Ну что ж корабль готов поймали ветер снасти
Триптих «Прощание с Бит-Боем»
Из КСПшных анекдотов от Берга (Владимира Ланцберга) «И петь нам, и весело петь!» с участием Михаила Трегера:
Продовольственная программа концерта.
Аникееву поверить, в принципе, несложно. Труднее сейчас поверить, какие сами по себе времена были всего-то лет 10-20 назад.
И вот они прилетают в Горький, спускаются по трапу самолёта и видят, как к ним устремляются двое а штатском:
— Вы из Ленинграда?
— Да.
— А в сумочках у вас что? М-да. Пройдёмте с нами!
Надо думать о перспективе.
— У нас самолёт опоздал, мы не могли участвовать в первом туре, как нам быть?
Я говорю:
— Давайте пропустим их сразу на второй, посмотрим, что они такое.
Жюри первого тура отвечает:
— Нет, нельзя.
Я говорю:
— Ну, они же не виноваты, можно в порядке исключения, один номер ничего не решает.
Примечание исскуствоведа: супруги Чиковани успешно выступили в Питере, став дипломантами фестиваля и завоевав специальный приз фирмы «Аккорд».
В граде вечного ненастья,
Где скрещение судеб,
Раздели со мною счастье,
Преломи со мною хлеб.
Выпьем горького вина
Из подвалов мирозданья.
Что ж, что сорвано дыханье —
Разве наша в том вина?
Разве наша в том вина,
Что от века нам досталось
Цвета серого — сполна,
Голубого — только малость.
Этой малостью с тобой
Нам дано распорядиться,
Чтоб последние страницы
Не зияли пустотой.
Чтобы нам хватило сил,
Унижений не считая,
О пощаде не просить,
Улыбнуться, отлетая…
Ведь душа, покинув клеть,
Не заботится о крове…
Только б не на полуслове,
Только б до конца допеть!
Я люблю твой Петроград,
а другого не замечу.
Всё, что нам казалось вечным,
разрушают и бранят.
Респектабельный на вид,
этот мир потусторонний
ночи белые не тронет
и Неву не запретит.
Но по-прежнему нас ждёт
на прогулку с разговором
город истинный, который
в нашей памяти живёт.
Это время учит врать,
предлагает новый фетиш.
Если времени ответишь,
вечность можешь потерять.
Здесь по-прежнему стоят
кем-то свергнутые зданья,
назначаются свиданья,
не лукавят и не льстят.
Здесь по-прежнему нас ждёт
на прогулку с разговором
город истинный, который
в нашей памяти живёт.
Ну что ж корабль готов поймали ветер снасти
Песенка Бит-Боя приносящего счастье
Ну что ж, корабль готов, поймали ветер снасти, Над башней маяка созвездия зажглись, И окнами домов распахнутыми настежь Глядит из далека притихший, сонный Лисс. 2х2 р.
На сотню мелочей удача не делима, На сотню мелких бед не делится беда, Когда в судьбе твоей гроза проходит мимо, То в чьей-нибудь судьбе она гремит тогда.
И если злой недуг в сердцах еще горячих, Ты щедростью своей им светишь до конца. Но жалко, что крадут огонь твоей удачи Огарками свечей холодные сердца.
Когда придет пора, устало веки смежим, Свой долг перед судьбой давно вернув сполна, А где-то до утра глядит с тоскою Реже, Как тает над волной ущербная луна.
Я в детстве, как любой из Вас Летал во сне, летал не раз, И каждый раз надеясь, Что это не во сне я.
Я плыл, глотая высоту, Мне объясняли и раз сто, Потом все прекратилось, Наверное, я вырос.
Летели дни и облака, Летели листья и снега, В мои же сновиденья Вселилось тяготенье.
И вдруг, я вновь подняться смог, Но появился потолок, Захлопнувшись со стуком Над головою люком.
Он синеву закрасил мне, Как и положено во сне, Другим цветам примером, Надежным, черно- белым.
И я как будто в облаках, Но все не выше потолка, И с каждым шагом вижу, Становится он ниже.
Пусть от полета моего Не сохранилось ничего, Помимо детской веры Берущего барьеры.
Но мне наверное везет, Ведь у меня остался взлет, Тому, кто не летает, И этого хватает.
Голубой лев Ленинградскому ТЮЗу
С времен давнишних вслед за мной, При ясной и плохой погоде Походкой ели слышной ходит Лев, абсолютно голубой.
Мне с детства этот лев знаком, Всему ушедшему порука, И грустно мне, когда он руку Шершавым лижет языком.
Когда решаюсь я порой Свершить неправедное дело, Он сзади подойдет несмело, И в спину ткнется головой.
Но боль приученный терпеть Мой лев, стареющий недужен, Не так он в детстве был мне нужен, Как нужен взрослому, теперь.
Не забывайте львов своих, Когда-то выдуманных Вами, И будет охранятся львами Мир откровенья и любви.
Не то, они умрут в тоске, Не слыша ласкового слова, И станет меньше голубого В палитре всех земных страстей
И кончился Январь Е.К.
И кончился январь! Засыпано, затоптано, И рад, что пронесло, И жаль, что не вернуть. Но кончился январь, Февраль шумит под окнами И не дает забыть, И не дает уснуть.
Ты врешь, что ты права И что не все потеряно Не стоит, мол, спешить:
посв. летчикам первых ночных трасс и в их числе Антуану Д’Сент Экзюпери.
Ночь над землей холодом дышит, Бездной глухой давит на крыши, Души пронзает взглядом совиным, И не поднять головы нам.
Звякнут ключи, бдительно, сонно, Вязнут лучи в шторах оконных, Только безумец может пытаться Ночью с землею расстаться.
Стихнут шаги по пустой мостовой, Город сомкнется у нас за спиной, Сердце стучит, и в моторе стучит Вызов покою, вызов ночи.
Вызов ночи, сонному гнету Мир промолчит вслед самолету, И оставляем в темной дали мы Беды, сомненья, любимых.
Взгляд опален сказочным блеском, Тонет полет в море вселенском, И распластавшись птицей над миром Легче назваться людьми нам.
Проще на ощупь ползти в темноте, Но человек, ты обязан лететь. Мир, вот площадка для взлета твоя, Звезды, твой самый надежный маяк.
На свете мудрый старец жил, Омар- Хайям он звался, С напитком тем, что сердцу мил, С вином не расставался.
Его он пил среди снегов, Среди песков и скал, Он факт рожденья своего До смерти отмечал.
Прощальный мой единый крик, Младенца первый крик Переложил он на стихи, Догадливый старик.
Слова легки, как кислород, Как воздух сладкий, но Сухая глотка рот дерет, Запей стихи вином.
Пить, говорил он, можно все, Необходимо только, Запомнить крепко, где и с кем, За что, когда и сколько.
Но этой мудрой простоты Не признавал он сам, Кувшин не терпит пустоты, Считал Омар- Хайям.
Твердили близкие одно, Огонь ты свой умерь, Есть у кувшина жизни дно, Оно зовется «Смерть».
А он в ответ: Откуда нам Узнать, что суждено, В кувшине не увидишь дна, Покуда есть вино.
И пусть косятся на меня, Что я вина поклонник, Жив до сих пор Омар- Хайям, А трезвых, кто упомнит.
Ну что ж, друзья, Я выйду к Вам В душевном неглиже, Еще я не Омар- Хайям Но пьяница уже.
Всю ночь шел дождь, к утру он перестал, И тем опять признать победу света, Но было ясно, сказочного лета Свершился прозаический финал.
Случилась осень, вдруг, не приходя, Для лета вырыв скорую могилу, Был будний день, и не хватило силы Оплакать лето, даже у дождя.
Дождь все возьмет, свое и не свое, Когда замрут все в трауре рябины, Мы с ним оплачем в те сороковины И лето, и себя, и бытие.
Когда-то лето новое придет, Придет, но час рассвета не обманет, Не мы его, оно нас не застанет, И осень нас привычно отпоет.
Она свой срок отцарствует сполна, Любовь и боль всех пасынков природы, Не время года, время перехода В другой предел, в другие времена.
И словно, сохраняя уговор Мы в слове «Осень» понижаем голос, И наши души, как и наше соло Разноголосый покидают хор.
Откуда он взялся, тот старый трамвай, Смешной, одноглазый, без номера, Что в осень вошел, словно грешники в рай В венке золотистого колера.
Откуда он взялся, и кто его вел, Сквозь город смятеньем охваченный, Он шел по бульварам, по улицам шел, Маршрутом нигде не означенным.
И люди смолкали завидев его, Поняв головою ли, сердцем ли, Что можно держаться пути своего Чужими довольствуясь рельсами,
А были такие, что канули в нем, Без вести, без роду, без племени Приняв очищенье осенним огнем, Коснувшись подножки, как стремени.
В полуденный час, иль в полуночный час, На улицах, или под крышами, Трамвай этот, может окликнет и Вас, Звонком осторожным, не слышимым.
И Вам улыбнется водитель седой, Улыбкой знакомой, забытою, И осень затянет опавшей листвой Следов Ваших раны открытые.
Скрип шагов похож на крик, Скрип шагов ночных, нечаянных, Крик отчаявшихся чаек Покидавших материк.
Облик наш не удержать В уготованной темнице, Проступают наши лица, Сквозь офсетную печать.
Встать, и другу поклониться, Мимоходом мать обнять, Скрипы, крики, всхлипы, лица, Все в руках не удержать.
Вот так зима случилась, Как вырвалась из пут, Кому- нибудь на милость, Кому- нибудь на суд.
Гигантские полозья В душе оставят след, Кому нибудь на пользу, Кому нибудь во вред.
Всех, кто уже не молод, Всех, кто замедлил бег, Подкашивает холод, Но согревает снег.
Февраль, свиреп и чуден, Снег переплавил в лед, Но это только будет, Когда- нибудь придет.
В замен сырого кашля, Всей слякоти взамен Зима придет за каждым, Кто жаждет перемен
И чужда постепенность Ее большим шагам, Княгиня, Ваша Светлость, Я поклоняюсь Вам.
Вдоль дороги горы снега, Нам сегодня не до смеха, Вот, нежданная помеха, Вот негаданный затор.
Этот снег, кому он нужен, В перспективе только лужи, И заранее простужен Ты судьбы свою клянешь.
Ребятишкам, очевидно, Увязать в снегу не стыдно, Но а мы, народ солидный, Нам подходит больше дождь.
У прохожих злые лица, Безобразие твориться, Снег садиться на ресницы, Не давая в даль глядеть.
Стихи и песни
Песенка Бит-Боя приносящего счастье
Ну что ж, корабль готов, поймали ветер снасти, Над башней маяка созвездия зажглись, И окнами домов распахнутыми настежь Глядит из далека притихший, сонный Лисс. 2х2 р.
На сотню мелочей удача не делима, На сотню мелких бед не делится беда, Когда в судьбе твоей гроза проходит мимо, То в чьей-нибудь судьбе она гремит тогда.
И если злой недуг в сердцах еще горячих, Ты щедростью своей им светишь до конца. Но жалко, что крадут огонь твоей удачи Огарками свечей холодные сердца.
Стихи и песни скачать fb2, epub бесплатно
Четвертая книга стихов «Ветви» (Париж, 1954) вышла незадолго до смерти Веры Булич. Настроение обреченности неизлечимо больного художника смягчено в сборник ощущением радости от сознания, что жизнь после ухода в иной мир не кончается.
Лейтмотив всего, что Булич успела сделать, оставшись, подобно другим «изгнанникам судьбы», безо всякой духовной опоры и материальной поддержки, можно определить как «верность памяти слуха, крови и сердца». «Память слуха» не позволяла изменить родному языку, русской культуре. «Память крови» навевала сны-воспоминания о счастливых днях детства и юности, неповторимом граде Петра, покойном отце — друге и учителе, боготворимой родной природе. Пейзажная лирика Булич завораживает гармонией звука и смысла, музыкальностью стиха. «Память сердца» помогала оставаться человеком, не позволяла жаловаться на судьбу, редко к поэту благосклонную, унижаться до лицемерия, раболепия, злословия, цинизма. Поэзия Булич — интимный дневник женщины, которая, переживая материальную и личную неустроенность, умеет быть счастливой, сохранять интерес к жизни, душевное равновесие, чувствовать боль за судьбу близких, друзей, за покинутую страну, умеет оставаться для окружающих мягким, деликатным человеком, вызывающим искреннюю симпатию. Творчеству Булич чужды грубая политизация, высокомерие, непримиримость. Прожив большую часть жизни за пределами России, она сумела сохранить и выразить в своей поэзии сопричастность судьбам родины, сострадание обманутому народу, верность кодексу чести российского интеллигента.
В книгу Игоря Панина вошли избранные стихотворения последних лет (2006–2010), а также скандально известная поэма «Австралия» (2006–2008).
Практически все эти тексты были опубликованы в толстых журналах: «Континент», «Дети Ра», «Крещатик», «День и Ночь», «Нева» и др.
Иллюстрации Кати Рубиной
Подлинник речи. Современная армянская поэзия в переводах Георгия Кубатьяна (Ваагн Мугнецян, Акоб Мовсес, Рачья Тамразян).
Подборки стихотворений Юлианы Новиковой «На расстоянии огня», Дмитрия Быкова «Новые баллады», Татьяны Полетаевой «Ты такую не знал», Виталия Науменко «Косноязычие»
Введите сюда краткую аннотацию
В народной поэзии Якутии особое место занимает героический эпос — олонхо. Якутские олонхо — это своеобразные поэмы-мифы с извечной темой борьбы Добра и Зла, Свободы и Насилия, Света и Мрака, Любви и Ненависти.
Старейший современный поэт Якутской АССР, слепой певец-импровизатор Михаил Николаевич Тимофеев-Терешкин является первым создателем советских олонхо. Лучшие из них — «Сказанья о вождях» — импровизации о Ленине и Сталине. Величавые образы вождей — основателей и руководителей советского государства, их жизнь и деятельность слепой якут-былинник видит внутренним зрением.
Евгения «Джен» Баранова
В данный сборник известного ялтинского поэта Евгении Барановой вошли поэтические и прозаические произведения 2006–2010 гг. Авангардная направленность представленных текстов целиком отображает мировоззрение автора.
Стихи Алексея Дамиановича (Демьяновича) Илличевского, лицейского соученика А. С. Пушкина воспроизводятся по антологии поэзии пушкинской поры «Издревле сладостный союз. ».
Филипп вошел в метро в восемь утра, когда все подземелье наполнилось первым сонным пассажиропотоком, слишком еще непроснувшимся для использования в промышленных масштабах. Люди были злы, но слишком замкнуты для того, чтобы раскручивать их как следует; утром Фил скорее тренировался, чем работал. Однако на всякий случай он достал маленькую баночку и сжал ее в кармане.
«ДИПЛОМ ОСТРОВHОЙ ШКОЛЫ»
ЛитЛайф
Жанры
Авторы
Книги
Серии
Форум
Трегер Михаил
Книга «Стихи и песни»
Оглавление
Читать
Помогите нам сделать Литлайф лучше
Песенка Бит-Боя приносящего счастье
Ну что ж, корабль готов, поймали ветер снасти, Над башней маяка созвездия зажглись, И окнами домов распахнутыми настежь Глядит из далека притихший, сонный Лисс. 2х2 р.
На сотню мелочей удача не делима, На сотню мелких бед не делится беда, Когда в судьбе твоей гроза проходит мимо, То в чьей-нибудь судьбе она гремит тогда.
И если злой недуг в сердцах еще горячих, Ты щедростью своей им светишь до конца. Но жалко, что крадут огонь твоей удачи Огарками свечей холодные сердца.
Когда придет пора, устало веки смежим, Свой долг перед судьбой давно вернув сполна, А где-то до утра глядит с тоскою Реже, Как тает над волной ущербная луна.
Я в детстве, как любой из Вас Летал во сне, летал не раз, И каждый раз надеясь, Что это не во сне я.
Я плыл, глотая высоту, Мне объясняли и раз сто, Потом все прекратилось, Наверное, я вырос.
Летели дни и облака, Летели листья и снега, В мои же сновиденья Вселилось тяготенье.
И вдруг, я вновь подняться смог, Но появился потолок, Захлопнувшись со стуком Над головою люком.
Он синеву закрасил мне, Как и положено во сне, Другим цветам примером, Надежным, черно- белым.
И я как будто в облаках, Но все не выше потолка, И с каждым шагом вижу, Становится он ниже.
Пусть от полета моего Не сохранилось ничего, Помимо детской веры Берущего барьеры.
Но мне наверное везет, Ведь у меня остался взлет, Тому, кто не летает, И этого хватает.
Голубой лев Ленинградскому ТЮЗу
С времен давнишних вслед за мной, При ясной и плохой погоде Походкой ели слышной ходит Лев, абсолютно голубой.
Мне с детства этот лев знаком, Всему ушедшему порука, И грустно мне, когда он руку Шершавым лижет языком.
Когда решаюсь я порой Свершить неправедное дело, Он сзади подойдет несмело, И в спину ткнется головой.
Но боль приученный терпеть Мой лев, стареющий недужен, Не так он в детстве был мне нужен, Как нужен взрослому, теперь.
Не забывайте львов своих, Когда-то выдуманных Вами, И будет охранятся львами Мир откровенья и любви.
Не то, они умрут в тоске, Не слыша ласкового слова, И станет меньше голубого В палитре всех земных страстей
И кончился Январь Е.К.
И кончился январь! Засыпано, затоптано, И рад, что пронесло, И жаль, что не вернуть. Но кончился январь, Февраль шумит под окнами И не дает забыть, И не дает уснуть.
Ты врешь, что ты права И что не все потеряно Не стоит, мол, спешить:
посв. летчикам первых ночных трасс и в их числе Антуану Д’Сент Экзюпери.
Ночь над землей холодом дышит, Бездной глухой давит на крыши, Души пронзает взглядом совиным, И не поднять головы нам.
Звякнут ключи, бдительно, сонно, Вязнут лучи в шторах оконных, Только безумец может пытаться Ночью с землею расстаться.
Стихнут шаги по пустой мостовой, Город сомкнется у нас за спиной, Сердце стучит, и в моторе стучит Вызов покою, вызов ночи.
Вызов ночи, сонному гнету Мир промолчит вслед самолету, И оставляем в темной дали мы Беды, сомненья, любимых.
Взгляд опален сказочным блеском, Тонет полет в море вселенском, И распластавшись птицей над миром Легче назваться людьми нам.
Проще на ощупь ползти в темноте, Но человек, ты обязан лететь. Мир, вот площадка для взлета твоя, Звезды, твой самый надежный маяк.
На свете мудрый старец жил, Омар- Хайям он звался, С напитком тем, что сердцу мил, С вином не расставался.
Его он пил среди снегов, Среди песков и скал, Он факт рожденья своего До смерти отмечал.
Прощальный мой единый крик, Младенца первый крик Переложил он на стихи, Догадливый старик.
Слова легки, как кислород, Как воздух сладкий, но Сухая глотка рот дерет, Запей стихи вином.
Пить, говорил он, можно все, Необходимо только, Запомнить крепко, где и с кем, За что, когда и сколько.
Но этой мудрой простоты Не признавал он сам, Кувшин не терпит пустоты, Считал Омар- Хайям.
Твердили близкие одно, Огонь ты свой умерь, Есть у кувшина жизни дно, Оно зовется «Смерть».
А он в ответ: Откуда нам Узнать, что суждено, В кувшине не увидишь дна, Покуда есть вино.
И пусть косятся на меня, Что я вина поклонник, Жив до сих пор Омар- Хайям, А трезвых, кто упомнит.
Ну что ж, друзья, Я выйду к Вам В душевном неглиже, Еще я не Омар- Хайям Но пьяница уже.
Всю ночь шел дождь, к утру он перестал, И тем опять признать победу света, Но было ясно, сказочного лета Свершился прозаический финал.
Случилась осень, вдруг, не приходя, Для лета вырыв скорую могилу, Был будний день, и не хватило силы Оплакать лето, даже у дождя.
Дождь все возьмет, свое и не свое, Когда замрут все в трауре рябины, Мы с ним оплачем в те сороковины И лето, и себя, и бытие.
Когда-то лето новое придет, Придет, но час рассвета не обманет, Не мы его, оно нас не застанет, И осень нас привычно отпоет.
Она свой срок отцарствует сполна, Любовь и боль всех пасынков природы, Не время года, время перехода В другой предел, в другие времена.
И словно, сохраняя уговор Мы в слове «Осень» понижаем голос, И наши души, как и наше соло Разноголосый покидают хор.
Откуда он взялся, тот старый трамвай, Смешной, одноглазый, без номера, Что в осень вошел, словно грешники в рай В венке золотистого колера.
Откуда он взялся, и кто его вел, Сквозь город смятеньем охваченный, Он шел по бульварам, по улицам шел, Маршрутом нигде не означенным.
И люди смолкали завидев его, Поняв головою ли, сердцем ли, Что можно держаться пути своего Чужими довольствуясь рельсами,
А были такие, что канули в нем, Без вести, без роду, без племени Приняв очищенье осенним огнем, Коснувшись подножки, как стремени.
В полуденный час, иль в полуночный час, На улицах, или под крышами, Трамвай этот, может окликнет и Вас, Звонком осторожным, не слышимым.
И Вам улыбнется водитель седой, Улыбкой знакомой, забытою, И осень затянет опавшей листвой Следов Ваших раны открытые.
Скрип шагов похож на крик, Скрип шагов ночных, нечаянных, Крик отчаявшихся чаек Покидавших материк.
Облик наш не удержать В уготованной темнице, Проступают наши лица, Сквозь офсетную печать.
Встать, и другу поклониться, Мимоходом мать обнять, Скрипы, крики, всхлипы, лица, Все в руках не удержать.
Вот так зима случилась, Как вырвалась из пут, Кому- нибудь на милость, Кому- нибудь на суд.
Гигантские полозья В душе оставят след, Кому нибудь на пользу, Кому нибудь во вред.
Всех, кто уже не молод, Всех, кто замедлил бег, Подкашивает холод, Но согревает снег.
Февраль, свиреп и чуден, Снег переплавил в лед, Но это только будет, Когда- нибудь придет.
В замен сырого кашля, Всей слякоти взамен Зима придет за каждым, Кто жаждет перемен
И чужда постепенность Ее большим шагам, Княгиня, Ваша Светлость, Я поклоняюсь Вам.
Вдоль дороги горы снега, Нам сегодня не до смеха, Вот, нежданная помеха, Вот негаданный затор.
Этот снег, кому он нужен, В перспективе только лужи, И заранее простужен Ты судьбы свою клянешь.
Ребятишкам, очевидно, Увязать в снегу не стыдно, Но а мы, народ солидный, Нам подходит больше дождь.
У прохожих злые лица, Безобразие твориться, Снег садиться на ресницы, Не давая в даль глядеть.
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Стихи и песни
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Песенка Бит-Боя приносящего счастье
Ну что ж, корабль готов, поймали ветер снасти, Над башней маяка созвездия зажглись, И окнами домов распахнутыми настежь Глядит из далека притихший, сонный Лисс. 2х2 р.
На сотню мелочей удача не делима, На сотню мелких бед не делится беда, Когда в судьбе твоей гроза проходит мимо, То в чьей-нибудь судьбе она гремит тогда.
И если злой недуг в сердцах еще горячих, Ты щедростью своей им светишь до конца. Но жалко, что крадут огонь твоей удачи Огарками свечей холодные сердца.
Когда придет пора, устало веки смежим, Свой долг перед судьбой давно вернув сполна, А где-то до утра глядит с тоскою Реже, Как тает над волной ущербная луна.
Я в детстве, как любой из Вас Летал во сне, летал не раз, И каждый раз надеясь, Что это не во сне я.
Я плыл, глотая высоту, Мне объясняли и раз сто, Потом все прекратилось, Наверное, я вырос.
Летели дни и облака, Летели листья и снега, В мои же сновиденья Вселилось тяготенье.
И вдруг, я вновь подняться смог, Но появился потолок, Захлопнувшись со стуком Над головою люком.
Он синеву закрасил мне, Как и положено во сне, Другим цветам примером, Надежным, черно- белым.
И я как будто в облаках, Но все не выше потолка, И с каждым шагом вижу, Становится он ниже.
Пусть от полета моего Не сохранилось ничего, Помимо детской веры Берущего барьеры.
Но мне наверное везет, Ведь у меня остался взлет, Тому, кто не летает, И этого хватает.
Голубой лев Ленинградскому ТЮЗу
С времен давнишних вслед за мной, При ясной и плохой погоде Походкой ели слышной ходит Лев, абсолютно голубой.
Мне с детства этот лев знаком, Всему ушедшему порука, И грустно мне, когда он руку Шершавым лижет языком.
Когда решаюсь я порой Свершить неправедное дело, Он сзади подойдет несмело, И в спину ткнется головой.
Но боль приученный терпеть Мой лев, стареющий недужен, Не так он в детстве был мне нужен, Как нужен взрослому, теперь.
Не забывайте львов своих, Когда-то выдуманных Вами, И будет охранятся львами Мир откровенья и любви.
Не то, они умрут в тоске, Не слыша ласкового слова, И станет меньше голубого В палитре всех земных страстей
И кончился Январь Е.К.
И кончился январь! Засыпано, затоптано, И рад, что пронесло, И жаль, что не вернуть. Но кончился январь, Февраль шумит под окнами И не дает забыть, И не дает уснуть.
Ты врешь, что ты права И что не все потеряно Не стоит, мол, спешить:
посв. летчикам первых ночных трасс и в их числе Антуану Д’Сент Экзюпери.
Ночь над землей холодом дышит, Бездной глухой давит на крыши, Души пронзает взглядом совиным, И не поднять головы нам.
Звякнут ключи, бдительно, сонно, Вязнут лучи в шторах оконных, Только безумец может пытаться Ночью с землею расстаться.
Стихнут шаги по пустой мостовой, Город сомкнется у нас за спиной, Сердце стучит, и в моторе стучит Вызов покою, вызов ночи.
Вызов ночи, сонному гнету Мир промолчит вслед самолету, И оставляем в темной дали мы Беды, сомненья, любимых.
Взгляд опален сказочным блеском, Тонет полет в море вселенском, И распластавшись птицей над миром Легче назваться людьми нам.
Проще на ощупь ползти в темноте, Но человек, ты обязан лететь. Мир, вот площадка для взлета твоя, Звезды, твой самый надежный маяк.
На свете мудрый старец жил, Омар- Хайям он звался, С напитком тем, что сердцу мил, С вином не расставался.
Его он пил среди снегов, Среди песков и скал, Он факт рожденья своего До смерти отмечал.
Прощальный мой единый крик, Младенца первый крик Переложил он на стихи, Догадливый старик.
Слова легки, как кислород, Как воздух сладкий, но Сухая глотка рот дерет, Запей стихи вином.
Пить, говорил он, можно все, Необходимо только, Запомнить крепко, где и с кем, За что, когда и сколько.
Но этой мудрой простоты Не признавал он сам, Кувшин не терпит пустоты, Считал Омар- Хайям.
Твердили близкие одно, Огонь ты свой умерь, Есть у кувшина жизни дно, Оно зовется ‘Смерть’.
А он в ответ: Откуда нам Узнать, что суждено, В кувшине не увидишь дна, Покуда есть вино.
И пусть косятся на меня, Что я вина поклонник, Жив до сих пор Омар- Хайям, А трезвых, кто упомнит.
Ну что ж, друзья, Я выйду к Вам В душевном неглиже, Еще я не Омар- Хайям Но пьяница уже.
Всю ночь шел дождь, к утру он перестал, И тем опять признать победу света, Но было ясно, сказочного лета Свершился прозаический финал.
Случилась осень, вдруг, не приходя, Для лета вырыв скорую могилу, Был будний день, и не хватило силы Оплакать лето, даже у дождя.
Дождь все возьмет, свое и не свое, Когда замрут все в трауре рябины, Мы с ним оплачем в те сороковины И лето, и себя, и бытие.
Когда-то лето новое придет, Придет, но час рассвета не обманет, Не мы его, оно нас не застанет, И осень нас привычно отпоет.
Она свой срок отцарствует сполна, Любовь и боль всех пасынков природы, Не время года, время перехода В другой предел, в другие времена.
И словно, сохраняя уговор Мы в слове ‘Осень’ понижаем голос, И наши души, как и наше соло Разноголосый покидают хор.
Откуда он взялся, тот старый трамвай, Смешной, одноглазый, без номера, Что в осень вошел, словно грешники в рай В венке золотистого колера.
Откуда он взялся, и кто его вел, Сквозь город смятеньем охваченный, Он шел по бульварам, по улицам шел, Маршрутом нигде не означенным.
И люди смолкали завидев его, Поняв головою ли, сердцем ли, Что можно держаться пути своего Чужими довольствуясь рельсами,
А были такие, что канули в нем, Без вести, без роду, без племени Приняв очищенье осенним огнем, Коснувшись подножки, как стремени.
В полуденный час, иль в полуночный час, На улицах, или под крышами, Трамвай этот, может окликнет и Вас, Звонком осторожным, не слышимым.
И Вам улыбнется водитель седой, Улыбкой знакомой, забытою, И осень затянет опавшей листвой Следов Ваших раны открытые.
Скрип шагов похож на крик, Скрип шагов ночных, нечаянных, Крик отчаявшихся чаек Покидавших материк.
Облик наш не удержать В уготованной темнице, Проступают наши лица, Сквозь офсетную печать.
Встать, и другу поклониться, Мимоходом мать обнять, Скрипы, крики, всхлипы, лица, Все в руках не удержать.
Вот так зима случилась, Как вырвалась из пут, Кому- нибудь на милость, Кому- нибудь на суд.
Гигантские полозья В душе оставят след, Кому нибудь на пользу, Кому нибудь во вред.
Всех, кто уже не молод, Всех, кто замедлил бег, Подкашивает холод, Но согревает снег.
Февраль, свиреп и чуден, Снег переплавил в лед, Но это только будет, Когда- нибудь придет.
В замен сырого кашля, Всей слякоти взамен Зима придет за каждым, Кто жаждет перемен
И чужда постепенность Ее большим шагам, Княгиня, Ваша Светлость, Я поклоняюсь Вам.
Вдоль дороги горы снега, Нам сегодня не до смеха, Вот, нежданная помеха, Вот негаданный затор.
Этот снег, кому он нужен, В перспективе только лужи, И заранее простужен Ты судьбы свою клянешь.
Ребятишкам, очевидно, Увязать в снегу не стыдно, Но а мы, народ солидный, Нам подходит больше дождь.
У прохожих злые лица, Безобразие твориться, Снег садиться на ресницы, Не давая в даль глядеть.
Все бегут, глядят под ноги, Где не нужный, одинокий Доживает свои сроки Белый раненный медведь.
Приглядитесь, по соседству, Втихомолку тает детство, Я бегу забыв одеться, Я тебя так долго ждал.
Я же был с тобою дружен, Не спеши, ты так мне нужен, Вот, я выскочил наружу, Сыро, слякоть, опоздал.
Песенка пожилого Карлсона
Малыш, мой малыш, здесь на крыше холодные ветры, И лето давно в жестяной водосток утекло И месяц октябрь, на сюрпризы коварный и щедрый, Метлой сквозняка с чердаков изгоняет тепло.
Малыш, мой малыш, я вдруг понял, что вовсе не вечен, Уходит мой век в даль по крышам на этом ветру, Я в общем то жив, жив лишь теми, кем некогда встречен, Да вот, все тесней для меня предназначенный круг.
Малыш, мой малыш, я наверное слишком придирчив, Ведь в этот сезон встать на крышу не всем по плечу, И гаснет закат, и опора все зыбче и зыбче, Я в верх н могу, ну а вниз, извини, не хочу.
Малыш, мой малыш, здесь живут твои гибкие тени, Седой полумрак беготней несолидной дробя. Ты вновь поднимись по старинным, скрипучим ступеням, Я болен всерьез, так спаси и меня и себя.
Я болен всерьез, так спаси.
Сегодня мне приснился ветер, Что рухнул ночью на дворы, Накинув тучи, словно сети На стаи звездной мошкары.
Была мучительно знакома Его неистовая речь, Как дальний гром аэродрома, Как голоса минувших встреч.
Наверно, виновата осень, Придя по сроку, в сентябре, Что мы тогда тревоги просим, Когда спокойно на дворе.
Но миновали наши битвы Без поражений, без побед, Кругом всего в таком избытке, Что вроде ничего и нет.
Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.