пол клив чистильщик аудиокнига
Джо работает уборщиком в полицейском участке. Он тихий, спокойный, улыбчивый, приветливый… Но в свободное от работы время он убивает женщин. Расчетливый, хладнокровный маньяк — вот кем становится Джо по вечерам. Однако однажды его обводит вокруг пальца прекрасная Мелисса. Кто из них окажется хитрее и изворотливее, и ценой скольких жизней им удастся это выяснить?
Нам всем тебя очень не хватает, дружище.
Я выруливаю на подъездную дорожку к дому. Откидываюсь на спинку сиденья. Пытаюсь расслабиться.
На улице, богом клянусь, градусов тридцать пять, не меньше. Жуткая жара. Абсолютно сумасшедшая погода. Пот с меня льет в три ручья. Кожа на пальцах сморщилась от влажности. Наклоняюсь, вытаскиваю ключ из зажигания, беру портфель и вылезаю из машины. Вот здесь, в гараже, кондиционер действительно работает. Подхожу к входной двери и недолго вожусь с замком.
Тихо прохожу на кухню. Слышу, как Анжела наверху принимает душ. Ее я побеспокою позже. А сейчас мне очень хочется пить. Подхожу к холодильнику. Дверца у него из нержавеющего металла, и мое отражение в ней похоже на привидение. Открываю холодильник и присаживаюсь напротив, на корточки, наслаждаясь потоком холодного воздуха. Холодильник предлагает мне пиво или кока-колу на выбор. Беру пиво, откупориваю и присаживаюсь за стол. Я не алкоголик, но эту бутылку приканчиваю секунд за двадцать. Холодильник предлагает мне еще одну. Кто я такой, чтобы отказываться? Откидываюсь на стуле. Кладу ноги на стол. Раздумываю, не снять ли ботинки. Вам знакомо это ощущение? Позади тяжелый рабочий день. Непрерывный восьмичасовой стресс. А потом садишься: ноги — на стол, в руке — бутылка пива, и снимаешь обувь.
Краем уха прислушиваясь к шуму душа наверху, я мимоходом потягиваю пиво из бутылки — второй бутылки за этот год. На то, чтобы прикончить ее, у меня уходит несколько минут, и теперь я чувствую голод. Возвращаюсь к холодильнику и к кусочку пиццы, на который положил глаз еще с первым заходом. Пожимаю плечами. Почему бы и нет? Мне не надо следить за своим весом.
Сажусь обратно за стол. Опять задираю ноги. Быстро заглатываю пиццу, беру портфель и поднимаюсь на второй этаж. Магнитофон в душе играет знакомую мелодию, но я никак не могу припомнить название. И имя певца тоже ускользает. Но я, положив портфель на кровать, все равно тихо подпеваю, зная, что теперь этот мотивчик надолго застрянет у меня в голове. Присаживаюсь рядом с портфелем. Открываю его. Вынимаю газету. Первая страница пестрит тем типом новостей, единственной целью которых является повышение уровня продаж. Иногда мне кажется, что половина из того, о чем пишут в газетах, придумывается именно с этой целью.
Слышу, как выключается душ, но не обращаю внимания — предпочитаю дочитать газету. Некую интересную статейку о каком-то мужчине, который терроризирует весь город. Убивает женщин. Пытает. Насилует. Из таких историй потом придумывают сценарии для фильмов. Проходит еще несколько минут, я все еще читаю газету, и тут из душа, вытирая волосы полотенцем, выходит Анжела, окутанная облаком пара и ароматом лосьона.
Я опускаю газету и улыбаюсь.
Она смотрит на меня:
— Ты кто такой, мать твою?
Салли сжимает распятие, висящее у нее на шее, и оно сильно впивается ей в ладонь. Она уже не может вспомнить, когда в последний раз снимала его, и боится, что если она это сделает, то свернется в маленький комочек и будет плакать и плакать, целую вечность, и остаток своих дней проведет не в силах сделать ни единого движения. Это распятие было на ней в больнице, в тот момент, когда вошел врач и сообщил ее семье прискорбное известие. Она крепко держалась за него, когда ее усаживали на стул и со скорбными лицами сообщали то, что говорили бесчисленным другим семьям, знающим, что их родные умирают, но все еще цепляющимся за надежду. Оно было у ее сердца, когда она возила родителей в дом гражданской панихиды и сидела с директором за чаем, к которому никто так и не притронулся, листая блестящие страницы брошюры с гробами, пытаясь выбрать тот, который лучше всего подошел бы ее покойному брату. То же надо было проделать с костюмом. Даже у смерти теперь была какая-то мода. Костюмы в каталогах были сфотографированы на манекенах, потому что странно бы они смотрелись на беззаботных, пытающихся выглядеть сексапильно парнях, с ослепительной улыбкой до ушей.
И с тех пор она носит это распятие каждый день и руководствуется им, пытаясь помнить, что Мартин теперь в лучшем мире, а жизнь не такая уж мрачная штука.
Она смотрела на могилу минут сорок, не в силах оторвать взгляд. Тени от растущих поблизости дубов потихоньку вытягивались. Время от времени северо-восточный ветер отрывал от веток желуди и бросал их на надгробный камень, и щелчки напоминали звук ломающихся пальцев. Кладбище раскинулось пышным зеленым ковром, тут и там прорезанным цементными дорожками; в данный момент было практически безлюдно, за исключением нескольких людей, стоящих над надгробными плитами, каждый со своей трагедией на лице. Она думает о том, не бывает ли тут днем больше народу, нет ли у кладбища часа пик. Не хотелось верить, что одни люди умирают, а другие о них забывают. Недалеко на машине-газонокосилке какой-то мужчина лавировал между могилами, выкручивая руль так, будто эта была гоночная машина; наверное, ему не терпелось поскорее закончить работу и убраться отсюда. Звук мотора доносится до нее как будто издалека. Когда-нибудь и этого мужчину, ухаживающего за кладбищем, тут похоронят. И кто тогда будет косить газоны?
Чистильщик
Джо работает уборщиком в полицейском участке. Он тихий, спокойный, улыбчивый, приветливый… Но в свободное от работы время он убивает женщин. Расчетливый, хладнокровный маньяк — вот кем становится Джо по вечерам. Однако однажды его обводит вокруг пальца прекрасная Мелисса. Кто из них окажется хитрее и изворотливее, и ценой скольких жизней им удастся это выяснить?
Я выруливаю на подъездную дорожку к дому. Откидываюсь на спинку сиденья. Пытаюсь расслабиться.
На улице, богом клянусь, градусов тридцать пять, не меньше. Жуткая жара. Абсолютно сумасшедшая погода. Пот с меня льет в три ручья. Кожа на пальцах сморщилась от влажности. Наклоняюсь, вытаскиваю ключ из зажигания, беру портфель и вылезаю из машины. Вот здесь, в гараже, кондиционер действительно работает. Подхожу к входной двери и недолго вожусь с замком.
Чистильщик скачать fb2, epub бесплатно
Двенадцатилетняя дочь известного берлинского психиатра Виктора Ларенца, Жози, исчезла при таинственных обстоятельствах.
Прошло четыре года. Скорбящий отец уехал в заброшенный дом на острове. Его общества навязчиво ищет красивая незнакомка, которую мучают видения. Ей является девочка, бесследно пропавшая, как когда-то Жози. Виктор начинает терапию, которая все больше напоминает драматический допрос.
Друзья-подростки проводят летние каникулы на мексиканском побережье. Ребятам быстро наскучивает пассивный отдых, и в поисках приключений они отправляются за археологами к руинам Майя. Дорога приводит ребят к странному холму, сплошь увитому растениями. И тот, кто однажды ступил на него, должен остаться там навсегда.
Каждый в глубине души надеется, что ему удастся выбраться из этого ада. Ведь чем безрассуднее надежда, тем она долговечнее…
Зловещий, жестокий, шокирующий, Черный Ангел несется над мрачным, погрязшим в преступлениях Нью-Йорком. Развлекаясь дерзкими похищениями и душераздирающими убийствами, играет с содрогающимися жертвами в дикую, кровавую игру. Зло обрело свое лицо, вырвавшись из адской бездны, чтобы раскрыть чудовищную тайну древних времен. Ни вздохнуть, ни отвести взгляда. Страница за страницей, и ледяные тиски страха сжимаются все сильнее. Ночь за ночью, и царство падших ангелов смыкает над городом железные оковы мести и греха.
Расследуя дело об исчезновении Алисы Темпл, детектив Чарли Паркер вновь оказывается на острие борьбы света и тени, добра и зла.
Журналистка Клэр Харт ведет собственное расследование зверских серийных убийств.
Распутывая клубок страшных преступлений, Клэр чувствует, что преступник где-то рядом… Удастся ли ей остановить маньяка.
Американская мечта в обычной сумке… Братья Хэнк и Джекоб и их приятель Лу находят 4 миллиона долларов в разбившемся самолете в заснеженных лесах Миннесоты. Они догадываются, что у этих денег есть хозяин. Однако все же решают воспользоваться необычным подарком судьбы и оставляют деньги себе, мечтая начать новую жизнь. Самый трудный шаг сделан. Но друзья еще не осознают, чем рискуют…
На заснеженных улицах рождественнского Чикаго юные герои романа «Епитимья» по сходной цене предлагают профессиональные ласки почтенным отцам семейств. С поистине диккенсовским мягким юмором рисует автор этих трогательно-порочных мальчишек и девчонок. Они и не подозревают, какая страшная участь их ждет, когда доверчиво садятся в машину станного субъекта по имени Дуайт Моррис. А этот безумец давно вынес приговор: дети городских окраин должны принять наказание свыше, епитимью, за его немложившуюся жизнь. Так пусть они сгорят в очистительном огне!
Неужели удастся дьявольский план? Или, как часто бывает под Рождество, победу одержат силы добра в лице служителя Бога? Лишь последние страницы увлекательнейшего повествования дадут ответ на эти вопросы.
Тринадцать историй о тех, для кого Ваша жизнь не представляет ценности.
Не все, что написано в этой книге, является вымыслом. Далеко не все персонажи выдуманы, а большинство совпадений не случайны. И если что-то описанное здесь еще не произошло, то, я уверен, может произойти в самом скором времени.
Александра Хоббс, бывшая алкоголичка, а ныне репортерша бульварной газетёнки, в поисках «горячего» материала для очередного репортажа, приезжает на место преступления. Разыскивая случайных свидетелей, она неожиданно сталкивается с Габриэлем Дэвисом — бывшим специалистом по поимке серийных убийц, ставшим изгоем после незаконной публикации его скандальных дневников.
Алекс понимает, что Габриэль как-то связан с убийством. Понимает это и Энтони Липаски — бывший напарник и единственный друг Дэвиса, детектив, к которому Алекс обратилась за помощью.
Судьба связывает этих троих в странный узел, в котором переплетаются ненависть и влечение, доверие и страх, безумие и любовь.
Смогут ли они найти маньяка-убийцу раньше, чем он найдет их.
Он сыграл супергероя Зеленого Сокола в четырех сериалах. Он был молод, силён и сражался с киношным Злом… сорок лет назад. Сможет ли он сегодня наказать маньяка за убитую соседку-проститутку?
Пятеро обыкновенных жителей Нью-Йорка начинают совершать ужасные убийства… Два детектива берутся расследовать это дело, но каждый раз, когда они тянут за ниточки к нему, клубок запутывается еще больше…
Шерлок Холмс, воскресший из мертвых в рассказе «Пустой дом», упоминает некоторых преступников, чьи имена начинаются на «М». «Одного Мориарти было бы достаточно, чтобы прославить любую букву, а тут еще Морган — отравитель и Мерридью, оставивший по себе жуткую память».
Дальше пойдет рассказ о деле с участием Мерридью — и эту историю читатель забудет не скоро.
«Ежегодно в канун первого мая мисс Уитерспун составляла ровно десять корзин. И каждый год в эту ночь она развешивала их на ручки дверей десяти домов. Среди этих корзин избиралась одна, которая должна была содержать особый презент. И каждый год получателя одной из корзин постигала странная и необъяснимая судьба».
«Красный паук, или Семь секунд вечности» Евгения Пряхина – роман, написанный в добрых традициях советской фантастики, в котором чудесным образом переплелись прошлое и настоящее. Одной из основ, на которых строится роман, является вопрос, давно разделивший землян на два непримиримых лагеря. Это вопрос о том, посетила ли американская экспедиция Луну в 1969 году, чьё собственное оригинальное решение предлагает автор «Красного паука». Герои «Красного паука» – на первый взгляд, обычные российские люди, погрязшие в жизненной рутине. Однако читатель вскоре узнаёт о том, что им суждено сыграть ключевую роль в истории России. Юрий Лукьянов, учитель физики и астрономии, считается среди своих знакомых чудаком: вкалывает в школе за мизерную зарплату и после развода не пытается отсудить у жены имущество. В мире, где правят деньги, такое поведение кажется как минимум странным. Однако именно этот бессеребренник и становится главным героем романа. Для него важна справедливость, вне зависимости от того, чем ради её восстановления придётся пожертвовать, и, в конце концов, его взгляды находят отклик и в сердцах других героев.
Чистильщик
Пол Клив
Чистильщик
Нам всем тебя очень не хватает, дружище.
Я выруливаю на подъездную дорожку к дому. Откидываюсь на спинку сиденья. Пытаюсь расслабиться.
На улице, богом клянусь, градусов тридцать пять, не меньше. Жуткая жара. Абсолютно сумасшедшая погода. Пот с меня льет в три ручья. Кожа на пальцах сморщилась от влажности. Наклоняюсь, вытаскиваю ключ из зажигания, беру портфель и вылезаю из машины. Вот здесь, в гараже, кондиционер действительно работает. Подхожу к входной двери и недолго вожусь с замком.
Сажусь обратно за стол. Опять задираю ноги. Быстро заглатываю пиццу, беру портфель и поднимаюсь на второй этаж. Магнитофон в душе играет знакомую мелодию, но я никак не могу припомнить название. И имя певца тоже ускользает. Но я, положив портфель на кровать, все равно тихо подпеваю, зная, что теперь этот мотивчик надолго застрянет у меня в голове. Присаживаюсь рядом с портфелем. Открываю его. Вынимаю газету. Первая страница пестрит тем типом новостей, единственной целью которых является повышение уровня продаж. Иногда мне кажется, что половина из того, о чем пишут в газетах, придумывается именно с этой целью.
Я опускаю газету и улыбаюсь.
Она смотрит на меня:
— Ты кто такой, мать твою?
Салли сжимает распятие, висящее у нее на шее, и оно сильно впивается ей в ладонь. Она уже не может вспомнить, когда в последний раз снимала его, и боится, что если она это сделает, то свернется в маленький комочек и будет плакать и плакать, целую вечность, и остаток своих дней проведет не в силах сделать ни единого движения. Это распятие было на ней в больнице, в тот момент, когда вошел врач и сообщил ее семье прискорбное известие. Она крепко держалась за него, когда ее усаживали на стул и со скорбными лицами сообщали то, что говорили бесчисленным другим семьям, знающим, что их родные умирают, но все еще цепляющимся за надежду. Оно было у ее сердца, когда она возила родителей в дом гражданской панихиды и сидела с директором за чаем, к которому никто так и не притронулся, листая блестящие страницы брошюры с гробами, пытаясь выбрать тот, который лучше всего подошел бы ее покойному брату. То же надо было проделать с костюмом. Даже у смерти теперь была какая-то мода. Костюмы в каталогах были сфотографированы на манекенах, потому что странно бы они смотрелись на беззаботных, пытающихся выглядеть сексапильно парнях, с ослепительной улыбкой до ушей.
И с тех пор она носит это распятие каждый день и руководствуется им, пытаясь помнить, что Мартин теперь в лучшем мире, а жизнь не такая уж мрачная штука.
Она смотрела на могилу минут сорок, не в силах оторвать взгляд. Тени от растущих поблизости дубов потихоньку вытягивались. Время от времени северо-восточный ветер отрывал от веток желуди и бросал их на надгробный камень, и щелчки напоминали звук ломающихся пальцев. Кладбище раскинулось пышным зеленым ковром, тут и там прорезанным цементными дорожками; в данный момент было практически безлюдно, за исключением нескольких людей, стоящих над надгробными плитами, каждый со своей трагедией на лице. Она думает о том, не бывает ли тут днем больше народу, нет ли у кладбища часа пик. Не хотелось верить, что одни люди умирают, а другие о них забывают. Недалеко на машине-газонокосилке какой-то мужчина лавировал между могилами, выкручивая руль так, будто эта была гоночная машина; наверное, ему не терпелось поскорее закончить работу и убраться отсюда. Звук мотора доносится до нее как будто издалека. Когда-нибудь и этого мужчину, ухаживающего за кладбищем, тут похоронят. И кто тогда будет косить газоны?
На миг Салли прикрывает глаза. Каждый раз, приходя сюда, она наталкивается на некую стену, преодолеть которую не в силах. Когда она уйдет, все снова встанет на свои места. Салли наклонилась, погладила цветы, лежащие на могиле, потом провела пальцами по буквам на плите. Ее брату было пятнадцать, когда он умер. Накануне своего шестнадцатилетия. Одни сутки между днем рождения и днем смерти. Может, меньше. Около половины суток. Часов шесть или семь. Как можно осмыслить, что он умер в пятнадцать, почти шестнадцать лет? Остальные, похороненные здесь, прожили в среднем шестьдесят два года. Она знает, потому что сама подсчитала. Прошлась между могилами, складывая цифры на калькуляторе, и потом поделила. Ей было любопытно, на сколько лет Мартина обделили. Те пятнадцать-шестнадцать лет, что он прожил на этом свете, были особенными, и тот факт, что он был умственно отсталым, на самом деле являлся благословением. Он сделал богаче ее жизнь и жизнь ее родителей тоже. Он знал, что не такой, как все, знал, что был дауном, но он так никогда и не понял, что в этом плохого. Для него жизнь заключалась в том, чтобы получать удовольствие. И что в этом неправильного?
Через час она отворачивается от могилы. Она хотела бы как-нибудь рассказать своему покойному брату о мужчине, с которым работает и который так его напоминает. У него такое же чистое сердце и такая же детская наивность. Она хочет рассказать брату об этом, но уходит, не промолвив ни слова.
Салли уходит с кладбища, продолжая думать о Мартине. Не успела она дойти до машины, а распятие уже начало потихоньку гасить ее боль.
Пол клив чистильщик аудиокнига
Нам всем тебя очень не хватает, дружище.
Я выруливаю на подъездную дорожку к дому. Откидываюсь на спинку сиденья. Пытаюсь расслабиться.
На улице, богом клянусь, градусов тридцать пять, не меньше. Жуткая жара. Абсолютно сумасшедшая погода. Пот с меня льет в три ручья. Кожа на пальцах сморщилась от влажности. Наклоняюсь, вытаскиваю ключ из зажигания, беру портфель и вылезаю из машины. Вот здесь, в гараже, кондиционер действительно работает. Подхожу к входной двери и недолго вожусь с замком.
Тихо прохожу на кухню. Слышу, как Анжела наверху принимает душ. Ее я побеспокою позже. А сейчас мне очень хочется пить. Подхожу к холодильнику. Дверца у него из нержавеющего металла, и мое отражение в ней похоже на привидение. Открываю холодильник и присаживаюсь напротив, на корточки, наслаждаясь потоком холодного воздуха. Холодильник предлагает мне пиво или кока-колу на выбор. Беру пиво, откупориваю и присаживаюсь за стол. Я не алкоголик, но эту бутылку приканчиваю секунд за двадцать. Холодильник предлагает мне еще одну. Кто я такой, чтобы отказываться? Откидываюсь на стуле. Кладу ноги на стол. Раздумываю, не снять ли ботинки. Вам знакомо это ощущение? Позади тяжелый рабочий день. Непрерывный восьмичасовой стресс. А потом садишься: ноги — на стол, в руке — бутылка пива, и снимаешь обувь.
Краем уха прислушиваясь к шуму душа наверху, я мимоходом потягиваю пиво из бутылки — второй бутылки за этот год. На то, чтобы прикончить ее, у меня уходит несколько минут, и теперь я чувствую голод. Возвращаюсь к холодильнику и к кусочку пиццы, на который положил глаз еще с первым заходом. Пожимаю плечами. Почему бы и нет? Мне не надо следить за своим весом.
Сажусь обратно за стол. Опять задираю ноги. Быстро заглатываю пиццу, беру портфель и поднимаюсь на второй этаж. Магнитофон в душе играет знакомую мелодию, но я никак не могу припомнить название. И имя певца тоже ускользает. Но я, положив портфель на кровать, все равно тихо подпеваю, зная, что теперь этот мотивчик надолго застрянет у меня в голове. Присаживаюсь рядом с портфелем. Открываю его. Вынимаю газету. Первая страница пестрит тем типом новостей, единственной целью которых является повышение уровня продаж. Иногда мне кажется, что половина из того, о чем пишут в газетах, придумывается именно с этой целью.
Слышу, как выключается душ, но не обращаю внимания — предпочитаю дочитать газету. Некую интересную статейку о каком-то мужчине, который терроризирует весь город. Убивает женщин. Пытает. Насилует. Из таких историй потом придумывают сценарии для фильмов. Проходит еще несколько минут, я все еще читаю газету, и тут из душа, вытирая волосы полотенцем, выходит Анжела, окутанная облаком пара и ароматом лосьона.
Я опускаю газету и улыбаюсь.
Она смотрит на меня:
— Ты кто такой, мать твою?
Салли сжимает распятие, висящее у нее на шее, и оно сильно впивается ей в ладонь. Она уже не может вспомнить, когда в последний раз снимала его, и боится, что если она это сделает, то свернется в маленький комочек и будет плакать и плакать, целую вечность, и остаток своих дней проведет не в силах сделать ни единого движения. Это распятие было на ней в больнице, в тот момент, когда вошел врач и сообщил ее семье прискорбное известие. Она крепко держалась за него, когда ее усаживали на стул и со скорбными лицами сообщали то, что говорили бесчисленным другим семьям, знающим, что их родные умирают, но все еще цепляющимся за надежду. Оно было у ее сердца, когда она возила родителей в дом гражданской панихиды и сидела с директором за чаем, к которому никто так и не притронулся, листая блестящие страницы брошюры с гробами, пытаясь выбрать тот, который лучше всего подошел бы ее покойному брату. То же надо было проделать с костюмом. Даже у смерти теперь была какая-то мода. Костюмы в каталогах были сфотографированы на манекенах, потому что странно бы они смотрелись на беззаботных, пытающихся выглядеть сексапильно парнях, с ослепительной улыбкой до ушей.
И с тех пор она носит это распятие каждый день и руководствуется им, пытаясь помнить, что Мартин теперь в лучшем мире, а жизнь не такая уж мрачная штука.
Она смотрела на могилу минут сорок, не в силах оторвать взгляд. Тени от растущих поблизости дубов потихоньку вытягивались. Время от времени северо-восточный ветер отрывал от веток желуди и бросал их на надгробный камень, и щелчки напоминали звук ломающихся пальцев. Кладбище раскинулось пышным зеленым ковром, тут и там прорезанным цементными дорожками; в данный момент было практически безлюдно, за исключением нескольких людей, стоящих над надгробными плитами, каждый со своей трагедией на лице. Она думает о том, не бывает ли тут днем больше народу, нет ли у кладбища часа пик. Не хотелось верить, что одни люди умирают, а другие о них забывают. Недалеко на машине-газонокосилке какой-то мужчина лавировал между могилами, выкручивая руль так, будто эта была гоночная машина; наверное, ему не терпелось поскорее закончить работу и убраться отсюда. Звук мотора доносится до нее как будто издалека. Когда-нибудь и этого мужчину, ухаживающего за кладбищем, тут похоронят. И кто тогда будет косить газоны?
На миг Салли прикрывает глаза. Каждый раз, приходя сюда, она наталкивается на некую стену, преодолеть которую не в силах. Когда она уйдет, все снова встанет на свои места. Салли наклонилась, погладила цветы, лежащие на могиле, потом провела пальцами по буквам на плите. Ее брату было пятнадцать, когда он умер. Накануне своего шестнадцатилетия. Одни сутки между днем рождения и днем смерти. Может, меньше. Около половины суток. Часов шесть или семь. Как можно осмыслить, что он умер в пятнадцать, почти шестнадцать лет? Остальные, похороненные здесь, прожили в среднем шестьдесят два года. Она знает, потому что сама подсчитала. Прошлась между могилами, складывая цифры на калькуляторе, и потом поделила. Ей было любопытно, на сколько лет Мартина обделили. Те пятнадцать-шестнадцать лет, что он прожил на этом свете, были особенными, и тот факт, что он был умственно отсталым, на самом деле являлся благословением. Он сделал богаче ее жизнь и жизнь ее родителей тоже. Он знал, что не такой, как все, знал, что был дауном, но он так никогда и не понял, что в этом плохого. Для него жизнь заключалась в том, чтобы получать удовольствие. И что в этом неправильного?