скрытая публичность что это такое

Публичная приватность или приватная публичность?

Все самое интересное — в Интернете

Представленный профессором Рогозиным доклад основан на исследованиях фонда «Общественное мнение» (ФОМ). Первые опросы, посвященные выявлению социальных и экономических особенностей сети интернет в России, фонд начал проводить еще в 2000 году. Главной особенностью опросной методики стало использование не сетевых счетчиков (роботов), фиксирующих количественные показатели, а офф-лайн интервью с реальными респондентами. На их основе были получены некоторые качественные характеристики, благодаря которым исследования ФОМ позволяют прогнозировать дальнейшее развитие среды интернет.

Последний опрос ФОМ, о котором шла речь в выступлении профессора Рогозина, обычным никак не назовешь. Во-первых, использовался нетрадиционный подход к проведению социологического исследования. Опрашивались не сотни пользователей сети, а «воротилы» зоны Ру — Герман Клименко, Андрей Акопянц, Алексей Солдатов, Максим Мошков и другие; всего респондентов оказалось чуть больше двадцати. Большинство из них не известны широкой аудитории, хотя именно они определяют, каким быть Рунету, именно они создают его экономическую конфигурацию.

— Нас поразило, что люди, которые делают сверхмедийное пространство, сами являются фигурами непубличными (единственный, кто выходит на публику — Антон Носик). Их публичность сразу провоцирует реакцию отторжения у пользователей, — сказал Рогозин.

Нетрадиционной была и форма опроса. Респондентам предлагался не стандартный вопросник, но с ними делалось интервью, по сути представляющее из себя пространную беседу, в которой обсуждались три ключевых вопроса: прошлое интернет, сходство и различия с современной ситуацией и будущее сети. Дмитрий Рогозин пояснил, что такая работа более свойственна журналистам, а не социологам, и в сети можно найти сотни журналистских текстов на эту тему, но исследователей интересовало выявление «непроблематичной составляющей с точки зрения респондентов».

Занимательная картография

— Обычно результаты подобных качественных исследований анализируются по весьма произвольной технологии, но мы пошли другим путем, постарались максимально формализовать анализ и применили технологию картографирования, — указал Рогозин на третью новацию работы.

Картографирование осуществлялось в несколько этапов. Сначала все полученные тексты перемешиваются, из них устраняется личность интервьюируемого, чтобы исследователь не ориентировался на авторитет. Далее это несвязанное логически многообразие текстов начинает упорядочиваться, и появляется ситуационная карта среды, представляющая собой пока еще хаотичный набор наиболее часто встречающихся высказываний, дающих отстраненную характеристику предмета исследования.

Следующим этапом стало построение концептуального плана исследования, где были выделены четыре тематических блока:

Названия блоков формулировались самими исследователями.

— Например, «публичная приватность» это одно из наиболее интересных свойств современного интернет-пространства, — отметил Рогозин. — Когда на ресурсе Одноклассники.RU ввели модерирование фотографий пользователей, это вызвало волну протеста, поскольку люди воспринимают свои странички как приватную зону, хотя реально это, конечно, публичная площадка.

Под «коммерциализацией частного интереса» понимается то, что интернет изначально воспринимался как общественное благо и занятие для души, но постепенно люди поняли, что на этом можно зарабатывать. Сейчас коммерческая составляющая выходит на первый план.

Александр Долгин и Дмитрий Рогозин

Итак, определения, собранные на первом этапе картографирования, были распределены по тематическим блокам. К примеру, в блок «коммерциализация» были помещены такие утверждения как «увлеченность посещаемостью» и «инертность рекламного бизнеса». В «госрегулировании» оказались разнообразные суждения, сводящиеся к тому, что государству лучше не вмешиваться в сетевую жизнь.

Количественные показатели — прямой путь к кризису

Заключительным этапом исследования стало построение позиционной карты, в которой были сопоставлены выявленные на основе экспертных суждений темпы развития интернет-технологий, темпы развития навыков среды (то есть пользователей). Это позволило специалистам ФОМ сделать вывод о том, что одновременно с взрывным ростом технологий темпы развития навыков остаются низкими.

— Это очень опасная тенденция, — заметил Рогозин. — Расширение охвата аудитории, рост ее численности происходит за счет совершенствования технологий. Но люди пробуют различные сервисы и могут так же быстро уйти, как и пришли. Их навыки не соответствуют предоставляемым возможностям. Таким образом, по мнению профессора, в России воссоздается эффект «интернет-пузыря», когда стремительный рост интернет-компаний может обернуться столь же стремительным их падением. Чтобы этого избежать, необходимо развивать навыки пользователей, повышать уровень их образования, но не столько фундаментального, сколько прикладного.

Рогозин полагает, что люди должны осваивать слепую печать, умение чтения с экрана, должны овладевать новыми программами. Но самая большая опасность для зоны Ру состоит в том, что сами опрошенные эксперты не уделяют должного внимания социальной компоненте сети, для них важны только количественные показатели, а это прямой путь к кризису.

Александр Долгин не согласился с докладчиком в том, что пользователей надо учить каким-то специальным навыкам.

— Все это умения на уровне человекообразной обезьяны, с каждым днем пользоваться интернет становится все проще. Сейчас важно другое. Пользователями должно осуществляться не только формирование контента, но и его сертификация. Пока существующие системы рейтингования слишком несовершенны, они сильно усредняют оценки, нет персонализации. А без этого сеть не сможет дальше развиваться.

«Публичная приватность» — конструктивный конфликт

Конечно же, всеобщее внимание аудитории привлекла тема «публичной приватности». Именно этот феномен ученые сочли главной интригой 10-летнего юбилея Рунета.

Заместитель заведующего кафедрой прагматики культуры Александр Никулин считает, что раньше приватность и публичность были строго разграничены.

— Их объединение происходило только по особым случаям: карнавал, где все вставало с ног на голову, или свадьба, про которую Бернард Шоу говорил, что это «публичное заявление о приватных намерениях». А сейчас, и это отмечают многие философы, происходит некий симбиоз, взаимопроникновение. Интернет — наиболее яркий пример. Даже если вы заходите на серьезный сайт, вы можете увидеть, что вас приглашают к участию в чем-то приватном.

На этой свадьбе каждый занимает собственную позицию. Кому-то нравится быть в центре противоречия приватности и публичности. Кто-то просто сидит на краю этого свадебного стола, — стыдливый пользователь, который изо всех сил старается быть интравертом, но даже ему интересно. Кто-то выкладывает сотню весьма приватных фотографий самого себя на сайте, кто-то вообще не размещает ни одной.

Хорошо это или плохо? Открытый вопрос. Мы находимся в стадии установления писаных и неписаных правил развития публичной приватности. Тут велика роль и рынка, и государства, которые пытаются каждый по своему эксплуатировать, подчинить себе, манипулировать сетью. Но велика и сила самого общества, это саморазвивающийся процесс, здесь многое будет зависеть от свободы выбора, от вкуса и такта людей. Как говорится — поживем, увидим. Одно очевидно, это — интересно.

Дмитрий Рогозин после семинара высказал нам свое мнение о роли «публичной приватности» в развитии как Рунета, так и общества в целом.

— Это и фактор риска, и фактор конституирования новой реальности. На западе это уже устоялось: там, например, политика уже давно перестала интересовать народ как сфера публичной активности. Интересует рождение внука, поход с друзьями на пикник. Причем друзей выбирают ситуативно — я прочитал книжку, которая мне понравилась, пошел в интернет обсудить, и вот собралось уже узкое сообщество, с которым я могу и в паб пойти, а могу вообще не переходить в «реал».

Это создает принципиально другую форму социальности. Покушение на приватность влечет за собой негативную реакцию тех, кто еще не осознал этот слом социальности, потому что это нормальная современная ситуация, когда приватное становится публичным.

— Когда переходный этап завершится, останется только публичность без приватности?

— Не очень понятно. Это динамический процесс. Мы видим, что с одной стороны возникают тысячники в ЖЖ ( www.livejournal.com ), которые быстро начинают позиционироваться как СМИ, — тот же dolboeb (username в ЖЖ Антона Носика). Для меня он наиболее яркий маркер человека, который живет в публичной приватности. Немного диковато, когда он рассказывает о какой-то политической афере, о взломе чьего-то ЖЖ и здесь же о своем сыне. Ну как же можно, это же личное! А он просто продвигает ту среду, которая не типична и является инновационным риском.

Есть тенденция, куда попадут все, хотя одни в меньшей, другие в большей степени. Эксперименты идут, они вызывают зону конфликтов, но это продуктивный конфликт. Ведь не смотря на то, что много всего негативного сказано, люди из этой среды не уходят. Им просто некуда уйти.

То, что мы называем проблемами, это не проблемы в традиционном смысле, и предсказуемость нашего интернета гораздо выше, чем англоязычного. Я не знаю, будет ли тотальная публичность, но то, что публичная приватность станет нормой, вызывающей конфликты только у маргинальных групп, а основная масса пользователей ее примет, для меня очевидно.

Источник

Не просто застенчивость: что такое социофобия и как ее лечить

Социофобия, или социальное тревожное расстройство, — это психологическое состояние, при котором человек постоянно испытывает страх взаимодействия с другими людьми. Даже если он понимает, что этот страх иррационален, изменить ситуацию все равно не способен. Социофобия может развиться как из-за травмирующих переживаний, так и по причине генетической предрасположенности. Сегодня при помощи специалистов избавиться от этого расстройства совсем не сложно.

Материал прокомментировала Александра Меньшикова, клинический психолог, кандидат психологических наук

Что такое социофобия

Социофобия — довольно распространенное заболевание. Согласно исследованию британских ученых, в Европе от него страдают от 3,9 до 13,7% населения [1]. Несмотря на это, в России, по словам психолога Александры Меньшиковой, его диагностируют редко. Социофобия часто проявляется как один из симптомов другого заболевания, например, тревожного расстройства, и российские врачи рассматривают ее именно с такой точки зрения.

Социофобию не стоит путать со стеснительностью, которая в определенных ситуациях проявляется едва ли не у каждого. При этом расстройстве сильный страх возникает постоянно и мешает выполнять даже повседневные задачи, например, учиться, работать, передвигаться на общественном транспорте или даже выходить на улицу.

У некоторых людей с социофобией тревога возникает только в определенных ситуациях — например, ребенок спокойно ходит в школу и хорошо учится, но до дрожи в коленях боится отвечать у доски.

Других пугают телефонные разговоры, собеседования, публичные выступления, занятия спортом, танцы, обед в общепите, разговоры с малознакомыми людьми или походы в общественный туалет. Кто-то начинает испытывать неприятные ощущения непосредственно перед пугающим событием, а кто-то — еще за несколько дней или даже недель до него.

Чаще всего люди, страдающие от социофобии, объясняют свой страх боязнью насмешек, осуждения или иных негативных реакций со стороны других людей. Вместе с тем они нередко боятся обнаружить свою повышенную тревогу. Получается замкнутый круг: страх показать признаки социофобии лишь усиливает ее.

Многие из людей с социофобией легко общаются с близкими, например, с родственниками, но сталкиваются с большими сложностями, когда пытаются заводить социальные связи за пределами семьи. Болезнь приводит их к одиночеству.

Кроме того, даже если они находят силы поучаствовать в пугающей коммуникации, постоянное чувство тревоги ухудшает у них навыки общения. Например, напряжение может мешать четко формулировать мысли, использовать соответствующие ситуации мимику или жестикуляцию. Это зачастую отпугивает окружающих и уменьшает шансы человека подружиться с кем-то или завести отношения.

Александра Меньшикова отмечает, что людям с социофобией часто кажется, что избегание некомфортных ситуаций защищает их от тревожности. Но это не так: отказ лишь усугубляет болезнь.

Исследования мозговой активности пациентов с социофобией показывают, что у них слишком активно работает миндалевидное тело — эта часть мозга отвечает за реакции страха, мобилизующие организм на борьбу с угрозами [2].

В результате возникает повышенное сердцебиение, напряжение мышц и ухудшение мышления. В ситуации реальной опасности такая мобилизация ресурсов организма помогает сразиться с опасностью или просто сбежать.

У здорового человека излишнюю активность миндалевидного тела сдерживает префронтальная кора мозга. Ее задача — оценивать, есть ли реальная угроза. Но у людей с социофобией этот механизм работает не так, как нужно: префронтальная кора не подавляет, а лишь усиливает реакцию миндалевидного тела.

Симптомы социофобии

К физическим проявлениям социофобии относятся:

Поведенчески это расстройство проявляется через:

Причины социофобии

Современные ученые считают, что к социофобии могут приводить как внешние факторы, в первую очередь травмирующий опыт, так и генетическая предрасположенность. Чаще всего болезнь начинает развиваться в детстве или в подростковом возрасте, но проявляется после 20–25 лет. Александра Меньшикова отмечает, что обычно признаки социофобии проявляются в детском возрасте, причем чаще всего в двух периодах: до 10 лет и с 14 до 18. Дальнейшее развитие болезни зависит от окружения человека и его личного опыта.

Согласно одному из исследований, у детей тех, кто страдает от социофобии, вероятность развития этой болезни выше на 30–40% [3]. Недавние опыты показывают, что расстройство может быть связано с мутациями гена SLC6A4, отвечающего за транспортировку серотонина [4].

К травмирующим ситуациям, способным привести к развитию социофобии, относятся:

Социофобия часто развивается у застенчивых людей — под воздействием внешней среды эта естественная черта может перерасти в патологию. Некоторые исследования связывают расстройство с авторитарным стилем воспитания. Когда родители слишком сильно давят на ребенка и жестко контролируют его, шанс развития расстройства повышается. И наоборот: в семьях, где отношения были оценены как эмоционально теплые, риск развития социофобии был ниже [5].

Александра Меньшикова отмечает, что любому человеку с любой проблемой может стать страшно, когда он захочет обратиться за медицинской помощью. Но людям с социофобией не стоит бояться идти к психологу: квалифицированный специалист никогда не причинит ему вреда и не спровоцирует приступ тревоги.

Как избавиться от социофобии

Расстройство хорошо поддается лечению. Иногда его лечат медикаментозно, с помощью антидепрессантов и препаратов от тревожности, анксиолитиков. Но основной метод — когнитивно-поведенческая терапия (КПТ).

По словам Александры Меньшиковой, в рамках КПТ существует множество методов лечения социофобии. В самом общем виде работа любого из них направлена на изменение иррациональных мыслей и когнитивных искажений и совладание с тревогой, развитие способности справляться с ней.

Главный инструмент — метод экспозиции. « Человека погружают в тревожную ситуацию, и он учится выдерживать эту тревогу, обучается ее не бояться, — рассказывает Меньшикова. — Экспозиция — это воздействие на пациента стрессовым стимулом до тех пор, пока его тревожность не снизится. Она имеет градации. Лечение начинается с простых ситуаций, с которыми нетрудно справиться. Со временем ситуации становятся все более сложными, и у человека вырабатывается толерантность к ним, тревожность снижается».

Сперва психолог или психотерапевт помогает ему проиграть тревожные ситуации в воображении. Потом, когда пациент будет чуть лучше подготовлен, специалист может предложить ему поучаствовать в тревожной социальной ситуации вместе.

Еще один важный метод, рассказывает Меньшикова, — упражнения на расслабление. Пациента обучают разным техникам, снимающим стресс, — например, дыхательным упражнениям.

Кроме того, специалисты помогают людям с социофобией справляться с их предубеждениями во время экспериментов. «Пациенты с социофобией часто думают, что если они окажутся в какой-то ситуации, вызывающей у них тревожность, то окружающим они могут показаться глупыми или неадекватными. Или что все будут смотреть только на них, — объясняет психолог. — Но когда мы проводим эксперимент, люди понимают, что на самом деле никто на них не смотрит и о них не думает. Большинству все равно, а немало и таких, кто настроен вполне доброжелательно».

В качестве подобных экспериментов, рассказывает Меньшикова, специалист может предложить пациенту прочитать на публике стихи или даже просто поговорить с продавцом-консультантом в магазине. «Многие из людей с социофобией боятся, что мы будем заставлять их делать что-то некомфортное — чуть ли не бегать голыми по метро. Ну нет же, конечно. Главный принцип здесь — экологичность методов, мы ни в коем случае не должны спровоцировать у человека приступ тревоги».

Источник

Что вы чувствуете? Приглашение к дискуссии

— Вы женщина, поэтому я к вам.

Я подавила желание рассмеяться. Юноша был высокий, широкоплечий, атлетически сложенный, но в лице (причем даже не в чертах, а в самом его выражении) имелось нечто, что в русской классической литературе именовалось «телячьим». На вид ему было лет 16.

— То есть я сначала хотел, наоборот, к мужчине-психологу, — счел необходимым объяснить мой посетитель. — А потом подумал, что вы, как женщина, скорее мне объясните, потому что вам, может быть, самой оно понятнее…

— Пока — ничего не понятно, — честно признала я.

— Да, конечно, я понимаю, — согласился юноша и представился: — Меня Андреем зовут, мне 17 лет.

— Очень приятно, Андрей. Мне кажется, ты пришел ко мне не по наущению родителей, как оно часто с подростками бывает, а по собственной инициативе. Попробуй рассказать, что тебя сюда привело.

Андрей нахмурил светлые брови, сжал губы, явно сосредоточиваясь и подбирая слова.

— Мне иногда кажется, что я такое бревно с глазами и ничего не понимаю, — наконец выпалил он. — И кажется, другим, вокруг меня, тоже так кажется. Я думаю: наверное, они правы? Это неприятно. Но еще, знаете, я, кажется, и не хочу, чтобы по-другому было. Это тогда агрессия? Я, кажется, запутался…

— Я, кажется, тоже… — вздохнула я и предложила: — Андрюша, давай попробуем по отдельности и по порядку. Вот в каких конкретно жизненных ситуациях ты видишь себя «бревном с глазами»? Опиши хотя бы одну.

— О, их много, — оживился юноша. — Они, можно сказать, всегда. Я прямо вот рос и постоянно… Я помню. Чуть ли вот не с ясельной группы. Меня мама и бабушка все время спрашивали: скажи, ну вот чего ты сейчас хочешь? Или: ты из-за чего-то расстроился? Или: тебя кто-то обидел? Или: ну вот что с тобой сейчас происходит? Почему ты себя так ведешь? Или: ну зачем ты туда полез? Что тобой двигало? Или: как же так получилось? Мы же тебе не раз говорили. Хватит примеров или еще?

— Андрей, все эти примеры хорошие и понятные, но они ведь все из твоего детства. А сейчас ты уже не ребенок…

— Так оно же ничуть и не изменилось! — почти с отчаянием воскликнул Андрей. — В том-то все и дело! «Андрюша, нам же важно знать, что с тобой происходит», «Андрюша, что это за эмоция?», «Объясни нам свою мотивацию»… Только теперь к маме и бабушке еще и моя девушка прибавилась: «Если ты меня любишь, ты должен мне говорить о своих настоящих чувствах. Я же вот все тебе говорю…» — последние слова Андрей произнес тоненьким, писклявым голосочком. Я рассмеялась и спросила:

— А отец или дедушка у тебя есть?

— Дедушка умер шесть лет назад. Он ко мне никогда не прикапывался, как я помню. А отец есть, только они с мамой в разводе.

— Отец принимал какое-то участие в твоем воспитании?

— Да, принимал, конечно. Подарки всегда дарит, денег дает. Когда я маленький был, а он еще не женился, забирал меня к себе на выходные…

— И чего вы с ним тогда делали?

— Он мне мультики включал, или мы с ним вместе в компьютерные игры играли. Мама велела, чтобы он со мной уроки делал, но он мне разрешал с ГДЗ списывать, чтобы не возиться и время не терять. Иногда еще на аттракционы водил…

— А теперь, когда отец женился.

— Да нет, он и сейчас не против, и жена его, да только чего мне уже? Я сам перестал… да и времени нет, у меня же школа и шесть тренировок в неделю…

— Чем ты занимаешься?

— Там, в команде, ты себя «бревном с глазами» не чувствуешь?

— Так. С этим более-менее разобрались. А теперь агрессия. Это когда?

— Да меня достает это все. Прямо с детства. И хочется послать. Я иногда и посылаю. С девушкой вот поссорился. Маму до слез довел. Это же нехорошо? Но я же их до того по-человечески сто раз просил: отстаньте вы от меня с этими вашими чувствами и мотивациями! А они: нам важно, без этого нельзя, люди не роботы. Потом я думаю: это я сам такой урод или что? И еще, вы вот про друзей спрашивали, из команды и так. Я нормально дружу. Если кому-то что-то нужно помочь, объяснить по технике, я всегда помогу, объясню. Но я вот не пишу почти в соцсети и фотки не пощу. А девушка мне говорит и друзья: это нужно, чтоб мы знали, что у тебя происходит. Вот ты же можешь про нас посмотреть. И лайки поставить. Это поддержка. Вот мы положили в группе стопицот фоток про сборы. Почему же ты не только ничего не выложил, но и ни одного лайка не поставил? Ты вообще в команде или как? А вот я новую прическу сделала и выложила. Тебе не понравилось, что ли? Понравилось? А почему не лайкнул? Ты вообще мой парень? Да? Тогда я от тебя первого ждала… И опять все обижаются вроде. А я опять злюсь… Может, хоть вы мне объясните: чего это все такое и кто тут получается прав?

— Это эволюция, зайчик Андрей, — вздохнула я и подумала, что вовсе не случайно, видимо, у меня на него с самого начала была ассоциация из литературы позапрошлого века. — А ты за ней слегка не успеваешь. И я, впрочем, тоже.

— Объясните, — выпятил губу Андрей, подумал секунду и добавил: — Пожалуйста.

— Знаешь, когда я и мои сверстники были подростками, никакого интернета не было и в помине, а в своей повседневности мы в основном говорили о том, что делать. Глаголы действия. Прямо так и было: собрались во дворе и — ну, ребята, чего сейчас делать будем? А давайте в прятки? Давайте! А может, в ножички? А давайте в ножички потом. А может, в подвал пойдем? Точно, пошли!

— Да! Вот! — перебил меня Андрей. — Когда дедушка был жив, у нас дача была. Я туда на лето ездил, и там ребята. Там мы вот точно так. И это я понимаю!

— А в самые тихие, интимные минуты, какие только можно себе вообразить, мы спрашивали друг друга, обычно почти шепотом: скажи, о чем ты сейчас думаешь? Друг, подруга, возлюбленный мог ответить, а мог и не ответить — оба варианта принимались безоговорочно. Чужая текущая мысль — как предел вторжения в зону приватности. Понимаешь?

— Да. Кажется, меня никто никогда прямо так не спрашивал. И я никого. Но так бы я, кажется, мог спросить.

— За последние сорок лет границы очень сильно сместились и… перфорировались, что ли? Особенно с появлением интернета и распространением социальных сетей. Можно сказать, что для отдельного человека приватного почти и не осталось. Друзья, случайные посетители интернета, государство, корпорации, рекламодатели, владельцы соцсетей, искусственный интеллект в конце концов — все они по совокупности знают о нем едва ли не больше, чем он сам… Что он делает, что говорит, даже что он думает…

— Да! У меня два года назад братик родился, Артемка. Ну, у отца и его жены, вы понимаете. Мне он очень нравится, и я ему, кажется, тоже. Очень милый, правда, и отец им, кажется, гордится. Так вот мне отец недавно присылает ссылку из соцсети, со страницы его жены — Артемка такой стоит со спущенными штанами и так с любопытством в горшок заглядывает. Забавная фотка, не спорю. Но я его спрашиваю: а может, Артемка бы не хотел или потом не захочет, чтоб его вот так все видели? Отец говорит: да брось ты, ерунда какая… А мне вот почему-то так не кажется…

— Мне тоже не кажется, но кто нас с тобой спросит, — я пожимаю плечами и гляжу в окно. — Понимаешь, сфера чувств оставалась последним бастионом личного пространства отдельного человека. После падения «что я делаю», «что я говорю», «что я думаю» атака общества на нее была просто неизбежна. И она, конечно, случилась. Как там говорила твоя девушка: «Если я для тебя важна, ты должен рассказывать мне о своих чувствах»?

— Ну да, приблизительно так. Она еще говорит, что это очень полезно. Вычитала на каком-то сайте, даже ссылку мне прислала. Я прочитал, но так и не понял, для чего полезно. Когда она в прошлом году считала, что у нее депрессия, она много всякого такого прочла и даже говорила, что хочет стать психологом, но теперь вроде решила все-таки на экономиста…

— Я в Лесгафта пойду (Институт физкультуры. — Прим. авт.), потом хочу тренером быть… Слушайте, а зачем они все это делают? Вы можете мне сказать?

— Ну сами рассказывают о своих чувствах? И заставляют друг друга? Чуть ли не насильно. Это зачем?

— Официальная точка зрения — для улучшения понимания между людьми. В конечном итоге — для улучшения взаимоотношений.

— И чего, взаимоотношения правда улучшаются?

— Тебе официально или как я вижу?

— Я не знаю. С одной стороны, взаимное понимание «как устроено» вроде бы теоретически действительно должно вести к налаживанию более эффективно и долговременно работающей системы. Но с другой стороны, чисто по факту, я совсем не замечаю, чтобы в последние сорок лет стало больше длительно существующих дружб, семей и любовей «до гроба». Еще мне кажется, что, когда другой человек в значительной степени «черный ящик», ты к нему несколько осторожнее, что ли, относишься, бываешь сдержаннее в словах и поступках…

— А моя девушка говорит, что сдержанным быть, наоборот, плохо! Это, типа, ведет к болезням всяким, и нужно все все время проговаривать! Это она тоже где-то в интернете прочла…

— Ты прав, здесь очень много противоречий… — согласилась я.

— А как мне-то поступать?

— Правильно ли я поняла, что ты принял твердое решение противостоять очевидному общественному тренду, оставить основную часть сферы своих чувств для себя и не настроен пока туда пускать ни своих родных, ни свою девушку?

— Да! Именно так! Правильно! Я вот такой, я вот так решил, а если я захочу, я сам скажу, и не надо из меня вытягивать!

— Думаю, будет справедливо по отношению к ним, если ты в подходящий момент — не в момент ссоры! — именно так и изложишь свою позицию, взяв на себя ответственность за нее, и ничего не перекладывая на них, чтобы из твоих слов не получалось, что «я-то хороший и правильный, а это вы, противные, все время ко мне пристаете».

— Да понимаю я, что они ни в чем не виноваты! Но ведь и я не могу по их заказу стать кем-то другим. Так это эволюция, вы говорите?

— А такие, как я, они еще не…?

— Они очень нужны. Ну хотя бы как популяционный резерв. Вдруг опять настанет время, когда в первую очередь нужно будет снова «делать». Тогда только на вас вся надежда.

— Ну тогда ладно. Спасибо. Я пошел.

Уважаемые читатели, а что вы думаете по поводу тотального исчезновения приватности и вторжения общества практически во все сферы жизни современного человека? Надо ли этому индивидуально (или семейно? или общественно?) сопротивляться или разумнее «плыть по течению»? Как в этой связи поступать с воспитанием детей? Какие в сложившихся обстоятельствах есть плюсы и минусы? И куда, как вам кажется, направлен вектор?

Больше текстов о психологии, отношениях, детях и образовании — в нашем телеграм-канале «Проект «Сноб” — Личное». Присоединяйтесь

Источник