Ненавижу своих взрослых детей что делать
«Я хочу, чтобы она сдохла и исчезла из моей жизни»: ужасающие монологи матерей, которые ненавидят своих детей
Рождение ребёнка разделяет жизнь женщины на две части: до и после. Принято считать, что дети – самое большое в мире счастье. Но система иногда даёт сбой.
Этот пост доступен
только для авторизованных пользователей.
Как начиналась история Кузнецкого завода ферросплавов
В следующем году одному из крупнейших предприятий нашего города — Кузнецкому заводу ферросплавов исполнится 80 лет.
Его история началась в 1939 году, когда правительство СССР приняло постановление о строительстве самостоятельного ферросплавного завода в Сталинске. Невиданное в Сибири производство натолкнулось на множество преград: не было ни подъездных дорог, ни воды, ни электроэнергии.
Для строительства создали трест «Сталинскпромстрой», которому одновременно предстояло строить ряд других объектов ( алюминиевый завод, Кузнецкая ТЭЦ, цементный завод, пятая коксовая батарея КМК).
С началом войны производство стали — вопрос жизни для страны, и работа на стройплощадке была переведена на трехсменный режим. Вручную рыли котлованы и укладывали бетон, вручную выгружали, перетаскивали оборудование весом до 40 тонн. Строителям надо было срочно готовить к пуску печи. Стены могли подождать.
Первый выпуск ферросилиция состоялся 7 июля 1942 г., а к концу 1943-го металл плавили уже пять печей. 31 декабря 1943 г. строительство было завершено. Так началась история завода — лидера ферросплавной промышленности.
«Иногда я хочу, чтобы ее не было»: истории женщин, не любящих своих детей и материнство
Говорить о том, что материнство может не приносить радость, не принято, при этом многие женщины сталкиваются с послеродовой депрессией и эмоциональным выгоранием, воспитывают детей в одиночку и ощущают оторванность от внешнего мира. Мы поговорили с героинями, не чувствующими себя счастливыми в роли матери и не испытывающими любви к своим детям.
«Я ненавижу материнство за необходимость постоянно жертвовать собой ради других»
История Марии
36 лет, живет в Петербурге, трое детей: старшему пять лет, средней три года, младшему один год
В шестнадцать лет Мария уехала от родителей в Москву. Поступив в университет, стала заниматься походами и активным отдыхом. В летнее время водила экскурсии по Соловкам. В остальное — путешествовала по разным странам. Так продлилось пятнадцать лет. И все это время о детях Мария вообще не думала. Но семь лет назад она решила остаться в Соловках на зиму — одна женщина предложила бесплатно пожить в ее доме, и Мария согласилась. Там же она познакомилась со своим будущим мужем, через четыре месяца они поженились, и Мария почти сразу забеременела. В то время она глубоко погрузилась в православие, поэтому у нее были мысли о семье и детях. Но при этом и брак, и первый ребенок, как сейчас понимает героиня, были необдуманными, стихийными событиями.
За два года до беременности у Марии была очень активная жизнь, она занималась йогой, спортом, плавала в проруби, каталась на лыжах. «Я была в отличной физической форме. Видимо, Господь мне дал эти два года отдушины. Сейчас я в ужасной форме, практически разваливаюсь», — рассказывает она.
После родов у Марии не было времени ни эйфорировать, ни депрессировать — она сразу вернулась к работе, начала заниматься переездом и другими делами. Депрессия накрыла ее позже — через полгода, когда она стала оставаться с ребенком одна: «Муж был с 7 утра до 8 вечера на работе, с одним выходным. Я сидела с ребенком целыми днями. Все мои бездетные подруги про меня благополучно забыли, будто я перестала существовать. И это было самое тяжелое: бесконечная рутина, колики у сына и плохой сон».
По словам психолога, доулы и автора проекта «Бережно к себе» Дарьи Уткиной, стандарты и ожидания от мам в современном мире гораздо выше по сравнению с теми, что были в XX веке. Теперь им надо не только много стараться, но еще и ни в коем случае не переборщить в своем стремлении быть хорошей матерью в потоке интенсивного материнства. И быть только домохозяйкой уже недостаточно. При этом традиционных практик поддержки все меньше: во многих странах сады и няни стоят дорого, декреты короткие, а нормальный семейный доход должен складываться из двух зарплат. Часто еще происходит так, что бабушки и дедушки далеко, помощи нет, плюс город не предназначен для детей. «На фоне этого женщинам в XXI веке сложно не замечать, насколько драматически не совпадают ожидания от них и реальность. Либо им приходится прикладывать слишком много сил, чтобы этим ожиданиям соответствовать», — объясняет Дарья.
Мысли о том, что Мария устала от материнства, окончательно пришли вместе с третьим ребенком. За три дня до того, как узнать о беременности, она продала свою туристическую фирму. Оставшись без опоры и будучи физически истощенной, Мария стала задумываться об аборте, несмотря на свои религиозные убеждения. «Мы все бросили и улетели с семьей в Таиланд, потому что мне хотелось сбежать. Там уже у меня начался токсикоз, и я физически ощутила, что во мне ребенок. И, конечно, уже ни о каком аборте не могло быть и мысли». Мария вспоминает, что тогда чувствовала только растерянность и страх за будущее: «Думала, что я буду делать с тремя детьми?! Только на горизонте появился выход в люди, а тут опять эти тряпки и подгузники».
Свои эмоции Мария никогда не держит в себе. Она может отправить детей в другую комнату, если ей нужно заняться своими делами, может прикрикнуть. Муж осуждает ее: ему не нравится, что она может сидеть в телефоне, вместо того чтобы играть с детьми, он не приемлет, когда на детей поднимают голос. «Если я устала или мне нужно побыть одной, я могу это сказать даже в грубой форме. В отличие от моего мужа — он терпит до последнего. Считает, что все для детей. А я нет: сначала сама поем, а потом их покормлю. Это мой клапан предохранения от выгорания. Я всех пошлю, если я хочу спать. Не буду с ними играть. Я не знаю, хорошо это или плохо. Но я довольно открыта в своих проявлениях, даже если этот вариант поведения в обществе не принят».
«Чаще всего с выгоранием сталкиваются мамы в западных странах, где есть индивидуализм, где женщины более независимы: США, Канада, европейские страны. В США больше всего матерей с выгоранием, — рассказывает психолог Алена Прихидько. — Конечно, когда женщина уставшая, в частности, от того что старается стремиться соответствовать стандартам хорошей матери и постоянно испытывает тревогу за своего ребенка, это ведет к тому, что мама оказывается на грани истощения. А когда ты истощена, очень сложно испытывать чувство любви».
Статистики по материнскому выгоранию в России нет. Но Дарья Уткина объясняет, что из 1,5 млн родов, которые происходят в стране ежегодно, примерно 300 тыс. женщин сталкиваются с послеродовой депрессией. Еще примерно столько же, судя по первым исследованиям, испытывают симптомы посттравматического стрессового расстройства (ПТСР) после родов. Еще часть из них экстремально устали и выгорели. Это не отдельные группы, многие сталкиваются со всем сразу, а кому‑то достается что‑то одно.
Марии сложно быть матерью, потому что дети не дают ей жить жизнью, к которой она привыкла и которая приносила ей удовольствие. Но при этом детей она в этом старается не винить. «Я люблю своих детей, но материнство ненавижу, — говорит Мария. — Дети умиляют меня своими мордашками, глупыми поступками и смешными шутками. Я ненавижу материнство как таковое — за необходимость постоянно жертвовать собой ради других».
Ты все делаешь на автомате, как обслуживающий персонал своих детей. Мне тяжело эмоционально включаться в них. Старший хочет мне что‑то рассказать, средняя хочет послушать, какая она красивая, младшему просто нужен физический контакт. И получается, что я задолбанная и затроганная ими постоянно».
«Когда я говорю маме, что я ненавижу своих детей, она отвечает: «Маш, это твои дети. Все это пройдет, не думай об этом». Почему‑то к чувствам матерей у нас вот такое отношение. Все, ты родила — терпи. С тобой сидели, а теперь ты сиди».
Среди разного спектра эмоций, которые испытывают матери, ненависть заметнее всего. «У любой мамы есть установка, что она обязана постоянно чувствовать к детям любовь, — говорит Алена Прихидько. — И в первый раз, когда она испытывает чувство нелюбви, это событие становится для нее очень ярким и пугающим. Она начинает долго его анализировать и в итоге может прийти к самым разным выводам. Например, думать, что она плохая мать».
«Сейчас я пытаюсь принять материнство, — говорит Мария. Осознать, что еще минимум пятнадцать лет они будут детьми. Я пытаюсь не запрещать себе чувствовать все эмоции, которые у меня возникают. Возможно, это поможет мне стать полноценной матерью, и я перестану убегать от своего материнства».
«Не нужно говорить мне, что это пройдет. У меня не проходит»
История Ольги
37 лет, живет в США, старшему сыну три года, младшему — один
До появления сына Ольга работала с детьми и знала, что это тяжело, что родительство — это определенные усилия и жертвы. Она понимала, что за воспитанием ребенка стоит титанический труд, но при этом дети ей нравились.
Сразу после родов Ольга не почувствовала эйфории, о которой рассказывают многие женщины: «У меня было только чувство облегчения, что это наконец-то закончилось. Не сказать, что роды были очень тяжелые. Я рожала дома с акушеркой. Но сам процесс был ужасен. И когда он родился, я выдохнула». В первые две недели у Ольги начались проблемы с грудным вскармливанием. Ребенок постоянно плакал и очень мало спал. До семи месяцев она помнит только постоянный крик сына, других воспоминаний практически нет. Потом, когда малыш научился ползать, стало немного легче.
Одно из проявлений СА — отсутствие привязанности. «Тяжело воспитывать ребенка, который к тебе не привязан. Это очень большая проблема. Мой сын может убежать в любой момент, он может быть холоден и отстранен при общении со мной — не смотрит в глаза, не улыбается, не обнимает. До трех лет он очень много кричал. Все его эмоции выражались через ор. Представьте, что рядом с вами все время находится орущий человек. Он по-другому с вами не общается, только через ор. У нас в доме звенит стекло от его криков. С ним — как ни с какими другими — верна пословица: что посеешь, то и пожнешь. И сеять туда нужно много».
Помощи у Ольги не было: до года она целыми днями сидела с сыном одна. Муж был днем на работе, бабушки и дедушки не помогали: «Вечерами, после работы муж подключался к заботе о сыне. Он сильно уставал, у него тоже началось выгорание. В результате у нас накапливалось раздражение друг на друга». Ольга старалась всячески успокаивать сына, но наступал момент, когда силы были на исходе. Тогда она просто уходила в другую комнату, чтобы выдохнуть самой, потом возвращалась и снова часами утешала младенца. Когда малыш научился ходить, Ольга стала закрываться в ванной с наушниками. Почти никто из близких не мог просто выслушать и поддержать ее, все пытались дать совет, настаивая на том, что «все скоро пройдет». Ольгу всегда это очень раздражало: «Не нужно говорить мне, что это пройдет. У меня не проходит. Да, становится в чем‑то легче, но в чем‑то тяжелее. В моем случае, чтобы что‑то изменилось к лучшему, нужен постоянный титанический труд. Мне просто хочется, чтобы меня выслушали: без комментариев, оценки, советов».
Матери часто сталкиваются с обесцениванием своих переживаний. При этом от источника переживаний — ребенка, добиться эмпатии трудно. «Мамам необходимо научиться сочувствовать себе самостоятельно, — говорит Алена Прихидько. — Ждать сочувствия от детей нет смысла — они находятся совершенно на другом уровне развития и до определенного возраста не способны на это.
А может быть, даже подумать о том, что вместе с вами еще сотни тысяч мам также переживают такие же чувства и устают. В таких случаях нужны люди, которые могут выслушать, дать тепло и поддержку. Люди, которые помогут создать пространство, куда вы сможете вылить свою боль, и не будут осуждать».
Ольга вспоминает, что она была полна сил перед родами и в роль матери входила с хорошим психологическим ресурсом. Но через несколько месяцев началось выгорание, а за ним послеродовая депрессия: «Я все держу в себе, пыталась работать с психологом, но, к сожалению, неудачно. И у меня злость выливается в аутоагрессию. Если я испытываю сильный стресс, то я начинаю вредить себе — могу расковырять пальцы до крови, например: это меня успокаивает. Руки резать не буду, конечно. Но какие‑то навязчивые движения меня успокаивают».
Все время Ольга внутренне боролась с собой, переживая постоянные эмоциональные качели — от жалости до ненависти: «Кажется, что вот-вот немножко себя дожму и точно его полюблю. Вроде держишься-держишься — и снова сваливаешься. Ругаешь себя за то, что ничего не получается». При этом Ольга ответственно относится к материнскими обязанностями: много времени тратит на занятия с сыном и воспитание, обходится без криков и наказаний.
Когда в семье Ольги родился младший сын, у старшего появилась ревность. Она боялась оставлять детей одних в комнате даже на пару минут, потому что знала, что старший сын может навредить младшему. Он мог подбежать и ударить малыша своей головой об его голову. «Мне сносило башню в такие моменты, я была готова просто сразу его придушить и выкинуть в окно», — рассказывает Ольга.
Практически у всех матерей есть установка, что детей нужно любить, объясняет Алена Прихидько. Мы живые люди, и у нас могут возникать самые разные эмоции по отношению к детям. Когда мамы начинают себя бичевать за негативные эмоции, они вступают в замкнутый круг: рассердилась на ребенка, отругала его, а потом себя за то, что плохая мать. «Любовь — это эмоция, все эмоции носят кратковременный характер, то есть они не могут длиться долго. Они длятся десятки секунд, а потом сменяют друг друга, — говорит Прихидько. — Любовь — такая же эмоция, как и стыд, радость, страх. И любить ребенка 100% времени невозможно. Уставшей маме сложно испытывать чувство любви, потому что на фоне выгорания у нее возникают другие чувства. Когда ребенок — основная причина усталости, то по отношению к нему мама может испытывать совершенно разные эмоции, в том числе негативные». Например, как объясняет психолог, злость — это абсолютно нормальная негативная реакция матери в ситуации, когда ребенок не слушается, потому что его поведение создает препятствие для нее. Злость возникает тогда, когда мы хотим изменить то, как думает другой человек, и мы хотим, чтобы он начал думать по-другому. Если нас кто‑то не уважает, у нас возникает злость, потому что мы хотим изменить это. Вторая частая причина — несправедливость. И родители чувствуют несправедливость постоянно: они очень много делают для детей, а те не ценят этого и не отвечают взаимностью, потому что пока не способны на это.
Сейчас, спустя три года, Ольга признается, что смогла принять сына: «Мне очень помогла теория привязанности. У него даже поведение стало налаживаться понемногу. От мужа можно уйти, с родителями можно не общаться, а от ребенка никуда не деться. Он уже родился, уже есть, даже если ты от него куда‑то ушла и отказалась (что я вообще себе не могу представить), то он все равно где‑то существует, и ты несешь эту ответственность. С мужем можно развестись и через пару лет уже не знать, где он и что он. С ребенком так не получится».
С теорией привязанности работают многие психологи, которые специализируются на проблемах материнства. Она сводится к тому, что взрослый полностью заботится о ребенке до тех пор, пока тот сам не сможет позаботиться о себе. Когда у взрослого возникает привязанность, он чувствует ответственность за ребенка — это помогает родителю не только ухаживать за ребенком и помогать ему, но и получать от этого процесса удовольствие. При этом привязанность не обязательно должна быть связана с любовью. Согласно этой теории, ребенок, получающий достаточное количество заботы от взрослого, быстрее становится самостоятельным.
Общалась с друзьями, спрашивала совет. Я поняла, что многие плывут в той же лодке, только не признаются в этом себе. В обществе не принято говорить о нелюбви родителей, особенно матери, к детям».
«Мне бы хотелось, чтобы общество, особенно в России, пересмотрело отношение к матерям и материнству, — говорит Ольга. — Это отношение «родила — сиди дома» чувствуется во всем. Не везде есть пеленальные столики, не везде есть места для ребенка, не везде тебе с детьми рады вообще. И фраза «у всех так» раздражает. Я помню, что мои подруги мне постоянно говорили: «Ну ты чего, дети — это же такая радость». А я думала, что со мной что‑то не так, что я такая ущербная. И получается, что общество порой забивает последний гвоздь в гробик. Я думаю, что смогла бы намного раньше принять сына, если бы в моем окружении было больше неравнодушных людей».
«А любовь – по желанию». Психолог объясняет, почему некоторые родители не любят своих детей. И не обязаны
Помните материал про детей, которые не любят своих родителей? Такие темы не принято обсуждать в обществе, но мы решились и не прогадали: обсуждалась она активно и серьезно.
Чтобы расставить точки в детско-родительских отношениях, мы решили поговорить с психологом Павлом Зыгмантовичем о родителях, которые не любят своих детей. И это не плохо.
Почему родители не обязаны любить своих детей
– Существует распространенное мнение, что у человека есть инстинкты. У взрослого человека вообще нет ни одного инстинкта, и материнского в том числе.
Коротко поясню, что такое инстинкт. Это цепочка поведенческих актов, где каждый акт запускает последующий, и возникает такая цепь без обучения особи. Взяли птенчика, держали без родителей и других птиц, потом выпихнули – если летит, значит инстинкт. Упал – нет инстинкта.
У взрослого человека ничего подобного не наблюдается вообще – всему надо учить. Например, грудное вскармливание. В первую неделю после родов критично важно научиться давать грудь правильно, чтобы ребенок мог нормально есть.
Если бы у женщины был какой-то специальный инстинкт, то проблемы правильно дать грудь не было бы в принципе – а она есть! Специально обученные люди объясняют, как правильно давать грудь ребенку (есть целые курсы по грудному вскармливанию).
При этом у человека, конечно, есть определенная биологическая склонность, как у любого живого существа, особенно млекопитающего, – забота о детях. Она управляется некоторыми гормонами – например, пролактином, окситоцином.
Поэтому, когда мы видим существо в искаженных пропорциях: большая относительно тела голова, большие глаза, короткие лапки, плоский профиль, – мы сразу умиляемся. Плюшевые медведи, щенки – это эксплуатация нашей склонности умиляться при виде искаженных пропорций.
У человека есть склонности к заботе о детях, есть некоторые обеспечивающие механизмы, есть мелкие рефлексы, есть задатки и предрасположенности, но никаких биологически непреодолимых оснований для любви к детям нет. К счастью или к сожалению.
Значительно большее влияние оказывает, так сказать, пропаганда в обществе. Такое социальное научение, что дети – это хорошо. В таком случае, конечно, любить детей проще. Хотя и тут не все гладко.
В пропаганде родительства есть изрядная доля лукавства. В рекламе, фильмах нам показывают, в общем, счастье: младенцы милые, веселые, агукают – класс. Но это не всегда так. Ребенок не только умилительно улыбается и протягивает ручки, еще он плачет, у него бывает температура. Он иногда не делает то, чего хочет родитель. Это огромный и серьезный опыт. Я бы даже сказал, серьезнейшее испытание для родителей, которое в современном мире плохо понимается, потому что большинство людей не получают опыта общения с младенцами до появления своих. Если вы пришли к подруге и подержали на руках ее ребенка – это ни о чем.
Все не так весело, как рассказывают в пабликах для мам
Раньше за ребенком наблюдали. В обыкновенной крестьянской хате все видели, как растут малыши, – и многое было понятно, и опыт общения с детьми усваивался сам по себе, без особых усилий. Кроме того, отношение к детям было несколько другое. Дети были чем-то вроде неизбежной страховки, и без нее было очень плохо.
Сейчас же люди не знают, что такое дети на самом деле. И, когда я говорю «пропаганда», я не имею в виду что-то плохое. Образ родительства представлен скорее благостным, что тоже правда. Но существует и другая часть, которую не транслируют по разным причинам.
И когда люди входят в реальное родительство, то многое меняется. Они не знают, что с этим ребенком делать, в отличие от крестьян, которые видели это своими глазами, пока сами росли. Оказывается, что все не так весело, как это рисовалось в картинках и пабликах для мам. Безусловно, есть и приятная сторона, но ведь существует не только она.
Вернемся к крестьянам. Дети нужны были как страховка, при этом их жизнь ценилась слабо. А уж психологическое благополучие вообще не рассматривалось. В Речи Посполитой, в Российской империи постоянно был голод. Тогда не было задачи, чтобы прямо все было хорошо. Выжил – отлично. До весны дожили – хорошо. Есть что посеять – прекрасно. Уровень притязаний был в районе щиколоток, а сейчас он выше головы. Отсюда у родителей начинаются психологические затруднения.
Ведь родители любят так, как у них это сформировалось. Здесь играет роль личностный вклад, опыт из детства, свое отношение к родителям. Некоторые родители спокойно относятся к детям, некоторые их действительно не любят. Потому что любить ребенка – это дополнительный труд. И не у всех этот механизм умиления работает так хорошо, как хотелось бы.
Удивляться нелюбви некоторых родителей к детям можно, только если вообще ничего не знать о природе человека и жить в фантазиях про инстинкты материнства.
Ребенок крайне требователен к вниманию, и поэтому сейчас идет очень жесткий конфликт. Раньше развлечений было достаточно мало. Смешно сказать: в 1970-е годы даже уборка могла быть развлечением.
Человеку нужно структурировать свое время, просто так сидеть и скучать он долго не может. Сейчас у нас есть facebook, и там можно сидеть годами. Есть телевизор. Раньше ребенок кроме всего прочего был неплохим средством структурирования времени. Это была маленькая игрушка в расширенном смысле слова.
А сейчас ребенок отвлекает от возможности съездить в Вильнюс на выходные или не дает потратить деньги на то, чтобы покататься в Силичах, потому что надо купить пеленок, подгузников. И оказывается, что человек не знает, что с ребенком делать. Все не так весело, как ожидалось, так он еще и ограничивает.
При такой важности свободы для современного человека все это вкупе дает очень серьезный эффект отторжения. Раньше, напомню, ребенка не требовалось вот так любить. Дать ему пинка было за милую душу. А теперь все по-другому.
Когда одного ребенка любят больше, чем другого
Нельзя сказать, что есть какая-то одна причина, по которой одних детей любят, а других нет. Это очень разнообразный феномен. Такое случается, потому что кто-то из детей более удобен.
Например, кто-то больше соответствует ожиданиям родителей: папа хотел, чтобы дети стали боксерами, и из трех сыновей только один пошел по стопам отца, второй занялся вязанием, а третий – библиотекарь. И вот эти двое какие-то «неправильные мужики», а первый «очень хороший».
Такое встречается в неполных семьях или даже в полных, но конфликтных, когда в ребенке, особенно противоположного пола, один родитель замечает какие-то ненавистные ему проявления другого родителя. Например, отец мальчика всегда ерошил себе волосы определенным способом. Мальчик делает то же самое, и маму это бесит. Она ненавидит ребенка, потому что он похож на папу, а папа – козел. А дочку, например, любит, потому что она похожа на нее.
Люди очень сложные существа, и сводить все к одной причине не получится. Есть масса причин, и это очень индивидуально.
Что в таких ситуациях делать нелюбимым детям
Детям – ничего. Все, что они могут сделать, – это искать другого значимого взрослого.
Есть так называемое «Гавайское исследование» (Эмми Вернер и Рут Смит, 2001 год), которое проводили на протяжении сорока лет. Анализировали поведение около тысячи человек, причем начали это делать еще до их рождения, и на семьи тоже смотрели. Оказалось, что по большому счету на маленького ребенка влияет один фактор, который определяет его нормальную или ненормальную социализацию. Не издевательства сверстников, не ураганы, не потери, не изнасилования, не избиения – а эмоциональная близость со старшим.
То есть если есть какой-то старший брат, мать, отчим, тренер, рыбак на пирсе, вообще не важно кто – для ребенка этого вполне достаточно. Если этот человек его принимает, поддерживает, эмоционально с ним близок и ребенок с ним чувствует себя хорошо, этого достаточно, чтобы он вполне себе прекрасно жил. Психика детей очень пластична. Чтобы искалечить психику ребенка, надо очень постараться.
Когда события перманентные, например ребенка в школе постоянно травят, то вот это может привести к каким-то проблемам и часто приводит, но не всегда. А если это какая-то разовая акция, где-то что-то случилось, такое, скорее всего, не оставит вообще никакого следа. Потому что идея об удивительной хрупкости человека не подтверждается вообще ничем.
Наша психика гораздо прочнее, чем кажется. Иначе мы бы не выжили.
Тем не менее все-таки стоит призывать родителя быть осторожнее с детьми. Хотя и здесь нет однозначного решения. Ведь, с одной стороны, это разумно, а другой – мы приводим родителя в постоянное состояние самообвинения: я что-то не так сделала, я отказал ребенку, он два часа плакал, и это для него травма.
Нет, ребенок это переживет и переработает. Особенно если родитель не будет в него тыкать пальцем и говорить, что ты вот два часа плакал – ты плакса.
Есть социальная программа в США Big Brothers Big Sisters, она очень старая. У нас когда-то тоже была. Она очень простая: ребенку из детдома от команды волонтеров назначается «сестра» или «брат» старше на 5-6 лет. И они по определенным правилам встречаются 2-3 раза в неделю и ходят куда-нибудь. Желательно, чтобы они не развлекаться ходили, а что-нибудь делали вместе.
Например, такой старший брат может взять ребенка к себе в мастерскую, если работает где-то, а сестра может отвести девочку к стоматологу. Уже эта программа чудеснейшим образом социализирует ребенка, хотя по факту мы имеем всего 8 часов общения в неделю. Это не значит, что они постоянно обнимаются. Чуть-чуть тепла и ласки, и не обязательно делать из этого традицию. И этого достаточно.
Как об этом разговаривать с родителями
Здесь мы сталкиваемся с социально приемлемыми ответами. Даже анонимно мы не можем исключить, что человек в своих глазах хочет выглядеть хорошим. И он пишет, что да, я люблю своих детей.
Это как исследование измен: невозможно установить, сколько на самом деле люди друг другу изменяют. Только если каждому в глаз вживить видеокамеру. Технически мы это пока не реализуем. То же самое с родителями. Нужно решить главную задачу – что значит «любят». Например, родитель никогда не врет – это любит или нет? Всегда покупает игрушки – любит или нет?
Но попробовать поговорить с родителями стоит. Здесь два направления. С одной стороны, нужно искать значимого старшего, с которым может быть хороший эмоциональный контакт. А второе – идти к родителям и строить с ними отношения. В конце концов, есть не только любовь и эмоциональная близость, но и действия, которые можно совершать, и для этого не обязательно быть близкими – например, поздравить с днем рождения, помочь по хозяйству и т.д. Не обязательно испытывать любовь.
Что точно стоит делать, так это не рассказывать себе, что я теперь такой несчастный, потому что меня не любят родители. Это бесполезно и контрпродуктивно.
Мой коллега Сергей Шишков говорит, что никогда не поздно иметь счастливое детство и никогда не поздно испортить себе детство. Здесь надо понимать еще одну базовую штуку: дети всегда ждут больше, чем родители в принципе могут им дать.
Любой ребенок может сказать, что его недостаточно любили, потому что родители не всегда делали полностью то, чего хочет ребенок. То же самое, кстати, и в супружеских отношениях. Исходя из этого всех можно считать недолюбленными.
Получается простая вещь: если человек во взрослом возрасте начинает считать, что его не любили, он драматизирует все это. А если он думает: ну да, мама была со мной холодна, но она меня вырастила, выкормила – ну и слава богу, спасибо тебе, мама, – то у него все в жизни будет хорошо.
Какие-то теплые, идеальные отношения с родителями – это достаточно редкая штука, и я не уверен, что ее легко создать так, как хотелось бы. Это большая работа с обеих сторон, но сначала, конечно, с родительской, потому что они взрослее. Но сколько людей совершают такую работу?
Многие люди говорят, что любят своих детей. А то, что они делают, – кормят, поят, одевают. Всё. Это тоже форма любви – тот максимум, который они могут дать.
Что родители все-таки должны детям
Все, что прописано в законе. В Кодексе о браке и семье, который говорит, что жестокое обращение с детьми запрещено, что обязателен надлежащий уход за ними и так далее. Все, что не прописано в законе, – это по желанию.
Конечно, здорово, если бы родитель был в меру опекающий и в меру свободный, в меру ласковый и в меру требовательный. Нет идеальных людей. Абсолютно про любого родителя можно сказать, что он плохой.
Если мы говорим с позиции, что родитель должен, то формируем у него чувство вины. Это шаткая позиция. Когда я говорю, что нужно делать все по закону, а остальное – как хочешь, то родитель может нехорошо себя вести по отношению к ребенку.
Но если мы говорим: «Эй, родитель, ты должен любить ребенка», то это создает классическую проблему работающей женщины, у которой при этом есть семья, особенно если ребенку 2-3 года. Она живет в постоянном чувстве вины. И хорошо ли ей будет, если мы говорим, что ты должна заниматься детьми, потому что от женщины зависит атмосфера в доме?
Многие переживают это очень тяжело. И это тяжелое переживание создали мы, убеждая родителя, что он (она) что-то должен. Фактически мы создаем основание для чувства вины. А стоит ли так делать? Большой вопрос, не думаю, что на него есть хороший и простой ответ.
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: CityDog.by.