Одно из самых известных и любимых произведений xx-го века «Мастер и Маргарита» было написано вдающимся русским писателем М.А. Булгаковым.
Это произведение принесло автору мировую известность посмертно. Булгаков писал свою книгу с конца 20-х годов и до самой смерти.
Роман является исторически достоверной книгой о его времени и людях, живших в нем. И то же время это произведение поднимает массу проблем, заботивших людей многие столетия. И Булгаков предоставил читателю свой взгляд на решение этих проблем.
Одним из важнейших эпизодов, на мой взгляд, в каждом произведении является его зачин. У Булгакова в самой первой главе раскрывается самые важные вопросы произведения, которым при помощи своих героев автор дает свою оценку на протяжении романа.
Но в их разговор вмешался странный тип, как им показалось, он был иностранцем. Почему они приняли его за иностранца? Мне кажется, этому способствовало не только то, как он был одет: «в дорогом сером костюме», «заграничных, в цвет костюма, туфлях». Сразу замечается отличие героя от остальных: кроме одежды, атрибутов, это разного цвета глаза, брови, коронки на зубах, кривизна рта. Не случайно автор только после описания лица делает вывод: «Словом – иностранец». Он не похож на советского гражданина, в облике которого все должно быть однообразно, стандартно. Еще один факт, говорящий в пользу предположения собеседников – незнакомца удивил тот факт, что литераторы были атеистами и не боялись об этом говорить посторонним людям. Однако читателю, в отличие от приятелей, понятно, что перед писателями сидит сатана, и безверие героев прекрасная возможность овладеть их душами. Но Булгаков показывает нам другого дьявола, отличающегося, от привычного образа. Воланд лишь посредник между злом, которое люди творят в душе, в мыслях, и злом в привычной для нас форме, а так же Воланд выполняет справедливую карательную функцию. Естественно, он не согласен с доводами Берлиоза о не существовании Иисуса, а раз председатель отвергает мысль о существовании Иисуса, то и в дьявола он тоже не верит. Но уж кому как не Воланду знать о существовании самого себя.
Бездомный также принимал живое участие в споре. И один раз «бухнул» то, что «иностранца» очень развеселило: «Взять бы этого Канта, да за такое доказательство года на три в Соловки!» Это он сказал, когда речь зашла о пяти доказательствах существования Бога, и о шестом доказательстве Канта. Берлиоз оспаривал и это доказательство, ссылаясь на Шиллера Штрауса. Очевидно, герой считал их более авторитетными в этом вопросе, чем себя.
Высказывание Бездомного по поводу Канта несколько сконфузило более деликатного Берлиоза, но в словах поэта прозвучало мнение большинства народа, не принимающего инакомыслие.
Но когда и это не помогло, тогда Воланду ничего не остается, как доказать приятелям существование дьявола, а заодно наказать каждого по заслугам. На прощание профессор сказал Берлиозу следующее: «Умоляю вас на прощанье, поверьте хоть в то, что дьявол существует! О большем я вас уже и не прошу. Имейте в виду, что на это существует седьмое доказательство, и уж самое надежное! И вот оно вам сейчас будет предъявлено».
А доказательством служило то, что председателю отрезало голову трамваем, как хоть и туманно, пророчил ему Воланд. А Бездомный в результате этого попал в психиатрическую лечебницу.
Самым интересным является то, почему одинаково «провинившимся» людям выбираются несоразмеримые по тяжести наказания. Воланд считал, что Берлиоз уже конченый человек. Он начитан, умен, и имеет сложившееся годами представление о жизни. И если он, изучая большое количество литературы, пришел своим умом к тому, что Бога нет, его голову уже не «очистить» от этих мыслей. То Иван не был так «подкован» в этом вопросе и его голова была не переполнена ошибочной информацией. И если он этого захочет, то он готов к получению новых знаний и формированию других представлений о мире, отличных от тех, которые у него были на момент встречи с Воландом. И атеизм Иван принял не столь сознательно, как Берлиоз, а потянувшись за массами. И так, как дьявол в описании Булгакова суров, но справедлив, он дает Бездомному еще один шанс пересмотреть свои взгляды. А для «все знающего» Берлиоза не было возможности получить новые знания и понятия, поэтому Воланд прервал его существование на земле.
Источник
О чем говорили берлиоз и бездомный
— Да, мы не верим в бога, — чуть улыбнувшись испугу интуриста, ответил Берлиоз, — но об этом можно говорить совершенно свободно.
Иностранец откинулся на спинку скамейки и спросил, даже взвизгнув от любопытства:
— Да, мы — атеисты, — улыбаясь, ответил Берлиоз, а Бездомный подумал, рассердившись: «Вот прицепился, заграничный гусь!»
— Ох, какая прелесть! — вскричал удивительный иностранец и завертел головой, глядя то на одного, то на другого литератора.
— В нашей стране атеизм никого не удивляет, — дипломатически вежливо сказал Берлиоз, — большинство нашего населения сознательно и давно перестало верить сказкам о боге.
Тут иностранец отколол такую штуку: встал и пожал изумленному редактору руку, произнеся при этом слова:
— Позвольте вас поблагодарить от всей души!
— За что это вы его благодарите? — заморгав, осведомился Бездомный.
— За очень важное сведение, которое мне, как путешественнику, чрезвычайно интересно, — многозначительно подняв палец, пояснил заграничный чудак.
Важное сведение, по-видимому, действительно произвело на путешественника сильное впечатление, потому что он испуганно обвел глазами дома, как бы опасаясь в каждом окне увидеть по атеисту.
«Нет, он не англичанин…» — подумал Берлиоз, а Бездомный подумал: «Где это он так наловчился говорить по-русски, вот что интересно!» — и опять нахмурился.
— Но, позвольте вас спросить, — после тревожного раздумья заговорил заграничный гость, — как же быть с доказательствами бытия божия, коих, как известно, существует ровно пять?
— Увы! — с сожалением ответил Берлиоз, — ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства существования бога быть не может.
— Браво! — вскричал иностранец — браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Иммануила по этому поводу. Но вот курьез: он начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство!
— Доказательство Канта, — тонко улыбнувшись, возразил образованный редактор, — также неубедительно. И недаром Шиллер говорил, что кантовские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а Штраус просто смеялся над этим доказательством.
Берлиоз говорил, а сам в это время думал: «Но, все-таки, кто же он такой? И почему он так хорошо говорит по-русски?»
— Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки! — совершенно неожиданно бухнул Иван Николаевич.
— Иван! — сконфузившись, шепнул Берлиоз. Но предложение отправить Канта в Соловки не только не поразило иностранца, но даже привело в восторг.
— Именно, именно, — закричал он, и левый зеленый глаз его, обращенный к Берлиозу, засверкал, — ему там самое место! Ведь говорил я ему тогда за завтраком: «Вы профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут»
Берлиоз выпучил глаза. «За завтраком… Канту? Что это он плетет?» — подумал он.
— Но, — продолжал иноземец, не смущаясь изумлением Берлиоза и обращаясь к поэту, — отправить его в Соловки невозможно по той причине, что он уже с лишком сто лет пребывает в местах значительно более отдаленных, чем Соловки, и извлечь его оттуда никоим образом нельзя, уверяю вас!
— А жаль! — отозвался поэт-задира.
— И мне жаль! — подтвердил неизвестный, сверкая глазом, и продолжал: — Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?
— Сам человек и управляет, — поспешил сердито ответить Бездомный на этот, признаться, не очень ясный вопрос.
— Виноват, — мягко отозвался неизвестный, — для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой завтрашний день? И, в самом деле, — тут неизвестный обернулся к Берлиозу, — вообразите, что вы, например, начнете управлять, распоряжаться и другими и собою, вообще, так сказать входить во вкус, и вдруг у вас… кхе… кхе… саркома легкого… — тут иностранец сладко улыбнулся, как будто мысль о саркоме легкого доставила ему удовольствие, — да, саркома, — жмурясь, как кот, повторил он звучное слово, — и вот ваше управление закончилось! Ничья судьба, кроме своей собственной, вас более не интересует. Родные вам начинают лгать, вы, чуя, неладное, бросаетесь к ученым врачам, затем к шарлатанам, а бывает и к гадалкам. Как первое и второе, так и третье — совершенно бессмысленно, вы сами понимаете. И все это кончается трагически: тот, кто еще недавно полагал, что он чем-то управляет, оказывается вдруг лежащим неподвижно в деревянном ящике, и окружающие, понимая, что толку от лежащего нет более никакого, сжигают его в печи. А бывает еще хуже: только что человек соберется съездить в Кисловодск — тут иностранец прищурился на Берлиоза, — пустяковое, казалось бы, дело, но и этого совершить не может, потому что неизвестно почему вдруг возьмет — поскользнется и попадет под трамвай! Неужели вы скажете, что это он сам собою управил, так? Не правильнее ли думать, что управился с ним кто-то совсем другой? — и здесь незнакомец рассмеялся странным смешком.
Берлиоз с великим вниманием слушал неприятный рассказ про саркому и трамвай, и какие-то тревожные мысли начали мучить его. «Он не иностранец! Он не иностранец! — думал он, — он престранный субъект… но позвольте, кто же он такой?»
Источник
Три сюжетные линии: философская – Иешуа и Понтий Пилат; любовная – мастер и Маргарита; мистическая и сатирическая – Воланд, его свита и москвичи.
Роман открывается сценой на Патриарших прудах, где два московских литератора: Берлиоз и Иван Бездомный знакомятся с подозрительным «иностранцем», не догадываясь о том, что перед ними сам сатана. Эпизод на Патриарших прудах является завязкой действия.
Важное значение имеет эпиграф из «Фауста» Гёте:
…так кто же ты, наконец?
что вечно хочет зла
и вечно совершает благо.
Эпиграф помогает понять ту роль, которую выполняет в романе Воланд. «Князь тьмы» справедливо карает людей за грехи, тем самым расчищая дорогу добру. Вот так парадоксально раскрывается образ сатаны и М. А. Булгакова.
Глава называется «Никогда не разговариваете с неизвестными», напоминая сказку Шарля Перро про Красную Шапочку. Роль серого волка исполняет Воланд, одетый во всё серое: на нём дорогой серый костюм, в цвет костюма туфли, серый берет, лихо заломленный за ухо. А «красными шапочками», жертвами волка, станут «красные» советские писатели Берлиоз и Бездомный. Берлиоз погибнет под трамваем: ему отрежет голову, как и предсказывал «профессор». А Иван Бездомный окажется в психиатрической клинике Стравинского с диагнозом «шизофрения».
Почему же так жестоко наказывает Воланд Берлиоза, а Бездомного щадит, оставляя ему жизнь? Чтобы разобраться в этом, проанализируем первую главу романа.
Действие начинается с того, что «в час жаркого весеннего заката на Патриарших прудах появилось двое граждан». Портреты этих «граждан» построены по принципу антитезы.
Михаил Александрович Берлиоз – солидный сорокалетний человек, редактор толстого художественного журнала, председатель правления одной из крупнейших московских литературных ассоциаций, именуемой МАССОЛИТ. Эта солидность, основательность и уверенность в себе подчёркнута в портрете: он «упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нёс в руке, а аккуратно выбритое лицо его украшали сверхъестественных размеров очки в чёрной роговой оправе.
Поэт Иван Николаевич Понырев, пишущий под псевдонимом Бездомный, напротив, молод, несолиден, неоснователен, небрежен в своём внешнем виде: вихрастый, в заломленной на затылок клетчатой кепке, в жёваных белых брюках.
Центральная и наиболее важная часть главы – это спор о Боге. Мы находимся в Москве тридцатых годов, когда большинство населения «сознательно и давно перестало верить сказкам о Боге».
Вначале редактор и поэт, выполнивший «социальный заказ» журнала и написавший антирелигиозную поэму, ведут речь об Иисусе Христе, то есть, в основном говорит Берлиоз. Обнаруживая основательную начитанность и эрудицию в этом вопросе, он цитирует древних историков Филона Александрийского, Иосифа Флавия, Тацита, сообщает сведения, которые для невежественного Ивана Бездомного являются новостью.
Ошибка Ивана, по мнению редактора, состояла в том, что Иисус у него вышел как живой, хотя и снабжённый всеми отрицательными чертами, а нужно было всего лишь доказать, что Иисуса – то этого вообще не существовало на свете.
Здесь-то и появляется на аллее первый человек. Портрет Воланда напоминает оперного Мефистофеля: «правый глаз чёрный, левый – почему-то зелёный», «брови чёрные, но одна выше другой». А трость с чёрным набалдашником в виде головы пуделя напоминает нам о том, что в поэме Гёте «Фауст» Мефистофель явился перед доктором Фаустом в образе чёрного пуделя.
Писатели, принявшие Воланда за иностранца, никак не могут определить его национальность, и это символично: зло не имеет национальности. Заинтригованный беседой писателей, «иностранец» вступает в спор о Боге. Он напоминает о пяти доказательствах бытия Божия, которые «начисто разрушил» немецкий философ, «беспокойный старик» Иммануил Кант и «соорудил собственное шестое доказательство». Здесь имеется в виду нравственный императив: Бог есть, потому что в душе человека существует совесть, различитель добра и зла.
Берлиоз и Бездомный по-разному ведут себя перед незнакомцем.
Берлиоз в беседе с иностранцем ведёт себя вежливо, корректно, конфузится за невежественные выходки Бездомного, спокойно и уверенно ведёт спор, хотя иногда тревожные мысли начинают его мучить. Позднее мастер скажет, что начитанному Берлиозу непростительно было не узнать сатану.
Иностранец доказывает, что человек не может управлять порядком на земле, потому что он смертен и самое главное – внезапно смертен.
Думаю, что Воланд жестоко наказал не агрессивного Ивана, а образованного и вежливого Берлиоза, потому что тот никогда не верил в существование потустороннего и иррационального. Берлиоз догматичен и ортодоксален, не способен изменить своих взглядов, которые он и ему подобные руководители распространяют на таких, как Иван Бездомный. А это значит, что Берлиоз несёт большую ответственность за безверие.
В конце романа из головы Берлиоза Воланд делает чашу для вина, а самого писателя отправляет в небытие – каждому воздаётся по его вере.
Иван Бездомный, при своей агрессивности, невежествен, но способен измениться, к тому же он обладает искрой таланта, изобразив в своей поэме Иисуса, как живого, поэтому Воланд и пощадил юного пролетарского поэта.
Источник
|
