О что мне закатный румянец блок
I look at your pale cheeks now,
I am fond of your weightlesd swan’s tread,
I hear your open talking,
I like such a delicate name!
New dreams, which flied up to me now,
Are making uneasy my way.
A mantle of snow can’t cover
All over the edge on this day.
You, as a vision, dancing
And among girlfriends,
Raced the cirle round,
So rapid, endless.
=======
О что мне закатный румянец
О, что мне закатный румянец,
Что злые тревоги разлук?
Все в мире — кружащийся танец
И встречи трепещущих рук!
Я бледные вижу ланиты,
Я поступь лебяжью ловлю,
Я слушаю говор открытый,
Я тонкое имя люблю!
И новые сны, залетая,
Тревожат в усталом пути.
А все пелена снеговая
Не может меня занести.
Неситесь, кружитесь, томите,
Снежинки — холодная весть.
Души моей тонкие нити,
Порвитесь, развейтесь, сгорите.
Ты, холод, мой холод, мой зимний,
В душе моей — страстное есть.
Стань, сердце, вздыхающий схимник,
Умрите, умрите, вы, гимны.
Вновь летит, летит, летит,
Звенит, и снег крутит, крутит,
Налетает вихрь
Снежных искр.
Ты виденьем, в пляске нежной,
Посреди подруг
Обошла равниной снежной
Быстротечный
Бесконечный круг.
Слышу говор твой открытый,
Вижу бледные ланиты,
В ясный взор гляжу.
Все, что не скажу,
Передам одной улыбкой.
Счастье, счастье! С нами ночь!
Ты опять тропою зыбкой
Улетаешь прочь.
Заметая, запевая,
Стан твой гибкий
Вихрем туча снеговая
Обдала, Отняла.
И опять метель, метель
Вьет, поет, кружит.
Всё — виденья, всё — измены.
В снежном кубке, полном пены,
Хмель
Звенит.
Заверти, замчи,
Сердце, замолчи,
Замети девичий след —
Смерти нет!
В темном поле
Бродит свет!
Горькой доле —
Много лет.
И вот опять, опять в возвратный
Пустилась пляс.
Метель поет. Твой голос — внятный.
Ты понеслась
Опять по кругу,
Земному другу
Сверкнув на миг.
Какой это танец? Каким это светом
Ты дразнишь и манишь?
В кружении этом
Когда ты устанешь?
Чьи песни? И звуки?
Чего я боюсь?
Щемящие звуки
И — вольная Русь.
И странным сияньем сияют черты.
Удалая пляска!
О, песня! О, удаль! О, гибель! О, маска.
Гармоника — ты?
О что мне закатный румянец блок
За всё, за всё тебя благодарю я:
За тайные мучения страстей,
За горечь слез, отраву поцелуя,
За месть врагов и клевету друзей;
За жар души, растраченный в пустыне.
Лермонтов[2]
О, весна без конца и без краю. [3]
Без конца и без краю мечта![4]
Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!
И приветствую звоном щита!
Принимаю тебя, неудача,
И удача, тебе мой привет!
В заколдованной области плача,
В тайне смеха – позорного нет!
Принимаю бессонные споры,
Утро в завесах темных окна,
Чтоб мои воспаленные взоры
Раздражала, пьянила весна!
Принимаю пустынные веси![5]
И колодцы земных городов!
Осветленный простор поднебесий
И томления рабьих трудов!
И встречаю тебя у порога –
С буйным ветром в змеиных кудрях,
С неразгаданным именем бога
На холодных и сжатых губах…
Перед этой враждующей встречей
Никогда я не брошу щита…
Никогда не откроешь ты плечи…
Но над нами – хмельная мечта!
смотрю, и вражду измеряю,
Ненавидя, кляня и любя:[6]
За мученья, за гибель – я знаю –
Все равно: принимаю тебя!
24 октября 1907
Приявший мир, как звонкий дар,
Как злата горсть, я стал богат.
Смотрю: растет, шумит пожар —
Глаза твои горят.
Как стало жутко и светло!
Весь город — яркий сноп огня,
Река — прозрачное стекло,
И только — нет меня.
Я здесь, в углу. Я там, распят.
Я пригвожден к стене — смотри!
Горят глаза твои, горят,
Как черных две зари!
Я буду здесь. Мы все сгорим:
Весь город мой, река, и я.
Крести крещеньем огневым,
О, милая моя!
26 октября 1907
Я неверную встретил у входа:
Уронила платок — и одна.
Никого. Только ночь и свобода.
Только жутко стоит тишина.
Говорил ей несвязные речи,
Открывал ей все тайны с людьми,
Никому не поведал о встрече,
Чтоб она прошептала: возьми.
Но она ускользающей птицей
Полетела в ненастье и мрак,
Где взвился огневой багряницей
Засыпающий праздничный флаг.
И у светлого дома, тревожно,
Я остался вдвоем с темнотой.
Невозможное было возможно,
Но возможное — было мечтой.
23 октября 1907
Перехожу от казни к казни
Широкой полосой огня.
Ты только невозможным дразнишь,
Немыслимым томишь меня.
И я, как темный раб, не смею
В огне и мраке потонуть.
Я только робкой тенью вею,
Не смея в небо заглянуть.
Как ветер, ты целуешь жадно.
Как осень, шлейфом шелестя,
Храня в темнице безотрадной
Меня, как бедное дитя.
Рабом безумным и покорным
До времени таюсь и жду
Под этим взором, слишком черным.
В моем пылающем бреду.
Лишь утром смею покидать я
Твое высокое крыльцо,
А ночью тонет в складках платья
Мое безумное лицо.
Лишь утром во’ронам бросаю
Свой хмель, свой сон, свою мечту.
А ночью снова — знаю, знаю
Твою земную красоту!
Что’ быть бесстрастным? Что’ — крылатым?
Сто раз бичуй и укори,
Чтоб только быть на миг проклятым
С тобой — в огне ночной зари!
Октябрь 1907
Пойми же, я спутал, я спутал
Страницы и строки стихов,
Плащом твои плечи окутал,
Остался с тобою без слов.
Пойми, в этом сумраке — магом
Стою над тобою и жду
Под бьющимся праздничным флагом,
На страже, под ветром, в бреду.
И ветер поет и пророчит
Мне в будущем — сон голубой.
Он хочет смеяться, он хочет,
Чтоб ты веселилась со мной!
И розы, осенние розы
Мне снятся на каждом шагу
Сквозь мглу, и огни, и морозы,
На белом, на легком снегу!
О будущем ветер не скажет,
Не скажет осенний цветок,
Что милая тихо развяжет
Свой шелковый, черный платок.
Что только звенящая снится
И душу палящая тень.
Что сердце — летящая птица.
Что в сердце — щемящая лень.
21 октября 1907
В бесконечной дали’ коридоров
Не она ли там пляшет вдали?
Не меня ль этой музыкой споров
От нее в этот час отвели?
Ничего вы не скажете, люди,
Не поймете, что темен мой храм.
Трепетанья, вздыхания груди
Воспаленным открыты глазам.
Сердце — легкая птица забвений
В золотой пролетающий час:
То она, в опьяненьи кружений,
Пляской тризну справляет о вас.
Никого ей не надо из скромных,
Ей не ум и не глупость нужны,
И не любит, наверное, темных,
Прислоненных, как я, у стены.
Сердце, взвейся, как легкая птица,
Полети ты, любовь разбуди,
Истоми ты истомой ресницы,
К бледно-смуглым плечам припади!
Сердце бьется, как птица томится —
То вдали закружилась она —
В легком танце летящая птица,
Никому, ничему не верна.
23 октября 1907
По улицам метель метет,
Свивается, шатается.
Мне кто-то руку подает
И кто-то улыбается.
Ведет — и вижу: глубина,
Гранитом темным сжатая.
Течет она, поет она,
Зовет она, проклятая.
Я подхожу и отхожу,
И замер в смутном трепете:
Вот только перейду межу —
И буду в струйном лепете.
И шепчет он — не отогнать
(И воля уничтожена):
«Пойми: уменьем умирать
Душа облагорожена.
Пойми, пойми, ты одинок,
Как сладки тайны холода.
Взгляни, взгляни в холодный ток,
Где всё навеки молодо. »
Бегу! Пусти, проклятый, прочь!
Не мучь ты, не испытывай!
Уйду я в поле, в снег и в ночь,
Забьюсь под куст ракитовый!
Там воля всех вольнее воль
Не приневолит вольного,
И болей всех больнее боль
Вернет с пути окольного!
26 октября 1907
О, что’ мне закатный румянец,
Что’ злые тревоги разлук?
Всё в мире — кружащийся танец
И встречи трепещущих рук!
Я бледные вижу ланиты,
Я поступь лебяжью ловлю,
Я слушаю говор открытый,
Я тонкое имя люблю!
И новые сны, залетая,
Тревожат в усталом пути.
А всё пелена снеговая
Не может меня занести.
Неситесь, кружитесь, томите,
Снежинки — холодная весть.
Души моей тонкие нити,
Порвитесь, развейтесь, сгорите.
Ты, холод, мой холод, мой зимний,
В душе моей — страстное есть.
Стань, сердце, вздыхающий схимник,
Умрите, умрите, вы, гимны.
Вновь летит, летит, летит,
Звенит, и снег крутит, крутит,
Налетает вихрь
Снежных искр.
Ты виденьем, в пляске нежной
Посреди подруг
Обошла равниной снежной
Быстротечный
Бесконечный круг.
Слышу говор твой открытый,
Вижу бледные ланиты,
В ясный взор гляжу.
Всё, что не скажу,
Передам одной улыбкой.
Счастье, счастье! С нами ночь!
Ты опять тропою зыбкой
Улетаешь прочь.
Заметая, запевая,
Стан твой гибкий
Вихрем туча снеговая
Обдала,
Отняла.
И опять метель, метель
Вьет, поет, кружи’т.
Всё — виденья, всё — измены.
В снежном кубке, полном пены,
Хмель
Звенит.
Заверти, замчи,
Сердце, замолчи,
Замети девичий след —
Смерти нет!
В темном поле
Бродит свет!
Горькой доле —
Много лет.
И вот опять, опять в возвратный
Пустилась пляс.
Метель поет. Твой голос — внятный.
Ты понеслась
Опять по кругу,
Земному другу
Сверкнув на миг.
Какой это танец? Каким это светом
Ты дразнишь и ма’нишь?
В кружении этом
Когда ты устанешь?
Чьи песни? И звуки?
Чего я боюсь?
Щемящие звуки
И — вольная Русь?
Гармоника, гармоника!
Эй, пой, визжи и жги!
Эй, желтенькие лютики,
Весенние цветки!
Там с посвистом да с присвистом
Гуляют до зари,
Кусточки тихим шелестом
Кивают мне: смотри.
Смотрю я — руки вскинула,
В широкий пляс пошла,
Цветами всех осыпала
И в песне изошла.
Неверная, лукавая,
Коварная — пляши!
И будь навек отравою
Растраченной души!
С ума сойду, сойду с ума,
Безумствуя, люблю,
Что вся ты — ночь, и вся ты — тьма,
И вся ты — во хмелю.
Что душу отняла мою,
Отравой извела,
Что о тебе, тебе пою,
И песням нет числа.
9 ноября 1907
Работай, работай, работай:
Ты будешь с уродским горбом
За долгой и честной работой,
За долгим и честным трудом.
Под праздник – другим будет сладко,
Другой твои песни споет,
С другими лихая солдатка
Пойдет, подбочась, в хоровод.
Ты знай про себя, что не хуже
Другого плясал бы – вон как!
Что мог бы стянуть и потуже
Свой золотом шитый кушак![9]
Что ростом и станом ты вышел
Статнее и краше других,
Что та молодица – повыше
Других молодиц удалых!
В ней сила играющей крови,
Хоть смуглые щеки бледны,
Тонки ее черные брови,
И строгие речи хмельны.
Ах, сладко, как сладко, так сладко
Работать, пока рассветет,
И знать, что лихая солдатка
Ушла за село, в хоровод!
26 октября 1907
И я опять затих у ног —
У ног давно и тайно милой,
Заносит вьюга на порог
Пожар метели белокрылой.
Но имя тонкое твое
Твердить мне дивно, больно, сладко.
И целовать твой шлейф украдкой,
Когда метель поет, поет.
В хмельной и злой своей темнице
Заночевало, сердце, ты,
И тихие твои ресницы
Смежили снежные цветы.
Как будто, на средине бега,
Я под метелью изнемог,
И предо мной возник из снега
Холодный, неживой цветок.
И с тайной грустью, с грустью нежной,
Как снег спадает с лепестка,
Живое имя Девы Снежной
Еще слетает с языка.
8 ноября 1907
1. «Заклятие огнем и мраком» – цикл «Заклятие огнем и мраком» (1907)— важнейшя веха на дальнейшем пути преодоления Блоком влияний декадентско-символистского эстетизма и иллюзионизма. В «Заклятии огнем и мраком» Блок открыто декларирует свое новое отношение к миру, к действительности.
Заглавия одиннадцати стихотворений, образующих цикл «Заклятие огнем и мраком и пляской метелей», предполагали в первых публикациях сквозное прочтение: «(1) Принимаю – (2) В огне – (3) И во мраке – (4) Под пыткой – (5) В снегах – (6) И в дальних далях – (7) И у края бездны – (8) Безумием заклинаю – (9) В дикой пляске – (10) И вновь покорный – (11) Тебе предаюсь». По наблюдению В.Н. Орлова, в первой публикации (Весы, 1908, № 3) «каждое из одиннадцати стихотворений, составляющих цикл, имело свое заглавие, причем в последовательности чтения заглавия эти слагались в законченную ″заклинательную″ фразу.
Цикл возник как последний взлет увлечения Блоком Н. Н. Волоховой (Наталья Николаевна Волохова (1878–1966) – русская, советская драматическая актриса).
Знакомство Н. Волоховой с поэтом Александром Блоком состоялось в 1906 году благодаря тому, что члены театрального кружка сторонников символизма В. Ф. Комиссаржевской, к коим принадлежали и Н. Волохова, и Л. Блок (супруга поэта), неоднократно гостили в квартире Блоков.
А. Блок посвятил Н. Волоховой сборник стихотворений «Снежная маска» (1907). Образ Н. Волоховой отражён в цикле «Фаина», в пьесе «Песня Судьбы» и в «Сказке о той, которая не поймет его», с ней связаны многие стихотворения 1907 года. Н. Волохова ценила Блока как поэта и обаятельного человека, но не смогла ответить на его строгую, рыцарскую любовь. После объяснений в Москве, где А. Блок сопровождал гастроли театра (1908), их отношения практически прекратились.
Последняя встреча Н. Волоховой с А. Блоком состоялась в 1920 году в Московском драматическом театре. А. Блок ушёл со спектакля, не дождавшись конца. Через год его не стало.
В 1961 году Н. Волохова опубликовала свои воспоминания об Александре Блоке в «Учёных записках Тартуского университета». (вернуться)
2. – к циклу из одиннадцати стихотворений «Заклятие огнем и мраком» взят эпиграф из стихотворения Лермонтова «Благодарность» («За всё, за всё тебя благодарю я…»). (вернуться)
3. «О, весна без конца и без краю. « – это стихотворение – о неизбежности жизненных драм, о стойкости и мужестве, о философском взгляде на жизнь и ее перипетиях.
«Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!» – восклицает лирический герой. «Принимаю» повторено пять раз в семи строфах. Здесь целая программа жизнестроительства. Осознание неизбежности драм, мучений, тягот вселяет терпение и рождает внутреннюю несгибаемость, любовь к жизни, какой бы стороной она ни оборачивалась.
И еще один завет художника: «Никогда я не брошу щита», т. е. не сдамся, буду бороться до конца. (вернуться)
4. О, весна, без конца и без краю – Без конца и без краю мечта! – акромоногра́мма – лексико-композиционный прием, заключающийся в повторении конца стиха в начале следующего стиха. Это явление повторов встречается в поэзии всех времен и народов. Лексическая А., когда слово или ряд слов, стоящих в конце строки, повторяясь, начинают следующую строку. (вернуться)
5. Веси – селения. (вернуться)
6. Ненавидя, кляня и любя. – ср. широко известное выражение римского поэта Катулла «Odi et amo» («Ненавижу и люблю»). (вернуться)
7. Группа стихотворений, образующих 8-10-ю части цикла, противостоит остальным или вследствие резкого отклонения (VIII) от правильных метрических форм, господствующих в цикле (равностопные либо с регулярным чередованием стопности), или в результате ввода в однородный по своему составу лирический словарь экзотических терминов и реалий («гармоника», «солдатка»). (вернуться)
«Работай, работай, работай. » – в стихотворении полемически использован припев популярной в передовых кругах общества 1900-х гг. «Песни о рубашке» Томаса Гуда в переводе М. Л. Михайлова (1880). (вернуться)
9. Кушак – пояс. (вернуться)
О что мне закатный румянец
О, что мне закатный румянец,
Что злые тревоги разлук?
Все в мире — кружащийся танец
И встречи трепещущих рук!
Я бледные вижу ланиты,
Я поступь лебяжью ловлю,
Я слушаю говор открытый,
Я тонкое имя люблю!
И новые сны, залетая,
Тревожат в усталом пути.
А все пелена снеговая
Не может меня занести.
Неситесь, кружитесь, томите,
Снежинки — холодная весть.
Души моей тонкие нити,
Порвитесь, развейтесь, сгорите.
Ты, холод, мой холод, мой зимний,
В душе моей — страстное есть.
Стань, сердце, вздыхающий схимник,
Умрите, умрите, вы, гимны.
Вновь летит, летит, летит,
Звенит, и снег крутит, крутит,
Налетает вихрь
Снежных искр.
Ты виденьем, в пляске нежной,
Посреди подруг
Обошла равниной снежной
Быстротечный
Бесконечный круг.
Слышу говор твой открытый,
Вижу бледные ланиты,
В ясный взор гляжу.
Все, что не скажу,
Передам одной улыбкой.
Счастье, счастье! С нами ночь!
Ты опять тропою зыбкой
Улетаешь прочь.
Заметая, запевая,
Стан твой гибкий
Вихрем туча снеговая
Обдала, Отняла.
И опять метель, метель
Вьет, поет, кружит.
Всё — виденья, всё — измены.
В снежном кубке, полном пены,
Хмель
Звенит.
Заверти, замчи,
Сердце, замолчи,
Замети девичий след —
Смерти нет!
В темном поле
Бродит свет!
Горькой доле —
Много лет.
И вот опять, опять в возвратный
Пустилась пляс.
Метель поет. Твой голос — внятный.
Ты понеслась
Опять по кругу,
Земному другу
Сверкнув на миг.
Какой это танец? Каким это светом
Ты дразнишь и манишь?
В кружении этом
Когда ты устанешь?
Чьи песни? И звуки?
Чего я боюсь?
Щемящие звуки
И — вольная Русь.
ЗАКЛЯТИЕ ОГНЕМ И МРАКОМ
Александр Александрович Блок
За всё, за всё тебя благодарю я:
За тайные мучения страстей,
За горечь слез, отраву поцелуя,
За месть врагов и клевету друзей;
За жар души, растраченный в пустыне.
Лермонтов
Принимаю бессонные споры,
Утро в завесах темных окна,
Чтоб мои воспаленные взоры
Раздражала, пьянила весна!
Принимаю пустынные веси!
И колодцы земных городов!
Осветленный простор поднебесий
И томления рабьих трудов!
Я буду здесь. Мы все сгорим:
Весь город мой, река, и я.
Крести крещеньем огневым,
О, милая моя!
Говорил ей несвязные речи,
Открывал ей все тайны с людьми,
Никому не поведал о встрече,
Чтоб она прошептала: возьми.
Но она ускользающей птицей
Полетела в ненастье и мрак,
Где взвился огневой багряницей
Засыпающий праздничный флаг.
Перехожу от казни к казни
Широкой полосой огня.
Ты только невозможным дразнишь,
Немыслимым томишь меня.
И я, как темный раб, не смею
В огне и мраке потонуть.
Я только робкой тенью вею,
Не смея в небо заглянуть.
Как ветер, ты целуешь жадно.
Как осень, шлейфом шелестя,
Храня в темнице безотрадной
Меня, как бедное дитя.
Рабом безумным и покорным
До времени таюсь и жду
Под этим взором, слишком черным.
В моем пылающем бреду.
Лишь утром смею покидать я
Твое высокое крыльцо,
А ночью тонет в складках платья
Мое безумное лицо.
Пойми же, я спутал, я спутал
Страницы и строки стихов,
Плащом твои плечи окутал,
Остался с тобою без слов.
О будущем ветер не скажет,
Не скажет осенний цветок,
Что милая тихо развяжет
Свой шелковый, черный платок.
В бесконечной дали` корридоров
Не она ли там пляшет вдали?
Не меня ль этой музыкой споров
От нее в этот час отвели?
Ничего вы не скажете, люди,
Не поймете, что темен мой храм.
Трепетанья, вздыхания груди
Воспаленным открыты глазам.
Никого ей не надо из скромных,
Ей не ум и не глупость нужны,
И не любит, наверное, темных,
Прислоненных, как я, у стены.
Сердце, взвейся, как легкая птица,
Полети ты, любовь разбуди,
Истоми ты истомой ресницы,
К бледно-смуглым плечам припади!
По улицам метель метет,
Свивается, шатается.
Мне кто-то руку подает
И кто-то улыбается.
Пойми, пойми, ты одинок,
Как сладки тайны холода.
Взгляни, взгляни в холодный ток,
Где всё навеки молодо. «
Бегу! Пусти, проклятый, прочь!
Не мучь ты, не испытывай!
Уйду я в поле, в снег и в ночь,
Забьюсь под куст ракитовый!
Там воля всех вольнее воль
Не приневолит вольного,
И болей всех больнее боль
Вернет с пути окольного!
Я бледные вижу ланиты,
Я поступь лебяжью ловлю,
Я слушаю говор открытый,
Я тонкое имя люблю!
И новые сны, залетая,
Тревожат в усталом пути.
А всё пелена снеговая
Не может меня занести.
Вновь летит, летит, летит,
Звенит, и снег крутит, крутит,
Налетает вихрь
Снежных искр.
Ты виденьем, в пляске нежной
Посреди подруг
Обошла равниной снежной
Быстротечный
Бесконечный круг.
Слышу говор твой открытый,
Вижу бледные ланиты,
В ясный взор гляжу.
Всё, что не скажу,
Передам одной улыбкой.
Счастье, счастье! С нами ночь!
Ты опять тропою зыбкой
Улетаешь прочь.
Заметая, запевая,
Стан твой гибкий
Вихрем туча снеговая
Обдала,
Отняла.
Гармоника, гармоника!
Эй, пой, визжи и жги!
Эй, желтенькие лютики,
Весенние цветки!
Там с посвистом да с присвистом
Гуляют до зари,
Кусточки тихим шелестом
Кивают мне: смотри.
Что душу отняла мою,
Отравой извела,
Что о тебе, тебе пою,
И песням нет числа.
Работай, работай, работай:
Ты будешь с уродским горбом
За долгой и честной работой,
За долгим и честным трудом.
Ах, сладко, как сладко, так сладко
Работать, пока рассветет,
И знать, что лихая солдатка
Ушла за село, в хоровод!
Но имя тонкое твое
Твердить мне дивно, больно, сладко.
И целовать твой шлейф украдкой,
Когда метель поет, поет.
В хмельной и злой своей темнице
Заночевало, сердце, ты,
И тихие твои ресницы
Смежили снежные цветы.
Как будто, на средине бега,
Я под метелью изнемог,
И предо мной возник из снега
Холодный, неживой цветок.
И с тайной грустью, с грустью нежной,
Как снег спадает с лепестка,
Живое имя Девы Снежной
Еще слетает с языка.
За всё, за всё тебя благодарю я:
За тайные мучения страстей,
За горечь слез, отраву поцелуя,
За месть врагов и клевету друзей;
За жар души, растраченный в пустыне.
Лермонтов
Принимаю бессонные споры,
Утро в завесах темных окна,
Чтоб мои воспаленные взоры
Раздражала, пьянила весна!
Принимаю пустынные веси!
И колодцы земных городов!
Осветленный простор поднебесий
И томления рабьих трудов!
Я буду здесь. Мы все сгорим:
Весь город мой, река, и я.
Крести крещеньем огневым,
О, милая моя!
Говорил ей несвязные речи,
Открывал ей все тайны с людьми,
Никому не поведал о встрече,
Чтоб она прошептала: возьми.
Но она ускользающей птицей
Полетела в ненастье и мрак,
Где взвился огневой багряницей
Засыпающий праздничный флаг.
Перехожу от казни к казни
Широкой полосой огня.
Ты только невозможным дразнишь,
Немыслимым томишь меня.
И я, как темный раб, не смею
В огне и мраке потонуть.
Я только робкой тенью вею,
Не смея в небо заглянуть.
Как ветер, ты целуешь жадно.
Как осень, шлейфом шелестя,
Храня в темнице безотрадной
Меня, как бедное дитя.
Рабом безумным и покорным
До времени таюсь и жду
Под этим взором, слишком черным.
В моем пылающем бреду.
Лишь утром смею покидать я
Твое высокое крыльцо,
А ночью тонет в складках платья
Мое безумное лицо.
Пойми же, я спутал, я спутал
Страницы и строки стихов,
Плащом твои плечи окутал,
Остался с тобою без слов.
О будущем ветер не скажет,
Не скажет осенний цветок,
Что милая тихо развяжет
Свой шелковый, черный платок.
В бесконечной дали’ корридоров
Не она ли там пляшет вдали?
Не меня ль этой музыкой споров
От нее в этот час отвели?
Ничего вы не скажете, люди,
Не поймете, что темен мой храм.
Трепетанья, вздыхания груди
Воспаленным открыты глазам.
Никого ей не надо из скромных,
Ей не ум и не глупость нужны,
И не любит, наверное, темных,
Прислоненных, как я, у стены.
Сердце, взвейся, как легкая птица,
Полети ты, любовь разбуди,
Истоми ты истомой ресницы,
К бледно-смуглым плечам припади!
По улицам метель метет,
Свивается, шатается.
Мне кто-то руку подает
И кто-то улыбается.
Пойми, пойми, ты одинок,
Как сладки тайны холода.
Взгляни, взгляни в холодный ток,
Где всё навеки молодо. «
Бегу! Пусти, проклятый, прочь!
Не мучь ты, не испытывай!
Уйду я в поле, в снег и в ночь,
Забьюсь под куст ракитовый!
Там воля всех вольнее воль
Не приневолит вольного,
И болей всех больнее боль
Вернет с пути окольного!
Я бледные вижу ланиты,
Я поступь лебяжью ловлю,
Я слушаю говор открытый,
Я тонкое имя люблю!
И новые сны, залетая,
Тревожат в усталом пути.
А всё пелена снеговая
Не может меня занести.
Вновь летит, летит, летит,
Звенит, и снег крутит, крутит,
Налетает вихрь
Снежных искр.
Ты виденьем, в пляске нежной
Посреди подруг
Обошла равниной снежной
Быстротечный
Бесконечный круг.
Слышу говор твой открытый,
Вижу бледные ланиты,
В ясный взор гляжу.
Всё, что не скажу,
Передам одной улыбкой.
Счастье, счастье! С нами ночь!
Ты опять тропою зыбкой
Улетаешь прочь.
Заметая, запевая,
Стан твой гибкий
Вихрем туча снеговая
Обдала,
Отняла.
Гармоника, гармоника!
Эй, пой, визжи и жги!
Эй, желтенькие лютики,
Весенние цветки!
Там с посвистом да с присвистом
Гуляют до зари,
Кусточки тихим шелестом
Кивают мне: смотри.
Что душу отняла мою,
Отравой извела,
Что о тебе, тебе пою,
И песням нет числа.
Работай, работай, работай:
Ты будешь с уродским горбом
За долгой и честной работой,
За долгим и честным трудом.
Ах, сладко, как сладко, так сладко
Работать, пока рассветет,
И знать, что лихая солдатка
Ушла за село, в хоровод!
Но имя тонкое твое
Твердить мне дивно, больно, сладко.
И целовать твой шлейф украдкой,
Когда метель поет, поет.
В хмельной и злой своей темнице
Заночевало, сердце, ты,
И тихие твои ресницы
Смежили снежные цветы.
Как будто, на средине бега,
Я под метелью изнемог,
И предо мной возник из снега
Холодный, неживой цветок.
И с тайной грустью, с грустью нежной,
Как снег спадает с лепестка,
Живое имя Девы Снежной
Еще слетает с языка.
Вернуться на предыдущую страницу