Ностальгия тарковского о чем

Очень запоздавшая рецензия на фильм Ностальгия

«Звезды по имени Тарковский, Янковский и Гуэрра – или «Ностальгия» много лет спустя….»

Показывали «Ностальгию», предварительно развеяв несколько мифов, казалось уже намертво сцепленных как с самим Мастером, так и с фильмом.

Миф №1 – фильм делался человеком, эмигрировавшим из своей страны окончательно. Это неправда – фильм снимался копродуктивно Италией и СССР и Тарковский в нём участвовал как официальный представитель СССР, Закончил он «Ностальгию» в 1983 году, а объявил о желании остаться на Западе лишь в 1984…

Фабула «Ностальгии» непересказываема. Тарковского надо воспринимать всеми сенсорами – в его фильмах нет чётко очерченных границ между снами героев и явью, между физическим их миром и духовным. Мастер лишь штрихами, светом, музыкой, иногда просто шорохом намечает границы рационального и иррационального.

Такая загрузка визуала, как мне представляется, физиологически и вызывает эмоциональный отклик, который зависит от интеллектуального базиса каждого смотрящего. Поэтому фильмы Тарковского так индивидуально воздействуют на зрителя.

Поразила «Ностальгия» ещё и гениальными предвидениями Мастера… Это я о современной политкорректности, доходящей до идиотизма, о проблемах экологии, доходящих до Апокалипсиса, о взаимопроникновении культур и вообще о многом таком, что сейчас происходит с нами и нашим миром и чего, ну просто по определению, не мог знать Мастер по фамилии Тарковский столько лет назад. А он знал….

Послесловие от 21 марта 2012 года.
Сегодня умер Тонино Гуэрра. Ушёл последний. Закончилась эпоха. Началась история бессмертия. Вечная память великим Мастерам.

Источник

drugoe_kino

ДРУГОЕ КИНО

Смотрим. Пишем. Обсуждаем.

— Господи, ты видишь, как она молится. Почему ты ей ничего не скажешь?
— Ты только вообрази, что случится, если она услышит мой голос.
— Ну, хотя бы дай ей понять, что ты есть.
— Я все время даю ей это понять, но только она этого не замечает.

Это диалог из фильма. Анекдот? Да как посмотреть… Это содержание фильма, если совсем коротко.

Советский писатель Андрей Горчаков собирает в Италии о Сосновском материал. С сопровождающей от итальянской стороны, Эйдженией (Евгенией), он приезжает в провинциальный городишко, известный храмом святой Екатерины, популярным у бесплодных женщин, и лечебными серными источниками аккурат перед ратушей. Собственно, цель приезда именно храм. И это идея Горчакова. Однако он туда даже не заходит.

Третья достопримечательность городка – сумасшедший, Доминико. Подвинулся он на религиозной почве – пытался спасти от мира семью, заперевшись с нею на семь лет в своем доме. Сейчас тих и безобиден.

В городке скучно, пусто, холодно и сыро; делать совершенно нечего. Писатель наш сам не понимает, зачем его сюда принесло. Сосновский? Да Бог с ним, с Сосновским! Писателя терзают воспоминания детства, какая-то неясная тоска… Горечь безотцовщины? Пожалуй, и это.

Дурачок привлекает внимание нашего героя. И тот пытается выяснить мотивы семилетнего затворничества.

Доминико заявляет, что тогда все делал неверно, а сейчас исправиться ему мешают сердобольные горожане, не дающие перейти со свечой через серный бассейн – думают, хочет утопиться. Он предлагает писателю сделать это вместо него. Тот обещает, но… Сумасшедший же!

А потом писателя накрывает волна воспоминаний. Ностальгия?

Ностальгия, говорите. Нет. Во всяком случае, не та ностальгия, что обычно понимается под этим термином. Писатель наш каждый день говорит по телефону с оставшейся в Москве женой, вот уже почти одной ногой в самолете, но… откладывает возвращение. Значит, тяготит его не расставание с родиной. Или – расставание, но не с родиной…

Мука потери чего-то важного, что было в детстве, но так и не получило развития, мука поврежденности корней, неправильно сложившейся жизни и… неслышания Бога – вот, что терзает Горчакова.

Доминико альтер эго Горчакова, но не альтернатива, а просто иная грань. И сын «дурачка», которого тот хотел спрятать от мира, это тоже Горчаков! И все эти ипостаси нашего героя тяготятся своим бытием. И ищут решение. Но не находят…

— Сперва я был эгоистом. Хотел спасти свою семью… А спасать надо всех! Весь мир. – говорит Доминико.

Почему нужно спасаться, толком не объясняется. Ну, да, мы знаем об ухудшении экологии, угрозе ядерной войны, падении нравов и т.п. И что? Как это все угрожает конкретному человеку здесь и сейчас и, главное, как конкретный человек может от всего этого спрятаться? Нет, опасность не в этом. Опасность в отсутствии цельности, в утере осмысленности, в разобщенности. Мир фрагментарен и потому безумен. Разорвана связь времен. И разорван внутри себя человек. И вот это страшно!

Но в одиночку-то не спастись. Может быть, именно в этом причина первоначальной неудачи «дурачка», а не в тактике исполнения?

— Одна капля, потом еще одна образуют одну большую каплю. Не две! – поясняет Доминико нашему писателю.

Спасти мир – спасти себя, свое будущее, еще не рожденных детей и… свое прошлое, а, стало быть, восстановить нарушенную связь с Богом, с самим собой, вернуться к корням. Тоска по Богу – вот сущность той ностальгии!

Человечество мучается, но уже давно сжилось с этой мукой. Его устраивает. Страшно что-то менять. Вот, если бы кто-то… Но нет, все равно страшно! Но кто-то же должен.

Можно ли обладать святостью, не будучи воцерковленным? Может ли быть святым атеист? Посмертно – да. А при жизни? Вопрос…

Доминико решается. И писатель наш тоже. Только платой оказывается жизнь…

Но, может быть, восстановление полноты бытия требует выпадения из этого плана мироздания, эфемерного, где жизнь человеческая – только игра теней на стене?

«Ностальгия» завершает осмысление мироздания, разворачивающееся в «Солярисе» и «Сталкере». Именно поэтому здесь много перифраз из этих двух картин, перифраз до штампованности.

В «Солярисе» человек вышел в космос, чтобы встретиться со Вселенной и включить ее в себя, в «Сталкере» Вселенная сама пришла к человеку, на Землю. И там, и там Вселенная в итоге кооптирует в себя человека. В «Ностальгии» человек кооптирован исходно, но связь его со Вселенной нарушена. И нормально себя чувствовать человек будет, только когда в полном объеме восстановит единое бытие с целым – со Вселенной. А имя Вселенной – Бог.

Источник

anchiktigra

СЧАСТЬЕ ЕСТЬ! Философия. Мудрость. Книги.

Автор: Аня Скляр, кандидат философских наук, психолог.

Ностальгия (Nostalghia) (1983). Режиссер Андрей Тарковский.

Истинное зло нашего времени состоит в том, что не осталось больше великих учителей.

Ностальгия Тарковского, прежде всего, это ностальгия по утраченной целостности человечества, по идеалу совместного согласия. Это глубокое страдание от духовной и нравственной болезни, поразившей человечество.

«Название фильма «Ностальгия» означает тоску по тому, что так далеко от нас, по тем мирам, которые нельзя объединить, но это также и тоска по нашему родному дому, по нашей духовной принадлежности. Мне хотелось показать, как трудно быть вместе, когда так мало знаешь о другом. Легко завязать знакомство, труднее познать друг друга. Страдания Горчакова начинаются тогда, когда ему вдруг становится ясно, что невозможны истинные отношения между людьми. Во время съемок фигура Доменико становилась все значительнее и сильнее. Он яснее выражает беспокойство Горчакова за наш способ жизни, в котором нет реальной возможности контактов. Несмотря на наше беспокойство, мы ничего не делаем, то есть делаем слишком мало. Нам следовало бы делать больше. Борьба Доменико касается нас всех, показать, что он прав, обвиняя нас в пассивности. Он «безумец», обвиняющий «нормальных» людей в их слабости и жертвующий собой, чтобы встряхнуть их и заставить действовать, дабы изменить положение.

Почти невозможно снять такой фильм, который мог бы быть понят всеми, кто его смотрит. Или он не являлся бы художественным произведением. А настоящее художественное произведение никогда не принимается без протеста. Такой режиссер, как Спилберг, всегда привлекает огромную публику, его фильмы приносят ему баснословные деньги, но он не художник, и его фильмы не искусство. Если бы я снимал такие фильмы — во что я не верю,— я бы умер со страха. Искусство — это как гора: есть вершина горы, а есть внизу расстилающиеся холмы. Тот, кто находится на вершине, не может быть понят всеми.

У меня такое чувство, что человечество перестало верить в себя. Не само «человечество», а каждый отдельный индивидуум. Когда я думаю о современном человеке, то я представляю его себе, как хориста в хоре, который открывает и закрывает рот в такт песне, но сам не издает ни звука. Поют все остальные! А он только изображает пение, так как убежден, что достаточно того, что другие поют. Таким образом он уже сам не верит в значение своих поступков. Современный человек живет без надежды, без веры в то, что он сможет посредством своих поступков повлиять на общество, в котором существует.

Единственный смысл жизни заключается в необходимом усилии, которое требуется, чтобы перебороть себя духовно и измениться, стать кем-то другим, чем был после рождения. Если бы мы за тот период времени между рождением и смертью смогли достичь этого, хотя это и трудно, а успех ничтожно мал, то смогли бы пригодиться человечеству.

Для меня очень важно показать еще и еще раз, как необходимо для людей общение. Когда человек замыкается в своем углу, живет только для себя, то и спокойствие, которое царит в нем, оказывается обманчивым. Но как только два человека вступают в контакт, то сразу же возникает проблема: как можно углубить его.

Легко завязать знакомство, труднее познать друг друга. Я хотел рассказать о русской форме ностальгии — о том типичном для нашей нации состоянии души, которое охватывает нас, русских, когда мы находимся вдали от родины. В этом я видел — если хотите — свой патриотический долг, так, как я его сам ощущаю и понимаю. Я хотел рассказать о похожей на судьбу связи русских со своими национальными корнями, со своим прошлым и своей культурой, своей землей, друзьями и родными, о той глубинной связи, от которой они не могут отрешиться всю свою жизнь — куда бы ни забросила их судьба. ».

Русский писатель Андрей Горчаков приезжает в Италию в поисках биографических следов крепостного музыканта Павла Сосновского, некогда посетившего эти места. Поиски примет эмиграционных дней жизни музыканта — это и есть то, что связывает Горчакова c переводчицей Юдженией, беспомощно пытающейся понять причину тоски русского друга посредством томика стихов Арсения Тарковского. Вскоре Горчаков начинает осознавать, что история музыканта — это отчасти и его собственная история: в Италии он чувствует себя чужим, но и вернуться домой уже не может. Героем овладевает тягостное оцепенение, тоска по родине переходит в болезнь…

Источник

Ностальгия тарковского о чем

Две комнаты – два мира

У Андрея Арсеньевича не бывает случайных кадров. Помимо самого изображения, за каждым стоит свой образ и содержание, которое пытается передать нам режиссер.
В документальном фильме Тонино Гуэрра «Время путешествий» Тарковский так описывает комнату отеля, где живет его герой: «Помнишь, я почувствовал себя плохо и пошел в 38-й номер отдохнуть, на час. В комнате окно выходило не на улицу – я не видел пейзажа, это был маленький колодец с очень рассеянным светом. Там всегда было темно, в этой комнате. Она какая-то странная, то ли больница, где человек может только очень плохо себя чувствовать. Тут не хватает воздуха».

И действительно, комната Андрея безвыходна. Его комната – это жажда по свету, жажда по цвету и насыщенности. Вид из окна – это стена, на которой медленно отлипает под дождем штукатурка. И через открытое окно вода постепенно проникает в комнату, заполняя бесцветный пол. Справа зеркало, но и оно не отражает ничего другого: та же стена, тот же тусклый свет. Выхода из этого пространства как будто нет, и Андрей лежит на своей кровати, зажатый бежевой плоскостью и железными прутьями кровати, медленно погибая.
Другая комната – это дом сумасшедшего Доминико. В ней все разрушено, и Доминико смешно входит в дверь, ничего не соединяющую. Внутри живет сама природа: капли, стекающие почти что ручьями с потолка, освещенные солнцем лианы, на фоне которых разворачивается разговор двух героев. И, конечно, надпись говорящая все самое главное о жильце дома: 1+1=1.
В двух комнатах заключен, на мой взгляд, конфликт героев: быть выглаженным снаружи, но мертвым внутри, или ожить, убив себя в глазах людей вокруг, стать для них таким же, как и Доминико, сумасшедшим, но по-настоящему живым внутри. И для Андрея как никогда остро встает этот вопрос: «А кого же можно назвать живым?» Как будто все люди вокруг давно умерли. Образ мертвого человечества кроется и в бассейне, в котором люди хотят исцелиться от всех недугов своего тела. Бассейн снят как аквариум, на который еще смотрят живые. А люди там подобны животным в зоопарке, на которых остается только глазеть.

Образы, возникающие перед Андреем

Мир, который является герою, несомненно, отделен от него. Мир снят в сепии, и несет в себе жажду по духовному миру, утраченному миру. Беременная супруга героя, которая не спит, а Андрей уходит от нее. Крутящееся колесо возле дома, и ангел, тихо бредущий вдоль крыльца. А что же остается в реальности? Из жизни исчезло чудо, и Андрей с жадностью пытается найти хоть что-то. Он как будто становится тем голубем в комнате жены, этот мир не отпускает его, и он мечется, пытаясь освободится. Он поднимает упавшее перо, словно это не перо птицы, а след пролетевшего рядом ангела.
Чувствуется вина героя перед этим миром и людьми в его снах. Как рассказывал Тонино Гуэрра, Тарковский, как и его герой, приехал посмотреть на знаменитую картину Мадонны, но, приехав, даже не вышел из машины. Гуэрра спросил: «Почему, Андрей, почему ты не хочешь взглянуть на эту картину, ты ведь столько говорил о ней, так хотел этого?» И Андрей Арсеньевич отвечает: «Не могу смотреть на нее один, зная, что этой красоты никогда не увидят мой сын, моя жена. Не могу больше все брать только для себя одного». Невероятное чувство ответственности перед этим миром наступает и для героя: почему все сам, почему только для себя?

Отождествление Андрея с Доминико

Наш герой сливается с Доминико в одно целое, в единый организм. Отождествляется с ним и продолжает его путь. И мне кажется, что причиной этому – все то же чувство ответственности, которое не покидает героя.
Доминико, конечно, не сумасшедший. Заперев свою семью на замок, он как никто другой пытается спасти их от этого «мира мертвых» вокруг, оградить их от зла, но способа не знает.
Доминико как будто вторая половинка Андрея. В комнате отеля есть зеркала, и когда герой подходит к ним, зритель ожидает увидеть его отражение или отражение камеры, но ничего нет. Второй половинки не достает в нашем герое, потому отражения и нет. Лишь ближе к концу с ужасом Андрей отворяет зеркальную дверь и видит там отражение Доминико, видит ту ответственность, которую он обретает, взяв обязательство пронести свечу, то второе «Я», которое становится неотделимым от первого.
В своем доме Доминико предлагает Андрею вина, а сам ест хлеб, как будто эти два человека – на самом деле один, совершивший обряд причастия.
Наконец, Доминико сжигает себя, а Андрей зажигает свечу, продолжая путь, продолжая нести огонь. И согласие героя пронести свечу через бассейн не просто отождествление с сумасшедшим, Андрей впервые в фильме берет на себя ответственность за что-то, впервые жизнь его перестает быть сплошными скитаниями, а превращается в прямую линию, от стены до стены, с четким предназначением, которое он должен выполнить.

Вспомним строчки из стихотворения Арсения Тарковского, звучавшие в фильме «Зеркало»:

«Живите в доме – и не рухнет дом.
Я вызову любое из столетий,
Войду в него и дом построю в нем.
Вот почему со мною ваши дети,
И жены ваши за одним столом…»

Герой построил свой дом в разрушенном храме. Последний кадр – это надежда на то, что призыв Доминико был услышан людьми, был услышан призыв режиссера: «И на развалинах когда-нибудь завьются первые побеги счастья».
Вторая версия состоит в том, что герой выполняет свое предназначение. Пронося свечу, он умирает, но в разрушенном теле – разрушенном храме рождается его живая душа в образе дома. Тело умирает, но остается в живых душа героя, освобождается от временного существования в сосуде.
В любом случае, картина, снятая Тарковским – великая картина, и здесь не может быть однозначной трактовки. Но чувство ответственности, которое испытывает герой, должно и в нас возникнуть, а иначе все было проделано зря, жизнь человека была прожита напрасно. Мне кажется очень важным ощущать, что ты как и герой фильма все время несешь свечу, не забывать об этом.

Источник

Рецензия к фильму «Ностальгия» от Basil

Они не хотят…

….Каждый раз, когда я хочу зайти в воду с горящей свечей, они прогоняют меня, говорят, что я – сумасшедший…

Я свеча, я сгорел на пиру.

Пап, это и есть конец света?

Янковский здесь играет русского писателя Андрея Горчакова, который приехал в Италию изучать биографию русского композитора XVIII века Павла Сосновского, но его путешествие значительно обширнее – во многом он напоминает Улисса, Улисса Джойса и Ангелопулоса, путешествующего больше в своих воспоминаниях и снах, где каждая сцена словно создана для размышления, где реальность может ограничится комнатой в гостинице, которая скорее напоминает некую границу между реальным и воображаемым… Еще по внешнему виду он почему-то напоминает для меня великого русского поэта Велимира Хлебникова, как его описывал один современник стоящим в пальто с краюхой хлеба для птичек у дороги… Только Янковский здесь стоит по колено в воде и со стаканом красного вина… Для себя… Озорной Маллиган…

Вот кто-то с горочки спустился… напевает Горчаков, иронизируя над тем, возможно ли понять даже музыку другой культуры…

Месса папы Марцеллия…

Любезный сударь мой Петр Николаевич. Вот уже два года как я в Италии. Два года важнейших для меня, как в отношении моего ремесла, так и в житейском смысле. Сегодняшней ночью мне приснился мучительный сон. Мне снилось, что я должен поставить большую оперу. в домашнем театре графа, моего барина. Первый акт шел в большом парке, где были расставлены статуи, их изображали обнаженные люди, выбеленные мелом, вынужденные во время всего действия стоять без движения на постаменте. Я тоже исполнял роль одной из статуй. Я не смел шелохнуться, ибо знал, что буду строго наказан. Ведь за нами наблюдал сам наш барин… Я чувствовал, как холод поднимался по ногам моим, упирающимся в ледяной мрамор пьедестала… Осенние листья ложились на мою воздетую к небесам руку, и я, казалось, совершенно окаменел. А когда, уже совсем обессилев, я почувствовал, что вот-вот упаду, я в ужасе проснулся, ибо догадался, что это был не сон, а правда моей горькой жизни… Я мог бы попытаться не возвращаться в Россию, но лишь помысел об этом убивает меня, ибо мысль, что я не увижу больше родной деревни, милых берез, не смогу более вдохнуть в грудь воздуха детства, для меня невыносима…

Низко кланяюсь тебе
Твой бедный покинутый друг
Павел Сосновский.

Источник