которая изучает информацию такого рода, — называется прагматика.
Это часть лингвистики, которая исследует значения и смыслы, прямо не закодированные в том, что говорится. Когда я говорю, что мне нравится Володя, я буквально говорю только то, что он мне нравится, но вы понимаете больше, чем сказано. Изучение того, откуда приходит это понимание, и есть предмет прагматики.
Смысл, который вы извлекли, когда я сказал «Мне нравится Володя», называется импликатура. Импликатура — это утверждение, которое прямо не содержится в том, что мы говорим, и не является его логическим следствием. Из того, что мне нравится Володя, не следует, что мне не нравится Феликс. Как возникают импликатуры?
Представьте себе, что в ходе диалога у вас есть определенные ожидания насчет моего поведения как ответственного участника коммуникации, который хочет ответить на ваш вопрос максимально полно и информативно. Когда вы спрашиваете: «Тебе нравятся Володя и Феликс?», в том случае, если мне нравятся оба, полный информативный ответ будет: «Мне нравятся оба». Если я говорю: «Мне нравится Володя», значит, это максимум того, что я могу сообщить. Это самое информативное высказывание, которое я могу сделать. А раз это информативный максимум, значит, я не имею в виду сказать, что Феликс мне тоже нравится. «Значит, — заключает мой собеседник, Феликс ему не нравится». Рассуждения такого рода происходят бессознательно, мы не выстраиваем их явным образом. Но именно такие рассуждения позволяют нам понимать больше, чем прямо говорится. И главное в этом понимании — представление о том, как ведут себя ответственные участники коммуникации, стремящиеся достичь ее главной цели — эффективного обмена информацией.
О поведении участников коммуникации как ответственных целеполагающих субъектов мы знаем благодаря Полу Грайсу, американскому философу и лингвисту, сформулировавшему постулаты речевого общения. Мы соблюдаем их, когда вступаем в диалог с другим человеком, и ожидаем, что он ведет себя так же. Грайс изложил их в виде нескольких максим. Это максима количества («Говори столько, сколько требуется, не больше, не меньше»), максима качества («Утверждай то, что ты считаешь истинным, не ври»), максима релевантности («Говори то, что имеет отношение к делу, не уклоняйся от темы»), максима способа («Выражайся ясно, коротко и однозначно»). И когда мы интерпретируем то, что слышим, мы исходим из того, что коммуникативное поведение нашего собеседника соответствует этим принципам. Мы понимаем, что собеседнику не нравится Феликс именно потому, что, если бы он ему нравился, собеседник, стремящийся говорить правдиво и информативно, выразился бы об этом прямо. А раз он, будучи правдивым и информативным, этого не сделал, значит, это не так.
quote_block mneniya-opinion/idei/275489-kak-mozg-cheloveka-budet-upravlyat-mashinami Импликатуры — это относительно слабые компоненты смысла. В чем их слабость? Если мы отрицаем их явным образом, ничего ужасного не происходит. На вопрос «Нравятся ли тебе Володя и Феликс?» мы можем ответить: «Мне нравится Володя, — а потом немного помолчав, добавить, — и Феликс тоже». Мы не вступаем сами с собой в противоречие. Просто та импликатура, которую наш собеседник уже, возможно, построил, отменяется. Импликатуру всегда можно взять обратно: «Я такого не говорил, а ты просто неправильно меня понял». Если же мы отрицаем те компоненты смысла, которые составляют основное содержание высказывания, возникает противоречие. Мы не можем сказать «Володя в Нью-Йорке, но Володя в Москве», если мы говорим про одно и то же время.
Еще один пример. Если мы слышим предложение типа «Володя был добрый и щедрый» вне контекста, мы начинаем подозревать, что Володя покинул этот мир. Откуда берется такой компонент смысла? Он возникает благодаря все тем же прагматическим принципам. «Добрый и щедрый» — это такие качества, которыми человек обладает на протяжении всей жизни. Если мы говорим, что эти качества относятся к прошлому, то собеседник наш понимает: видимо, нет оснований утверждать, что человек обладает ими сейчас. Если бы он обладал ими сейчас, так прямо и было бы сказано. Но поскольку доброта и щедрость характеризуют человека на протяжении всей жизни, похоже, что и сама жизнь находится в прошлом. Так возникает понимание, что тот, о ком мы говорим, мертв. Это тоже импликатура. Мы можем отрицать ее: «Володя был добрый и щедрый. Собственно, он и сейчас такой же, с течением жизни такие качества не меняются», и понимание того, что Володя умер, тут же уйдет. Импликатура легко поддается отмене, и легко исчезает, если мы хотим, чтобы она исчезла.
Импликатуры придают языку очень большие выразительные возможности и оставляют говорящему очень большое пространство для маневра.
Именно импликатуры позволяют нам передавать информацию посредством молчания. Представьте себе, что в отдел кадров пришел наниматься молодой человек и его потенциальный работодатель звонит на предыдущее место работы и спрашивает: «Вот мы хотим его нанять в нашу компьютерную фирму, что вы можете сказать?» «Ну, — отвечает предыдущий работодатель, — рисует он хорошо». Что понимает в этот момент новый работодатель? Он понимает, что, видимо, этот парень не очень хороший компьютерщик. Если максимум релевантной информации, которую предыдущий работодатель мог сообщить, — это то, что он хорошо рисует, а о его профессиональных качествах предпочел не распространяться, то, видимо, эти профессиональные качества либо отсутствуют, либо очень скромны. Не сказав о человеке ровным счетом ничего плохого, мы даем нашему собеседнику возможность извлечь много информации из того, о чем мы умолчали.
Очень часто импликатуры прячутся в самых неожиданных местах. Каково, например, значение числительного? Когда мы говорим «четыре», что значит «четыре»? Большинство носителей любого языка скажет, что «четыре» — это ровно четыре. Действительно, «у меня четыре сына» — это значит, что их не три и не пять. Но почему тогда, когда мы видим объявление, например: «Всякий, кто имеет четверых детей, может получить скидку в нашем магазине», мы понимаем, что человек с пятью детьми, шестью и так далее тоже имеет право на скидку?
Такого не должно быть, если «четыре» значит ровно четыре. Отцу пятерых детей не на что было бы рассчитывать.
Получается, что в этом предложении «четыре» — это «четыре или больше». И семантисты предположили, что на самом деле все числительные и значат «один или больше», «два или больше», «три или больше», «четыре или больше» и так далее. Значение «ровно четыре» — импликатура.
Как она возникает? Если я хочу сказать, что у меня четверо детей, у меня есть несколько возможностей это сделать. Я могу сказать «один». Поскольку «один» значит «один или больше», то к моей ситуации это числительное подходит. Я могу сказать «два». Поскольку «два» значит «два или больше», то и оно подходит. Годится и «три» и, естественно, «четыре». «Пять» — уже нет. «Пять или больше» — это не о моей семье. Если я хочу быть максимально информативным и при этом не преувеличивать собственную многодетность, то какую из возможностей — «один», «два», «три», «четыре» — я предпочту? Я выбираю самый точный и самый информативный вариант — «четыре». Слушающий догадывается, что у меня нет оснований для более сильного утверждения — «пять», потому что иначе я бы так и сказал. И именно поэтому «четыре» мы понимаем как «ровно четыре». И только в некоторых контекстах, где, как в случае с объявлением в магазине, информативность работает немного по-другому, подлинный облик числительных выходит на свет. И мы видим, что «четыре» — это «четыре или больше».
Импликатуры, таким образом, ждут нас практически везде. Трудно себе представить, как выглядело бы наше общение, если бы они из него вдруг исчезли. Спасибо Полу Грайсу, мы теперь многое знаем о том, как они устроены и что можно с ними делать. Мы лучше понимаем, как наши собеседники пытаются обворожить нас, манипулируют нами или передают информацию, которую мы должны извлечь, не обращая внимания на то, что говорится прямо.
Научиться молчать
Почему Арсений Великий говорил о том, что нередко раскаивался в сказанном, но никогда не сожалел о молчании? Возможно, он вспоминал при этом о годах, проведенных в столице, в ее блеске, в ее «высшем свете», в котором света на самом деле так мало и так много самой настоящей тьмы – мало правды и много лживых, льстивых, неискренних речей. Возможно, ему на ум приходили ситуации, когда его собственные слова, произнесенные под влиянием определенных обстоятельств и чувств, спустя какое-то время оказывались не соответствующими действительности, что не могло не уязвлять его чистую душу. Возможно, когда-то ему случалось давать кому-либо не очень удачные советы, и впоследствии он об этом скорбел… Но всё это относилось к прежней – многозаботливой, многопопечительной, наполненной суетой жизни, а уж никак, кажется, не к тому преподобническому житию, которое проводил он в пустыне.
Почему это «раскаяние в сказанном» оставалось для подвижника по-прежнему живым и сильным? Отчего он, безмолвник, напоминал об опасности, которую таит в себе наш собственный язык, – другим и наравне с ними себе самому? Или даже в первую очередь – себе самому?
Когда мы говорим безудержно и беспорядочно, нам очень трудно уследить за всем, что взошло откуда-то из недр нашего сердца на язык, покрутилось на нем да и сорвалось с него. Мы чувствуем вечером опустошенность, усталость, какую-то неясную тяжесть на душе и относим всё это к впечатлениям прошедшего дня, к его обстоятельствам – иногда непростым, иногда прямо искусительным. Но нам часто невдомек, что в значительной степени усталостью и опустошенностью этими обязаны мы самим себе – тому, что и как мы говорили, тому, насколько невнимательными мы были по отношению к «исходящему из уст».
Это кажется нам настолько естественным, настолько привычным – общаться, поддерживать разговор, беседовать… Это представляется нам чем-то совершенно необходимым, видится неотъемлемой частью нашей жизни, пребывания в сообществе с другими людьми. И, пожалуй, именно так это и есть. Но редко, редко кто отдает себе отчет в том, что каждый раз, прежде чем произнести то или иное слово, необходимо хотя бы немного поразмыслить, взвесить его на весах своего сердца, понять, будет ли сказанное правдой или окажется ложью, принесет оно кому-то пользу или навредит, доброе оно или злое. Мы чаще всего говорим просто потому, что захотели что-то сказать, повинуясь внутреннему импульсу, не проанализировав его, не оценив – прежде всего с точки зрения евангельской.
«От слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься» (Мф. 12: 37) – это предупреждение зачастую кажется нам иносказанием: что такое слово, важны дела! Но Господь – не мы. И если что-то сказано Им, то сказанное – истина.
Произносимое нами оказывает колоссальное влияние на нас, во многом нас формирует
Есть огромная, теснейшая связь между тем, что мы говорим, и нами самими. «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется…» – не только в жизни, судьбе других людей, но и, прежде всего, в нашей собственной. Произносимое нами оказывает колоссальное влияние на нас, во многом нас формирует – неким вторичным, но очень действенным образом. И либо мы управляем своим словом, сознательно и ответственно относясь к нему, либо оно управляет нами.
То, что мы говорим, всегда так или иначе проявляет какую-то часть содержания нашей жизни, нашего сердца, нас самих – в том числе и сказанное «случайно», между делом, без рассуждения и осмысления. Проявляет, а вслед за тем закрепляет, взращивает это содержание в нас, и горе нам, если закрепляемое и взращиваемое – не лучшее из того, что вообще может быть в человеке. Оттого-то и образуется это единство произносимого и жизни человека, даже в том случае, если он лжет.
Можно снова вспомнить преподобного Антония Великого: «Бог хранит тебя до тех пор, пока ты хранишь уста свои». То есть хранимы мы до тех пор, пока готовы созидать, пока внимательны к себе, пока продолжается внутренняя работа, и не хранимы – когда начинаем сами свое внутреннее разорять, перестаем следить за тем, что рождается в сердце и исходит потом из уст. Потому что близок Бог к боящимся Его, и далеки от Него те, кто говорит необдуманно, бесстрашно и много.
Уста точно двери дома: если они часто открываются, то тепло из дома уходит
Много говорить небезопасно ведь не только оттого, что внимание трудно сохранять и посему «во многословии не избежишь греха» (Притч. 10: 19). Преподобные Варсонофий Великий и Иоанн Пророк объясняют своему ученику, впоследствии известному всему христианскому миру наставнику аскетической жизни, в то время еще не авве, а просто Дорофею: «Ты так много говоришь только потому, что не познал еще, какой это приносит вред». Какой? Помимо выше приведенного объяснения из Священного Писания отцы дают объяснение свое, не менее, пожалуй, убедительное: уста точно двери дома: если они часто открываются, то тепло из дома уходит.
Тепло… Это то самое тепло, радующее наше сердце и сообщающее жизни ощущение ее подлинности, которое мы испытываем, хорошо помолившись, умилившись сердцем при чтении святоотеческих книг или же во время богослужения, когда поемое и читаемое особенно сильно трогает душу. То, которое мы так быстро теряем и даже не замечаем – как и почему. Были бы внимательнее, замечали бы: теряем сразу же, как только начинаем много и «неосторожно» говорить, причем не только о вещах суетных и пустых, но и о вещах душеполезных – просто много. Были бы внимательнее – многое бы и помимо того замечали…
…Очень важно – понять эту огромную внутреннюю связь, связь между тем, что пребывает внутри нас, и тем, что исходит вовне. Понять, насколько одно влияет на другое. Насколько зависит наше слово от нашей жизни и жизнь – от нашего слова. Потому, опять же, за каждое слово праздное, то есть лишнее, и дадим мы ответ на Суде (см.: Мф. 12: 36). Если лишним, ненужным было оно, то лишнее и ненужное взрастило и укрепило оно в нас, вытеснив из нашего сердца то, что было жизненно необходимо, не оставив для него достаточно места. Если, хуже того, злым, гнилым оно было, то умножило и утвердило оно в нас злобу и гниль. Как же научиться оценивать то, что ты хочешь сказать прежде, чем вырвется оно на волю. Как овладеть искусством взвешивать слова на весах своей совести. Как же это трудно…
Лишь в молчании рождается это дивное умение: понимать самого себя, свои мысли и свои слова
И как же хорошо понимал это тот, кто часто сожалел о сказанном и никогда не раскаивался в молчании! Потому что лишь в молчании рождается это дивное умение: понимать самого себя, свои мысли и свои слова. Парадоксально, но так.
И потому – еще парадоксальней: чтобы научиться правильно говорить, обязательно нужно научиться молчать.