по полу тапки грохотали

На поле танки грохотали

Музыка и слова народные. Песня из фильма «На войне как на войне»

Песня сложена в начале Великой Отечественной войны. Представляет собой переделку старой шахтерской песни «Молодой коногон», прозвучавшей в фильме «Большая жизнь» (1940). В фильме ее исполняет отрицательный герой-вредитель Макар Лаготин. В 1946 году была снята вторая серия фильма «Большая жизнь», в которой Макар Лаготин снова исполнял эту песню.

Вариант фронтовой переделки «Коногона» был опубликован в повести Виктора Курочкина «На войне как на войне», а в своем теперешнем варианте она появилась в одноименном кинофильме Виктора Трегубовича, посвященном экипажу противотанковой самоходной артиллерийской установки СУ-85 во время Великой Отечественной войны. Сразу после премьеры кинофильма песня обрела огромную популярность в армейской среде, особенно среди танкистов и артиллеристов-самоходчиков.

Как и у всякой народной песни, у этой песни существует огромное количество вариантов не только для танкистов, но и для других военных профессий: летчиков, десантников, матросов, партизан.

Упоминаемый в песне каркас — это специальные носилки на ножках для переноски снарядных ящиков и погрузки боекомплекта в танк. Также на них можно положить тело погибшего воина. Кроме того, гроб с телом погибшего героя перевозят на орудийном лафете, а перед погребением переносят для прощания на каркас. Строчка «и залпы башенных орудий» относится к временам танкостроения, когда танковые орудия делились на башенные и корпусные. В современном понимании в танкостроении такого деления нет, а башенные орудия относятся лишь к корабельной артиллерии.

Текст

На поле танки грохотали,
Солдаты шли в последний бой,
А молодого командира
Несли с пробитой головой.

Под танк ударила болванка,
Прощай, гвардейский экипаж!
Четыре трупа возле танка
Дополнят утренний пейзаж.

Машина пламенем объята,
Сейчас рванет боекомплект,
А жить так хочется, ребята,
Но выбираться сил уж нет.

Нас извлекут из под обломков,
Поднимут на руки каркас,
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.

И полетят тут телеграммы
Родных, знакомых известить,
Что сын их больше не вернется
И не приедет погостить.

В углу заплачет мать-старушка,
Слезу рукой смахнет отец,
И дорогая не узнает,
Каков танкиста был конец.

И будет карточка пылиться
На полке пожелтевших книг —
В танкистской форме, при погонах
И ей он больше не жених.

Источник

masterok

Мастерок.жж.рф

Хочу все знать

Наверное, нет в России человека, который хоть раз не слышал бы песню, начинающуюся словами «На поле танки грохотали…». Несложная, но берущая за душу мелодия, проникновенный текст и медленный, распевный ритм сделали её одной из любимых военных, да и, чего уж греха таить, застольных песен.

Её действительно можно назвать народной, и не только благодаря огромной популярности, но и потому, что вы нигде не найдёте имён ни её композитора, ни автора слов.

Её мелодия позаимствована у старой шахтёрской «Песни о коногоне», известной как минимум с начала XX века. В записи она впервые прозвучала, насколько мне известно, в фильме «Большая жизнь» (1939 г.).

На самом деле у этой песни есть несчётное количество куплетов (в распространённых версиях — до 25), насыщенных шахтёрским жаргоном, но в фильме звучат только три:

Найти, где впервые появился именно «танковый» вариант текста на мотив «Песни о коногоне», оказалось не так-то просто. Если вы просмотрите песенники времён войны, то ни в одном из них её не найдете.

Только в сборнике 1947 г., есть песня с названием «По полю танки грохотали» и той самой мелодией, но после первой строчки танки и танкисты в ней вовсе не упоминаются, потому что песня рассказывает о судьбе одесского моряка:

Однако уже в следующей строке мы читаем «И залпы башенных орудий». Казалось бы, что здесь странного? У танка есть башня, в ней установлено орудие. Но это только на первый взгляд. На самом деле к моменту начала Великой Отечественной данное словосочетание не имело никакого смысла, потому что иных орудий, кроме башенных, на танках Красной Армии и не было. Спонсонные орудия (устанавливавшиеся в специальных выступах по бортам танка — спонсонах) перестали использоваться после Первой мировой войны, а орудия, устанавливавшиеся в корпусе танка, можно было встретить только на французских B1, некоторых моделях английских «Черчиллей» да американском M3 «Ли». Впрочем, корпусными их всё равно не называли, потому что корпусное орудие — это артиллерийский термин, имеющий совсем другой смысл. В общем, здесь уже получается, что строку, скорее всего, добавил поэт, не слишком знакомый с бронетехникой.

Возможно, он же написал фразу «Моторы пламенем пылают», которая, хоть и хорошо ложится в ритм, вызывает некоторое недоумение, потому что у подавляющего большинства танков того (да и нынешнего) времени мотор всего один. Можно, конечно, вспомнить про лёгкий Т-70 со спаренной двигательной установкой, но он, на мой взгляд, был не настолько популярен, чтобы воспевать его в фольклоре.

Что интересно, та же ошибка перешла и в песню лётчиков «Моторы пламенем пылают», отличающуюся от песни танкистов лишь несколькими словами. Её исполняют Валерий Золотухин и Ирина Резникова в фильме «Трава-мурава» 1986 г., и там поётся:

Моторы пламенем пылают,
А крылья лижут языки…

У самолёта вполне могло быть больше одного двигателя, но в конце песни есть строчка «Прощай, Ил-2, товарищ мой», а у Ил-2 мотор тоже всего один.

Эти мелкие нестыковки, впрочем, не идут ни в какое сравнение с теми, что появились в более поздних куплетах.

В процессе изучения истории данной песни я так и не смог определить оригинальный, канонический вариант, зато нашёл не один десяток менее известных куплетов, сочинённых для неё в послевоенное время. Есть, например, несколько очень близких к тексту песни про коногона:

— Куда, куда, танкист, стремишься,
Куда, механик, держишь путь?
Или с болванкой повстречаться,
Или на мине отдохнуть?

— А я болванки не боюся,
И мина тоже не страшна!
Меня бризантный поцелует
И спать уложит навсегда…

Существует также практически полностью альтернативный текст под названием «Встаёт заря на небосклоне», записанный в 1947 г.:

Встаёт заря на небосклоне,
За ней встаёт наш батальон.
Механик чем-то недоволен,
В ремонт машины погружён.

И у него, что интересно, тоже есть масса вариантов — с дополнительными подробностями, с более или менее удачной рифмовкой и даже с частичным заимствованием текста «На поле танки грохотали…»:

А коль худое с нами будет —
Прощай, родная, не забудь.
Лишь залпы башенных орудий
Проводят нас в последний путь.

Кто-то уже явно в более позднее время добавил куплет из серии «власти скрывают»:

Никто не скажет про атаку,
Про стратегический просчёт,
Про расколовшиеся траки
И выстрел «Тигра» прямо в борт.

Встречался и вариант в духе «Врага у ворот» с кровавыми особистами, расстреливавшими отступающих в спину:

…А жить так хочется, ребята,
Но вылезать приказа нет.

Достаточно популярен следующий альтернативный текст:

Не жди пощады, враг не дремлет,
Огонь пощады не даёт,
И взрывом сорванную башню
На сотню метров отнесёт.

И пела, лязгая, машина,
Осколки сыпались на грудь.
Прощай, родная, успокойся,
И про меня навек забудь.

В Чеченскую кампанию добавились совсем другие куплеты:

А где-то на краю России,
Уткнувшись лбом о бронелист,
В своей железной керосинке
Сгорает заживо танкист.

А ещё есть свои варианты данной песни у лётчиков, матросов, партизан, ракетчиков, машинистов и даже водителей трамвая… Песня давно живёт своей жизнью, как и создавший её народ — то ударяясь в разнузданность и алкогольный угар, то, наоборот, отбрасывая всё лишнее и вновь обретая серьёзность, печальность и задушевность.

Под конец исследования я понял бесперспективность, да и ненужность поисков некоего «эталонного» варианта. Песню в первую очередь нужно петь, и я надеюсь, что мы с друзьями сделаем это ещё не раз. Но на всякий случай я выложу версию её текста, которая мне кажется более близкой к оригиналу и логичной:

Машина пламенем пылает,
А башню лижут языки.
Судьбы я вызов принимаю
Скупым пожатием руки.

Нас извлекут из-под обломков,
Поднимут на руки каркас,
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.

И похоронка понесётся
Родных и близких известить,
Что сын их больше не вернётся
И не приедет погостить…

И мать-старушка зарыдает,
Слезу рукой смахнёт отец,
И дорогая не узнает,
Каков танкиста был конец.

И будет карточка пылиться
На полке пожелтевших книг —
В танкистской форме, при петлицах,
И ей он больше не жених.

Источник