О чем повествует житийная литература
Древнерусские жития
Древнерусские жития: памятники, герои, эволюция.
2
В «Сказании о Борисе и Глебе» освящается идея братолюбия и послушания младших старшим: «Се да иду к брату моему и реку: «Ты ми буди отец – ты ми брат и стареи. Что ми велиши, господи мои?» («Памятники литературы Древней Руси», Москва, «Художественная литература», 1978, стр. 280).
«Поведением Бориса и Глеба, не поднявших руки на старшего брата даже в защиту своей жизни, освящалась идея родового старшинства в системе княжеской иерархии: князья, не нарушившие этой заповеди, стали святыми… все князья – братья, но старшие обязаны защищать младших и покровительствовать им, а младшие беззаветно покоряться старшим». («Памятники литературы Древней Руси», Москва, «Художественная литература», 1978, комментарий Л.А.Дмитриева).
В «Сказании о Борисе и Глебе» много речей действующих лиц. Перед своим убиением и Глеб, и Борис произносят длинные речи – молитвы, в которых отражены их покорность, беззлобие и подчинение своему брату Святополку. Оба брата были защитники Руси, оба были просты и смиренны. Глеб в молитве говорил: «Убивают меня неведомо за что, неизвестно за какую вину… готова моя душа предстать пред тобою, Господи». Борис в своем обращении к Богу говорил: «Слава тебе, что сподобил меня уйти от обольщений этой обманчивой жизни». Борис и Глеб – «Христовы угодники».
Характерным для начала древнерусской литературы памятником является «Житие Феодосия Печерского».
«Житие Феодосия Печерского», написанное монахом Киево-Печерского монастыря Нестором в 80-е гг. ХI века, сюжетно и динамично. В нем много бытовых монастырских и мирских деталей, хотя описание быта сдержанно.
Феодосий, в прошлом смиренный отрок, убегающий со странниками из дома для того, чтобы служить богу, надевающий до крови режущие вериги на пояс, пекущий просфоры, носящий нищенские одежды, искренне желающий посвятить себя вере, неоднократно избивается его матерью и подвергается насмешкам сверстников. Позже Феодосий (в переводе с греческого «Феодосий» означает «данный, посвященный богу») все же умудряется покинуть свою мать, добраться до Киева и придти к «святости» Антония Великого – отшельника, признаваемого церквью основоположником монашества.
Впоследствии Феодосий становится хозяином монастыря, влияет на политическую жизнь страны, все его почитают за святость и праведность. «Отец же наш Феодосий смирением и послушанием всех превосходил, и трудолюбием, и подвижничеством, и делами, ибо
телом был могуч и крепок и с удовольствием всем помогал, воду нося и дрова из леса на своих плечах, а ночи все бодрствовал, славя в молитвах бога». ( «Памятники литературы Древней Руси», Москва, «Художественная литература», 1978, стр. 331).
Житийный жанр требует традиционных слагаемых жизнеописания святого: благочестивых родителей героя, его стремление с детства к богу, особого смирения и послушания, аскетизма, творения чудес, успехов в борьбе с бесами (которые в «Житии Феодосия Печерского» то муку рассыпают, то закваску для печения хлеба разливают). Эти мотивы имеются в этом житии. Но в то же время есть отступления от канона: мать Феодосия не желает, чтобы сын посвятил себя богу, наносит Феодосию побои, связывает его. А монахи Киево-Печерского монастыря вполне земные люди, которые вместо молитв разговаривают между собой в кельях.
В «Житии Феодосия Печерского» упоминается князь Изяслав-старший, сын Ярослава Мудрого, великий князь Киевский с 1054 по 1073 (он показан христолюбивым), Никон – монах, игумен, составитель летописного свода, предшествующего «Повести временных лет», князь Глеб – сын Ярослава Ярославича…
Феодосий творит чудеса: он предвидит появление в монастыре меда, вина, хлебов. Он учит монахов не заботиться о завтрашнем дне. В то же время Феодосий реально помогает людям, как, например, нищей вдове он помог тем, что, поговорив с судьей, избавил ее от притеснений. «Феодосий многыим заступник бысть пред судиями и князи, избавляя тех… ибо не смел никто его ослушаться, зная праведность его и святость». («Памятники литературы Древней Руси», Москва, «Художественная литература, 1978, стр. 384 – 385).
«Житие святого это торжественный парад его жизни, воздание ему почестей писателем»… («Памятники литературы Древней Руси», Москва, «Художественная литература», 1978, вступительная статья Д.С.Лихачева, стр. 11). «Житие Феодосия, хотя и являлось по существу первым русским житием, сообщило завершенность биографическому жанру. Рассказ о человеке ведется в этом произведении путем выделения только некоторых моментов его жизни: тех, в которых он достигает как бы наивысшего своего самопроявления». (Там же, стр. 19).
Образцом житийной литературы можно считать произведение первой половины ХIII века – «Житие Авраамия Смоленского», написанное его учеником Ефремом. Оно имеет традиционное для жития вступление – обращение автора к богу, подчеркнутую автором собственную греховность: «Аз же грешный и недостойный Ефрем и в
Русская литература ХIV – ХV веков, в том числе и житийная, унаследовала от древнерусской ее публицистичность. Так, в основе новгородского памятника – «Повести о житии Михаила Клопского» лежат местные предания о юродивом Михаиле. Но это не столько житие, сколько «одно из ярких проявлений идеологической борьбы конца 70-х гг. ХV века». («Памятники литературы Древней Руси», вторая половина ХV века, комментарий Л.А.Дмитриевой, стр.618). В нем просматриваются идеи промосковсой направленности – Клопский выступал поборником подчинения Новгорода Москве. Церковная проповедь сочетается с мыслью о главенствующей роли Москвы, мыслью характерной для русской литературы ХIV – ХV веков.
В ХVI веке агиографическое повествование претерпевает изменения за счет появления конкретных бытовых зарисовок, использования фольклорного материала. Увеличивается их занимательность и демократичность. В этом плане показательна «Повесть о Петре и Февронии», определенная автором как «Повесть от жития святых…» «Эта повесть, написанная Ермолаем-Еразмом, видимо, по предложению митрополита Макария, хотя и получила распространение как житие, была настолько поэтична, что в сборник «душеполезной» житийной литературы – «Великие Четьи-Минеи» митрополит Макарий ее не включил, так как автор – «хорошо образованный церковный писатель, перед которым была поставлена цель дать жизнеописание святых, создал произведение, по существу ничего не имеющего общего с житийным жанром». («Памятники литературы Древней Руси», ХV – ХVI века, Москва, “Художественная литература», 1984, комментарий Р.П.Дмитриевой, стр. 764). Это произведение представляет собой начало жанра светской бытовой повести.
Дальнейшее развитие житийной литературы соответсвовало общей эволюции средневековой русской литературы, в которой наблюдался дальнейший процесс обмирщения, приближения к читателю. Более четкими становятся позиции агиографа, приближая его к мемуаристу. Более ясно проявляются взгляды писателя. В целом русская литература ХVII века была переходным этапом к культуре нового времени.
Житие – довольно устойчивый жанр, но и оно в ХVII веке приобрело светское, демократическое направление, превращаясь постепенно в биографическую повесть. Наиболее показательна в этом плане «Повесть об Ульянии Осорьиной», написанная сыном Ульянии
обличение властей и церковных порядков, реалистическое изображение своей жизни, быта, яркие характеристики царя и патриарха, мастерство в воссоздании русской действительности 50-70-х гг. ХVII в. – все это делает «Житие» Аввакума одним из самых интересных и своеобразных памятников средневековой русской литературы. Это единственное в своем роде, новаторское произведение. У него особое построение: цепь воспоминаний, обращенных к духовному отцу – иноку Епифанию, объединенных единой сюжетной линией, повествующей о выборе жизненного пути и перипетиях судьбы героя, о наказаниях за то, что он «укоряет ересь Никонову». Рассказывая об ужасах своей жизни, Аввакум не устрашает читателя, а, наоборот, внушает ему мысль, что с божью помощью можно все преодолеть и что единственный страх – это «страх божий». Таков герой этого памятника.
Хотя в «Житии» Аввакума присутствует традиционные элементы агиографического жанра (описание семьи героя, его детства, способность исцелять бесноватых) это произведение в целом уже является автобиографической повестью, в которой присутствуют человеческие чувства.
Так, на протяжении веков жанр жития превращался из строго канонизированного сочинения о жизни святого в повесть. Но сам жанр жития не умер в дальнейшем развитии русской литературы, уже вышедшей за рамки средневековой древнерусской. В ХVIII веке продолжали читаться жития, переписывались старые и создавались новые. Жанр жития имел свое продолжение и в ХIХ веке. Например, в творчестве Н.С.Лескова: в его «Очарованном страннике» имеются житийные мотивы. Житие продолжало жить и в церковной литературе. Несмотря на то, что жития носят несколько назидательный характер, они до сих пор представляют собой увлекательное и занимательное чтение.
Список использованной литературы:
1. «Памятники литературы Древней Руси» (ПЛДР), Москва, «Художественная литература», 1978;
2. ПЛДР: ХIII в., Москва, «Художественная литература», 1981;
3. ПЛДР: вторая половина ХV в., Москва, «Художественная литература»;
4. ПЛДР: ХVII в., книга вторая, Москва, «Художественная литература, 1989;
5. ПЛДР: ХVII в., Москва, «Художественная литература», 1988;
8
6. «История России», Москва, «Проспект», 2002;
7. «Древнерусская литература», Москва, «Наследие», 1995;
8. «Культура России: IХ – ХХ вв.», Москва, «Простор», 1996.
Житие как жанр древнерусской литературы
Русской литературе без малого тысяча лет. Это одна из самых древних литератур Европы. Она древнее, чем литературы французская, английская, немецкая. Ее начало восходит ко второй половине X века. Из этого великого тысячелетия более 700 лет принадлежит периоду, который принято называть «древней русской литературой».
Древнерусская литература вплоть до XVII века не знает или почти не знает условных персонажей. Имена действующих лиц – исторические: Борис и Глеб, Феодосий Печерский, Александр Невский, Дмитрий Донской, Сергий Радонежский, Стефан Пермский…
Ни одно из произведений Древней Руси – переводное или оригинальное – не стоит обособленно. Все они дополняют друг друга в создаваемой ими картине мира. Каждый рассказ – законченное целое, и вместе с тем он связан с другими. Это только одна из глав истории мира.
Одной из таких картин служит Житие, призванное стать биографией духовных и светских лиц, канонизированных христианской Церковью. В основе Жития лежала биография героя, чаще всего исторического лица, известного самому автору лично или по рассказам его современников. Целью Жития было прославить героя, сделать его образцом для последователей и почитателей. «Житие не биография, а назидательный панегирик в рамках биографии, как и образ святого в Житии не портрет, а икона». Живые лица и поучительные типы, биографическая рамка и назидательный панегирик в ней, портрет и икона – это необычное сочетание отражает самое существо житийного художественного способа изображения. Необходимо подчеркнуть важность житийного жанра, поскольку именно в нем на протяжении всего Средневековья рассказывалось о человеке. Герой Жития, независимо от его богатства или бедности, от социального положения и учености, воспринимался любым читателем как себе подобный. Читатель мог видеть себя в этом герое, мог ему завидовать, брать с него пример, вдохновляться его подвигами. Судьба человека и более того – попытки заглянуть в его внутренний мир, поэтизация духовного подвига не могли не привлекать к этому виду литературы сердца и умы. Это было единственное в Средние века повествование о человеческой судьбе.
Если же рассмотреть структуру Жития, то мы заметим целое литературное сооружение, некоторыми деталями напоминающее архитектурную постройку. Оно начинается обыкновенно пространным, торжественным предисловием, выражающим недостоинство автора, его многогрешность, призывание помощи Божией и святых, взгляд на значение святого в деле спасения.
Вводной части также свойственны многочисленные цитаты и параллели из священных книг. Потом повествуется деятельность святого, предназначенного с младенческих лет, иногда еще до рождения, стать богоизбранным сосудом высоких дарований; эта деятельность сопровождается чудесами при жизни, запечатлевается чудесами и по смерти святого. Житие заканчивается похвальным словом святому, выражающим обыкновенно благодарение Господу Богу за ниспослание миру нового светильника, осветившего житейский путь грешным людям. Все эти части соединяются в нечто торжественное, богослужебное: Житие и предназначалось для прочтения в церкви на всенощном бдении накануне дня памяти святого.
Житие обращено, собственно, не к слушателю или читателю, а к молящемуся. Оно более чем поучает: поучая, оно настраивает, стремится превратить душеполезный момент в молитвенную наклонность. Оно описывает индивидуальную личность, личную жизнь, но эта случайность ценится не сама по себе, не как одно из многообразных проявлений человеческой природы, а лишь как воплощение вечного идеала.
Каноническая схема Жития служила, таким образом, наилучшим планом для изображения идеального героя и идеализированного мира, в котором он совершал свои праведные дела. Но с самых первых шагов в развитии житийного жанра канон нарушался под влиянием жизненных фактов. Нарушения эти обыкновенно почти не касались главного героя, но тем более осязательно затрагивали других действующих лиц. И чем талантливее был агиограф, тем значительнее было отступление его произведения от церковного шаблона.
Страница из великих Четьи Минеи
В Древнюю Русь с начала письменности переходят через посредство южных славян и переводятся непосредственно с греческого языка сборники Житий («минеи», «пролог», «патерики»), а также начинают составляться оригинальные Жития первых русских святых – Бориса и Глеба, Феодосия Печерского (XI век) и др. Русские авторы Житий несут в себе идеи независимости политической и церковной жизни молодого Киевского государства; порой они во многом отходят от канонов греческой агиографии.
Иногда в основу Житий кладутся лишь отдельные драматические эпизоды из жизни святых (история убийства Бориса и Глеба), вводятся внутренние монологи и эмоциональные диалоги, в ряде случаев меняется тип биографии: то это простой рассказ, богатый историческими и бытовыми наблюдениями (житие Леонтия Ростовского, XII век), то военно-патриотическая повесть (Житие Александра Невского, Довмонта Псковского, XII–XIV века), то поэтическая сказка (житие Петра и Февронии, XV–XVI века).
Второе южнославянское влияние (конец XIV – начало XV века) содействует развитию в русской агиографии витийственно-риторического стиля – «плетения словес», в результате чего возрастает эмоциональность и психологизм повествования. Появляется группа видных агиографов: митрополит Киприан, который перерабатывает Житие митрополита Петра, Епифаний Премудрый (Жития Сергия Радонежского, Стефана Пермского), серб Пахомий Логофет (Житие Кирилла Белозерского и др.). В эпоху укрепления централизованного русского государства (XVI век) агиография становится на службу идеологическим задачам правительства. Осуществляя политику Ивана Грозного в области духовной жизни, митрополит Макарий сильно расширяет сонм русских святых и руководит составлением их Житий, которые объединяются в Великих Четьих Минеях (12 огромных томов), включающих почти все обращавшееся на Руси наследие переводной и оригинальной агиографии, заново переработанное и риторически украшенное. В XVII веке составляются собрания Четьих Миней Германа Тулупова (1627–1632), Иоанна Милютина (1646–1654) и Димитрия Ростовского (изд. 1689–1705). В XV–XVII веках создается особенно большое число новых Житий, посвященных монахам Русского Севера и отразивших колонизационную роль монастырей, их борьбу за землю с крестьянством. В агиографический стиль все более вносятся черты реальной жизни, Жития постепенно сближаются с бытовой повестью (Житие Юлиании Лазаревской). Во второй половине XVII – начале XVIII века создаются новые Жития, посвященные представителям религиозного движения – раскола. Героями их становятся противники государственной Церкви, проклятые ею и гонимые царской властью (Жития Ивана Неронова, Морозовой, Кирилла Выгорецкого и др.). Это направление агиографии тяготеет к изображению народного быта и отличается «просторечием». Жанр биографии святого перерастает в жанр поучительно-полемической автобиографии «апостолов» раскола (Жития Аввакума, Епифания).
По объему излагаемого биографического материала, как правило, выделяют два вида жития: биографическое (биос) и мученическое (мартириос). Биос дает описание жизни христианского подвижника от рождения до смерти, мартириос рассказывает только о мученической смерти святого. Последняя форма – более древняя, связана с гонениями на первых христиан. В основе этого типа Житий лежат «протоколы» допросов христиан, поэтому они как бы документированы. Полная биография не берется, рассказывается только о мучениях святого.
Другая группа Житий повествовала о христианах, добровольно подвергавших себя разного рода испытаниям: богатые юноши тайно покидали дом и вели полуголодную жизнь нищих, подвергаясь унижениям и насмешкам; подвижники, оставив города, уходили в пустыни и жили там в полном одиночестве (отшельники). Особым видом христианского подвижничества было столпничество, при котором святой обитал долгие годы на вершине каменной башни – столпа, а в монастырях подвижники могли затворяться в келье, которую не покидали ни на час вплоть до смерти.
Среди византийских Житий наибольшее распространение получили переводы житий Алексия, человека Божьего, Андрея Юродивого, Варвары, Георгия Победоносца, Дмитрия Солунского, Екатерины, Иоанна Златоуста, Николая Мирликийского, Параскевы Пятницы и др.
Жития русских святых создавались на протяжении всех веков существования древнерусской литературы – с XI по XVII век. Жития эти также могут быть систематизированы по типу героев: княжеские, Жития церковных иерархов, строителей монастырей, подвижников во славу церкви и мучеников за веру, жития юродивых. Помимо этого, Жития могут быть сгруппированы по географическому принципу – по месту жизни и подвигов святого и месту возникновения Жития (киевские, новгородские и северорусские, псковские, ростовские, московские и др.).
Об авторстве тех или иных житий в ряде случаев мы узнаем из текста самих произведений, на основе косвенных данных. Нестор Летописец (XI–XII), Епифаний Премудрый (XIV–XV), Пахомий Логофет (XV) – вот наиболее известные из авторов русских житий.
Группируя жития по характеру героев, отметим:
– Жития подвижников во славу Церкви и создателей монастырей (Александр Свирский, Варлаам Хутынский, Авраамий Ростовский, Сергий Радонежский, Стефан Пермский и др.);
– Жития иерархов Русской Церкви – митрополитов (Алексия, Ионы, Киприана, Петра, Филиппа);
– Жития юродивых (Василия Блаженного, Иоанна Устюжского, Михаила Клопского и др.).
Из княжеских Житий наиболее известны Жития Александра Невского, Бориса и Глеба, князя Владимира, Дмитрия Донского и др.
Женских Житий в русской агиографии мало: Анны Кашинской, Евфросинии Полоцкой, Евфросинии Суздальской, Иулиании Вяземской, Иулиании Осорьиной, княгини Ольги.
Не обошло стороной и влияние на житийную литературу легендарно-сказочных мотивов. Местные предания иногда столь сильно влияют на авторов, что к Житиям созданные ими произведения могут относиться только потому, что герои их признаны Церковью святыми и в заглавии их может фигурировать термин «Житие», тогда как по литературному характеру это ярко выраженные сюжетно-повествовательные произведения. Это «Повесть о Петре и Февронии Муромских» Ермолая-Еразма, «Повесть о Петре, царевиче Ордынском», «Повесть о Меркурии Смоленском». В XVII веке на Русском Севере возникают Жития, полностью основанные на местных легендах о чудесах, происходящих от останков людей, жизненный путь которых с подвигами во славу Церкви не связан, но необычен – они страдальцы в жизни. Артемий Веркольский – мальчик, погибший от грозы во время работы в поле, Иоанн и Логгин Яренские – то ли поморы, то ли монахи, погибшие в море и найденные жителями Яренги на льду, Варлаам Керетский – священник села Кереть, убивший жену, наложивший сам на себя за это тяжкие испытания и прощенный Богом.
Только древнерусское Житие дает нам возможность наблюдать личную жизнь в Древней Руси, хотя и возведенную к идеалу, переработанную в тип, с которого корректный агиограф старался стряхнуть все мелочные конкретные случайности личного существования. Нередко это и своеобразная местная летопись глухого уголка, не оставившего по себе следа ни в общей летописи, ни даже в какой-либо грамоте. Такие записи чудес иногда велись по поручению игумена и братии особыми на то назначенными лицами, с опросом исцеленных и свидетельскими показаниями, с прописанием обстоятельств дела, являясь скорее деловыми документами, книгами форменных протоколов, чем литературными произведениями. Несмотря на это, в них иногда ярко отражается быт местного мирка, притекавшего к могиле или ко гробу святого со своими нуждами и болезнями, семейными непорядками и общественными неурядицами.
Жития, в свою очередь, формировали взгляды древнерусских читателей на идеал святости, на возможность спасения, воспитывали филологическую культуру (в лучших своих образцах), создавали идеальные формы выражения подвига святого.
Жанр жития в современной литературе
Разделы: Литература
“Нравственность едина во все века и для всех людей. Читая об устаревшем в деталях, мы можем найти многое для себя”. [2]. Эти слова академика Д.С.Лихачева заставляют задуматься о том, чем может одарить современного читателя духовная литература, что мы можем открыть в ней для себя.
Духовная литература – особый пласт русской культуры и, в частности, словесности.
Само определение – “духовная” – указывает на ее назначение: созидать в человеке дух (то, что побуждает к действиям, к деятельности), воспитывать нравственно, показывать идеал. Древнерусская литература в качестве идеала выдвигала Иисуса Христа. Его примеру следуют и герои житийного жанра.
Житие – один из самых устойчивых и традиционных жанров русской литературы. Первые переводы житийных произведений были доставлены из Византии и появились на Руси вместе с Библией и другими христианскими книгами в конце X – начале XI века. В том же XI веке жанр жития утвердился и в литературе Киевской Руси.
Композиция правильного жития должна быть трехчленной: вступление, рассказ о жизни и деяниях святого от рождения до смерти, похвала; довольно часто к житию присоединялось и описание чудес.
Высокая тема – рассказ о жизни человека, служащего людям и Богу, – определяет образ автора в житии и стиль повествования. Эмоциональность автора, его взволнованность окрашивают все повествование в лирические тона и создают особое, торжественно-возвышенное настроение. Стиль повествования – высокий, торжественный, насыщенный цитатами из Священного Писания.
Итак, канонические черты жития:
– это биография святого;
– составлялось после смерти праведника;
– повествование ведется от третьего лица;
– композиция строится по строгой схеме;
– способ изображения героя – идеализация;
– внутренний мир героя не изображается в развитии, он избранник с момента рождения;
– пространство и время условны;
– в изображении святого по возможности устранялись все индивидуальные черты характера, частности, случайности;
– тон повествования торжественный, серьезный;
– язык жития книжный, с обилием церковнославянизмов;
– сюжет составляет духовный подвиг святого.
Таким образом, в строгой, продуманной до деталей, отшлифованной веками житийной форме нашли выражение духовные идеалы Древней Руси.
Перед создателями жизнеописаний не ставилась задача показать индивидуальный характер святого. Он был носителем христианских добродетелей, и только. Но когда создавались жития русских святых, их образы были еще живы в памяти потомков, и авторы часто отступали от этой схемы, наделяя героя яркими индивидуальными человеческими чертами, тем самым “очеловечивая” образ святого, приближая его к читателю. По мере своего развития древнерусская литература все чаще и все больше выходила за церковные рамки, сохраняя при этом свой высокий духовный настрой, нравственную высоту и поучительность. Так произошло и с жанром жития.
До нас дошли три оригинальных жития, составленных по этим канонам: два жития князей Бориса и Глеба и Житие Феодосия Печерского.
Уже в наше время канонизированы, признаны святыми Андрей Рублев, Амвросий Оптинский, Ксения Петербуржская, написаны их жития. В последнее время опубликованы жития старцев: протоиерея Николая (Гурьянова), архимандрита Иоанна (Крестьянкина), архимандрита Кирилла (Павлова).
В 2004 году издательство Ново-Тихвинского женского монастыря города Екатеринбурга выпустило книгу “Житие и чудеса святого праведного Симеона Верхотурского, чудотворца”. Это житие построено по законам жанра, можно обнаружить в нем традиционные канонические черты.
Прежде всего это биография святого Симеона, составленная после смерти праведника (как и положено в соответствии с законами жанра). Но если раньше пространство и время изображались в житиях условно, то в этом произведении они реальны и конкретны. Правда, год рождения Симеона точно не указан, но предположительно он родился около 1607 года. Родился он и жил вначале в европейской части России. Родители его принадлежали к дворянскому сословию. К сожалению, ни их имена, ни род занятий неизвестны. “Вероятно, родители угодника Божия были людьми богобоязненными и имели великое усердие к воспитанию в сыне добронравия и истинной веры. Об этом свидетельствует вся последующая жизнь праведника”. [1].
Как и в традиционных житиях, способ изображения героя – идеализация: “С раннего возраста Симеон почувствовал отвращение к земным благам и неизбежным житейским волнениям. С юной поры он стремился к богомыслию и душеспасительным трудам, но окружающая среда была помехой в этом добром деле. Желая найти уединение для более удобного исполнения к подвигам благочестия, а также избегая чуждых его душе соблазнов и смут, праведный Симеон решил покинуть родину, богатство, знатность и удалиться в места более уединенные”. [1]. Выбор его пал на Сибирь, незадолго до того присоединенную к России и еще мало известную русским людям.
Рассказывая о дальнейшей жизни Симеона, авторы жития называют конкретные места, даты. Святой Симеон поселился в селе Меркушино, находившемся на берегу реки Туры, в пятидесяти верстах от города-крепости Верхотурье. Верхотурье было основано в 1598 году, незадолго до прибытия в Сибирь праведного Симеона. А село Меркушино было основано в начале XVII века.
В описании села Меркушино можно увидеть некоторые признаки традиционного житийного жанра: использование эпитетов, метафор делает повествование более выразительным, ярким, придает живость языку. “Село Меркушино отличалось величественно прекрасным местоположением. Здесь соединились причудливые изгибы Туры, заливные луга, холмы, ширь долин и глухие леса, кажущиеся преградой на пути всякой суеты. И самое удивительное, что все это можно было охватить одним взглядом”. [1].
В целом, язык произведения книжный, повествование ведется от третьего лица, отличается неторопливостью изложения, спокойной интонацией – именно так, как это было и в других житиях. Встречаются здесь и устаревшие слова: верста, чернь, идольские капища, персть и др. Но в языке жития почти нет церковнославянизмов, он прост и понятен читателю XXI века.
Новый подход авторов жития о Симеоне проявился и в том, что, повествуя о жизни праведника, они рассказывают и об исторической эпохе XVI века, и о нравах людей, и об их быте. Вот, например, описание быта крестьян села Меркушино: “Избы тогда большей частью состояли из одной комнаты, где жила вся семья. Обедали все за одним большим столом под иконами в красном углу, ели из общей миски, чаще всего щи и кашу, черпали их по очереди, начиная со старшего в семье. Ночью все укладывались спать на лавки у стен, а кому места не хватало, тот ложился и на полу”. [1]. Конечно, для человека из дворянского сословия подобное существование было бы трудно переносимым бременем. Но праведный Симеон, невзирая на свое благородное происхождение и, следовательно, на требовательность вкусов и привычек, не гнушался жизнью в крестьянских домах.
Рассказывая о жизни Симеона в Меркушино, агиографы повествуют о его занятиях, молитвах. Живя в Меркушино, Симеон не имел постоянного жилища, а переходил из дома в дом. Этому способствовало занятие, которым праведник поддерживал свое существование. Этим занятием было портняжничество. Из всех видов одежды Симеон шил в основном “шубы с нашивками”, а трудясь над чужими одеждами, “помышлял об одеянии души своей, об одежде бесстрастия и целомудрия”. [1]. С особенной любовью он занимался работой на бедных людей, с которых обычно отказывался брать плату за свои труды. Он считал вполне достаточным для себя вознаграждением кров и пищу, которыми пользовался у хозяев во время работы.
Другим любимым занятием Симеона была ловля рыбы. Для этого он с удочкой в руках уходил в уединенное место. Там, сидя под развесистой елью на берегу Туры, “размышлял о величии Творца”.
По традиции внутренний мир человека не изображается в развитии, герой идеален, так как является избранником с момента рождения. Эти идеальные черты авторы постоянно подчеркивают. Чтобы избежать платы за свой труд, праведный Симеон, немного не закончив шитье, нередко рано утром без ведома хозяев уходил из дома и селился в новом месте. За это часто он подвергался оскорблениям и даже побоям, но праведник, не имея высокого мнения о себе, переносил их терпеливо, как вполне заслуженные.
В ловле рыбы он проявлял умеренность: ловил рыбу только для дневного пропитания.
В древних житиях при изображении святого устранялись все индивидуальные черты характера, частности. Об образе Симеона нельзя так сказать. Перед нами все же не абстрактный идеал, а земной страдалец, живой человек. Мы можем представить себе его личность, характер: “Смиренный, тихий облик угодника Божия, его кроткое, почтительное обращение со всеми, простое и мудрое слово производили удивительное впечатление, без сомнения, смягчавшее ожесточение многих сердец”. [1].
Композиция жития соответствует требованиям жанра. Заканчивая описание жизненного пути Симеона, авторы подводят итог. Повествование о смерти героя отличается спокойной интонацией, неторопливостью изложения (как было и в древних житиях): “Страдая болезнью живота, вероятно, от строгого воздержания, праведный Симеон отошел ко Господу еще в довольно молодых летах. Это произошло между 1642 и 1650 годами. Жители села Меркушино, питавшие глубокое уважение к праведнику, с честью похоронили его у недавно построенной приходской Михаило-Архангельской церкви”. [1]. Авторы жития утверждают, что, в отличие от большинства святых старцев, Симеон умер молодым: “Подвиг Меркушинского угодника Божия, при его жизни многими не замеченный, а некоторыми даже осмеянный, был явлением исключительным. Усердным исполнением евангельских заповедей святой Симеон очистился от страстей, вернул своей душе богоподобие за сравнительно короткую жизнь – он отошел в Царствие Небесное в возрасте 35 – 40 лет, хотя многие великие угодники Божии достигали подобного очищения сердца только на склоне своей жизни”. Подводя итог его жизни, авторы снова подчеркивают идеальность героя: “это был дивный угодник Божий”. [1].
Затем, в соответствии с композицией жанра, описаны посмертные чудеса. После смерти тело Симеона оказалось нетленным: в 1692 году гроб с телом Симеона вдруг начал “восходить из земли и явился поверх могилы. Сквозь щели его крышки можно было рассмотреть нетленные останки. Вскоре от мощей угодника обильно потекли струи чудодейственной силы” [1].
Далее описаны случаи исцелений. Например, у Нерчинского воеводы Антония Савелова был болен слуга Григорий (с трудом передвигался). Воевода, отправляясь к месту службы в Нерчинск, взял с собой и слугу, который попросил позволения по пути заехать в Меркушино к гробу праведника. После панихиды Григорий, взяв с гроба немного земли, обтер ею руки и ноги, а затем встал на ноги и начал ходить.
Другой пример: у сибирского воеводы Андрея Федоровича Нарышкина был слуга Илья Головачев, у которого болели глаза, так что он не мог даже переносить света. Ему тоже помогла земля с могилы Симеона Праведного.
Таких примеров в книге приводится много. Эти исторические детали авторы взяли из рукописи митрополита Тобольского и Сибирского Игнатия – “Повести известной и свидетельствованной о проявлении честных мощей и отчасти сказание о чудесах святого и праведного Симеона, нового сибирского чудотворца”. Именно владыка Игнатий возглавлял освидетельствование мощей Симеона в 1695 году.
В житии описана и дальнейшая судьба мощей Симеона. В 1704 году они были перенесены из села Меркушино в Верхотурский Свято-Николаевский монастырь. Интересный факт о чудесах во время этого шествия приводится в житии. Перенесение состоялось 12 сентября 1704 года. Торжественная процессия направилась из Меркушино в Верхотурье. Вслед за мощами полз на коленях юродивый калека Косьма. Когда он уставал, то обращался с молитвой к праведнику как к живому: “Брате Симеоне, давай отдохнем”. И процессия сразу останавливалась, поскольку раку невозможно было в течение некоторого времени сдвинуть с места. На пути следования крестного хода в память об этих чудесных остановках впоследствии было воздвигнуто несколько часовен, которые существуют и поныне.
Подробный рассказ о мытарствах мощей Симеона после Октябрьской революции, о переносе их в краеведческий музей Н.Тагила, затем в Екатеринбург, о судьбе людей, причастных к этим событиям, – все это составляет вторую часть жития Симеона. Кроме того, в книгу включены приложения, содержащие описание случаев помощи и явлений Симеона Верхотурского страждущим. Эти свидетельства с благодарностью оставлены людьми, жившими не только в давние времена, но и в наше, казалось бы, далекое от чудес время.
Такое построение книги, конечно, не соответствует традициям жанра. Однако в целом в житии Симеона (особенно в первой его части) канонические черты жития, несомненно, просматриваются, хотя и наблюдаются элементы новаторства.
Можно верить или не верить чудесам, описанным в житиях. Но рассказы о жизни праведников, об их служении людям в наше время не только нужны, но и интересны.
Авторы житий ставили перед собой задачу не только описать земную жизнь канонизированного церковью святого, но и создать образ идеального человека в поучение всем людям.
В наше время чтение таких поучительных произведений очень важно. “Для людей нашего века, далеких от идеального служения миру и людям, редко заглядывающих в самих себя, больше думающих о настоящем, чем о вечном, герои житийных произведений кажутся странными. Но, перелистывая страницы русских житий, читатели постепенно открывают для себя самые светлые, самые сокровенные идеалы”. [3].
Список использованной литературы.