О чем стихотворение дикарь
LiveInternetLiveInternet
—Рубрики
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Интересы
—Постоянные читатели
—Сообщества
—Статистика
Иван Алексеевич Бунин. «Дикарь»
Иван Алексеевич Бунин
Над стремью скал — чернеющий орел.
За стремью — синь, туманное поморье.
Он как во сне к своей добыче шел
На этом поднебесном плоскогорье.
С отвесных скал летели вниз кусты,
Но дерзость их безумца не страшила:
Ему хотелось большей высоты —
И бездна смерти бездну довершила.
Ты знаешь, как глубоко в синеву
Уходит гриф, ужаленный стрелою?
И он напряг тугую тетиву —
И зашумели крылья над скалою,
И потонул в бездонном небе гриф,
И кровь, звездой упавшую оттуда
На берега, на известковый риф,
Смыл океан волною изумруда.
В произведении, написанном в 1906—08 гг., отражена характерная тенденция зрелой бунинской лирики. Вместо привычного читателю лирического «я» появляется персонаж, сближающий стихотворный текст с эпическим жанром.
Художественное пространство «Дикаря» формируется с позиции героя, отчаянного и бесстрашного охотника. Центром модели мира становятся высокие крутые скалы, соседствующие с головокружительной вертикалью, конечными точками которой становятся небо и океан. Интересно, что противоположные полюсы могут сливаться: их объединяет общая цветовая доминанта — «синь», «синева».
Дикарь целеустремленно пробирается вверх, его не смущает опасность и трудность пути: персонаж не обращает внимания на растения, которые слетают из-под ноги далеко вниз. Герой, получивший от автора оценку «безумец», действует «как во сне», будто подвергшись воздействию гипнотизера. Его цель — не просто добыча, а «большая высота», окончательная и бескомпромиссная. Нагнетание лексики с коннотациями опасности и риска порождает еще один мотив — смерти.
Сцена удачной охоты начинается с неожиданного риторического вопроса, обращенного к лирическому «ты». Фраза лишена всякой жалости: персонаж сосредоточен на технике стрельбы, которую тут же демонстрирует. Шум крыльев раненой птицы становится единственным звуком в визуальном ряду лирического повествования. Жертва «уходит в синеву», тонет в «бездонном небе», как в глубоком океане, — стилистическая фигура вновь напоминает о единстве противоположных точек вертикали.
Развязка финала «Дикаря» характерна для бунинской поэтики. Вечная природа остается безучастной к гибели птицы: кровь грифа, которая сравнивается с упавшей звездой, смывается «волною изумруда».
Двукратное повторение приметной лексемы «стремь» задает начальные координаты художественного пространства. Редкое слово, имеющее старославянские корни, обладает значениями: «вниз», «обрывистый», «крутой». Интересно, что лексема «стремь» стала заглавием произведения Вяч. Иванова, созданного примерно на пять лет ранее бунинского. Хотя поэт критически относился к символистам, в этом случае можно говорить об интертекстуальных связях. Образ «горного стрелка» в трактовке Иванова также исполнен решимости и отваги. Его «дикарь» идет «чрез дебрь и кручь», только путь пролегает вниз, а не вверх. Стоя на самом краю бездны, герой любуется панорамой озер и рек, раскинувшихся в долине.
«Дикарь» И. Бунин
Над стремью скал – чернеющий орел.
За стремью – синь, туманное поморье.
Он как во сне к своей добыче шел
На этом поднебесном плоскогорье.
С отвесных скал летели вниз кусты,
Но дерзость их безумца не страшила:
Ему хотелось большей высоты –
И бездна смерти бездну довершила.
Ты знаешь, как глубоко в синеву
Уходит гриф, ужаленный стрелою?
И он напряг тугую тетиву –
И зашумели крылья над скалою,
И потонул в бездонном небе гриф,
И кровь, звездой упавшую оттуда
На берега, на известковый риф,
Смыл океан волною изумруда.
Анализ стихотворения Бунина «Дикарь»
В произведении, написанном в 1906–08 гг., отражена характерная тенденция зрелой бунинской лирики. Вместо привычного читателю лирического «я» появляется персонаж, сближающий стихотворный текст с эпическим жанром.
Художественное пространство «Дикаря» формируется с позиции героя, отчаянного и бесстрашного охотника. Центром модели мира становятся высокие крутые скалы, соседствующие с головокружительной вертикалью, конечными точками которой становятся небо и океан. Интересно, что противоположные полюсы могут сливаться: их объединяет общая цветовая доминанта – «синь», «синева».
Дикарь целеустремленно пробирается вверх, его не смущает опасность и трудность пути: персонаж не обращает внимания на растения, которые слетают из-под ноги далеко вниз. Герой, получивший от автора оценку «безумец», действует «как во сне», будто подвергшись воздействию гипнотизера. Его цель – не просто добыча, а «большая высота», окончательная и бескомпромиссная. Нагнетание лексики с коннотациями опасности и риска порождает еще один мотив – смерти.
Сцена удачной охоты начинается с неожиданного риторического вопроса, обращенного к лирическому «ты». Фраза лишена всякой жалости: персонаж сосредоточен на технике стрельбы, которую тут же демонстрирует. Шум крыльев раненой птицы становится единственным звуком в визуальном ряду лирического повествования. Жертва «уходит в синеву», тонет в «бездонном небе», как в глубоком океане, – стилистическая фигура вновь напоминает о единстве противоположных точек вертикали.
Развязка финала «Дикаря» характерна для бунинской поэтики. Вечная природа остается безучастной к гибели птицы: кровь грифа, которая сравнивается с упавшей звездой, смывается «волною изумруда».
Двукратное повторение приметной лексемы «стремь» задает начальные координаты художественного пространства. Редкое слово, имеющее старославянские корни, обладает значениями: «вниз», «обрывистый», «крутой». Интересно, что лексема «стремь» стала заглавием произведения Вяч. Иванова, созданного примерно на пять лет ранее бунинского. Хотя поэт критически относился к символистам, в этом случае можно говорить об интертекстуальных связях. Образ «горного стрелка» в трактовке Иванова также исполнен решимости и отваги. Его «дикарь» идет «чрез дебрь и кручь», только путь пролегает вниз, а не вверх. Стоя на самом краю бездны, герой любуется панорамой озер и рек, раскинувшихся в долине.
Анализ стихотворения Бунина “Дикарь”
В произведении, написанном в 1906-08 гг., отражена характерная тенденция зрелой бунинской лирики. Вместо привычного читателю лирического “я” появляется персонаж, сближающий стихотворный текст с эпическим жанром.
Художественное пространство “Дикаря” формируется с позиции героя, отчаянного и бесстрашного охотника. Центром модели мира становятся высокие крутые скалы, соседствующие с головокружительной вертикалью, конечными точками которой становятся небо и океан. Интересно, что противоположные полюсы могут сливаться: их объединяет
Дикарь целеустремленно пробирается вверх, его не смущает опасность и трудность пути: персонаж не обращает внимания на растения, которые слетают из-под ноги далеко вниз. Герой, получивший от автора оценку “безумец”, действует “как во сне”, будто подвергшись воздействию гипнотизера. Его цель – не просто добыча, а “большая высота”, окончательная и бескомпромиссная.
Нагнетание лексики с коннотациями опасности и риска порождает еще один мотив – смерти.
Сцена удачной охоты начинается с неожиданного риторического вопроса,
Жертва “уходит в синеву”, тонет в “бездонном небе”, как в глубоком океане, – стилистическая фигура вновь напоминает о единстве противоположных точек вертикали.
Развязка финала “Дикаря” характерна для бунинской поэтики. Вечная природа остается безучастной к гибели птицы: кровь грифа, которая сравнивается с упавшей звездой, смывается “волною изумруда”.
Двукратное повторение приметной лексемы “стремь” задает начальные координаты художественного пространства. Редкое слово, имеющее старославянские корни, обладает значениями: “вниз”, “обрывистый”, “крутой”. Интересно, что лексема “стремь” стала заглавием произведения Вяч. Иванова, созданного примерно на пять лет ранее бунинского.
Хотя поэт критически относился к символистам, в этом случае можно говорить об интертекстуальных связях. Образ “горного стрелка” в трактовке Иванова также исполнен решимости и отваги. Его “дикарь” идет “чрез дебрь и кручь”, только путь пролегает вниз, а не вверх.
Стоя на самом краю бездны, герой любуется панорамой озер и рек, раскинувшихся в долине.
Related posts:
О чем стихотворение дикарь
Вступительное слово учителя
Начать наше занятие мне хотелось бы с одной легенды о языке. (Пересказ легенды о философе Ксанфе и его рабе – баснописце Эзопе [3].
– Какой вывод можно сделать на основании данной легенды?
(Ключевые фразы: язык – самое лучшее и самое худшее, что есть на свете).
– Прав ли, на ваш взгляд, был Эзоп?
Данная легенда свидетельствует о том, что наш “великий, могучий русский язык” – явление уникальное: в нём уживаются и тесно переплетаются и скверное, и святое.
Обращение к теме занятия – “О скверном и святом…”
– К какой категории слов относятся подобные слова? (Антонимы)
В названии темы представлено сочетание лексически не сочетаемых, взаимоисключающих друг друга понятий: “святое” и “скверное”. Занятие мы проведём в форме диспута или дискуссии, позволяющих высказывать и отстаивать противоположные точки зрения по одному и тому же вопросу.
Предлагается выполнить следующее задание (для каждой группы):
– Разбейте тетрадный лист на 2 колонки. Запишите в 1 графе 10 слов, которые вы относите к категории “святых” (записать их в порядке уменьшения значимости); во 2–10 слов из разряда “скверных” (затем учащиеся оглашают списки слов).
– Почему вы спокойно перечисляли слова 1 группы и “стушевались”, называя слова другой группы? (Неловко, неприлично употреблять подобные слова на уроке, хотя в неофициальной обстановке, в кругу своих сверстников, ребята часто употребляют такую “сниженную” лексику, в т.ч. и нецензурную).
Звучит аудиозапись фрагмента кинофильма “Бумер” (жаргонная речь “новых русских”).
Подобную речь мы часто слышим из уст героев современных телесериалов, исполнителей популярной музыки. Ну, а людей, подобных герою стихотворения А. Лысова “Дикарь”, мы встречаем повсеместно. (Подготовленное выразительное чтение стихотворения учеником).
Дикарь
Я видел нынче дикаря
И говорил с ним даже,
Но, откровенно говоря,
О нём всего не скажешь.
Пусть лексикон дикарский пуст, –
Зато как речь цветиста:
Что шаг, то мат слетает с уст
Такого “шаг-матиста”.
Сказать лишь можно, что с лица
И не дикарь он вовсе:
Не носит он в носу кольца
Монет в ушах не носит.
Дикарь на площади. Он рад
стать мастером особым,
Чтоб сделать трёхэтажный мат
Скабрёзным небоскрёбом.
Его одежду описать
Словами можно тоже:
Он по одёжке, так сказать,
На всех на нас похожий.
И дикарей вокруг щадят,
Обходят стороною,
Как будто речь на площадях
Должна стать площадною.
Но передать его язык
Поэт не правомочен:
В таком бы случае мой стих
Был сплошь из многоточий.
А надо, что ни говори,
Пресечь их брань вначале –
Пресечь, покуда дикари
Совсем не одичали!
Вы догадались: речь идёт
Опять про мат и матик,
Про речь, которую ведёт
Подобный “математик”.
Словарно-семантическая работа: подбор слов-синонимов к слову “скабрёзный” (неприличный, непристойный, нецензурный, матерный, скверный).
– Как относится к тому, что “язык подонков и блатарей” грозит стать нормой?
– Каково отношение учащихся школы к нецензурной лексике? (Выступление учащегося с анализом анкетирования школьников по данной проблеме).
Дискуссия на тему: “Можно ли употреблять нецензурные выражения?”
Учащиеся представляют разные точки зрения по этому вопросу, аргументируют свои суждения:
• Не стоит сквернословить, т.к. это показатель низкой культуры (50% учащихся);
• Раз есть в русском языке нецензурные слова, значит, их можно употреблять (30%);
• Сквернословить нельзя, т.к это великий грех (20 %).
– Чьи аргументы показались вам более убедительными?
– Чтобы понять и осмыслить сущность сквернословия как языкового явления, нам нужно обратиться к его истории, этимологии, исследованиям, которые есть в этой области.
Чтение и анализ стихотворения Э. Асадова “О скверном и святом”[1].
Э.Асадов
О скверном и святом
Что в сердце нашем самое святое?
Навряд ли надо думать и гадать.
Есть в мире самое простое
И самое возвышенное – Мать!
Так почему ж большое слово это,
Пусть не сегодня, а давным-давно,
Но в первый раз ведь было кем-то, где-то
В кощунственную брань обращено.
Тот пращур был и тёмный, и дурной,
И вряд ли даже ведал, что творил,
Когда однажды взял и пригвоздил
Родное слово к брани площадной.
И ведь пошло же, не осело пылью,
А поднялось, как тёмная река.
Нашлись другие. Взяли подхватили
И понесли сквозь годы и века…
Пусть иногда кому-то очень хочется
Хлестнуть врага словами, как бичом,
И резкость на язык не только просится,
А в гневе и частенько произносится,
Но только мать тут всё-таки при чём?
Пусть жизнь сложна, пускай порой сурова.
И всё же трудно попросту понять,
Что слово “мат” идёт от слова “мать”,
Сквернейшее – от самого святого!
Неужто вправду за свою любовь,
За то, что родила нас и растила,
Мать лучшего уже не заслужила,
Чем этот шлейф из непристойных слов?!
Ну как позволить, чтобы год за годом
Так оскорблялось пламя их сердец?!
И сквернословам всяческого рода
Пора сказать сурово наконец:
Бранитесь или ссорьтесь как хотите,
Но не теряйте звания людей.
Не трогайте, не смейте, не грязните
Ни имени, ни чести матерей!
1970 г.
В названии стихотворения лежит такой художественный приём, как оксюморон – сочетание лексически не сочетаемых слов.
– Какие слова, с точки зрения автора, относятся к понятиям: “самое святое”, “сквернейшее”? (“Мать” – “мат”)
– Какие слова и словосочетания подбирает Асадов, чтобы выразить своё отношение к русскому мату? (Кощунственная брань, площадная брань, сквернейшее слово, непристойные слова.)
– Что вызывает особый гнев поэта? (Оскорбление имени и чести матерей.)
– На каких исторических фактах оно базируется?
Лекция: “Из истории русского мата” [4]
Ф.М.Достоевский в “Дневнике писателя” отмечал: “Народ сквернословит зря, и часто не об этом совсем говоря. Народ наш не развратен, а очень даже целомудрен, несмотря на то, что это, бесспорно, самый сквернословный народ в целом мире, – и об этой противоположности, право, стоит хоть немножко подумать”.
Что имеет в виду Достоевский, говоря о целомудренности русского народа?
Он отметил тем самым такую особенность разговорной речи: употребляя непристойные слова, говорящий не имеет в виду, в сущности, ничего плохого, непристойного, т.е. не связывает данные слова с конкретным их содержанием (матерщинные слова в основе своей имеют ярко выраженную сексуальную семантику).
Матерщина считается в принципе недопустимой для произнесения или написания – нецензурная лексика – даже и в том случае, когда она воспроизводится от чужого имени, как чужая речь, за которую говорящий или пишущий, вообще говоря, не может нести ответственности.
Вот как об этом говорится в первом духовном (церковном) стихе “Пьяница”:
Который человек хоть однажды
По матерну взбранится,
В шутках или не в шутках,
Господь почтёт за едино.
Разгадка подобного отношения к матерщине объясняется тем, что матерщина имела отчётливо выраженную культовую функцию в славянском язычестве.
Матерная ругань широко представлена в разного рода обрядах явно языческого происхождения – свадебных, сельскохозяйственных – т.е. в обрядах, связанных так или иначе с плодородием.
В древнерусской письменности – в условиях христианско-языческого двоемирия – матерщина закономерно рассматривается как черта бесовского поведения. Борьба с матерной руганью велась на Руси под знаком борьбы с язычеством. Матерщинник считался не христианином, а язычником.
В древнерусской литературе встречается мнение, что матерная брань – “то есть жидовское слово” – т.е. речь иноверца – человека иной веры: язычника, чужестранца.
Помимо языческой этимологии, существует также представление и о татарском происхождении матерной брани (появление целой группы нецензурных слов, сниженной лексики во время татаро-монгольского ига).
Для выяснения роли матерной брани в языческом культе особый интерес представляет поучение против матерщины – “Повесть святой отец о пользе душевной всем православным христианам”, приписываемое Иоанну Златоусту, в котором говорится, что матерным словом оскорбляется, во-первых, Матерь Божия, во-вторых, родная мать человека и, наконец, “третья мать” – Мать-Земля:
– Не подобает православным христианом матерны лаяти. Понеже Мати Божия Пречистая Богородица… тою же Госпожою мы Сына Божия познахом…
– Другая мати, родная всякому человеку, тою мы свет познахом.
– Третия мати – земля, от нея же кормимся и питаемся и тьмы благих приемлем, по Божию велению к ней же паки возвращаемся, иже есть погребение.
В одном из вариантов этого поучения утверждается, что матерная брань наказывается стихийными бедствиями, которые, по-видимому, могли осмысляться как гнев земли: “…и за то Бог спущает казни, мор, кровопролитие, в воде потопление, многие беды и напасти, болезни и скорби”.
В древнерусской литературе говорится о том, что матерная брань поносит не только и не столько мать собеседника, к которому обращено ругательство, но прежде всего – родную мать самого бранящегося. Так как по своему первоначальному смыслу матерная брань является не оскорблением, а скорее заклинанием, заклятием, проклятием. (Обратиться к эпиграфу урока – словам Я. Козловского:
И проклинают, и клянутся словом,
Напутствуют, и славят, и чернят.)
Таким образом, слова “проклятие” и “заклинание” – слова однокоренные, говорящие о том, что творить добро или зло на земле можно и с помощью магии слова.
Отношение матерной брани к земле соотносится с культом мёртвых. Поскольку земля воспринимается как место обитания предков (родителей), культ земли связывается вообще с культом предков. Очень характерно убеждение, например, что матерщина тревожит покоящихся в земле “родителей”.
В древнерусских текстах подчёркивается, что матерная брань, оскорбляя родителей говорящего, оскорбляет тем самым и его самого как представителя и продолжателя рода.
Подведение итогов занятия
Язык наш очень богат, есть из чего выбирать. Но, выбирая, нужно помнить о такте, о чувстве меры, о бережном отношении к окружающим и уважении к самому себе. Нужно помнить, что язык – “это мостик, по которому наше земное начало переходит в духовное”. (Л.И. Скворцов).
Чтение учителем стихотворения “Слова” (автор не известен).
Словно травы шелестят слова.
Как слова и травы в жизни схожи!
Говорим: целебная трава –
Есть слова целительные тоже.
Есть слова, исполненные яда,
Есть простые, словно васильки,
А порой, с собою нету слада,
Если всходят в речи сорняки.
Есть слова пьянящие, как розы,
Есть сухие, как степной ковыль,
Есть слова, рождающие слёзы, –
Горькие слова, слова – полынь.
Словом можно душу искалечить,
Словом можно раны исцелить,
Тяжкий груз недобрых слов на плечи
Берегитесь ближнему взвалить!
Я смотрю на луг, в цветы одетый,
Как прекрасен сочных трав покров!
Научи нас, Бог, дарить букеты,
Состоящие из мудрых, добрых слов!
– Давайте же дарить друг другу букеты только из мудрых, добрых слов! Спасибо всем за работу.
Домашнее задание
Изложить в письменном виде свою систему борьбы с нецензурной бранью на разных уровнях, включая государственный.
Литература
1. Асадов Э. Всемирная библиотека поэзии / изд. “Феникс”, Ростов-на-Дону, 2001.
2. Власенков А.И., Рыбченкова Л.М. Русский язык: Грамматика. Текст. Стили речи: Учебн. для 10–11 кл. М.: Просвещение, 2001.
3. Кудрявцева Т.С., Шарапова О.Ю. Деловой этикет. Русский язык. Пособие для учащихся старших классов / изд. “Юнвест”, М., 1997.
4. Успенский Б. Экспрессивные выражения и культ Матери-земли // Человек и природа: изд. “Знание”. М., № 10, 1989.
Анализ стихотворения Бунина «Дикарь»
В произведении, написанном в 1906-08 гг., отражена характерная тенденция зрелой бунинской лирики. Вместо привычного читателю лирического «я» появляется персонаж, сближающий стихотворный текст с эпическим жанром.
Художественное пространство «Дикаря» формируется с позиции героя, отчаянного и бесстрашного охотника. Центром модели мира становятся высокие крутые скалы, соседствующие с головокружительной вертикалью, конечными точками которой становятся небо и океан. Интересно, что противоположные полюсы могут сливаться: их объединяет
общая цветовая доминанта — «синь», «синева».
Дикарь целеустремленно пробирается вверх, его не смущает опасность и трудность пути: персонаж не обращает внимания на растения, которые слетают из-под ноги далеко вниз. Герой, получивший от автора оценку «безумец», действует «как во сне», будто подвергшись воздействию гипнотизера. Его цель — не просто добыча, а «большая высота», окончательная и бескомпромиссная. Нагнетание лексики с коннотациями опасности и риска порождает еще один мотив — смерти.
Сцена удачной охоты начинается с неожиданного риторического вопроса, обращенного
к лирическому «ты». Фраза лишена всякой жалости: персонаж сосредоточен на технике стрельбы, которую тут же демонстрирует. Шум крыльев раненой птицы становится единственным звуком в визуальном ряду лирического повествования. Жертва «уходит в синеву», тонет в «бездонном небе», как в глубоком океане, — стилистическая фигура вновь напоминает о единстве противоположных точек вертикали.
Развязка финала «Дикаря» характерна для бунинской поэтики. Вечная природа остается безучастной к гибели птицы: кровь грифа, которая сравнивается с упавшей звездой, смывается «волною изумруда».
Двукратное повторение приметной лексемы «стремь» задает начальные координаты художественного пространства. Редкое слово, имеющее старославянские корни, обладает значениями: «вниз», «обрывистый», «крутой». Интересно, что лексема «стремь» стала заглавием произведения Вяч. Иванова, созданного примерно на пять лет ранее бунинского. Хотя поэт критически относился к символистам, в этом случае можно говорить об интертекстуальных связях. Образ «горного стрелка» в трактовке Иванова также исполнен решимости и отваги. Его «дикарь» идет «чрез дебрь и кручь», только путь пролегает вниз, а не вверх. Стоя на самом краю бездны, герой любуется панорамой озер и рек, раскинувшихся в долине.