ромашковое поле царское село
Розовое поле
Розовое поле было излюбленным местом Екатерины II в. Царском Селе.
Так называется район Английского пейзажного сада Екатерининского парка, прилегающий с северо-запада к продолжению Рамповой аллеи после Пудостского моста ограниченный с юго-запада Виттоловским каналом. Это был обширнейший луг, обрамленный кустами роз и простиравшийся до Подкапризовой дороги. В конце XVIII века поле служило для игр и забав на открытом воздухе.
На Розовое поле любила в теплые летние вечера удаляться мечтать о далекой родине, блиставшая необычайной прелестью и красотой, юная супруга Великого князя Александра Павловича. Под ласковым покровительством Державной бабушки, жила она в Царском, еще счастливая своей молодостью и успехом при дворе, и поверяла тайны и мечты графине Головиной, жене гофмаршала своего двора. Здесь на лугу молодежь, которой любила окружать себя Екатерина, веселилась под ея благосклонным взором, играя в пятнашки, горелки, кошки-мышки, когда надоедало кататься с гор и удивлять друг друга ловкостью на хитрых машинах, устроенных у карусели. Здесь резвостью в беге и заразительной веселостью отличался, впоследствии столь знаменитый, Ростопчин, в то время камер-юнкер, только что женившийся на Протасовой.
После Екатерины II там перестали сажать розы, но название места оставалось еще долго в употреблении.
Во время Великой отечественной войны история Розового поля получила печальное развитие- на нем немцы проводили расстрелы евреев, где они и захоронены.
Фотографии
Экскурсии: Розовое поле и не только
Вы не авторизованы на сайте! Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться, но вы можете написать комментарий, авторизовавшись с помощью одной из социальных сетей.
Алла Константинова
Святость подвига, прямая связь русского национального героя с Богом, богопризвание – вот, что отличает от прочих – воинов Православной Руси – державы третьего
Рима, которой дано быть держательницей Престолов Вселенской Церкви.
Отечеству нашему по пророчеству святых отцов долженствует подняться из бездны богоотступления, поскольку четвертому Риму не быть, по предсказанию святых вещих старцев Ефросина и Филофея.
Вот почему для разорителей и растлителей России испокон века ненавистны были ее герои – живые и мертвые, поскольку воин Христов не покидает поле битвы после смерти, а лишь переходит из земного воинства в Небесное под начало чтимого особо на Руси архистратига Божьего Михаила.
Особым объектом такой ненависти стали в 20-м веке русские Георгиевские кавалеры. Борьба шла не только с живыми, которых запросто уничтожали в расстрельные времена за однажды надетый Георгиевский Крест, но и с мертвыми, поскольку у Бога все живы. Лишить народ памяти и связи со своим Воинством на Небесах – в эту программу входило не только уничтожение церквей, икон, святых источников, мощей, колоколов, богослужебных книг и молитв, но и могильных памятников и кладбищенских крестов тех, кто на Небесах противостоял власти тьмы, надвинувшейся на Россию.
История одного из таких кладбищ показывает, что подвиг, совершенный за Веру, Царя и Отечество свят в глазах Божиих, и, если будут сделаны усилия, чтобы стереть все следы на земле тех, кто душу положил за русскую Правду и русскую Веру, они не увенчаются успехом, ибо эти герои прославлены Самим Господом.
Надо еще сказать, что по Уложению Российской Империи имя Георгиевского кавалера вписывалось в книгу вечного поминовения в той церкви, где находилась запись о крещении героя. А по слову Господа – «что связано на земле, то связано на Небесах и что развязано на земле, то развязано на Небесах». А это значит, что благословение на вечное поминовение не может быть разрушено вместе с разрушением на земле здания церкви. Престолы церковные – на Небесах. И ангелы храма держат в вечной молитве всех Георгиевских кавалеров, даже если книги с записью их имен сожжены, а храмы, где они хранились, превращены в руины.
Льются потоки благодати на святые могилы, а беспамятные потомки начинают прозревать Божью Правду в событиях, коснувшихся их личной жизни. Поняла я это на кладбище, где творятся чудеса исцелений, несмотря на уничтоженную церковь и снесенные кресты могил.
. Надо помнить, что сражение, начатое на земле, помогают вести наши святые воины, оказавшиеся на Небесах. Небесное противостояние силам тьмы имеет свои последствия в нашей земной жизни. Святые – безвестные ли, чтимые ли народом, и после смерти продолжают свое сражение за Святую Русь, поэтому силам тьмы они, и все связанное с ними, было особенно ненавистно и для одержимых духом злобы непереносимо. Уничтожались Георгиевские кавалеры. Оставшиеся в живых складывали Георгиевские Кресты на дно бабушкиных сундуков. И только внуки и правнуки получили возможность сказать через столетие, что их деды были героями своего народа в его дореволюционном прошлом. Шла борьба и с памятью о погибших. Глубоко в архивы убирались истории, рассказывающие об их подвигах, из экспонатов музеев уходили мундиры, украшенные Георгиевскими Крестами, могилы Георгиевских кавалеров стирались с лица земли. Такова была судьба и Братского кладбища Георгиевских кавалеров в Царском Селе. Сначала снесли церковь. Арестовывали и постепенно уничтожили всех священников, которые приходили туда на могилы служить литии. Потом бульдозером снесли могильные кресты и холмики могил сравняли с землею. А затем отдали пустующую бывшую кладбищенскую землю жителям города Пушкина (так стало теперь называться Царское Село) под приусадебные участки и огороды. И нашлись люди, которые по незнанию ли истории этого места, или помрачившись от советского мракобесного безбожия, стали выращивать на кладбищенской могильной земле картошечку с лучком да огородную зелень.
Век прошел. И все подевалось неизвестно куда. Нет ни огородов, ни сарайчиков, ни хозяйственно вскопанных грядок. Справедливость в отношении памяти похороненных здесь подданных Российской Империи торжествует опять, но не без помощи Божией. На заросшем ромашками пустыре за оградой городского кладбища г. Пушкина на месте бывшей деревянной кладбищенской церкви возведен деревянный крест с Голгофой – грудой положенных в его основание булыжных камней, рядышком посажены две березки – и все. К этому кресту священник Софийского собора отец Михаил ходит служить литию с подручным казаком, а православные люди собирают документы и средства, чтобы возродить там разоренную в годы безвременья кладбищенскую церковь, а пока – хотя бы часовенку соорудить.
А тем временем Господь прославляет своих упокоенных здесь героев… И текут потоки благодати, исцеляющие приходящих на литии людей. Мы забыли – Бог не забыл. Ни святых источников, ни мощей известных святых, ни чудотворных икон нет в этом месте. Только святость подвига положивших душу свою за Веру, Царя и Отечество, за нас, беспамятных своих потомков. И цветет ромашковое поле, наполняясь токами благодатных Небесных Сил, точится исцеление от святых безвестных могил, сходит благодать с отверстого над могилами неба на всех пришедших молитвенно почтить святых незабвенных героев России.
В этом году снова пойдет Крестный ход и снова будет панихида на святых и безвестных могилах Братского кладбища в Царском Селе. Мы снова пойдем из Кронштадта в Царское Село с соборной молитвой о возрождении России и снова помолимся у святых, исцеляющих душу и тело, могил.
Вот оно – ромашковое поле,
Где снесли могильные кресты,
Под которыми лежат герои,
Что пред Богом и страной чисты.
Все течет, но не уходит правда.
Служб святых нельзя остановить.
Убивают? Что же, встанет рядом
Кто-то новый Господу служить.
Батюшка торжественно обходит
Двух березок одиноких ряд.
Только Богородица, Георгий,
Да Архангел – тайно предстоят.
Меж березок русская Голгофа
Из булыжных сложена камней.
Крест, как на погостах у кого-то
Мы из русских видели людей,
С крышей деревянной, крепкий, прочный,
Нас с тобой еще переживет!
Если нет, то на могилку ночью
Кто-то ставить вновь его придет.
Разоряли, мы же собираем.
Разрушали, мы же создаем.
И часовню, даст Господь, поставим,
И канон, поможет Бог, споем.
А над русским полем небо сине,
Две березки, батюшка и Крест.
Все, чем утверждается Россия,
Что врагу ничем не стронуть с мест.
За оградой, за чертой кладбища
Полоса ничейная могил.
Служит Богу и России нищей
Батюшка, священник Михаил.
Служит он – и небеса отверсты,
И незримый служит Богу храм,
И Царица тайно и безвестно
Молит Бога о прощенье нам.
Мир, что был без Бога обездолен,
Пустырем да стройками – окрест.
И хранит ромашковое поле
И Россию – одинокий Крест.
25 июля 2007 года,
г.Санкт – Петербург.
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов
Ромашковое поле
Кладбище Георгиевских кавалеров
История одного из таких кладбищ показывает, что подвиг, совершенный за Веру, Царя и Отечество свят в глазах Божиих, и, если будут сделаны усилия, чтобы стереть все следы на земле тех, кто душу положил за русскую Правду и русскую Веру, они не увенчаются успехом, ибо эти герои прославлены Самим Господом.
Льются потоки благодати на святые могилы, а беспамятные потомки начинают прозревать Божью Правду в событиях, коснувшихся их личной жизни. Поняла я это на кладбище, где творятся чудеса исцелений, несмотря на уничтоженную церковь и снесенные кресты могил.
А Государыня в эти военные дни до своего ареста, до революционных событий приезжала на кладбище ночами, чтобы творить тайный молитвенный подвиг, вымаливая властью, данной ей как Помазаннице Божией, души, вверенных Ей подданных, прошедших Ее царскосельский лазарет.
Там Ее застал за молитвой и узнал один из офицеров, пришедший на панихиду по умершему в лазарете от ран другу. Служба еще не началась, но публики в церкви собралось так много, что в маленькой церкви стало душно и тесно. Офицер вышел на воздух. Темнело. В сумраке уходящего весеннего дня кое-где белели кресты могил. Вдруг у ограды кладбища остановилось элегантное авто и из него вышла дама вся в черном, по облику принадлежащая к высшему свету. Войдя в ограду кладбища, она остановилась у ближайшей могилы и стала молиться, осеняя себя крестным знамением. Из деликатности офицер отошел подальше, полагая, что, помолившись, дама вернется в авто или пройдет в церковь. Каково же было его удивление, когда она, отойдя от могилы, подошла к следующей, а за ней к другой, и еще, и еще, останавливаясь с молитвой у каждой могилы, осеняя себя крестным знамением перед каждым крестом. Так она обошла все кладбище. Силуэт ее был почти не виден в сумраке кладбищенских могил, но вот, продолжая молиться, она снова стала приближаться к кладбищенской церкви. Это все настолько заинтриговало офицера, что он решил никуда не уходить и дождаться, когда неизвестная молитвенница снова приблизится к нему из глубины кладбища. И вот он снова увидел вблизи даму, которая, молясь и осеняя себя крестным знамением, все так же медленно продвигалась к выходу из кладбища, переходя от могилы к могиле. Теперь офицер желал разглядеть эту даму получше. И когда она достаточно приблизилась, он с изумлением узнал хорошо ему знакомую Государыню Императрицу, которая одна здесь в ночной тишине совершала свой личный молитвенный подвиг у могил своих подданных. Эту историю мы узнали от дочери лейб-медика Царской Семьи Евгения Боткина, которая была хорошо знакома с этим офицером.
Государыня Императрица заботилась о своем госпитальном кладбище и, как мы уже говорили, строила планы, как со временем заменить маленькую деревянную кладбищенскую церковь на более просторную каменную. Но не успела. Начались революционные беспорядки, и судьба Царской Семьи, как и судьбы многих лучших людей России, вступивших в противоборство с темными силами, захватившими страну, подошла к трагическому концу. Трагически сложилась и судьба кладбища Георгиевских кавалеров.
В этом году снова пойдет Крестный ход и снова будет панихида на святых и безвестных могилах Братского кладбища в Царском Селе. Мы снова пойдем из Кронштадта в Царское Село с соборной молитвой о возрождении России и снова помолимся у святых, исцеляющих душу и тело, могил.
Царское село во время фашистской оккупации. Часть 4.
Ко времени захвата города немцами в нем оставалось приблизительно 35 тысяч человек. Судьба их трагична. Сокращение численности населения происходило очень быстро. К ноябрю 1941 г. официально было зарегистрировано 5172 человека. Возможно, оставались еще и не зарегистрированные люди. Поэтому считается, что к началу 1942 года в Пушкине находилось не более 5–8 тысяч человек.
К маю численность населения сократилась до 1300 человек. К концу лета 1942 года в городе оставалось не более 250–300 жителей, которые занимались, в основном, обслуживанием немцев.
В декабре 1943 года немцы вывезли из города все оставшееся население. Фактически, когда в январе 1944 года наши войска освободили город, он был практически пуст.
В городе Пушкине за время оккупации погибло 18368 человек, из них:
от попадания авиабомб — 285;
от голода — 9514;
расстреляно — 6267, из них 50 детей;
повешено — 1105;
умерло после истязаний — 1214.
За это время было угнано в немецкое рабство 17968 чел. Сколько из них вернулось обратно, никто не знает.
Сейчас уже известно, что нацисты заранее подготовились к управлению восточными территориями и разработали целую серию указов, приказов, распоряжений по вопросам оккупационной политики, подписанных на самом высоком уровне, которые и определили действия оккупационных властей на местах.
Уже летом 1941 года вышло распоряжение Розенберга о введении трудовой повинности на оккупированных восточных территориях для всех жителей в возрасте от 18 до 45 лет. Лица, уклоняющиеся от выполнения трудовой повинности, подлежали заключению в каторжную тюрьму, а в особо тяжелых случаях могла быть применена смертная казнь.
С приходом немцев был установлен жесткий режим. Основная власть в городе принадлежала военной комендатуре, возглавлявшейся комендантом. В городе была учреждена городская управа, в которой функционировали административный отдел (полиция), земельный отдел, бюро труда, занимавшееся привлечением населения на принудительные работы и отправкой его на работы в Германию и Прибалтику. Органы местного самоуправления возглавлялись бургомистром.
Все местное население, проживавшее на оккупированной территории, строго учитывалось. Новые лица, появлявшиеся в городе, должны были немедленно регистрироваться в полиции. Жителям запрещалось без особого разрешения властей отлучаться из населенных пунктов. Передвигаться по улицам можно было только в светлое время суток.
Обязанности оккупационных войск определялись следующими требованиями:
1. Местные коменданты предназначены для войск и не являются представителями населения по отношению к войскам.
2. Войска должны быть изолированы от голодающего населения.
3. Местная комендатура не должна заботиться о продовольствии для населения. Это дело местных старост с хозяйственными отделами.
Оккупанты заняли под казармы и жилье для офицеров залы Екатерининского и Александровского дворцов, павильон «Эрмитаж», особняки, санатории, детские учреждения. В здании Лицея разместились танкисты, в «Эрмитаже» — зенитчики. В коттедже Великого князя Бориса Владимировича вначале размещался госпиталь, а затем солдаты Голубой дивизии. В Агатовых комнатах было казино. Может быть, поэтому они неплохо сохранились. Хотя еще и сейчас можно увидеть разрушения в облицовке зала — это немцы на прощание выламывали яшму.
В личных комнатах Александра II расположилось гестапо, подвал Александровского дворца был превращен в тюрьму, в место пыток и истребления советских людей. В первом этаже Екатерининского дворца, возле церкви, немцы установили походную кухню. Все помещения, где размещались немцы, были разграблены и загажены. Времянки топились мебелью и музейными книгами. По некоторым сведениям гестапо размещалось и в подвалах Камероновой галереи.Нижний этаж дворца был превращен в гигантский гараж, дворцовая церковь — в стоянку и мастерскую для велосипедов и мотоциклов.
Во дворце расположилось гестапо.
Поскольку линия разделения советских и немецких войск проходила в непосредственной близости от северных границ Пушкина, то основной задачей оккупационных войск после захвата города являлась организация его обороны, обстрелы Ленинграда и позиций советских войск, а также минирование нейтральной территории и максимальная очистка прифронтовой полосы от местного населения.
Немцы действовали организованно и оперативно. В первые же дни после захвата города была проведена перепись всего населения с регистрацией по отдельным группам (мужчины, врачи и т. п.). Евреи выделялись отдельно и ставились на специальный учет. За весь период оккупации таких регистраций было проведено несколько, что позволило взять на учет все трудоспособное население города в возрасте от 15 до 55 лет.
Сразу же после оккупации города во избежание возникновения эпидемий немцы выгнали население на принудительные работы, прежде всего связанные с созданием оборонительных сооружений и захоронением останков советских воинов и гражданского населения, погибшего во время захвата города.
К концу первой недели оккупации из Пушкина в Гатчину, Выру, село Рождествено, а также в опорные базы немецких войск Тосно, Чудово, Новгород вывезли мужчин от 15 до 55 лет для выполнения работ по укреплению и восстановлению основных железнодорожных и шоссейных магистралей. Там они находились в невыносимо тяжелых условиях.
Гатчина была захвачена немецкими войсками на несколько дней раньше Пушкина. В ней были расквартированы специальные зондеротряды и айнзатцгруппа «А», и с тех пор она стала центром карательных органов, действующих в ближайших окрестностях. Центральный концентрационный лагерь находился в самой Гатчине, а несколько других лагерей — в Рождествено, Вырице, Торфяном — были, в основном, перевалочными пунктами.
Лагерь в Гатчине предназначался для военнопленных, евреев, большевиков и подозрительных лиц, задержанных немецкой полицией. В него сгонялись жители из прифронтовой полосы — Красного Села, Павловска, Пушкина, Петергофа, Стрельны, Урицка и многих других населенных пунктов. Пленных сначала приводили в комендатуру, а оттуда в лагерь.
Освободив Пушкин от нежелательных лиц, удалив из него почти всех мужчин и расстреляв евреев, оккупанты ввели в городе жесткий режим. С самого начала немцы приступили к планомерному выселению всех жителей из близлежащих сел и окраинных районов Пушкина, начиная со стороны, обращенной к Ленинграду.
Ряд районов города гитлеровцы объявили «запретной зоной», развесили предупредительные объявления и расстреливали каждого, кто там появлялся. В первую очередь выселили людей, проживавших в домах чётной стороны Октябрьского бульвара. Сам бульвар и его четная сторона были опутаны колючей проволокой с надписью «Мины» на нескольких языках.
Позднее разделительная линия прошла по ул. Карла Маркса, а в дальнейшем по Колпинской, ныне Пушкинской. Люди в основном переселялись в пустующие подвалы домов в центре города. Линией раздела стало и Московское шоссе, которое называли «линией фронта».
Насаждение «нового порядка» было, в основном возложено на специальные эсесовские и полицейские части, которые вступили в город вслед за полевыми подразделениями. Сразу же в городе было выпущено несколько приказов. Каждый пункт этих приказов начинался словом «запрещается» и кончался карой, которой будут подвергаться жители за его нарушение. Немцы ввели комендантский час с 17 часов.
Жителям запрещалось без разрешения покидать город, входить в запретные зоны, прикасаться к проводам и предметам военного обихода. На воротах Александровского парка висело предупреждение: «Проход через парк строго воспрещается». Нарушителей оккупационного режима расстреливали или вешали без предупреждения.
Сразу же при занятии города немцы требовали от населения выдать коммунистов, комсомольцев, партизан, пионеров и всех лиц, сочувствующих советской власти. С ними расправлялись в первую очередь. У многих свидетелей сохранились в памяти виселицы, установленные на улицах Комсомольской, Васенко, 1 мая, Октябрьском бульваре, около Лицея, у Египетских ворот и в других местах города.
В качестве виселиц использовали и фонарные столбы. Чаще всего казни проводились в центре города у кинотеатра «Авангард». Там виселица редко пустовала. Долгое время местом массовой казни советских патриотов служила старая береза у церковного флигеля Екатерининского дворца. Даже при поспешном отступлении немцев из города в январе 1944 года на ней так и остались пять толстых веревок с петлями.
Уже 18 или 19 сентября 1941 года немцы по приказу коменданта Роота повесили 15 жителей, из них 8 человек были повешены на деревьях на ул. Васенко. Пять человек были повешены на деревьях на перекрестке Октябрьского бульвара и Пролетарской улицы и два человека на Московской улице напротив комендатуры. Трупы повешенных висели более двух недель, так как комендант Роот запрещал их хоронить. Через 15–20 дней после повешения трупы захоронили.
Женщины старались не выходить из домов, потому что прогулка грозила им изнасилованием или смертью. В качестве примера свидетели событий приводят случай с Еленой Владимировной Мациевич, которая была изнасилована и убита немцами.
С первых месяцев оккупации немцы относились к жителям города, как к низшей расе — подзывали людей свистом, огревали кнутом не успевших быстро посторониться пешеходов, срывали с женщин платки и меховые воротники. С мужчин зимой снимали обувь. Никакого уважения не было и к служителям церкви. Рассказывают, что дьякона Керского в мороз повалили и сняли с него валенки.
В сентябре 1941 года немцы убили 50 детей, в октябре в Баболовском парке было расстреляно 400 граждан, в феврале 1942 года сожгли 200 жителей города. Эти факты представлены и в материалах Нюрнбергского процесса.
В ноябре 1941 г. немцы объявили об очередной регистрации местного населения. В советском паспорте ставили штамп, а тех, кто это не сделал, расстреливали. Начался следующий этап выселения жителей города. Сначала гнали пешком до Гатчины. По дороге можно было встретить ломаные детские коляски, санки, сумки, попадались трупы.
С февраля 1942 года людей, истощенных и опухших от голода, вывозили на машинах. При въезде в Гатчину патруль направлял машины к Красным казармам — это был пересыльный пункт. Из Гатчины людей вывозили в Эстонию, Латвию, Литву, Польшу и Германию.
В соответствии с немецкой политикой продовольственные запасы войск не должны были использоваться для снабжения местных жителей. Снабжению подлежали в первую очередь гражданские лица, находящиеся на службе у оккупационных властей, затем — работающие военнопленные, далее — не работающие военнопленные. Обеспечением продуктами питания гражданского населения никто не занимался и активные мероприятия по борьбе с голодом не проводились. Поэтому уже к концу сентября у жителей города к страху за жизнь добавился страх гибели от голода. Люди шли на помойки, собирали отбросы.
В январе 1942 года немцами был запрещен въезд и выезд населения из города и обратно. Жители г.Пушкина в это время сильно голодали, т. к. от немцев никаких пайков не получали, и вынуждены были уходить в ближайшие деревни. В 3 км в Павловске был базар, на котором можно было купить продукты. Немцы преследовали эти нелегальные выходы граждан и расстреливали их при движении без всякого предупреждения. В результате этих зверств немцами в течение января и половины февраля 1942 года было убито примерно 100 человек. 
Рынок в Павловске.
Многие умирали от голода. Часть умерших горожан покоились во дворах своих домов, так как родные не могли довести их трупы до Казанского кладбища. В углу Лицейского садика, между улицей Коммунаров и Лицейским переулком были вырыты траншеи, которые были полностью забиты трупами.
Трупы также складывали в одноэтажном деревянном доме, бывшем общежитии студентов на Академическом проспекте, который потом сожгли. Большое захоронение было во дворе больницы имени Семашко, где в яму были сброшены все больные и раненые. К началу декабря голод еще усилился. Ели все. Выкапывали даже из-под снега дохлых кошек и собак, которых немцы почему-то после прихода перестреляли. Были случаи трупоедства. В Паловске была арестована гражданка из Пушкина, торговавшая студнем из человеческого мяса.
Значительно мягче относились фашисты к проживавшим в Пушкине немцам, финнам и прибалтам. С середины октября 1941 г. после регистрации комендатуры немки стали работать при кухнях воинских частей, получая там, кроме питания, еще полный солдатский паек на себя и своих иждивенцев. Эстонцы, финны и латыши получали также пайки из своих миссий и, таким образом, не голодали. В конце января и начале февраля все эти национальности были на 100% эвакуированы из Пушкина по своим странам.
Из числа жителей города была организована рабочая бригада численностью около 70 человек, которые не имели снабжения от немцев, но шли на работы, не желая эвакуироваться. Это были рабочие бань, водопровода, уборщики дворцов.
В это время в город стали приезжать корреспонденты газет, и немцам неудобно было показывать загаженные дворы и городские больницы. С конца декабря эти рабочие стали получать паек военнопленного: хлеб-суррогат и немного жира, крупы и сахарина.
В Пушкине осталась небольшая часть мужчин. Немцы их использовали для работы на заводе по ремонту машин, располагавшемся на ул. Революции. Существовала и мастерская по ремонту техники во дворе электростанции на Малой улице. Использовали жителей для работ на водопроводе, в бане, в воинских частях, на трикотажной фабрике, располагавшейся в помещении кухни Александровского дворца. Во втором флигеле дворца Кочубея работала больница.
Условия работы были жестокие: за саботаж — расстрел. Работающим выделяли небольшой паек: хлеб с опилками, кусочек искусственного меда и 100 грамм маргарина. Весной осуществлялась вербовка рабочих для ремонта дорог, брали и взрослых, и стариков, и детей.
В феврале 1942 года была вывезена большая группа населения на работы в Германию. Там, в лагере, оказалось много интересных людей, жителей города: известный литературовед Иванов-Разумник, внучка поэта Иннокентия Анненского, вдова стратонавта Васенко — Таня Васенко (она умерла в лагере). Вместе с ними в лагере оказалась и вдова писателя Александра Беляева с дочерью. Кормили в лагере отвратительно, но если бы их не вывезли в Германию, они просто погибли бы от голода в Пушкине.
Был создан целый отряд из представителей гражданской обороны, для того, чтобы обследовать помещения в поисках трупов. До этого уже было найдено 400 незахороненных тел. По возможности они были тут же погребены. В штабе вермахта предприняты меры, направленные на предотвращение эпидемий с наступлением теплой весны.
Местный комендант был занят формированием рабочей колонны для уборки домов, улиц и канализации. Состояние домов престарелых, больниц и детских домов было ужасным. Их скорее можно рассматривать как рассадники заразы, а не как санитарные учреждения. Для гражданского населения сооружались бани и заведения для избавления от вшей. Аптек было очень мало и отсутствовали самые необходимые медикаменты. В большинстве же населенных пунктов вообще не было ни аптек, ни больниц.
Оставшиеся к осени 1942 г. в городе около 300 жителей были согнаны в рабочий лагерь, своеобразное «гетто». Жить разрешали только в нескольких домах: в доме на углу улиц Коммунаров и Пролетарской, двух домах в Софии и на верхних этажах дворца Кочубея на улице Радищева. Город стал полностью запретной зоной. По нему могли ходить только те, у кого был пропуск гестапо. На работы водили под конвоем. Людей заставляли работать по 7 часов, кормили плохо и наказывали за любую провинность.
С осени 1942 года оккупацию Пушкина и Павловска наряду с немцами осуществляла испанская «Голубая дивизия» — так неофициально называлась 250-я добровольческая дивизия Вермахта, сформированная в Испании и получившая свое второе названия благодаря голубому цвету их рубашек.
И при них продолжалось разрушение и грабеж жилых домов, уничтожение памятников истории и культуры. Все, что оставалось во дворцах и парковых павильонах, было разграблено, парки превратились в места лесозаготовок и кладбища немецких и испанских солдат и офицеров.
С приходом новых частей режим нисколько не изменился. Для девушек и молодых женщин по приказу командования были созданы «испанские дома», якобы для обслуживания офицеров. В издевательствах над девушками испанцы мало чем уступали эсесовцам. Только за недостаточно вычищенные сапоги девушек остригали наголо или избивали кнутами, иногда до смерти.