однажды на даче рассказы
Однажды на даче.
Сегодня они как раз собрались на девичник к семейной подружке на дачу. Испытывая лёгкое волнение от предвкушения хорошего вечера, она то и дело поглядывала в окно.
Руслан быстро домчал четвёрку одержимых на место назначения, выгрузил, выпил чашку чая с бутербродом, поцеловал жену и был таков. На сегодняшний вечер у него были запланированы свои (Хм!) мужские дела.
Девушки,как и все женщины, начали с благоустройства. Хозяйка подхватила лейку и кинулась поливать овощи. Остальные занялись уборкой в доме и готовкой.
Вскоре горячая молодая картошечка дымилась на столе, рядом с ней красивой горкой возвышался салат из красных помидор,редиски и зелёненьких пупырчатых огурчиков, щедро посыпанный местной зеленью. Среди прочих кушаний появился и Зелёный змий –пузатый графинчик с водочкой. Вкусно попахивало шашлыками!
Дело было к вечеру. Пора и за ужин садиться! Подруги радовались тому, что опять вместе. Смеялись и шутили, обсуждали новости, потом запели, не забывая поднимать рюмочки за детей, за здоровье и друг за друга. Пили чисто символически – по пять грамм. Было вкусно и весело. За разговорами не заметили, как стемнело. А когда закончили трапезу, решили перед сном сходить на пруд искупаться.
— Где вы работаете? – спросила женщина – хирург.
— В школе, учителем.
— Дааа, только они относятся к своему здоровью так беспечно,- сделала свой вывод врач.
Людмиле немножко стало обидно за коллег. И то верно,что всегда им некогда. Разве можно оставить класс хотя бы на один урок. Нет! Всю школу поставят на уши.
— Давайте на стол. Наркоз вам уже не поможет. Делать его бесполезно, Придётся терпеть.
Всё это не было бы так смешно, когда бы не было так грустно. Это не закончилось одной процедурой, она повторялась через день. Через полгода только она почувствовала себя здоровым человеком после всяких витаминчиков-укольчиков..
Ночь на даче. Святочный рассказ из прошлого
Это случилось много лет назад. Тогда я, ещё совсем девчонка, приезжала со своим мужем к нему на дачу зимой и летом, в любую погоду. Муж был старше меня, и нам с ним всегда было интересно вдвоём.
Днём мы гуляли по лесу, а вечерами сидели в хорошо натопленной кухне, где на диване было так уютно вязать мужу свитер, когда он читал мне вслух что-то из своих любимых классиков.
Приезжали на дачу в пятницу после работы, и оставались там до вечера воскресенья. Однажды в субботу мужу понадобилось с,ездить по делам в город, и он предложил мне остаться на даче, обещая вернуться засветло.
День прошёл в обычных делах. С утра я растопила печурку, приготовила вкусный обед, продукты для которого мы закупали всегда в поселковом магазине. Особенно любили мы брать там баранину для ароматного супа и молоко, жирное, колхозное, его я топила в духовке нашей дровяной плиты. Получалось очень вкусно. В той же духовке я пекла пироги с яблоками из своего сада. Бывать вдвоём в выходные на даче нам обоим очень нравилось.
Тот случай, о котором я хочу рассказать, произошёл в самом начале нашего супружества. Мы оба были очень счастливы, и казалось, что так теперь будет всегда.
Меня очень рано начали приучать к хозяйству. Помню, как я, стоя на табуретке, делала котлеты в коммунальной кухне, как мыла в тазиках посуду, гордясь тем, что мне доверяют даже сковородки с пригоревшим жиром и большие кастрюли. Сколько я помню себя, мне всегда было интересно учиться всё делать самой, и хотелось всё делать хорошо не для того, чтобы меня похвалили, а просто потому, что мне так хотелось.
Мужу нравилось во мне всё, и он не уставал повторять слова, кажется, из рассказа Чехова: «Женитесь, господа, не пожалеете!»
Чтобы было не скучно, я включила приёмник, и слушала то музыку, то какой-то радиоспектакль, поглядывая в окно, не идёт ли с поезда мой муж.
Время летело быстро, я и не заметила, как стемнело. Включила свет. Встала у окна. Муж должен был приехать с минуты на минуту, но его всё не было.
Смотреть в окно было уже бесполезно. Кроме моего отражения на тёмном ночном стекле, ничего не было видно. Я поняла, что мужа, по-видимому, задержали какие-то дела в городе, и придётся мне ночевать на даче одной. Никаких мобильных телефонов тогда не было, иначе я знала бы, что случилось, и было бы не так тревожно.
Прежде всего я решила запереть на ночь дверь. Ключи от дома обычно лежали на подоконнике кухонного окна. Их там не было. Обыскала всю кухню, потом весь дом, ключей не было нигде. Да это было ясно с самого начала: муж всегда клал ключи в одно место, чтобы их не искать. Щеколда была на входной двери, но ненадёжная, слабенькая, и, закрыв дверь на неё, я убедилась, что дверь свободно ходит туда-сюда, оставляя довольно широкую щель. Достаточно было дёрнуть дверь посильней, и щеколда вылетела бы, она была довольно слабо прикручена разболтавшимися шурупами.
Я включила приёмник, музыка, звучавшая из него, действовала довольно успокаивающе, и я присела на диван, собираясь вязать всю ночь. Спать в таком ненадёжном месте одна я не решалась.
Внезапно погас свет, и музыка прекратилась. Этого мне только не хватало! Снова отключили электричество, так бывало довольно часто на даче, особенно по ночам. Но ни разу я не оставалась на даче одна, да ещё в темноте. Есть ли в доме свеча? Я не знала. Искать свечу в темноте было проблематично. Когда мы вдвоём с мужем оставались ночью на даче без света, в свече как-то не было необходимости. А тут одна, да ещё и в темноте.
В углу зашуршала мышь. Мыши-полёвки иногда забегали в дом, но я их не боялась. А муж с помощью мышеловки почти сразу вылавливал не прошенную гостью, выбрасывая потом её, распластанную пружиной, вместе с мышеловкой за забор, в придорожную канаву. Было бы странно заниматься в темноте поисками мышеловки, поимкой мыши.
В добавок ко всему я знала, что соседей по даче нет, никто, кроме нас с мужем, не ездил на дачу зимой. Нечего было и думать о том, чтобы уснуть. Сидеть же одной в тёмном доме было неприятно и страшно.
Подумав немного, я вышла на улицу. Фонари на улице тоже не горели, но снаружи было светлее из-за луны и звёзд, горевших на ночном небе. Постепенно глаза привыкли к неяркому уличному свету. Здесь было лучше, чем сидеть в темноте довольно большого дома. Я стала оглядываться по сторонам: везде дома с тёмными окнами, кое-где и ставни были забиты досками. Вышла на дорогу. Высокая берёза, что росла напротив нашего дома, слегка качала длинными ветками по ночному звёздному небу.
В том направлении, где росла берёза, прямо за ней, в чердачном окне старого дома мне почудился неясный свет. Он то появлялся, то пропадал, и был похож на свет лампочек гирлянды. Ветви берёзы мешали мне разглядеть получше, что же светилось в окне дома, стоящего наискосок от нашего. Я прошла вперёд по дороге, и остановилась напротив дома, в окне которого, покачиваясь, то вспыхивали, то гасли огоньки. Я смотрела на них, как заворожённая: ещё бы, могло оказаться, что в этом доме есть люди, и у них есть свет, я могла бы постучаться к ним в дом, и мне стало бы не так одиноко, как сейчас, хотя бы на время.
Огоньки вспыхивали и гасли в чердачном окне на втором этаже дома, усечённом треугольником крыши.
Набравшись смелости, я постучала в калитку дома с огоньками, сначала тихонько, потом всё громче, и, наконец, набравшись смелости, а, может, даже от отчаянья, я стала стучать в калитку довольно громко.
Огоньки в окне чердака, покачавшись, погасли. Но через несколько минут или секунд, я не очень определённо ориентировалась во времени, качающиеся огоньки появились за цветными окнами веранды, выходящей в сад. За разноцветными стёклами огоньки было видно не так отчётливо, но они горели, в этом не могло быть никакого сомнения!
Я не знала, что сказать.
Мы сидели в полутёмной комнате. Мебель вокруг была старой и пыльной. На столе стояли грязные тарелки и стаканы, а хозяин дома занялся тем, что присел на корточки возле печки и стал подбрасывать дрова в уже догорающую печь. Огонь в печи разгорался медленно, но верно, и было уже можно разглядеть, хоть и не очень ясно, и обстановку комнаты, и хозяина этого странного дома. Он, несомненно, был стар. Его одежда, мягко сказать, была не новой и не опрятной: засаленные рукава свитера неопределённого цвета были видны мне особенно хорошо, потому, что этот человек приблизил руки к огню раскрытой дверцы печи, видимо, ему было холодно. Молчание затянулось. И я, чтобы чувствовать реальность происходящего, заговорила сама:
— Мой муж уехал сегодня в город, но должен был обязательно вернуться к вечеру. Последняя электричка пришла давно, а его всё нет. В доме темно и страшно, да ещё мышь скребётся в углу.
Хозяин дома молчал, грея руки у распахнутой дверцы печи, и я решилась заговорить снова:
— Можно, я немного побуду у вас? Возможно, свет скоро включат, и тогда я смогу вернуться домой.
Старик поднял опущенное вниз лицо, и я к своему немалому удивлению увидела, что по его морщинистым щекам текут слёзы.
Он был стар и нелюдим, но никого другого во всей округе не было, и мне не хотелось уходить от него туда, где было безлюдно и страшно.
Немного освоившись, я предложила Деду прибраться у него на столе и помыть посуду.
Я прибралась на столе, и мы даже вскипятили на печке чаю в большом закопчённом чайнике. Старик достал из буфета какую-то древнюю бутылку, заткнутую вместо пробки свёрнутой жгутом газетой. Он налил немного тёмной жидкости в наши кружки. Чай был огненно-горячим, терпким на вкус, и я сразу согрелась от него. Неожиданно я почувствовала, что очень хочу спать, так сильно, что даже боялась, что усну, сидя на стуле.
Видимо, старик не возражал, потому, что я прилегла на старом диване, и мгновенно уснула, наверное, бальзам, что налил нам в чай старик, был настоян на травах, и они имели сонное действие.
Не знаю, сколько прошло времени, но я проснулась оттого, что лицо старика склонилось совсем низко надо мной. Я вздрогнула от неожиданности, и поспешила сесть на диван, на котором я так внезапно задремала.
— Я пожалуй пойду к себе. Спасибо, что напоили чаем.
Я попыталась вырвать свою руку из руки старика, а он прихватил меня ещё и за другую руку, и стал смеяться неожиданно хрипло и как-то совсем не весело, и я, испуганная не на шутку, стала тянуть свои руки на себя, стараясь вырваться. Это невероятно, но мы с Дедом боролись. Он даже сумел толкнуть меня на диван, и я упала на него спиной, а Дед оказался сверху меня, и стал тыкаться своим слюнявым гадким ртом мне в нос, рот, в подбородок.
Видимо мои слова и голос подействовали на старика убедительно, он отступил назад, и я метнулась к двери, по счастью, она оказалась не запертой.
Быстрее ветра я выскочила из дома страшного старика, и побежала по направлению к калитке, она тоже не была закрытой, и очень скоро я влетела сначала в свой сад, благо, что, уходя, я оставила калитку открытой, затем я оказалась у себя в доме. Не сразу сообразила я, что старик не гонится за мной, поэтому успокоилась лишь тогда, когда закрыла входную дверь на щеколду. Хоть и не очень надёжная защита, но всё-таки лучше, чем ничего.
До утра я сидела в уголке дивана, поджав озябшие ноги под себя, и смотрела в окно, как постепенно ночная тьма сменялась неяркой зарёй зимнего утра. А потом зажёгся электрический свет, и стало намного приятнее ждать наступающего утра.
Муж приехал довольно рано. Спросил, как мне спалось без него, одной на даче. Я промолчала в ответ. Я была сердита на мужа за то, что благодаря ему я натерпелась такого страха. Я не стала рассказывать ему о своём ночном приключении, зная, что он будет ругать меня за то, что ночью я вышла из дома и потащилась куда-то, рискуя, может быть, даже своей жизнью.
Очень хотелось спать. Ведь за всю прошедшую ночь я поспала совсем не много, быть может, всего несколько минут, когда прилегла на диван в доме злосчастного старика.
А потом мы поехали домой. Только спустя несколько дней после той страшной ночи, я решилась расспросить мужа о странном доме и его обитателе.
— Ты не знаешь, кто живёт в старом доме, что стоит через дорогу от нашего? Это перед ним растёт высокая берёза, видная из нашего окна. Ты знаешь, о каком доме я говорю? Он такой старый, с чердачным окном наверху, с цветными стёклами на веранде.
— Но вчера, когда в садоводстве отключили электричество, в этом доме горел какой-то неясный свет, сначала на чердаке, а потом внизу.
Прошло много времени, может, даже, не один год, было лето, я отдыхала на даче с нашим годовалым сыном, муж приезжал к нам каждый день после работы, а днём мы с сыном были в обществе бабушки мужа, уже очень строй, и почти выжившей из ума.
С бабушкой почти никто из родных не разговаривал, она не только была немного не в себе, но в добавок имела весьма скверный характер. И меня, молодую жену её внука, она встретила по началу очень неприветливо. Но я стала приглашать её к себе на завтрак, обед и ужин, и вскоре она даже в какой-то мере подружилась со мной. Бабушка немного мне помогала: когда я готовила еду в доме, она сидела рядом с кроваткой моего маленького сына. Кроватку я на день выносила из дома без матраса в сад, где ребёнок мог играть и сидел, как в манеже.
Иногда мы с бабушкой оставались и на ночь на даче, и тогда она подолгу засиживалась у меня после ужина, негромко рассказывая мне что-то из своей прошлой жизни.
Я спросила, известно ли бабушке что-то о доме напротив.
У меня пробежал по спине холодок: уж не с призраком ли я общалась в том злополучном доме в незабываемую страшную ночь позапрошлой зимы?
Я не стала расспрашивать у бабушки подробностей этой истории, но теперь я знала, что мне нужно узнать, и постепенно стала узнавать у всех, и у родных мужа, и у наших соседей, что же случилось в том доме под берёзой.
Не сразу удалось собрать полную картину трагической судьбы людей из дома напротив. Но когда я собрала все необходимые мне сведения об этой семье, история получилась простой и страшной одновременно. Я попробую описать её здесь так, как мне рассказывали её разные люди, оставив лишь то, что было существенно и важно.
ИСТОРИЯ ЖИЗНИ СЕМЬИ ИЗ ДОМА ПОД ВЫСОКОЙ БЕРЁЗОЙ
Это случилось давно, никто точно не мог сказать мне, в какие годы поселилась семья в доме, что стоял под берёзой, но все рассказчики сходились в одном: это были послевоенные годы.
Вернувшийся с войны полковник женился на молоденькой медсестре, выхаживающей его после ранения в госпитале. Полковник стал работать в институте, откуда ушёл на войну, он успешно занимался наукой и вил гнездо для своей молодой семьи, первая его семья, родители, жена, и двое детей-школьников погибли в Ленинграде во время блокады.
Для своей новой семьи фронтовик приобрёл дом за городом, перед домом посадил берёзу, когда его молодая жена родила ему сына. После войны все радовались наступившему миру, и жизнь казалась безоблачной в смысле того, что после ужасов войны всё должно было быть хорошо и счастливо.
Супруги жили дружно, радовались подрастающему сыну, который был и пригож, и умён, и послушен. Что ещё надо человеку? Хорошая работа, молодая, заботливая жена, подрастающий наследник.
Мальчик учился в школе очень хорошо, и мечтал поступить в лётное училище. Мечту свою он исполнил. В училище тоже занимался успешно, и уже подходило время его окончания. Молодой курсант готовился к выпускным экзаменам на даче. Там он сидел подолгу над книгами, и соседи часто видели по ночам свет в чердачном окне, где юноша жил, приезжая на дачу.
Мать беспокоилась о том, что сын засиживается над учебниками ночами, мало отдыхает, даже на улицу выходит редко. Отец успокаивал её, говоря, что парень молодой и здоровый, к тому же, экзамены уже скоро, а после них он отдохнёт.
Экзамены были успешно сданы, и перед назначение в часть для прохождения службы был целый месяц для отдыха усердного учащегося лётного училища. Заранее была куплена путёвка в одну из здравниц Крыма, и сын, провожаемый напутствиями родителей, впервые уехал отдыхать один.
А дальше пошла череда трагических событий, о которых рассказывали люди немного противоречиво, но картина складывалась таким образом.
Отдыхая по путёвке, бывший курсант, а теперь дипломированный лётчик, отправился со своей невестой с палаткой в горы. А там, в горах, произошло с ними несчастье. Ребята спали вдвоём в палатке, когда на них напала банда местных парней. Лётчика привязали к дереву, а его девушку насиловали все по очереди у него на глазах.
От горя умер сначала отец несчастного юноши, потом умерла и мать. А он оставался в психиатрической больнице, потому, что боялись, что он себя убьёт, были бесконечные попытки суицидов, когда его выпускали домой.
Шло время, больной был заперт за стенами дома скорби, его родителей уже не было в живых, менялись законы, и психиатрических больных стали отпускать домой. Отпустили и несостоявшегося лётчика. Семьи уже не было, он приехал жить на дачу. Соседи жалели больного, подкармливали его, отдавали ему старую одежду, и он жил уединённой жизнью на чердаке своего дома, не умея позаботиться о себе.
У больного была нарушена память, но одно он помнил и повторял без устали: «Я насильник и убийца!»
Однажды в посёлке произошло ЧП: молоденькую дачницу нашли утром в ближайшем лесу изнасилованной и убитой. Преступника не нашли, но раз,ярённая толпа дачников кинулась к дому, где жил несчастный больной.
Вызванная кем-то милиция спасла несчастного больного от суда Линча. Его снова поместили в психбольницу, и теперь уже надолго.
Вам понятно, почему я хотела услышать ответ на свой вопрос? Но прошло ещё не мало времени, прежде, чем мне удалось узнать окончание истории несчастного лётчика, сошедшего с ума после страшного несчастья, случившегося с его девушкой.
Больной вёл себя смирно в лечебнице, и его снова выпустили домой, где его никто не ждал. Это случилось зимой, вскоре после новогодних праздников, когда никого из соседей по садоводству не было в посёлке. Спустя довольно долгое время кто-то из его знакомых приехал на дачу навестить больного.
Милиция обыскала близлежащие окрестности, добровольцы из местного населения прочёсывали пустые зимой участки дачников, лес, канавы, труп девушки, якобы убитой больным, не был найден.
Однажды на даче
Все мы любим, сидя дома в тепле, слушать успокаивающий шум дождя за окном. Любим стук тяжелых капель по стеклу и крыше, которые звучат словно быстрая барабанная дробь, вызывая умиротворяющую дремоту.
Но этот дождь скорее раздражал, чем успокаивал. Ливень продолжался уже четвертый день. Все небо было покрыто свинцовыми, низко ползущими тучами. Я хоть и сидел в тепле своего небольшого дачного домика, однако в нетерпении нет-нет, но поглядывал в окно в тщетной надежде разглядеть хотя бы намек на просвет в тяжелом небе. Непогода задерживала меня — очень уж не хотелось возвращаться в город под дождем, по раскисшей от избытка воды проселочной дороге.
Однако припасы мои постепенно кончались, и было очевидно, что рано или поздно мне все же придется выбраться из дома. Я и так задержался здесь, в этом Богом забытом дачном поселке на самой окраине нашей области и уже начинал сожалеть о своем решении приехать сюда, чтобы поработать в одиночестве и закончить один из своих романов. Самое обидное, что я нисколько не преуспел в своих творческих потугах, и эта мысль угнетала меня едва ли не так же сильно, как плохая погода. Начинала болеть голова, и я с тоской думал о том, что вряд ли протяну тут еще хотя бы день, и о том, как буду добираться до привычной моей городской натуре цивилизации.
В домике, где я невольно был вынужден задержаться, было довольно тепло. У меня была небольшая печка-буржуйка, которую я топил щепой и сухими ветками, которые загодя насобирал еще в прошлый свой приезд сюда. Тепла печки хватало на то, чтобы не замерзнуть в гостиной и в кухне на первом этаже дома, но было явно недостаточно, чтобы обогреть две спальни наверху. По этой причине я ночевал прямо здесь, на диване, а второй этаж и чердак держал закрытыми.
Вы скажете, вот, мол, старый дурень! Зачем же ты забрался в эту глушь в конце осени, когда более опытные дачники, собрав свой нехитрый урожай, уже давным-давно сидят в хорошо отапливаемой квартире в городе? И будете абсолютно правы. Мне не стоило сюда приезжать. Но, что сделано, то сделано, и вот я сидел на диване, ничем не занимался и только с тоской глядел в окно на угрюмое и неприветливое осеннее небо.
Вечерело, и не смотря на мое раздражение, я стал клевать носом и, быть может, даже задремал. Но вдруг раздался стук. Я спал не крепко, возможно, только потому и услышал это легкое постукивание по дверному косяку. Разумеется, я никого не ждал и потому страшно удивился, кто бы это мог быть. Испытывая любопытство, я соскочил с дивана и бросился открывать.
На пороге стояла незнакомая девушка, с ног до головы закутанная в дождевик, который, впрочем, явно не спасал ее от ненастья. Об этом можно было судить по мокрым слипшимся прядям волос, выбивавшимся из-под капюшона. Девушка мелко дрожала.
— Пожалуйста, помогите! — пролепетала она и посмотрела на меня таким умоляющим взглядом, что я невольно посторонился и дал ей зайти.
Незнакомка воспользовалась моим замешательством и, недолго думая, скользнула внутрь. С ее дождевика тут же натекла лужа воды. Я поморщился — не люблю сырость. Девушка проследила за моим взглядом и смущенно прошептала:
— Ничего, — недовольно проворчал я.
Раздражение вернулось и полностью вытеснило любопытство. Мне уже хотелось поскорее распрощаться с незваной гостьей. Девушка, тем временем, уже скинула дождевик и возилась с туфлями, пытаясь стащить их. И в этом был определенный смысл, так как и сами туфли, и джинсы на ногах девушки были сплошь покрыты толстым слоем липкой грязи.
— Как вас зовут? — поинтересовался я.
— Н-н-надя, — ответила она, лязгая зубами от холода.
Помимо джинсов и туфель на ней была только легкая летняя маечка на бретельках, прямо скажем, не самый подходящий наряд для поздней осени.
— Не по погоде вы оделись, Надя, — усмехнулся я и протянул ей руку: — Анатолий.
Она неловко вложила свою окоченевшую ладошку в мою ладонь и пожала ее. Для этого ей пришлось выпрямиться, и я подивился, на сколько она миниатюрная — макушка девушки едва доставала мне до середины груди. Надя наконец-то справилась с туфлями и прошлепала на середину гостиной, оставляя за собой мокрые следы босых ног.
Теперь она стояла и озиралась по сторонам, очевидно, раздумывая, куда бы ей сесть. Взгляд Нади упал на диван. Опасаясь за судьбу последнего, я быстро сказал:
— Знаете, Надя, вам лучше переодеться в сухое. А то простудитесь. У меня тут есть старый махровый халат. Вам он будет великоват, но ничего страшного.
Я подошел к шкафу, извлек его и протянул девушке.
— Вот. А я пойду приготовлю чай.
Пока Надя переодевалась, я согрел чайник на кухне, налил кипяток в единственную чашку, которая у меня была и бросил в нее пакетик чая. Потом немного подумал и присовокупил кубик сахара из стоявшей здесь же коробки.
Надю я обнаружил уютно устроившейся на диване и укутавшейся в мой халат. Чтобы быстрее согреться, она поджала под себя ноги и не стала отказываться от протянутой мною чашки. Пока она дула на чай и пила его маленькими глотками, в свете лампы я наконец смог толком рассмотреть Надино лицо. Ее нельзя было назвать красавицей. Обычные, я бы даже сказал, типичные для наших краев черты: довольно широкое лицо, треугольный подбородок, нетолстые губы, серые большие глаза и чуть вздернутый нос. Длинные промокшие насквозь волосы, из-за чего их цвет определить было невозможно, довершали образ. Одним словом, Надя выглядела как тысячи молоденьких девушек, которых вы встречаете, скажем, в общественном транспорте по дороге на работу. Встречаете и тут же забываете, чтобы не вспоминать уже никогда.
Я развесил Надины вещи прямо на буржуйке и уселся на табурет напротив.
— Что с вами случилось?
— Понимаете, я ехала на машине… — начала она. — А она застряла.
— Не знаю. Я шла полчаса. И только в вашем доме горел свет.
— Беда… В такую погоду ваша машина наверняка увязла так, что понадобится трактор, чтоб ее вытащить.
— А у вас есть? — с надеждой спросила она.
— Что вы! Откуда у меня трактор? — я задумался. — Но, быть может, в ближайшей деревне есть.
— Километров восемь-десять, — прикинул я.
— Ого! — Надя приуныла. — Мне ни за что туда не добраться.
— По такой погоде, вряд ли, — согласился я.
— У меня сел телефон. У вас нет сотового? — с надеждой спросила она.
— Есть, но, видите ли, здесь нет связи. Ближайшая вышка у шоссе, а до него едва ли ближе, чем до трактора.
Мы помолчали. Чтобы поддержать разговор, я поинтересовался:
— А вы какими судьбами в нашу глушь?
— Он где-то здесь? Вы с ним разминулись?
— Не знаю. Может быть.
— А как его зовут? — продолжал допытываться я.
— Как странно… — Надя принялась тереть виски пальцами обеих рук.
— Не помните имя мужа?
— Да. Но точно помню, что ищу его.
Не зная, что и думать, я уставился на огонь в печке. «Вот только этого мне не хватало! — размышлял я. — Девушка, у которой отшибло память. А может она сумасшедшая?»
— Понимаете… — прервала молчание Надя. — Уже вечер, на улице темно, и всю дорогу развезло. Мне страшно неловко вас просить, но… Можно мне переночевать у вас?
Заметив тень недовольства на моем лице, она тут же быстро добавила:
— Я вас не стесню. Могу лечь где угодно, хоть на полу. А завтра на рассвете я попробую добраться до деревни.
— Зачем же на полу? — расщедрился я. — Ложитесь прямо здесь, на диване. Тут теплее. А я уйду наверх, в спальню.
Я мысленно содрогнулся от идеи провести ночь в полностью промерзшей комнате, в холодной постели без теплой печки под боком, но отступать было поздно.
— Хорошо, — коротко согласилась Надя.
Она уже совсем согрелась и сжимала в ладонях почти пустую чашку. С минуту мы смотрели друг на друга, чужие люди, волею судеб оказавшиеся под одной крышей. Затем они отставила чашку в сторону, соскользнула с дивана и прямо босиком сделала несколько шагов по направлению ко мне.
— Спасибо, — Надя наклонилась ко мне, и теперь ее серые глаза были прямо напротив моих.
От ее тела исходило успокаивающее тепло, а мой старый халат немного сполз с Надиного плеча, и мне стала видна ее белая кожа. Девушка смотрела на меня, лукаво прищурившись, и вдруг, я не вру, подмигнула одним глазом, наклонилась еще ближе и, на мгновение прижавшись лицом, поцеловала меня в щеку.
«Что она делает? Неужели заигрывает со мной? — мелькали в голове шальные мысли. — Но зачем?»
Я смущенно погладил ладонью то место, куда Надя меня только что чмокнула, и в растерянности посмотрел на нее. А девушка, ничуть не смущаясь, вернулась обратно на диван и села в той же позе, что и раньше. Только чашка так и осталась стоять рядом. Пока она устраивались, краем глаза я успел не без досады заметить мокрое пятно на обивке сиденья, но Надю это обстоятельство, похоже, не беспокоило.
— Давайте, я вам еще чаю налью, — засуетился я, пытаясь скрыть свое смущение.
— Да, спасибо, — улыбнулась она, и на миг мне показалось, что в комнате стало немного светлее.
Я схватил чашку и почти бегом выскочил на кухню. Здесь я принялся торопливо заваривать новую порцию. Я уже почти закончил, как вдруг ощутил, что из окна на меня падает свет. В смятении я выглянул на улицу и увидел, что на западе тучи рассеялись, а заходящее солнце окрасило своими лучами всю кухню и меня самого в кроваво-красный цвет.
— Кажется, погода улучшается! — воскликнул я, возвращаясь обратно в гостиную.
Но Нади там не было. В изумлении я некоторое время озирался по сторонам. Помимо самой Нади исчезли и ее вещи, сушившиеся до этого на печке, грязные туфли и мокрый дождевик с вешалки. И только на спинке дивана сиротливо лежал аккуратно свернутый халат. Я выбежал на улицу, рассчитывая найти Надю здесь. Но и там тоже никого не было. Дождь кончился, и последними лучами заходящего солнца все вокруг было выкрашено в такой же алый цвет, как и моя кухня.
— Надя! — позвал я. — Вы где? Чай готов!
Но в ответ услышал только шуршание старых листьев, которые гонял ветер вокруг моего дома.
Я растерянно потоптался на пороге, вернулся внутрь и стал готовиться ко сну. Мокрое пятно на диване, равно как и грязные лужи на полу почему-то тоже бесследно пропали, как будто их и не было. Мне даже не пришлось убираться.
А на следующее утро я залил еще тлеющие в печке угли водой, запер дачу на ключ и уехал в город. Надю я больше никогда не видел.