О чем обломов попросил штольца при последней встрече
Анализ эпизода прощания Штольца с Обломовым
Сцена занимает место под конец произведения – конец четвертой части. В ней подводятся итоги произошедшего в романе. Обломов прожил долгую жизнь: прожил детство, прожил молодость, прожил старость, ни разу не отступив от своего стиля жизни, и этот эпизод показывает итоги его жизни, то, к чему привела его жизнь, к чему должна была привести такая жизнь, кто виноват в том, что она такая, и справедлив ли ее конец. Эта сцена изображает прощание человека с жизнью, воспоминание о прожитой жизни и формирование отношения человека самого к себе.
Штольц стоит на своем, уже не просит, не умоляет, а просто заставляет его прекратить его такой образ жизни: “Вон из этой ямы, из болота, на свет, на простор, где есть здоровая, нормальная жизнь!”, просит его опомниться. Обломову очень больно говорить об этом, но он очень хочет избавиться от этого, но он не может этого сделать, его силы слишком малы, слишком уж он сильно опустился, он просит Штольца не говорить об этом, понимая, что все равно от этого уже не уйти. Штольц пытается выяснить, стыдно ли Обломову, тот говорит, что стыдно, просит не напоминать Ольге о нем.
Штольц говорит, что Обломов погиб.
Обломов назвал своего сына Андреем, надеясь, что его сын не станет таким, как он, что он умрет, имея сына с тем же именем, что и человек, который хотел его спасти, он отдал его на воспитание в семью Штольца, боялся оставить его с собой, того, что его сын будет брать с него пример, думал, что Штольц сделает из него нормального человека, понимал, что из него он ничего не сделает, а с сыном, чистым листом, обязательно все будет хорошо. В конце эпизода Ольга спрашивает Штольца: “Да что такое там происходит?”; “Обломовщина”, – мрачно ответил Андрей. Штольц разуверился в себе, понял, что он не смог возвратить человека к жизни, обиделся на себя.
В эпизоде очень часто встречаются восклицательные высказывания, речи – автор хотел интонационно выделить этот эпизод, показать, что он очень важный, зная, что читатель обратит внимание на эпизод, в котором каждые два высказывания из трех восклицательные. Автор в своих словах использует мало художественных средств, потому что он их использовал в средней и, особенно, начальной частях романа; в конце романа он акцентирует внимание на описании действий, лишь изредка употребляя инверсии в предложениях, чтобы хоть чуть-чуть скрасить текст. Он помещает этот эпизод в конец романа, чтобы показать его значение, все особые подробности жизни Обломова раскрываются именно там, чтобы сделать его более значимым.
Related posts:
Тест по роману И.А.Гончарова «Обломов»
1) Гончарова звали:
а) Иван Алексеевич б) Алексей Иванович в) Александр Иванович г) Иван Александрович
а) роман б) рассказ ) поэма г) повесть
3) Действие романа «Обломов» происходит:
а) в Москве б) в Тульской Губернии в) в Орловской губернии г) в Петербурге
4) Как звали лучшего друга Ильи Ильича Обломова?
а) Андрей Штольц б) Владимир Ленский в) Пьер Безухов г) Акакий Башмачкин
5) Определите сюжетную основу романа «Обломов»:
а) история любви Обломова и Агафьи Пшеницыной
б) история взаимоотношений помещика Обломова с крепостными
в) история любви Ильи Обломова и Ольги Ильинской
г) описание дружеских отношений Обломова и Штольца
6) Как звали сына Ильи Ильича Обломова?
а) Андрей б) Иван в) Илья г) Павел
7) Укажите возраст Обломова в начале романа:
а) 25-26 б)32-33 в) 36-37 г) 40-45
8) Образы Обломова и Штольца вводятся в роман по принципу:
а) взаимного исключения б) сравнения в) дополнения г) антитезы
9) К какому типу литературных героев можно отнести И. Обломова?
а) «лишний человек» б) «маленький человек» в) герой-любовник г) герой-резонер
10). Что являлось нормальным состоянием И.Обломова?
а) государственная служба б) лежание на диване в) игра в карты г) чтение книг
11) Какова судьба Ольги Ильинской в финале романа Гончарова «Обломов»?
а) вышла замуж за Обломова б) уехала за границу
в) продолжает жить с тётушкой г) вышла замуж за Штольца
12) О каком персонаже идет речь?
«… не старался изменить не только данного ему богом образа, но и своего костюма, в котором ходил в деревне. Платье ему шилось по вывезенному им из деревни образцу. Серый сюртук и жилет нравились ему и потому, что в этой полуформенной одежде он видел слабое воспоминание ливреи, которую он носил некогда, провожая покойных господ в церковь или в гости; а ливрея в воспоминаниях его была единственною представительницею достоинства…»
а) Алексеев б) Тарантьев в) Захар г) Волков
13) Укажите проблему, не волновавшую Обломова в начале романа:
а) неоплаченные счета б) предстоящая женитьба
в) проблемы в имении г) переезд на новую квартиру
14) Укажите, кто из героев романа И. А. Гончарова впервые произносит слово «обломовщина», определяющее образ жизни Ильи Ильича:
а) Захар б) Штольц в) Ильинская г) Обломов
2) Какое произведение не принадлежит Гончарову?
а) «Мертвые души» б) «Обрыв» в) «Обломов» г) «Обыкновенная история»
3) Роман Гончарова «Обломов» относится к:
а) социально-психологическим романам б) утопическим романам
в) любовным романам г) романам-путешествиям
4) Как звали возлюбленную Ильи Ильича Обломова?
а) Татьяна Ларина б) Екатерина Сушкова в) Наташа Ростова г) Ольга Ильинская
5) Укажите происхождение И. И. Обломова:
а) мещанин б) купец в) дворянин г) крестьянин
6) Глава «Сон Обломова» включена в роман для того, чтобы:
а) выразить представление автора об идеальных отношениях в семье
б) объяснить происхождение героя
в) объяснить причины апатии и бездеятельности героя
г) расширить представление о барской жизни
7) Гончаров использует предметно-бытовую деталь как важное средство характеристики персонажа. В романе «Обломов» такой деталью является: а) трость б) халат в) рояль г) книга
8) Кем Штольц приходится Обломову?
а) двоюродным братом б) сослуживцем в) школьным другом детства г) дядей по матери
9) Назовите своеобразного двойника Ильи Обломова в романе:
а) Штольц б) Захар в) Тарантьев г) Волков
10) Какое дело Илья Ильич Обломов считал роскошью?
а) написание писем б) забота об имении в) общение с друзьями г) чтение книг
11) О чем просил Обломов Штольца при их последней встрече?
а) позаботиться об Агафье Матвеевне б) не забыть его сына
в) не оставлять его имение без присмотра г) никогда не изменять Ольге Ильинской
12) О каком персонаже идет речь?
«Более ничто не напоминало ему барского широкого и покойного быта в глуши деревни. Старые господа умерли, фамильные портреты остались дома; предания о старинном быте и важности фамилии все глохнут или живут только в памяти немногих, оставшихся в деревне же стариков. Поэтому для него дорог был серый сюртук: в нем да еще в кое-каких признаках, сохранившихся в лице и манерах барина, напоминавших его родителей, и в его капризах, на которые хотя он и ворчал, и про себя, но которые между тем уважал внутренне, как проявление барской воли, господского права, видел
он слабые намеки на отжившее величие.»
а) Тарантьев б) Алексеев в) Волков г) Захар
13) Укажите героя романа, которого можно считать антиподом Обломова:
а) Захар б) Штольц в) Тарантьев г) Судьбинский
14) Где в конце романа «Обломов» происходит последняя встреча Штольца с Захаром?
а) в доме Агафьи Матвеевны б) в имении Обломова
в) возле церкви в толпе нищих г) в имении Ильинских
Ответы к тесту по роману И.А.Гончарова «Обломов»:
9 – а лишний человек
О чем обломов попросил штольца при последней встрече
Обломов формирует представление о себе, понимает, что он был недостоин любви с Ильинской, поэтому-то он так и радуется (что, впрочем, было до этой сцены), что Штольц женил на Ольге Сергеевне, о явлении, что он представляет в обществе: об этом раньше догадался Штольц, теперь это дошло и к нему. Лучше всего сущность этого эпизода раскрывает образ Обломова, Штольц здесь есть лишь наблюдателем над что происходит, образ Обломова здесь формируется окончательно и, как я и говорил раньше, стал понятным каждому, даже ему самому
Андрей в очередной раз при приезде к Штольцу удивляется его жизни ( каждый раз, приезжая к нему, он это делает: она настолько быстро убывает, что Штольц не успевает к нее привыкнуть; на этот раз она особенно сильно убыла). Обломов убеждает Штольца в своей невиновности в такой жизни, просит не его не обижаться. Штольц стоит на своему, уже не просит, не умоляет, а просто заставляет его прекратить его такой образ жизни: «Прочь из этой ямы, из болота, на свет, на пространство, где есть здоровая, нормальная жизнь!», просит его прийти в себя
Обломову очень больно говорить об этому, но он очень хочет избавиться от этого, но он не может этого сделать, его силы слишком малые, слишком уж он сильно опустился, он просит Штольца не говорить об этому, понимая, что одинаково от этого уже не пойти. Штольц старается выяснить, стыдно ли Обломову, тот говорит, что стыдно, просит не напоминать Ольге о нем. Штольц говорит, что Обломов погиб
Мало привлекает нас и деятельность Штольца.
Однако и в романе есть указания на ограниченность Штольца.
Еще яснее идейная ограниченность Штольца оказывается в него ответе Ольге, которая стала его женой, но никак что не успокоилась в своих поисках: «Мы не Титаны с тобой. мы не пойдем, с Манфредами и Фауст, на дерзкую борьбу с мятежными вопросами, не примем их вызова, склоним главы и смиренно переживем трудную минуту. » Нет, это не слова деятеля, о котором мечтала молодежь, мечтала Ольга, о котором говорится в эпиграфе к статье Добролюбова.
Вопросы по тексту 2-3 части романа И.А.Гончарова «Обломов» (10 класс)
И.А.Гончаров роман «Обломов»
Вопросы по 2 – 3 части романа
Рассказать о Штольце
— отец и мать Штольца,
— какие качества характера родители воспитали в герое,
— как повлияло на мальчика соседство с Обломовкой,
— эпизод отъезда Штольца (кратко пересказать эпизод)
— Каких принципов придерживается Штольц?
— Чего боится Штольц?
— Какое мнение сложилось о Штольце у окружающих? Правы ли они?
— Что притягивало Штольца к Обломову? Как друзья влияли друг на друга?
Диалог Штольца и Обломова
— Какую новость из родного края сообщил Штольц?
— Почему Обломов не рад новости?
— Какой совет Обломову даёт Штольц?
Диалог Обломова и Штольца
— На какие недостатки общества указывает Обломов Штольцу?
— Каким рисует Обломов образ идеальной жизни?
— Какое определение ей даёт Штольц?
— В чём Штольц видит смысл жизни?)
Обломов и Ольга Ильинская
Обломов и Ольга Ильинская
— портрет Ольги Ильинской
— Что в характере Ольги ценит Штольц?
— Что любит делать Ольга?
— Как пение Ольги повлияло на Обломова?
— В чём проявилось пробуждение Обломова?
— Какою видел Обломов во сне свою будущую спутницу жизни?
— Какой идеал семейной жизни сложился у Обломова?
— В чём состояла просьба Штольца к Ольге Ильинской?
— О чём мечтала Ольга?
— Какую роль Ольга в мечтах отводила себе и Обломову?
— Какие чувства испытывает Обломов, когда понимает, что он симпатичен Ольге?
— О чём начинает мечтать Обломов?
— Какие мысли мешают Обломову почувствовать себя полностью счастливым?
Роман «Обломов», часть 2,
— Какой результат планировал Штольц, знакомя Обломова и Ольгу Ильинскую? Чем отличается реальный результат от запланированного?
— Какие изменения произошли с Ольгой? Увидел ли их Обломов? Какой вывод он сделал?
— С чем Ольга сравнивает свою власть над Обломовым?
— Какие вопросы сделались для Обломова насущными после объяснения с Ольгой?
— Какими делами наполнены будни Обломова?
— Как изменился характер любви Обломова и Ольги?
— Соответствует ли Ольга тому идеалу, который видел во сне Обломов?
часть 3, главы 3,4,6,7,11,12
Проследить, как угасали отношения между Обломовым и Ольгой Ильинской.
— О каком отношении к себе говорит Обломов после очередного письма Штольца? (гл 11)
— Каковы мечты Обломова? Какое чувство у него вызывают заботы?
— Как часто Обломов и Ольга видятся после возвращения в город? Что в момент встреч чувствует Обломов? (гл 3)
— Почему приглашение в театр, где есть возможность увидеться с Ольгой, уже не вызывает у Обломова прилива радости? (гл 4)
— Что говорит Обломов Захару о свадьбе? Какова его позиция? Какие он приводит аргументы? (гл 4)
— Что говорит внутренний голос Обломова?
— Почему Обломов решает видеться с Ольгой только 1 раз в неделю? Как герой меняется с этим решением? (гл. 6)
— На сколько месяцев откладывается разговор о свадьбе? О чём молит Обломов?
— Что, по мнению Ольги, она любила в Обломове? Почему она разрывает отношения? (конец 11 главы)
— Какой диагноз ставит Обломов?
— Что стало с Обломовым после разрыва с Ольгой? (гл 12)
Ищем педагогов в команду «Инфоурок»
Номер материала: ДБ-1545531
Не нашли то что искали?
Вам будут интересны эти курсы:
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.
Учителя о ЕГЭ: секреты успешной подготовки
Время чтения: 11 минут
Дума проведет расследование отклонения закона о школьных онлайн-ресурсах
Время чтения: 2 минуты
Учителям предлагают 1,5 миллиона рублей за переезд в Златоуст
Время чтения: 1 минута
Путин поручил не считать выплаты за классное руководство в средней зарплате
Время чтения: 1 минута
АСИ организует конкурс лучших управленческих практик в сфере детского образования
Время чтения: 2 минуты
В российских школах могут появиться «службы примирения»
Время чтения: 1 минута
Костромская область разработала программу привлечения педагогических кадров
Время чтения: 2 минуты
Подарочные сертификаты
Ответственность за разрешение любых спорных моментов, касающихся самих материалов и их содержания, берут на себя пользователи, разместившие материал на сайте. Однако администрация сайта готова оказать всяческую поддержку в решении любых вопросов, связанных с работой и содержанием сайта. Если Вы заметили, что на данном сайте незаконно используются материалы, сообщите об этом администрации сайта через форму обратной связи.
Все материалы, размещенные на сайте, созданы авторами сайта либо размещены пользователями сайта и представлены на сайте исключительно для ознакомления. Авторские права на материалы принадлежат их законным авторам. Частичное или полное копирование материалов сайта без письменного разрешения администрации сайта запрещено! Мнение администрации может не совпадать с точкой зрения авторов.
Часть четвертая
Со времени болезни Ильи Ильича прошел год. Многое за это время изменилось в мире. И на Выборгской стороне жизнь не останавливалась, но менялась очень медленно. Илья Ильич выздоровел. Поверенный Затертый отправился в деревню, прислал вырученные за хлеб деньги и сообщил, что оброка собрать не смог, потому что мужики разорились и ушли неизвестно куда. Он также писал, что оставил старосте приказ с началом весны валить лес и строить сарай для кирпича, так что весной Обломов может приезжать и начинать строительство нового дома. К тому времени предполагалось собрать оброк, да еще заложить деревню, так что денег на расходы должно хватить. С дорогами и мостами, по мнению Затертого, время терпело: мужики предпочитали переваливаться через гору и через овраг, чем строить новые дороги и мосты.
Обломов после болезни был мрачен, задумчив, иногда не отвечал на вопросы Захара, не замечал, как он ронял на пол чашки и не сметал со стола пыль. Он мог часами смотреть на падающий снег, покрывающий сады, огороды и курятники. Постепенно живое горе сменилось тупым равнодушием, и Илья Ильич стал входить в прежнюю жизнь: бродил по саду, потом стал сажать овощи в огороде, после пришли разные праздники… С начала лета в доме начали готовиться к Иванову дню – именинам братца и Ильину дню – именинам Обломова. Хозяйство в доме Пшеницыной было поставлено на широкую ногу, и в доме много и хорошо готовили.
Обломов, видя, что хозяйка принимает участие в его делах, предложил ей взять на себя все заботы о его питании и избавить его от всяких хлопот. С той поры поле деятельности Агафьи Матвеевны заметно расширилось, закупка продуктов, моченье яблок и варенье приняло громадные размеры. Хозяйка сама носила Обломову чай и кофе, а Захар лишь сметал пыль, да и то когда хотел.
Агафья Матвеевна, проявлявшая неусыпную заботу об Илье Ильиче, тоже изменилась. Если Обломов задержится – поедет в театр или засидится у знакомых – она долго не могла уснуть, ворочалась с боку на бок, крестилась и вздыхала. Когда Обломов заболел, «она никого не впускала к нему в комнату, устлала ее войлоками и коврами, завесила окна», и сердилась на своих детей, когда они шумели. Зимой, когда Обломов был мрачен и не разговаривал с ней, она похудела и стала задумчивой. Но как только Обломов ожил и стал заглядывать к ней, шутить, она опять пополнела, и все ее хозяйство пошло живо и бодро. Одним словом, хозяйка полюбила Илью Ильича.
Агафья Матвеевна мало прежде видела таких людей, как Обломов, а если видала, так издали. Илья Ильич ходит не так, как ходил ее покойный муж, коллежский секретарь Пшеницын – мелкой, деловой прытью, не пишет беспрестанно бумаг, не трясется от страха, что опоздает в должность. Лицо у него не грубое, не красноватое, а белое, нежное; руки не похожи на руки братца – не трясутся, не красные, а белые.. небольшие. Сядет он, положит ногу на ногу, подопрет голову рукой – все это делает так вольно, покойно и красиво… Белье носит тонкое, меняет его каждый день, моется душистым мылом, ногти чистит – весь он так хорош, так чист, может ничего не делать и не делает, ему делают все другие: у него есть Захар и еще триста Захаров.
Он барин, он сияет, блещет! Притом он так добр: как мягко он ходит, делает движения, дотронется до руки – как бархат, а тронет бывало рукой муж, как ударит! И глядит он и говорит так же мягко, с такой добротой.
Сама Агафья Матвеевна не в силах была проявить свои чувства к Обломову, и ее любовь выражалась в безграничной преданности. Обломов же видел в ней идеал покоя жизни, который оставил неизгладимый след в его душе и родительском доме. «Он каждый день все более и более дружился с хозяйкой: о любви и в ум ему не приходило, то есть о той любви, которую он недавно перенес, как какую-нибудь оспу, корь или горячку, и содрогался, когда вспоминал о ней. Он сближался с Агафьей Матвеевной – как будто подвигался к огню, от которого становится все теплее и теплее, но которого любить нельзя». Он любовался ее полной шеей и круглыми локтями, но не скучал, когда целый день не видел ее. Агафья Матвеевна не предъявляла на него никаких требований, и у него не рождалось никаких самолюбивых желаний и стремлений к подвигам, терзаний о том, что уходит время и гибнут силы.
Иванов день прошел торжественно. Иван Матвеевич накануне не ходил в должность, ездил, как угорелый, по городу и всякий раз приезжал домой то с кульком, то с корзиной.
Агафья Матвеевна трои сутки жила одним кофе, и только для Ильи Ильича готовились три блюда, а прочие ели как-нибудь и что-нибудь.
Анисья накануне даже вовсе не ложилась спать. Только один Захар выспался за нее и за себя и на все эти приготовления смотрел небрежно, с полупрезрением.
– У нас, в Обломовке, этак каждый праздник готовили, – говорил он двум поварам, которые приглашены были с графской кухни. – Бывало пять пирожных подадут, а соусов что, так и не пересчитаешь! И целый день господа-то кушают, и на другой день. А мы дней пять доедаем остатки. Только доели, смотришь, гости приехали – опять пошло, а здесь раз в год!
Он за обедом подавал первому Обломову и ни за что не соглашался подать какому-то господину с большим крестом на шее.
– Наш-то столбовой, – гордо говорил он, – а это что за гости!
К утру гости разъехались и в доме опять все стихло. В этот день у Обломова были сослуживец Иван Матвеевич, безмолвный гость Алексеев и Тарантьев. Когда все обедали в беседке, во двор въехал экипаж, и на дорожке появился Штольц.
После обеда, когда все убрали со стола, Обломов велел оставить в беседке шампанское и сельтерскую воду и остался вдвоем с Штольцем.
Они молчали некоторое время. Штольц пристально и долго глядел на него.
– Ну, Илья?! – сказал он наконец, но так строго, так вопросительно, что Обломов смотрел вниз и молчал.
– Стало быть, «никогда»?
– Что «никогда»? – спросил Обломов, будто не понимая.
– Ты уж забыл: «Теперь или никогда!»
– Я не такой теперь. что был тогда, Андрей, – сказал он наконец. – Дела мои, слава богу, в порядке: я не лежу праздно, план почти кончен, выписываю два журнала; книги, что ты оставил, почти все прочитал.
Штольц все понял. Ему уже была известна история Ольги и Обломова. Он сообщил Илье Ильичу, что она сейчас в Швейцарии, весела и счастлива, к осени с теткой собирается в деревню. «Зачем же ты забился в эту глушь? – спросил Андрей друга. – Здесь та же Обломовка, только гаже». Штольц стал звать Обломова с собой в деревню.
Обломов стал хвастаться перед Штольцем, как, не сходя с места, он отлично устроил дела, как поверенный собирает справки о беглых мужиках, выгодно продает хлеб и как прислал ему полторы тысячи и, вероятно, соберет и пришлет в этом году оброк.
Штольц руками всплеснул при этом рассказе.
– Ты ограблен кругом! – сказал он. – С трехсот душ полторы тысячи рублей! Кто поверенный? Что за человек.
Штольц почти насильно увез Обломова к себе, написал доверенность на свое имя, заставил Обломова подписать ее и объявил, что берет Обломовку в аренду до тех пор, пока Обломов не приедет в деревню. Штольц пообещал Обломову, что теперь он будет получать втрое больше дохода, но предупредил, что долго заниматься его делами не будет. «Ах, жизнь! Трогает, не дает покоя! Лег бы и заснул… навсегда…» – вздыхал Илья Ильич. Прощаясь, Андрей пообещал солгать Ольге, что Обломов живет памятью о ней.
Вечером на другой день Иван Матвеевич и Тарантьев встретились все в том же заведении, чтобы обсудить положение, которое с приездом Штольца изменилось не в их пользу. Больше всего их тревожило, как бы «немец» не узнал о том, что на самом деле оброк был собран и получен ими. Остается одна надежда: «Затертый не в первый раз запускает лапу в помещичьи деньги, умеет и концы прятать». Во время разговора Ивану Матвеевичу пришла в голову счастливая мысль: Илья Ильич трусоват, никаких порядков не знает, к Агафье Матвеевне повадился ходить, а ведь она вдова, ей замуж выходить надо. Обломова можно этим пошантажировать, сказать, что есть свидетели, которые за ними подглядели, и заставить подписать долговую записку на десять тысяч рублей на имя вдовы Пшеницыной, а она подпишет брату заемное письмо на такую же сумму, «не подозревая, что такое и зачем она подписывает». Так оба заговорщика останутся в стороне и будут получать деньги Обломова.
За несколько месяцев до описываемых событий Штольц шел по парижскому бульвару и случайно встретил Ольгу Ильинскую с теткой. Его поразила перемена, которая произошла в девушке. В ней не было прежней детской наивности и на лице лежало облако печали. Ольга обрадовалась встрече с Андреем. На все вопросы о Обломове она отвечала неохотно, тетка Ольги сказала, что он бывал у них, но потом пропал. Ильинские прожили в Париже полгода. Андрей постоянно бывал у них и наблюдал за Ольгой, которая постепенно оправлялась от пережитого потрясения. То, что происходило у нее в душе, было теперь недоступно Андрею, она редко смеялась. Смотря на нее, Штольц удивлялся, как она быстро созрела, и не мог понять, кто стал причиной этого.
Андрей окружил Ольгу заботой, дарил цветы, засыпал книгами, альбомами и нотами, рассказывал ей о своих делах, и однажды понял, что со дня приезда Ольги начал жить не один, а вдвоем. Весной они все уехали в Швейцарию. Андрей уже понял, что любит Ольгу, но не был уверен в ее чувствах – она была скрытна и осторожна. Он не знал, что она любила Обломова и научилась владеть собой. Ольга не могла не замечать чувств Андрея, ей нравилось его поклонение, но она не могла и подумать, что через семь-восемь месяцев после первой любви может прийти вторая. Ольга не могла разобраться в своих чувствах и решила, что по отношению к Штольцу у нее может быть только дружба.
Однако чем чаще Андрей и Ольга виделись, тем ближе становились. Незаметно он завладел ее разумом и совестью, но один уголок ее души оставался для него неведомым. Иногда ей хотелось все рассказать, но ей было стыдно не только своего романа, но и своего героя. С каждым днем им становилось все труднее скрывать свои чувства, и оба понимали, что «дружба утонула в любви». И когда пришло время объяснения, прошлое «как молния» сверкнуло у нее в памяти.
Они молчали несколько минут. Он, очевидно, собирался с мыслями. Ольга боязливо вглядывалась в его похудевшее лицо, в нахмуренные брови, в сжатые губы с выражением решительности.
– Вы, конечно, угадываете, Ольга Сергеевна, о чем я хочу говорить? – сказал он, глядя на нее вопросительно.
Он сидел в простенке, который скрывал его лицо, тогда как свет от окна прямо падал на нее, и он мог читать, что было у ней на уме.
– Как я могу знать? – отвечала она тихо.
– Не знаете? – сказал он простодушно. – Хорошо, я скажу.
– Ах, нет! – вдруг вырвалось у ней.
Она схватила его за руку и глядела на него, как будто моля о пощаде.
– Вот видите, я угадал, что вы знаете! – сказал он. – Отчего же «нет»? – прибавил потом с грустью.
– Если вы предвидели, что я когда-нибудь выскажусь, то знали, конечно, что и отвечать мне? – спросил он.
– Предвидела и мучилась! – сказала она, откидываясь на спинку кресел.
– Мучились! Это страшное слово, – почти шепотом произнес он, – это Дантово: «Оставь надежду навсегда». Мне больше и говорить нечего: тут все! Но благодарю и за то, – прибавил он с глубоким вздохом, – я вышел из хаоса, из тьмы и знаю, по крайней мере, что мне делать. Одно спасенье – бежать скорей!
– Нет, ради бога, нет! – бросившись к нему, схватив его опять за руку, с испугом и мольбой заговорила она. – Пожалейте меня: что со мной будет?
– Но я вас люблю, Ольга Сергеевна! – сказал он почти сурово. – Вы видели, что в эти полгода делалось со мной! Чего же вам хочется: полного торжества? чтоб я зачах или рехнулся? Покорно благодарю!
Она изменилась в лице.
– Как я должен понимать это? Вразумите меня, ради бога! – придвигая кресло к ней, сказал он, озадаченный ее словами и глубоким, непритворным тоном, каким они были сказаны.
– Я вам помогу. вы. любили. – насилу выговорил Штольц – так стало больно ему от собственного слова.
Она подтвердила молчанием. А на него опять пахнуло ужасом.
– Кого же? Это не секрет? – спросил он, стараясь выговаривать твердо, но сам чувствовал, что у него дрожат губы.
А ей было еще мучительнее. Ей хотелось бы сказать другое имя, выдумать другую историю. Она с минуту колебалась, но делать было нечего: как человек, который в минуту крайней опасности кидается с крутого берега или бросается в пламя, она вдруг выговорила: «Обломова!»
Он остолбенел. Минуты две длилось молчание.
– Обломова! – повторил он в изумлении. – Это неправда! – прибавил он положительно, понизив голос.
– Правда! – покойно сказала она.
«Ваше настоящее люблю не есть настоящая любовь, а будущая. Это только бессознательная потребность любить… Вы ошиблись; перед вами не тот, кого вы ждали, о ком мечтали…» – сказал Штольц, прочитав письмо Обломова к Ольге. Ей стало намного легче. Андрей сделал Ольге предложение, и она попросила его немного подождать. Домой он возвращался в задумчивом состоянии счастья. «Все теперь заслонилось в его глазах счастьем: контора, тележка отца, замшевые перчатки… В его комнате воскресла только благоухающая комната его матери, варьяции Герца. голубые глаза, каштановые волосы – и все это покрывал какой-то нежный голос Ольги…» Ольга после ухода Штольца долгое время сидела не шевелясь, погруженная в забытье.
Спустя полтора года после последней встречи Обломова и Штольца в доме вдовы Пшеницыной было все «мрачно и скучно». Сам Илья Ильич обрюзг, халат на нем истерся, занавески на окнах полиняли и были похожи на тряпки. Агафья Матвеевна тоже изменилась не в лучшую сторону: похудела, побледнела, ходила в ситцевом платье, на лице отражалось уныние. По хозяйству ей по-прежнему помогала Анисья. Вот уже второй год доходы, присылаемые Штольцем с Обломовки, шли в карман Тарантьева и Ивана Матвеевича. План заговорщиков удался: Обломов подписал фальшивое заемное письмо на целых четыре года, а Агафья Матвеевна подписала такое же письмо на имя братца. Иван Матвеевич решил получить придуманный долг не за четыре, а за два года, и поэтому Илья Ильич крайне нуждался в деньгах. Агафья Матвеевна, привыкшая хозяйничать широко, очень переживала за Обломова, обратилась за помощью к братцу, и он стал давать ей по пятьдесят рублей в месяц – боялся, что дело дойдет до Штольца. Но этих денег было мало, и она заложила полученный в приданое жемчуг, потом фермуар, серебро, салоп… Из неделю в неделю, изо дня в день тянулась она из сил, перебивалась… Вот отчего похудела она, отчего у ней впали глаза…» Но, несмотря ни на что, она любила свою жизнь, и не променяла бы ее на то время, когда в доме не было Обломова.
Неожиданно приехал Штольц. Узнав об этом, Обломов попросил хозяйку сказать, что его нет дома. Андрей удивился, что Обломова нет дома, и сказал, что приедет через два часа обедать. Илья Ильич велел приготовить обед, не подозревая, что у хозяйки нет денег, а в долг уже не дают.
Через два часа пришел Штольц.
– Что с тобой? Как ты переменился, обрюзг, бледен! Ты здоров? – спросил Штольц.
– Плохо здоровье, Андрей, – говорил Обломов, обнимая его, – левая нога что-то все немеет.
– Как у тебя здесь гадко! – сказал, оглядываясь, Штольц. – Что это ты не бросишь этого халата? Смотри, весь в заплатах!
– Привычка, Андрей; жаль расстаться.
– А одеяло, а занавески. – начал Штольц, – тоже привычка? Жаль переменить эти тряпки? Помилуй, неужели ты можешь спать на этой постели? Да что с тобой?
Штольц пристально посмотрел на Обломова, потом опять на занавески, на постель.
– Ничего, – говорил смущенный Обломов, – ты знаешь, я всегда был не очень рачителен о своей комнате. Давай лучше обедать. Эй, Захар! Накрывай скорей на стол. Ну, что ты, надолго ли? Откуда?
– Узнай, что я и откуда? – спросил Штольц. – До тебя ведь здесь не доходят вести из живого мира?
Обломов с любопытством смотрел на него и дожидался, что он скажет.
– Что Ольга? – спросил он.
– А, не забыл! Я думал, что ты забудешь, – сказал Штольц.
– Нет, Андрей, разве ее можно забыть? Это значит забыть, что я когда-то жил, был в раю. А теперь вот. – Он вздохнул. – Но где же она?
– В своей деревне, хозяйничает.
– С теткой? – спросил Обломов.
– Она замужем? – вдруг, вытаращив глаза, произнес Обломов.
– Чего ж ты испугался? Не воспоминания ли. – тихо, почти нежно прибавил Штольц.
– Ах, нет, бог с тобой! – оправдывался Обломов, приходя в себя. – Я не испугался, но удивился; не знаю, почему это поразило меня. Давно ли? Счастлива ли? скажи, ради бога. Я чувствую, что ты снял с меня большую тяжесть! Хотя ты уверял меня, что она простила, но, знаешь. я не был покоен! Все грызло меня что-то. Милый Андрей, как я благодарен тебе!
Он радовался так от души, так подпрыгивал на своем диване, так шевелился, что Штольц любовался им и был даже тронут.
– Какой ты добрый, Илья! – сказал он. – Сердце твое стоило ее! Я ей все перескажу.
Штольц рассказал другу об Обломовке, где дела шли хорошо, был возведен под крышу дом, построен мост, хозяйничает новый управляющий. Когда сели обедать, Андрей заметил, что вино никуда не годилось, а еда была намного хуже той, которую подавали в его прошлый приезд. Илья Ильич стал расхваливать хозяйку, рассказывал, как она о нем заботится, и случайно проговорился о долговой расписке, которую он дал брату Агафьи Матвеевны. Штольц заставил его все рассказать, потом расспросил обо всем Пшеницыну. Сначала Андрей решил, что именно она отбирает все деньги у Обломова, но после разговора с ней понял, что она сама последним жертвует ради Ильи Ильича. «В закладе жемчуга, серебра он вполовину смутно прочел тайну жертв и только не мог решить, приносились ли они с чистою преданностью или в надежде каких-нибудь будущих благ». После разговора с хозяйкой Андрей уже не знал, радоваться ли ему за Илью или печалиться.
На другой день Агафья Матвеевна дала Штольцу свидетельство, что она никакой денежной претензии на Обломова не имеет. С этим свидетельством Штольц внезапно явился перед братцем.
Это было истинным громовым ударом для Ивана Матвеевича. Он вынул документ и показал трепещущим средним пальцем правой руки, ногтем вниз, на подпись Обломова и на засвидетельствование маклера.
– Закон-с, – сказал он, – мое дело сторона; я только соблюдаю интересы сестры, а какие деньги брали Илья Ильич, мне неизвестно.
– Этим не кончится ваше дело, – погрозил ему, уезжая, Штольц.
– Законное дело-с, а я в стороне! – оправдывался Иван Матвеевич, пряча руки в рукава.
В присутствии, где служил Иван Матвеевич, его вызвал генерал. Вечером Иван Матвеевич рассказал Тарантьеву, что генерал устроил ему допрос, спрашивал, правда ли, что он с каким-то негодяем напоили помещика Обломова и заставили его подписать заемное письмо на имя вдовы Пшеницыной. Иван Матвеевич хотел сказать, что это неправда, но не смог. Генерал было погрозил выслать виновника из города, но Штольц вступился, потому что не хотел «срамить» Обломова, и дело закончилось тем, что Ивану Матвеевичу было приказано подать в отставку.
Андрей пытался увезти Обломова, но тот очень просил оставить его на месяц, чтобы он успел уладить все дела. Он надеялся уговорить Агафью Матвеевну продать дом и переехать с ним в деревню. Штольц уехал в тот же день, а вечером к Обломову явился Тарантьев, чтобы отругать его за кума. Однако он не рассчитывал, что за время общения с Ильинскими Илья Ильич отвык от подобного общения. Если прежде он относился к грубости и наглости снисходительно, то теперь с отвращением. Когда Тарантьев с криками накинулся на Обломова, стал обвинять его в нечестности, Илья Ильич отвесил ему громкую пощечину и выгнал вон. После этого Тарантьев и Обломов больше не виделись.
VIII
Несколько лет Штольц не приезжал в Петербург, лишь однажды заглянул в имение Ольги и Обломовку. Он написал еще одно письмо Обломову, в котором уговаривал его ехать в деревню и самому привести в порядок имение. Сам Андрей поселился с Ольгой, которая недавно родила ребенка, в Крыму. Они жили в небольшом, но отделанном с большим вкусом, доме. Из-за границы они привезли с собой старинную мебель, много картин и гравюр.
Штольц смотрел на любовь и на женитьбу, может быть, оригинально, преувеличенно, но, во всяком случае, самостоятельно. И здесь он пошел свободным и, как казалось ему, простым путем; но какую трудную школу наблюдения, терпения, труда выдержал он, пока выучился делать эти «простые шаги»!
От отца своего он перенял смотреть на все в жизни, даже на мелочи, не шутя; может быть, перенял бы от него и педантическую строгость, которою немцы сопровождают взгляд свой, каждый шаг в жизни, в том числе и супружество. Но мать, своими песнями и нежным шепотом, потом княжеский разнохарактерный дом, далее университет, книги и свет – все это отводило Андрея от прямой, начертанной отцом колеи; русская жизнь рисовала свои невидимые узоры и из бесцветной таблицы делала яркую, широкую картину.
Он был бодр телом, потому что был бодр умом. Он был резв, шаловлив в отрочестве, а когда не шалил, то занимался, под надзором отца, делом. Некогда было ему расплываться в мечтах. Не растлелось у него воображение, не испортилось сердце: чистоту и девственность того и другого зорко берегла мать.
– Я счастлива! – шептала Ольга, окидывая взглядом благодарности свою прошедшую жизнь. «За что мне это выпало на долю?» – смиренно думала она. Она задумывалась, иногда даже боялась, не оборвалось бы это счастье.
Шли годы, а они не уставали жить. Настала и тишина, улеглись и порывы; кривизны жизни стали понятны, выносились терпеливо и бодро, а жизнь все не умолкала у них.
Ольга довоспиталась уже до строгого понимания жизни; два существования, ее и Андрея, слились в одно русло; разгула диким страстям быть не могло: все было у них гармония и тишина.
Ольга много читала, училась, принимала живое участие в делах мужа, но нередко задавала себе вопрос: «А что же дальше? Куда же идти?» С некоторого времени, после нескольких лет замужества она стала впадать в задумчивость, и это беспокоило Андрея. Ольга стала замечать, что ее смущает «тишина жизни, остановка на минутах счастья». «Она боялась впасть во что-нибудь похожее на обломовскую апатию».
Но нелегко ей было укрыться от зоркого взгляда Штольца: она знала это и внутренне с такою же тревогой готовилась к разговору, когда он настанет, как некогда готовилась к исповеди прошедшего. Разговор настал.
Они однажды вечером гуляли по тополевой аллее. Она почти повисла у него на плече и глубоко молчала. Она мучилась своим неведомым припадком, и, о чем он ни заговаривал, она отвечала коротко.
– Что ты, спать хочешь? – спросил он.
У ней стукнуло сердце, и не в первый раз, лишь только начинались вопросы, близкие к делу.
Он вывел ее из аллеи и оборотил лицом к лунному свету.
– Погляди на меня! – сказал он и пристально смотрел ей в глаза.
– Можно подумать, что ты. несчастлива! Такие странные у тебя глаза сегодня, да и не сегодня только. Что с тобой, Ольга?
– Несчастлива! – с упреком повторила она, остановив его в аллее. – Да, несчастлива тем разве. что уж слишком счастлива! – досказала она с такой нежной, мягкой нотой в голосе, что он поцеловал ее.
– Иногда я как будто боюсь, – продолжала она, – чтоб это не изменилось, не кончилось. не знаю сама! Или мучусь глупою мыслью: что ж будет еще. Что ж это счастье. вся жизнь. – говорила она все тише-тише, стыдясь этих вопросов, – все эти радости, горе. природа – шептала она, – все тянет меня куда-то еще; я делаюсь ничем недовольна. Боже мой! мне даже стыдно этих глупостей. это мечтательность.
Долго спрашивал ее муж, долго передавала она, как больная врачу, симптомы грусти, высказывала все глухие вопросы, рисовала ему смятение души и потом – как исчезал этот мираж – все, все, что могла припомнить, заметить.
– А! Это расплата за Прометеев огонь! Мало того, что терпи, еще люби эту грусть и уважай сомнения и вопросы: они – переполненный избыток, роскошь жизни и являются больше на вершинах счастья, когда нет грубых желаний; они не родятся среди жизни обыденной: там не до того, где горе и нужда; толпы идут и не знают этого тумана сомнений, тоски вопросов. Но кто встретился с ними своевременно, для того они не молот, а милые гости.
– Но с ними не справишься: они дают тоску и равнодушие. почти ко всему. – нерешительно прибавила она.
– А надолго ли? Потом освежают жизнь, – говорил он. – Они приводят к бездне, от которой не допросишься ничего, и с большей любовью заставляют опять глядеть на жизнь. Они вызывают на борьбу с собой уже испытанные силы, как будто затем, чтоб не давать им уснуть.
– Что ж делать? Поддаться и тосковать?
– Ничего, – сказал он, – вооружаться твердостью и терпеливо, настойчиво идти своим путем.
Штольц был счастлив жизнью с Ольгой. И лишь иногда, когда он вспоминал то время, когда Ольга была на волосок от гибели, в его душе поднимался ужас. Представляя, что она могла соединить свою жизнь с Обломовым, стать деревенской барыней, целиком погрузиться в хозяйство, апатию и сон мужа, он вздрагивал.
– Бедный Илья! – сказал однажды Андрей вслух, вспомнив прошлое.
Ольга, при этом имени, вдруг опустила руки с вышиваньем на колени, откинула голову назад и глубоко задумалась. Восклицание вызвало воспоминание.
– Что с ним? – спросила она потом. – Ужели нельзя узнать?
Андрей пожал плечами.
– Ты бы написал опять к кому-нибудь из своих приятелей: узнали бы, по крайней мере.
– Ничего не узнали бы, кроме того, что мы уже знаем: жив, здоров, на той же квартире – это я и без приятелей знаю. А что с ним, как он переносит свою жизнь, умер ли он нравственно или еще тлеет искра жизни – этого посторонний не узнает.
– Ах, не говори так, Андрей: мне страшно и больно слушать! Мне и хотелось бы, и боюсь знать.
Ольга и Андрей решили весной, когда они будут в Петербурге, сделать все, чтобы воскресить Обломова. Они верили, что когда он окажется рядом с ними, ему станет стыдно за ту жизнь, которую он ведет.
– Уж не любишь ли ты его по-прежнему? – спросил Андрей шутя.
– Нет! – не шутя, задумчиво, как бы глядя в прошедшее, говорила Ольга. – Я люблю его не по-прежнему, но есть что-то, что я люблю в нем, чему я, кажется, осталась верна и не изменюсь, как иные.
– Кто же иные? Скажи, ядовитая змея, уязви, ужаль: я, что ли? Ошибаешься. А если хочешь знать правду, так я и тебя научил любить его и чуть не довел до добра. Без меня ты бы прошла мимо его, не заметив. Я дал тебе понять, что в нем есть и ума не меньше других, только зарыт, задавлен он всякою дрянью и заснул в праздности. Хочешь, я скажу тебе, отчего он тебе дорог, за что ты еще любишь его?
Она кивнула, в знак согласия, головой.
– За то, что в нем дороже всякого ума: честное, верное сердце! Это его природное золото; он невредимо пронес его сквозь жизнь. Он падал от толчков, охлаждался, заснул, наконец, убитый, разочарованный, потеряв силу жить, но не потерял честности и верности. Ни одной фальшивой ноты не издало его сердце, не пристало к нему грязи. Не обольстит его никакая нарядная ложь, и ничто не совлечет на фальшивый путь; пусть волнуется около него целый океан дряни, зла, пусть весь мир отравится ядом и пойдет навыворот – никогда Обломов не поклонится идолу лжи, в душе его всегда будет чисто, светло, честно. Это хрустальная, прозрачная душа; таких людей мало; они редки; это перлы в толпе! Его сердца не подкупишь ничем; на него всюду и везде можно положиться. Вот чему ты осталась верна и почему забота о нем никогда не будет тяжела мне. Многих людей я знал с высокими качествами, но никогда не встречал сердца чище, светлее и проще; многих любил я, но никого так прочно и горячо, как Обломова. Узнав раз, его разлюбить нельзя. Так это? Угадал.
Ольга засмеялась, проворно оставила свое шитье, подбежала к Андрею, обвила его шею руками.
– Ты его не оставишь, не бросишь? – говорила она, не отнимая рук от шеи мужа.
– Никогда! Разве бездна какая-нибудь откроется неожиданно между нами, стена встанет.
Она поцеловала мужа.
– Помни же, – заключила она, садясь на свое место, – что ты отступишься только тогда, когда «откроется бездна или встанет стена между ним и тобой».
Обломов по-прежнему жил на Выборгской стороне, где царили тишина и покой. В доме Пшеницыной было тихо, «все дышало таким обилием и полнотой хозяйства», какой не было, когда она жила с братцем. Все было в доме в порядке и на своем месте, и лишь в один уголок в целом доме не проникали солнечные лучи и свежий воздух – «это угол или гнездо Захара». Когда хозяйка заходила к Захару, чтобы убраться, он «твердо объявлял, что это не женское дело…» Сам он занимался тем же, чем и прежде: чистил сапоги, потом спал, сидел у ворот, тупо глядя на прохожих.
«Агафья Матвеевна была в зените своей жизни», пополнела, на лице ее отражалось полное, без всяких желаний счастье, а «в глазах светилась кротость и хозяйственная заботливость». Она заботливо ухаживала за Обломовым, «трудилась с любовью и неутомимым прилежанием». Он же целыми днями лежал на диване, любовался ловкими движениями хозяйки. «Илья Ильич жил как будто в золотой рамке жизни, в которой, точно в диораме, только менялись обычные фазисы дня и ночи и времен года; других перемен, особенно крупных случайностей, возмущавших со дна жизни весь осадок, часто горький и мутный, не бывало».
Тарантьев и Иван Матвеевич исчезли из жизни Ильи Ильича, и теперь его окружали простые и добрые люди, «которые все согласились своим существованием подпереть ему жизнь, помогать ему не замечать ее, не чувствовать». Он, наконец, решил, «что ему некуда больше идти, нечего искать, что идеал его жизни осуществился, хотя без поэзии…» С годами «он тихо и постепенно укладывался в простой и широкий гроб остального своего существования, сделанный собственными руками…» Он уже не мечтал об устройстве имения, много ел и мало работал. Управляющий, поставленный Штольцем, регулярно высылал доход, и «дом процветал обилием и весельем». По праздникам вся семья и Илья Ильич ездили на гулянья и в балаганы, иногда ходили в театр, одним словом, жизнь шла своим чередом, без заметных перемен.
Однажды Обломов проснулся и увидел перед собой Штольца.
– Ты ли это, Андрей? – спросил Обломов едва слышно от волнения.
– Я, – тихо сказал Андрей. – Ты жив, здоров?
Обломов обнял его, крепко прижимаясь к нему.
– Ах! – произнес он в ответ продолжительно.
– Ах, Илья, Илья! Что с тобой? Ведь ты опустился совсем! Что ты делал это время? Шутка ли, пятый год пошел, как мы не видались!
– Что ж ты не ехал в Обломовку? Отчего не писал?
– Что говорить тебе, Андрей? Ты знаешь меня и не спрашивай больше! – печально сказал Обломов.
– И все здесь, на этой квартире? – говорил Штольц, оглядывая комнату, – и не съезжал?
– Да, все здесь. Теперь уж я и не съеду!
– Как, решительно нет?
– Да, Андрей. решительно.
Штольц пристально посмотрел на него, задумался и стал ходить по комнате.
– А Ольга Сергеевна? Здорова ли? Где она? Помнит ли.
– Здорова и помнит тебя, как будто вчера расстались. Я сейчас скажу тебе, где она.
– И дети здоровы. Но скажи, Илья: ты шутишь, что останешься здесь? А я приехал за тобой, с тем чтоб увезти туда, к нам, в деревню.
– Нет, нет! – понизив голос и поглядывая на дверь, заговорил Обломов, очевидно встревоженный. – Нет, пожалуйста, ты и не начинай, не говори.
– Отчего? Что с тобой? – начал было Штольц. – Ты знаешь меня: я давно задал себе эту задачу и не отступлюсь. До сих пор меня отвлекали разные дела, а теперь я свободен. Ты должен жить с нами, вблизи нас: мы с Ольгой так решили, так и будет. Слава богу, что я застал тебя таким же, а не хуже. Я не надеялся. Едем же. Я готов силой увезти тебя! Надо жить иначе, ты понимаешь как.
– Ах, как это можно! – перебил Обломов. – Послушай, Андрей! – вдруг прибавил он решительным, небывалым тоном, – не делай напрасных попыток, не уговаривай меня: я останусь здесь.
Штольц с изумлением поглядел на своего друга. Обломов спокойно и решительно глядел на него.
– Ты погиб, Илья! – сказал он. – Этот дом, эта женщина. весь этот быт. Не может быть: едем, едем!
Он хватал его за рукав и тащил к двери.
– Зачем ты хочешь увезти меня? Куда? – говорил, упираясь, Обломов.
– Вон из этой ямы, из болота, на свет, на простор, где есть здоровая, нормальная жизнь! – настаивал Штольц строго, почти повелительно.
– Где ты? Что ты стал? Опомнись! Разве ты к этому быту готовил себя, чтоб спать, как крот в норе? Ты вспомни все.
Обломов молчал, опустив голову и не смея взглянуть на Штольца.
Штольц отступил от него на шаг.
– Ты ли это, Илья? – упрекал он. – Ты отталкиваешь меня, и для нее, для этой женщины. Боже мой! – почти закричал он, как от внезапной боли. – Этот ребенок, что я сейчас видел. Илья, Илья! Беги отсюда, пойдем, пойдем скорее! Как ты пал! Эта женщина. что она тебе.
– Жена! – покойно произнес Обломов.
– А этот ребенок – мой сын! Его зовут Андреем, в память о тебе! – досказал Обломов разом и покойно перевел дух, сложив с себя бремя откровенности.
Теперь Штольц изменился в лице и ворочал изумленными, почти бессмысленными глазами вокруг себя. Перед ним вдруг «отверзлась бездна», воздвиглась «каменная стена», и Обломова как будто не стало, как будто он пропал из глаз его, провалился.
– Погиб! – машинально, шепотом сказал он. – Что ж я скажу Ольге?
Обломов услыхал последние слова, хотел что-то сказать и не мог. Он протянул к Андрею обе руки, и они обнялись молча, крепко, как обнимаются перед боем, перед смертью. Это объятие задушило их слова, слезы, чувства.
– Не забудь моего Андрея! – были последние слова Обломова, сказанные угасшим голосом.
Андрей молча, медленно вышел вон.
– Что там? – спросила Ольга с сильным биением сердца.
– Обломовщина! – мрачно отвечал Андрей и на дальнейшие расспросы Ольги хранил до самого дома угрюмое молчание.
Прошло пять лет. На Выборгской стороне много изменилось. В доме вдовы Пшеницыной всем заправляла жена Ивана Матвеевича. Захара и Анисьи не было видно, на кухне хозяйничала толстая кухарка, выполняя тихие приказы Агафьи Матвеевны. Илья Ильич Обломов покоился на ближайшем кладбище, над его могилой дремали ветви сирени. Никто не видел его последних минут. Спустя год после последнего удара повторился еще один, после которого Илья Ильич мало ел, редко выходил на улицу, стал более задумчивым. Однажды утром Агафья Матвеевна принесла ему кофе и «застала его также кротко покоящимся на одре смерти, как на ложе сна».
Вот уже как три года Агафья Матвеевна была вдовой. Ее братец совсем разорился, но хитростью смог устроится на место секретаря в канцелярии. Полгода после смерти Агафья Матвеевна, убиваясь по Обломову, жила с Захаром и Анисьей, но однажды к ней нагрянуло все семейство братца, стали утешать и объявили, что лучше жить вместе. Она проплакала еще несколько месяцев, а потом согласилась. Сына Обломова, Андрюшу, забрали Штольц с Ольгой, дети ее от первого брака пристроились: Ванюша окончил учебу и поступил на службу, Машенька вышла замуж. Главное место заняла супруга братца, Агафья Матвеевна смотрела лишь за кухней и столом. Она поняла, «что проиграла и просияла ее жизнь, что бог вложил жизнь в ее душу и вынул опять, что засветилось в ней солнце и померкло навсегда…» Она любила Обломова, но рассказать об этом никому не могла, потому что ее никто бы не понял. С годами она по-новому осмысливала свою жизнь и становилась все задумчивее, замыкалась в себе. Только когда приезжал Штольц, она оживлялась, ласкала Андрюшу и благодарила Андрея Ивановича. Все доходы, которые ей присылал Штольц, Агафья Матвеевна просила приберечь для Андрюши.
Однажды, прогуливаясь по Выборгской стороне с приятелем-литератором, Штольц окликнул нищего старика.
Старик обернулся на зов, снял шапку и подошел к ним.
– Милосердые господа! – захрипел он. – Помогите бедному, увечному в тридцати сражениях, престарелому воину.
– Захар! – с удивлением сказал Штольц. – Это ты?
Захар вдруг замолчал, потом, прикрыв глаза рукой от солнца, пристально поглядел на Штольца.
– Извините, ваше превосходительство, не признаю. ослеп совсем!
– Забыл друга своего барина, Штольца, – упрекнул Штольц.
– Ах, ах, батюшка, Андрей Иваныч! Господи, слепота одолела! Батюшка, отец родной!
Он суетился, ловил руку Штольца и, не поймав, поцеловал полу его платья.
– Привел господь дожить до этакой радости меня, пса окаянного. – завопил он, не то плача, не то смеясь.
Все лицо его как будто прожжено было багровой печатью от лба до подбородка.
Нос был, сверх того, подернут синевой. Голова совсем лысая; бакенбарды были по-прежнему большие, но смятые и перепутанные, как войлок, в каждой точно положено было по комку снега. На нем была ветхая, совсем полинявшая шинель, у которой недоставало одной полы; обут он был в старые, стоптанные калоши на босу ногу; в руках держал меховую, совсем обтертую шапку.
– Ах ты, господи милосердный! Какую милость сотворил мне сегодня для праздника.
– Что ты это в каком положении? Отчего? Тебе не стыдно? – строго спросил Штольц.
– Ах, батюшка, Андрей Иваныч! Что ж делать? – тяжело вздохнув, начал Захар.
– Чем питаться? Бывало, когда Анисья была жива, так я не шатался, был кусок и хлеба, а как она померла в холеру – царство ей небесное, – братец барынин не захотели держать меня, звали дармоедом. Михей Андреич Тарантьев все норовил, как пойдешь мимо, сзади ногой ударить: житья не стало! Попреков сколько перенес. Поверите ли, сударь, кусок хлеба в горло не шел. Кабы не барыня, дай бог ей здоровье! – прибавил Захар крестясь, – давно бы сгиб я на морозе. Она одежонку на зиму дает и хлеба сколько хочешь, и на печке угол – все по милости своей давала. Да из-за меня и ее стали попрекать, я и ушел куда глаза глядят! Вот теперь второй год мыкаю горе.
– Зачем на место не шел? – спросил Штольц.
– Где, батюшка, Андрей Иваныч, нынче место найдешь? Был на двух местах, да не потрафил. Все не то теперь, не по-прежнему: хуже стало. В лакеи грамотных требуют; да и у знатных господ нет уж этого, чтоб в передней битком набито было народу. Все по одному, редко где два лакея. Сапоги сами снимают с себя: какую-то машинку выдумали! – с сокрушением продолжал Захар.
– Срам, стыд, пропадает барство!
– Вот определился было я к немцу, к купцу, в передней сидеть; все шло хорошо, а он меня послал к буфету служить: мое ли дело? Однажды понес посуду, какую-то богемскую, что ли, полы-то гладкие, скользкие – чтоб им провалиться! Вдруг ноги у меня врозь, вся посуда, как есть с подносом, и грянулась оземь: ну, и прогнали! Вдругорядь одной старой графине видом понравился: «почтенный на взгляд», говорит, и взяла в швейцары. Должность хорошая, старинная: сиди только важнее на стуле, положи ногу на ногу, покачивай, да не отвечай сразу, когда кто придет, а сперва зарычи, а потом уж пропусти или в шею вытолкай, как понадобится; а хорошим гостям, известно: булавой наотмашь, вот так! – Захар сделал рукой наотмашь. – Оно лестно, что говорить! Да барыня попалась такая неугодливая – бог с ней! Раз заглянула ко мне в каморку, увидала клопа, растопалась, раскричалась, словно я выдумал клопов! Когда без клопа хозяйство бывает! В другой раз шла мимо меня, почудилось ей, что вином от меня пахнет. такая, право! И отказала.
– А ведь в самом деле пахнет, так и несет! – сказал Штольц.
– С горя, батюшка, Андрей Иваныч, ей-богу с горя, – засипел Захар, сморщившись горько. – Пробовал тоже извозчиком ездить. Нанялся к хозяину, да ноги ознобил: сил-то мало, стар стал! Лошадь попалась злющая; однажды под карету бросилась, чуть не изломала меня; в другой раз старуху смял, в часть взяли.
– Ну, полно, не бродяжничай и не пьянствуй, приходи ко мне, я тебе угол дам, в деревню поедем – слышишь?
– Слышу, батюшка, Андрей Иваныч, да.
– Ехать-то неохота отсюда, от могилки-то! Наш-то кормилец-то, Илья Ильич, – завопил он, – опять помянул его сегодня, царство ему небесное!
Этакого барина отнял господь! На радость людям жил, жить бы ему сто лет. – всхлипывал и приговаривал Захар, морщась. – Вот сегодня на могилке у него был; как в эту сторону приду, так и туда, сяду, да и сижу; слезы так и текут. Этак-то иногда задумаюсь, притихнет все, и почудится, как будто кличет: «Захар! Захар!» Инда мурашки по спине побегут! Не нажить такого барина! А вас-то как любил – помяни, господи, его душеньку во царствии своем!
– Ну, приходи на Андрюшу взглянуть: я тебя велю накормить, одеть, а там как хочешь! – сказал Штольц и дал ему денег.
– Приду; как не прийти взглянуть на Андрея Ильича? Чай, великонек стал! Господи! Радости какой привел дождаться господь! Приду, батюшка, дай бог вам доброго здоровья и несчетные годы. – ворчал Захар вслед уезжавшей коляске.
– Ну, ты слышал историю этого нищего? – сказал Штольц своему приятелю.
– А что это за Илья Ильич, которого он поминал? – спросил литератор.
– Обломов: я тебе много раз про него говорил.
– Да, помню имя: это твой товарищ и друг. Что с ним сталось?
– Погиб, пропал ни за что.
Штольц вздохнул и задумался.
– А был не глупее других, душа чиста и ясна, как стекло; благороден, нежен, и – пропал!
– Отчего же? Какая причина?
– Причина. какая причина! Обломовщина! – сказал Штольц.
– Обломовщина! – с недоумением повторил литератор. – Что это такое?
– Сейчас расскажу тебе, дай собраться с мыслями и памятью. А ты запиши: может быть, кому-нибудь пригодится.