Некоторые надеялись что вопрос иррационального окажется под покровительством
Фрейд
(Романтическая душа и сновидение. Жозе Корта, 1946)
(Краткая анатомия психического бессознательного или анатомия образа. Неясная область. 1978)
Чего хочет Фрейд — это заставить разум пролить свет на бессознательное, заторможенное, очистив таким образом человека от остатков лицемерия, за которыми скрывается настоящая причина любого невроза. Свет дня, который должен наступить, высветит либидо каждого, «трудности» культуры, у которой на первый взгляд мы не увидели бы недостатков, если бы не очистительное дыхание психоанализа.
(Принцип Надежды, t.i. Галлимар, 1976)
Очевидно, лишь благодаря большой случайности в настоящее время была выведена на свет часть интеллектуального мира, на мой взгляд наиболее значительная, о которой мы и не подозревали. Следует быть благодарным за это открытиям Фрейда. На вере этим открытиям сформировалось определенное общественное мнение, благодаря чему исследующий человека может развивать свое изучение, уверенный в том, что он сумеет опереться не только на общеизвестные вещи. Воображение, вероятно, наконец начнет обретать свои права. Если глубины нашего разума’ заключают в себе необыкновенные силы, способные увеличить силы поверхностные или победоносно бороться с ними, есть резон извлечь их, вначале овладеть ими, чтобы затем подчинить их, если есть необходимость, контролю нашего разума.
(Манифест сюрреализма. Идеи, 1967 «Манифест сюрреализма», 1924)
Для чего Фрейд? Для того, кто тесно связан с западными традициями в области морали и рациональности — тяжелое испытание знакомиться с доктриной,
предлагаемой нам Фрейдом. Достичь понимания фрейдовской мысли, все равно • что второй раз откусить от запретного плода.
Я полагаю, что только психоанализ позволяет связать различные направления современной мысли — в области поэзии, политики и философии, вскрывающие бесчеловечный характер нашей цивилизации и отказывающие оставить надежду на наступление лучших времен.
Некоторые надеялись что вопрос иррационального окажется под покровительством
Досье. Суждения и мнения о Фрейде и психоанализе
Стоит ли удивляться, что новаторское и комплексное учение Фрейда, развивается под знаком «страшной симметрии», вызывает желание высказаться у всех и каждого? Любой считает себя вправе выразить свое суждение о Фрейде и психоанализе, основанное чаще всего на слухах и отголосках моды, а не на внимательном чтении работ и собственных размышлениях. Вокруг Фрейда возникло причудливое и часто удивительное скопление фантазий, сплетение проклятий и лести, которые крайне затрудняют четкое и правильное понимание его действительной сущности.
В психоанализе действительны только его преувеличения.
Став условным, психоанализ выхолостил себя. Последняя значительная теория буржуазной самокритики стала способом возвести в абсолют буржуазную взаимоотчужденность в ее крайней стадии и лишить смысла последнее предчувствие, оставшееся незаживающей раной, на котором основывалась надежда на лучший мир и на будущее.
(Minima Moralia, Пайо, 1980) Альбер Бегин
Эта доктрина (психоанализ) опирается, как мне кажется (по крайней мере в ортодоксальной фрейдовской школе), на метафизику, более близкую XVIII веку, чем романтизму: несомненно, сознание и подсознание обмениваются своим содержанием, но цикл, составляемый этими двумя частями нас самих, является закрытым, чисто индивидуальным (даже если мы признаем, как этого хочет фрейдизм второго поколения, сохранение образов, полученных по наследству). Романтики же полагают, что неясная сторона жизни постоянно связана с другой реальностью, более широкой, отвечающей внешним и внутренним проявлениям индивидуальной жизни.
(Романтическая душа и сновидение. Жозе Корта, 1946)
(Краткая анатомия психического бессознательного или анатомия образа. Неясная область. 1978)
(Принцип Надежды, t.i. Галлимар, 1976)
Очевидно, лишь благодаря большой случайности в настоящее время была выведена на свет часть интеллектуального мира, на мой взгляд наиболее значительная, о которой мы и не подозревали. Следует быть благодарным за это открытиям Фрейда. На вере этим открытиям сформировалось определенное общественное мнение, благодаря чему исследующий человека может развивать свое изучение, уверенный в том, что он сумеет опереться не только на общеизвестные вещи. Воображение, вероятно, наконец начнет обретать свои права. Если глубины нашего разума’ заключают в себе необыкновенные силы, способные увеличить силы поверхностные или победоносно бороться с ними, есть резон извлечь их, вначале овладеть ими, чтобы затем подчинить их, если есть необходимость, контролю нашего разума.
Некоторые надеялись что вопрос иррационального окажется под покровительством
Досье. Суждения и мнения о Фрейде и психоанализе
Стоит ли удивляться, что новаторское и комплексное учение Фрейда, развивается под знаком «страшной симметрии», вызывает желание высказаться у всех и каждого? Любой считает себя вправе выразить свое суждение о Фрейде и психоанализе, основанное чаще всего на слухах и отголосках моды, а не на внимательном чтении работ и собственных размышлениях. Вокруг Фрейда возникло причудливое и часто удивительное скопление фантазий, сплетение проклятий и лести, которые крайне затрудняют четкое и правильное понимание его действительной сущности.
В психоанализе действительны только его преувеличения.
Став условным, психоанализ выхолостил себя. Последняя значительная теория буржуазной самокритики стала способом возвести в абсолют буржуазную взаимоотчужденность в ее крайней стадии и лишить смысла последнее предчувствие, оставшееся незаживающей раной, на котором основывалась надежда на лучший мир и на будущее.
(Minima Moralia, Пайо, 1980) Альбер Бегин
Эта доктрина (психоанализ) опирается, как мне кажется (по крайней мере в ортодоксальной фрейдовской школе), на метафизику, более близкую XVIII веку, чем романтизму: несомненно, сознание и подсознание обмениваются своим содержанием, но цикл, составляемый этими двумя частями нас самих, является закрытым, чисто индивидуальным (даже если мы признаем, как этого хочет фрейдизм второго поколения, сохранение образов, полученных по наследству). Романтики же полагают, что неясная сторона жизни постоянно связана с другой реальностью, более широкой, отвечающей внешним и внутренним проявлениям индивидуальной жизни.
(Романтическая душа и сновидение. Жозе Корта, 1946)
(Краткая анатомия психического бессознательного или анатомия образа. Неясная область. 1978)
(Принцип Надежды, t.i. Галлимар, 1976)
Очевидно, лишь благодаря большой случайности в настоящее время была выведена на свет часть интеллектуального мира, на мой взгляд наиболее значительная, о которой мы и не подозревали. Следует быть благодарным за это открытиям Фрейда. На вере этим открытиям сформировалось определенное общественное мнение, благодаря чему исследующий человека может развивать свое изучение, уверенный в том, что он сумеет опереться не только на общеизвестные вещи. Воображение, вероятно, наконец начнет обретать свои права. Если глубины нашего разума’ заключают в себе необыкновенные силы, способные увеличить силы поверхностные или победоносно бороться с ними, есть резон извлечь их, вначале овладеть ими, чтобы затем подчинить их, если есть необходимость, контролю нашего разума.
(Манифест сюрреализма. Идеи, 1967 «Манифест сюрреализма», 1924)
Утверждение о существовании особой связи между психоанализом и ниспровержением является предрассудком, который нам дорого обходится. «Однажды произошла психоаналитическая революция»: эта сказка тешит иллюзиями и усыпляет лишь детей.
Некоторые надеялись что вопрос иррационального окажется под покровительством
Досье. Суждения и мнения о Фрейде и психоанализе
Стоит ли удивляться, что новаторское и комплексное учение Фрейда, развивается под знаком «страшной симметрии», вызывает желание высказаться у всех и каждого? Любой считает себя вправе выразить свое суждение о Фрейде и психоанализе, основанное чаще всего на слухах и отголосках моды, а не на внимательном чтении работ и собственных размышлениях. Вокруг Фрейда возникло причудливое и часто удивительное скопление фантазий, сплетение проклятий и лести, которые крайне затрудняют четкое и правильное понимание его действительной сущности.
В психоанализе действительны только его преувеличения.
Став условным, психоанализ выхолостил себя. Последняя значительная теория буржуазной самокритики стала способом возвести в абсолют буржуазную взаимоотчужденность в ее крайней стадии и лишить смысла последнее предчувствие, оставшееся незаживающей раной, на котором основывалась надежда на лучший мир и на будущее.
(Minima Moralia, Пайо, 1980) Альбер Бегин
Эта доктрина (психоанализ) опирается, как мне кажется (по крайней мере в ортодоксальной фрейдовской школе), на метафизику, более близкую XVIII веку, чем романтизму: несомненно, сознание и подсознание обмениваются своим содержанием, но цикл, составляемый этими двумя частями нас самих, является закрытым, чисто индивидуальным (даже если мы признаем, как этого хочет фрейдизм второго поколения, сохранение образов, полученных по наследству). Романтики же полагают, что неясная сторона жизни постоянно связана с другой реальностью, более широкой, отвечающей внешним и внутренним проявлениям индивидуальной жизни.
(Романтическая душа и сновидение. Жозе Корта, 1946)
(Краткая анатомия психического бессознательного или анатомия образа. Неясная область. 1978)
(Принцип Надежды, t.i. Галлимар, 1976)
Очевидно, лишь благодаря большой случайности в настоящее время была выведена на свет часть интеллектуального мира, на мой взгляд наиболее значительная, о которой мы и не подозревали. Следует быть благодарным за это открытиям Фрейда. На вере этим открытиям сформировалось определенное общественное мнение, благодаря чему исследующий человека может развивать свое изучение, уверенный в том, что он сумеет опереться не только на общеизвестные вещи. Воображение, вероятно, наконец начнет обретать свои права. Если глубины нашего разума’ заключают в себе необыкновенные силы, способные увеличить силы поверхностные или победоносно бороться с ними, есть резон извлечь их, вначале овладеть ими, чтобы затем подчинить их, если есть необходимость, контролю нашего разума.
(Манифест сюрреализма. Идеи, 1967 «Манифест сюрреализма», 1924)
Утверждение о существовании особой связи между психоанализом и ниспровержением является предрассудком, который нам дорого обходится. «Однажды произошла психоаналитическая революция»: эта сказка тешит иллюзиями и усыпляет лишь детей.
Досье. Суждения и мнения о Фрейде и психоанализе
Стоит ли удивляться, что новаторское и комплексное учение Фрейда, развивается под знаком «страшной симметрии», вызывает желание высказаться у всех и каждого? Любой считает себя вправе выразить свое суждение о Фрейде и психоанализе, основанное чаще всего на слухах и отголосках моды, а не на внимательном чтении работ и собственных размышлениях. Вокруг Фрейда возникло причудливое и часто удивительное скопление фантазий, сплетение проклятий и лести, которые крайне затрудняют четкое и правильное понимание его действительной сущности.
В психоанализе действительны только его преувеличения.
Став условным, психоанализ выхолостил себя. Последняя значительная теория буржуазной самокритики стала способом возвести в абсолют буржуазную взаимоотчужденность в ее крайней стадии и лишить смысла последнее предчувствие, оставшееся незаживающей раной, на котором основывалась надежда на лучший мир и на будущее.
(Minima Moralia, Пайо, 1980) Альбер Бегин
Эта доктрина (психоанализ) опирается, как мне кажется (по крайней мере в ортодоксальной фрейдовской школе), на метафизику, более близкую XVIII веку, чем романтизму: несомненно, сознание и подсознание обмениваются своим содержанием, но цикл, составляемый этими двумя частями нас самих, является закрытым, чисто индивидуальным (даже если мы признаем, как этого хочет фрейдизм второго поколения, сохранение образов, полученных по наследству). Романтики же полагают, что неясная сторона жизни постоянно связана с другой реальностью, более широкой, отвечающей внешним и внутренним проявлениям индивидуальной жизни.
(Романтическая душа и сновидение. Жозе Корта, 1946)
(Краткая анатомия психического бессознательного или анатомия образа. Неясная область. 1978)
(Принцип Надежды, t.i. Галлимар, 1976)
Очевидно, лишь благодаря большой случайности в настоящее время была выведена на свет часть интеллектуального мира, на мой взгляд наиболее значительная, о которой мы и не подозревали. Следует быть благодарным за это открытиям Фрейда. На вере этим открытиям сформировалось определенное общественное мнение, благодаря чему исследующий человека может развивать свое изучение, уверенный в том, что он сумеет опереться не только на общеизвестные вещи. Воображение, вероятно, наконец начнет обретать свои права. Если глубины нашего разума’ заключают в себе необыкновенные силы, способные увеличить силы поверхностные или победоносно бороться с ними, есть резон извлечь их, вначале овладеть ими, чтобы затем подчинить их, если есть необходимость, контролю нашего разума.
(Манифест сюрреализма. Идеи, 1967 «Манифест сюрреализма», 1924)
Утверждение о существовании особой связи между психоанализом и ниспровержением является предрассудком, который нам дорого обходится. «Однажды произошла психоаналитическая революция»: эта сказка тешит иллюзиями и усыпляет лишь детей.
Жиль Делёз, Феликс Гаттари
Как интересно это приключение психоанализа. Он должен был бы стать гимном жизни, чтобы не потерять своего значения. Практически он должен был научить нас воспевать жизнь. Но он издает самый печальный и нестройный клич смерти: эйяпопейя. Фрейд с самого начала, вследствие своей двойственности влечений, постоянно пытался ограничить открытие такой субъективной и жизненной сути желания, как либидо. Но когда дуализм перешел на инстинкт смерти, противостоящий Эросу, это уже стало не просто ограничением, но ликвидацией.
(Капитализм и шизофрения. Анти-Эдип. Издательство Минюи, 1972)
Когда психоанализ говорит о животных, животные учатся смеяться).
(Капитализм и шизофрения. Тысяча Сцен. Издательство Минюи, 1980)
Общество по отношению к открытиям Фрейда и их политическим следствиям повело себя как дети, открывшие «непристойные тайны» сексуальности: они много говорят о них между собой, их порой преследуют навязчивые мысли об этом, но они всегда отказываются признать важную роль подобных мыслей перед отцовской властью; и еще менее они склонны предположить, что эти «непристойные тайны» управляют также поведением отца, матери и всей власти в целом.
(Сексуальное подавление и социальный гнет. Издательство Сугар. Милан, 1965)
Это похоже на то (здесь будем осторожны), что Фрейд со свойственной ему широтой и последовательностью учит нас описывать. Нужно представить эту сцену не в терминах психологии, индивидуальной или коллективной, или антропологии. Нужно воспринимать ее как мировую сцену, как историю этой сцены. Речь Фрейда посвящена этому.
(Писание и Различие. Сейль, 1967. «Фрейд и сцена писания»)
Новая наука, в которой объединились психоанализ и этнология, является последним бастионом концепции человека, где цель заключена в нем самом.
(Очерки по общей этнопсихиатрии. Галлимар, 1970)
Роэ Селави полагает, что совершающий кровосмесительство должен лечь в постель с матерью, прежде чем ее убить; дурные поступки устойчивы.
(Другая сентенция Роэ Селави: «Кровосмесительство или семейная страсть слишком сильны»).
(Продавец соли, сочинения Марселя Дюшампа. Неясная область, 1959. «Роз Селави»)
(Лютер перед Лютером. Фламмарион, 1968)
(Безумие и безрассудство. История безумия в классическом возрасте. Плои, 1961)
Автор, член Академии наук, воображает диалог между Жаком Дюпоном, «биологом, высокого роста, блондином. женатым, имеющим троих детей», и Теофилом Панорши, «директором Института теоретической и практической эротологии. с курчавыми, черными как смоль волосами. полные губы выдают его восточное происхождение. женат, затем разведен, снова женат, детей не имеет». Жак Дюпон восклицает: Неужели вы хотите, чтобы я не возмущался, видя, какого масштаба разрушения производит доктрина Фрейда в душах моих современников?
. Холодный, коварный, скрытый сатанизм пронизывает все грязные работы венского психиатра.
. Можете ли вы отрицать, что фрейдовский пансексуализм спровоцировал тот эротизм, который сегодня захлестнул западный мир подобно мутному грязному валу?
. Антиморальность, заключенная в самой сердцевине фрейдизма, является источником загнивания западного общества.
(Поражение любви, или Триумф Фрейда. Альбин Мишель, 1976)
Мы, несомненно, еще не осознали до конца, насколько неврозы д-ра Фрейда подрывают нашу психику и нашу культуру. Как только мы увидим проявление самого Фрейда, поймем, насколько сложна его фигура, у нас появятся шансы избежать его всепоглощающего влияния. Тогда, быть может, перестанем существовать в тени д-ра Фрейда!
(Психократы. Р. Лаффон, 1979) ГЕРМАН ГЕССЕ
(Письма (1900-1962). Кальман-Леви, 1981. «К Эмми и Хьюго Балл», Цюрих, май 1921 г.)
(Миф о психоанализе. Имаго, 1977)
Огромное значение фрейдовской теории инстинктов для общей теории человека заключается в первую очередь в том, что инстинкты, как это особенно ясно показано на последней стадии исследований Фрейда, не имеют абсолютно ничего общего с обыкновенными физиологическими инстинктами. Вся область «Этого» является именно психической.
(Маркс и Фрейд. Издательство Антропос, 1971)
(Мой анализ с Фрейдом. Бельфон, 1978)
Фрейд постулировал два фундаментальных Triebe (или влечения), которые он рассматривал в качестве универсальных антагонистических тенденций, свойственных любой живой материи: Эрос и Танатос или либидо и влечение к смерти. Когда мы читаем пассажи, посвященные этому вопросу (в «По ту сторону принципа удовольствия», «Трудностях цивилизации» и др.), мы с удивлением отмечаем, что эти два влечения регрессивны: и то и другое стремится восстановить предшествующую ситуацию. Эрос, используя обман принципа удовольствия, старается установить древнее «единство протоплазмы среди первичной грязи», в то время как Танатос имеет целью еще более прямой возврат к неорганическому состоянию материи путем уничтожения Я и всех других Я. Поскольку оба влечения стараются повернуть вспять эволюцию, задаешься вопросом, как же ей все-таки удается двигаться вперед.
Среди всех работ, осуществленных за последнее столетие, работа психоанализа, вероятно, является высшей, поскольку он действует в качестве посредника между рядовым человеком и субъектом абсолютного знания. Поэтому он требует долгой субъективной аскезы, которая никогда не прервется.
Психоаналитическая практика обнаружила в человеке требование слова как закон, создавший его по своему подобию. Она использует поэтическую функцию языка для придания его желанию символического значения. Нужно понять, что в даре слова заключается суть воздействия психоанализа, поскольку через этот дар человек постигает действительность и через него человек поддерживает эту связь.
(Сочинения, Сёйль, 1966. «Функция и область деятельности слова и языка в психоанализе». Доклад на Конгрессе в Риме, 26-27 сентября 1953 г.)
Несомненно: книги Фрейда составляют особую проблему на фоне работ наших индустриальных обществ, которые следуют старым урокам классиков и предполагают, благодаря пропаганде, проповедующей новые формы подчинения, создание текстов на тему объединения Власти с массами под лозунгом: все мы друзья. Подобное противоречие влияет на догматизм, и ослабление традиционной цензуры сопровождается новыми формами отношения, при которых ортодоксальность уже прозрачна, выделяется плохой и хороший Фрейд, а также выдвигается новая наука, пытающаяся превратить историю в универсальный, развлекательный фольклор, лишенный своей трагичности.
(Любовь цензора. Сёйль, 1974).
Я абсолютно убежден в том, что в свое время в трудах, которым Фрейд посвятил свою жизнь, будет обнаружен один из важнейших камней для строительства новой антропологии, создающейся сегодня различными способами, а также для заложения основ будущего человеческого рода более мудрого, более свободного.
Психоаналитическая доктрина способна изменить мир. Благодаря ей был посеен дух недоверия, подозрения к скрытым сторонам души, позволивший их разоблачить. Этот дух, однажды пробудившись, никогда не исчезнет. Он пронизывает всю жизнь, подрывает ее наивность, лишает ее пафоса, свойственного незнанию.
(«Фрейд и будущее». В книге: Р.Жаккар. Фрейд. Суждения и свидетельства. PUF, 1976).
(Эрос и цивилизация. Дополнения к Фрейду. Издательство Минюи, 1963)
(«Жертвы Психиатрии». The New York Review of Books, 23 января 1975 г. Цит. по: Фрэнк Дж. Салловей. Фрейд, биолог разума. Файяр, 1981)
Михайлов и Царегородцев
Создатель психоанализа предстает среди своих современников в качестве писателя, создавшего работы редкой широты и богатства. Фрейд заложил основы огромной интеллектуальной мощи своей эпохи через литературные средства, борясь с огромным количеством противников. В области немецкого языка он, вероятно, представляет сегодня величайший пример литературного успеха и таланта, достигшего своей зрелости.
(Фрейд-писатель. В книге: Р. Жаккар. Фрейд. Суждения и свидетельства. PUF, 1976)
Фрейд: смесь очень важных открытий и невероятных элементов односторонности и даже дилетантизма. великие открытия сегодняшнего дня происходят за столом. Так ли это обычно? В этом ли характерная примета нынешнего времени.
Psychology phantastica. Под этой темой можно объединить Клажа, частично Фрейда, Юнга. Я испытываю к ним инстинктивную враждебность: все они псевдописатели и отнимают у настоящей литературы поддержку психологии.
Задолго до настоящих диктаторов наша эпоха породила культ диктаторов мысли. Смотри, например, Жоржа. А также Крауса и Фрейда, Адлера и Юнга. Не забудем Клажа и Хайдеггера. Что здесь общего, так это, несомненно, потребность подчинения высшему, старшему, спасителю своего рода.
(Дневники, т.п. Сёйль, 1981)
(«Психоанализ», в Critica Fascista, 1932)
(«Доктор Фрейд», в Regime Fascista, 1934)
(«Пансексуализм Фрейда», в La Difesa della Razza, 1938)
Положения Фрейда ведут к тому, что превращают личность, ответственную за свои поступки, в хаос животных или доисторических инстинктов, лишенных логики, почти демонических, неуправляемых, пагубных сил: мы погружаемся в пропасть, полную кошмаров и страшных преступлений; пропало солнце, забыто небо со звездами, вызывающее тягу к доброте и величию.
(«Еврейство и романство», в Popolo d’ltalia, 1938)
(«Демон сексуальности», в La Difesa della Razza, 1939)
(«Что осталось от психоанализа?», в La Difesa della Razza, 1941)
(Начиная с Фрейда. Пайо, 1969. «Гений Фрейда»)
(Труды 2. Основы психологии. Общественное издательство, 1969. «Миф антипсихоанализа»; Философия, март, 1925)
(Там же. «Психоанализ и марксизм. Ложный контрреволюционер, «фрейдомарксизм». Коммуна, ноябрь, 1933)
(Там же. «Конец психоанализа», Мысль, октябрь-ноябрь-декабрь 1939)
(Вслед за Фрейдом. Идеи. Галлимар, 1971. «Открытие Фрейда»)
(Неизданное письмо Паунда Хильде Дулитл, приведенное в Н. Д.; Лица Фрейда, предисловие Франсуазы де Грюзон. Деноэль, 1977)
Когда я встретился с Фрейдом в 1919 году, это был очень живой человек. Жизнь переполняла его. Он был экспансивен. Он дышал оптимизмом; он искрился энтузиазмом и отвагой. В движениях его рук, в его жестах было много грации. Его глаза пронизывали насквозь.
Я хорошо помню берлинский Конгресс в сентябре 1922 года. Он говорил там о «Das Ich und das Es» (Я и Это). Это было прекрасно, удивительно прекрасно. Я так же бессознательно, как и Это. Нужно быть гением, чтобы высказать подобную мысль. Фрейд всегда доходил до сути вещей. У него было чутье. Великолепное, великолепное, великолепное чутье. В теоретическом плане он был очень силен.
(Рейх говорит о Фрейде. Пайо, 1972)
(Тридцать лет с Фрейдом. Комплекс, Брюссель, 1975)
(Политическое и социальное учение Фрейда. Комплекс, 1976)
«Flectere si nequeo Superos, Acheronta movebo.»
. Co всех сторон. многие умы, привлеченные быстрым, молчаливым движением, пришли испить из реки ночи.
. Что касается меня, я должен решительно выступить против фрейдовской космогонии Эроса, проявляющейся у видящего сны ребенка. Я с огромным уважением отношусь к личности Фрейда, которого я знал, я преклоняюсь перед его отвагой первопроходца, когда он, подобно своим финикийским предкам, первым пускается в кругосветное путешествие по неизведанному Материку Разума.
(Внутреннее путешествие. Альбин Мишель, 1959)
(К контр-культуре. Сток + Плюс, 1980)
Несомненно, я в юности испытал глубокое отвращение к психоанализу, которое требует объяснения, так же как и мое слепое непонимание классовой борьбы. Я отрицал борьбу классов потому, что был мелким буржуа; можно сказать, что я отрицал Фрейда потому, что был французом.
(«Сартр о Сартре». Новый Обозреватель, 26 января 1970)
Во многих отношениях Фрейд остается криптобиологом; его самоанализ всегда будет казаться героическим и не имеющим прецедентов, годы его открытий будут всегда годами «великолепного одиночества» и непостижимого гения. Прежде всего, Фрейд был настоящим героем. Существующие мифы отдают ему должное, продолжают существовать, защищая наследство, которым он блестяще обогатил человечество, пока это наследство остается важным элементом сознания человека.
(Фрейд, биолог разума. Файяр, 1981)
Я не разгневался. Нет. Я с восторгом слушал его. Болезнь возвышала меня до высшего благородства. Знаменитая болезнь, благодаря которой я обретал предшественников в древних мифологических временах.
(Сознание Зено. Галлимар, 1954)
(Этика психоанализа. Пайо, 1975)
. Труды Фрейда полны стилистических сложностей, что делает их чтение полным неожиданностей, преград, перерывов, подобным сомнительной работе, успех которой не гарантирован. Переход от одного произведения к другому не оставляет места ни догматизму, ни формализму: теория неудобна, ее место не будет занято никем, знакомство с ней тревожит.
(Раскол Фрейда. Грассе, 1976)
Не разделяя пессимизма старых сторонников психоаналитической теории (утвердившихся на ортодоксальном цитировании самых первых его положений, которые были высечены на вневременных таблицах свода законов), уверяющих сегодня в панике, что психоанализ, как Бог, умер, я полагаю, что психоанализ стоит на пороге эпистемологических изменений, готов развиваться и сумеет распознать и выкорчевать лес мертвых деревьев, преграждающих ему дорогу.
Его главные темы явно имеют скорее романтическое, чем научное происхождение. Немецкие поэзия и философия прошедшего века полны столкновений между первичными, примитивными, чувственными, анархическими силами детских лет и обдуманными действиями, порядком, разумом, которые, несмотря на свою конечную победу, постоянно расшатываются, подвергаются скрытому противодействию своих пленников. Если у Фрейда и можно встретить некоторые впечатляющие интуитивные предсказания, они, несомненно, являются результатом его гения.
(«Статьи Баллона о психоанализе», в: Жаллей, Баллон читает Фрейда и Пиаже. Общественное издательство, 1981).
Я просмотрел «Толкование сновидений» вместе с Н. Это чтение убедило меня, как важно противостоять любой подобной манере мыслить.
В своих ассоциациях Фрейд часто обращается к различным древним мифам и претендует на то, что его исследования позволяют выяснить, как человек мог себе их представлять.
Эта мифология весьма сильна.
(Виттгенштейн: лекции и беседы. «Беседы о Фрейде», 1943-1946. В: Р.Жаккар. Фрейд. Суждения и свидетельства. PUF, 1976)