АБСТРАКТ
В статье делается попытка использовать краткое рассмотрение миазмов и нозодов в качестве исходной точки для более глубокого обсуждения гомеопатических взглядов на болезнь и лечение как фундаментальных аспектов эссенциализма.
Доктор Самуэль ГАНЕМАН (1755—1843). Когда в 1828 году Ганеман опубликовал свою теорию миазмов, весь медицинский мир встретил ее возмущением, недоверием и насмешками. Даже многие гомеопаты краснели от стыда и полностью игнорировали эту идею как нелепую. Трудно было понять, на чем основывал Ганеман свою теорию. Грандиозная схема миазмов, ставшая сегодня такой привычной, тогда казалась просто словами из чужого языка. Если начинать с совокупности симптомов, то можно почти дойти до даже более общей идеи миазмов как групповой общности, выведенной из сотен случаев. Но если начинать со знакомой аллопатической области «болезни», влияющей на целые группы населения, тогда идея миазмов как интернализованных и унаследованных дискразий кажется очень трудной для понимания. На самом деле трудность понимания этой концепции прямо связана с широтой взгляда. Каждый отдельный случай, на чем и стоит гомеопатия, должен был впредь рассматриваться в свете другой общности — семейного наследия псоры, сифилиса и сикоза.
История теории миазмов восходит к книге Ганемана «Хронические болезни» [1], опубликованной примерно тогда же, когда он решил сделать потенцию 30C стандартной в работе всех гомеопатов. Он объявил, что эта теория стала результатом 12 лет упорной работы над трудными случаями хронического характера и его исследования исторических болезней человека.
Считается, что описанные в этой работе три миазма ответственны за все болезни хронического характера, и что они создают базу всех болезней вообще. Последнему аспекту предстояло получить в будущем развитие у Кента. Кроме того, Кент смог точнее определить лекарства, относящиеся к каждому из миазмов. Хотя сейчас большинство гомеопатов принимают эту теорию без вопросов, тогда все, кроме самых преданных последователей, встретили ее с недоверием и насмешками. Частично это объясняется примитивным характером медицинской науки того времени, которая не слишком хотела приспосабливаться к какой-либо теории происхождения болезней, и менее всего к такой грандиозной и всеобъемлющей.
Слово «миазм» означает облако или туман. Это значение можно расширить и рассматривать как изначальный дефект, основную причину, тень, фрагмент или интернализированный след болезни, спустившейся по генетической линии; вакцинальный дефект; предрасположенность к предсказуемой модели определенных болезней и нарушений (дискразии) внутри семьи, расы или человечества; дефект жизненной силы.
Согласно этой теории, если 100% всех болезней носят миазматический характер, то 85% имеют своей причиной первичный и атавистический миазм, который Ганеман называл псорой. Остальные 15% он считал либо сифилитическими, либо сикотическими, которые, соответственно, произошли от подавленного сифилиса или подавленной гонореи. Ганеман, в отличие от Кента позже, не использовал морального измерения для венерической природы двух последних миазмов. Кент, конечно, очень подчеркивал этот моральный аспект, что было неудивительно для пуританской атмосферы провинциальной Америки XIX века.
Рассматривая их в обратном порядке, мы можем описать основные типичные свойства каждого из этих миазмов.
СИКОЗ
Этот миазм считается ответственным за многие мочеполовые нарушения и поражения суставов и слизистых оболочек, а также состояния, ухудшающиеся от влажной погоды и на море. Таким образом, артрит и ревматизм, астма, катар, бронхит, цистит и наросты на коже рассматриваются как имеющие частично или полностью сикотическую природу. Нарост на коже стал рассматриваться как основной архетип этого миазма, так как этот миазм считается ответственным за все бородавчатые наросты и разрастания. Основными лекарствами являются, помимо многих прочих, Thuja, Lycopodium, Natrum sulph, Causticum, Kali sulph, Staphysagria, Calc carb и Sepia.
СИФИЛИС
Этот миазм считается ответственным за многие заболевания нервной системы, крови и скелета, а также за ряд психических нарушений, включая алкоголизм, депрессию, суицидальные порывы, безумие, потерю вкуса и обоняния, слепоту, глухоту и изъязвления. Его также связывают с многие заболеваниями сердца, некоторыми пузырчатыми кожными сыпями и болезнями, имеющими определенную ночную периодичность. Основными лекарствами являются, помимо многих прочих, Arsenicum, Aurum, Mercurius, Phosphorus, Lycopodium и Acidum ntricum.
ПСОРА
Слово псора, вероятно, произошло от слов «цараат» в иврите и «псора» в греческом языке, которые означают дефект, углубление или стигму. Ганеман считал, что все невенерические хронические заболевания являются псорой. Это охватывает большинство болезней хронического характера, все кожные болезни, бóльшую часть психических расстройств, кроме сифилитических, аллергии, варикоз вен, геморрой, бóльшую часть дисфункций органов и систем и т. д. Среди других типичных проявлений псоры он перечисляет катары, астму, плеврит, кровохарканье, гидроцефалию, язвы желудка, опухание мошонки, желтуху, распухшие железы, катаракту, диабет, туберкулез, эпилепсию, лихорадки, задержку мочи и, конечно, всю гамму кожных болезней. В качестве основных псорных средств он предлагал Sulphur, Natrum mur, Calc carb, Arsenicum, Lycopodium, Phosphorus, Mezereum, Graphites, Causticum, Hepar sulph, Petroleum, Silica, Zinc, Psorinum и многие другие лекарства.
Кроме того, Ганеман говорил, что псора является самым древним и коварным миазмом, происходящим от кожных сыпей разных типов в прошлом, таких как чесотка, лепра и псориаз. Предположительно ими болели предки или сам человек в раннем детстве. Их последующее подавление, особенно с помощью мазей, он считал основной причиной вытеснение кожных проблем внутрь и, следовательно, интернализацию миазма псоры. Псора, говорит он, «это самое древнее, самое универсальное, самое разрушительное и все же самое неправильно понятое хроническое миазматическое заболевание, которое в течение многих тысячелетий калечило и мучило человечество. и стало матерью всех тысяч невероятно разнообразных хронических болезней» [1; 9].
Позднее Кент в своих лекциях значительно расширил эту теорию главным образом в моральном смысле, предполагая, что псора была основой всех других болезней, без которых человечество было бы чище и здоровее как умом, так и телом, словно в саду Эдема. Таким образом, он уравнивал приобретение псоры с «‘падением человека» и первородным грехом. В этом очень моралистическом свете он рисовал псору как основу половых миазмов, появившихся позднее.
Мы видим, что Ганеман определенно пришел к своим оригинальным идеям миазмов, развивая собственные очень плодотворные мысли о подобии и отравлениях, которыми он был очень занят при первоначальном создании гомеопатической теории. Его ум не мог не увидеть более широкие паттерны в отдельных случаях. Например, Ганеман «предположил в 1789 году, что ртуть. вытесняла сифилис, вызывая подобное заболевание» [2; 3]. Ему «понадобилось семь лет, чтобы сформулировать свое первое интуитивное умозаключение (similia)… (он) упорно цеплялся за обычный мир здравого смысла… и был нетерпим к тогдашним теориям патологии… (по сути) отмежевываясь от теорий физиологии и патологии» [2; 4].
Идея псоры имеет много аспектов; например, «Ганеман приписывал псоре семь восьмых всех распространенных хронических расстройств…» [3; 1, 142] Он не ограничивал значение этого понятия лишь чесоткой; «Псора… была широко известна во времена Ганемана, это был общий термин для целого ряда самых разных проблем с кожей…» [3; 1, 143] Лежащее в его основе значение было даже шире: «Для Ганемана псора — это болезнь или предрасположенность к болезни, передающаяся из поколения в поколение на протяжении тысячелетий, благодатная почва для всевозможных болезненных состояний» [3; 1, 144]. Тем не менее не следует рассматривать теорию миазмов слишком буквально, как будто каждый человек должен получать Psorinum, Syphilinum или Medorrhinum; скорее, это означает, что наблюдая симптомы случая или конкретной семьи, необходимо помнить о четко описанной схеме миазмов.
Например, в семье с некоторыми данными об алкоголизме, глухоте, слепоте, проблемами с костями и безумием, вы имеете право считать, что присутствует сифилитическая черта. Это не должно доминировать при рассмотрении каждого случая, но это полезная отправная информация. Это указывает на определенные лекарства и отсекает другие, но никогда не должно полностью определять ход лечения, что означало бы стать жертвой медицинских спекуляций, которые Ганеман с полной определенностью называл «бессодержательной и запутывающей схоластикой» [4; 62] и «изощренным манипулированием ложными символами» [4; 62]. Его скептический взгляд на медицинские спекуляции отражал то, что слишком часто они были оторваны от практики, не приносили пользы и поощряли губительные методы.
Гомеопаты не должны позволять, чтобы миазмы как кукушка в гнезде доминировали в их концептуальной базе, подобно тому, как «эволюция» стала догматически доминировать в биологии, или как генетика и бактерии стали доминировать в аллопатии. Позволение подобным образом «загрязнять свое собственное гнездо» может стать потворством заблуждению, монистической теории и допущением захвата предмета одной идеей, или даже прискорбным растрачиванием реально существующих способностей. Кент заклинает нас противостоять искушению позволить доминирование одной идеи или теории. Этот же совет относится и к теории миазмов, которая должна находиться в равновесии с другими гомеопатическими воззрениями.
НОЗОДЫ
Для лечения миазмов некоторые регулярно используют соответствующие нозоды. Например, ребенку, родившемуся с мелкими сифилитическими везикулами на коже, они могут захотеть дать Syphilinum, а не подобнейшее лекарство — скажем, Mercurius. Это следует рассматривать как неверное использование концепции миазмов, так как пациенту нужно подобнейшее, а не нозод. Поэтому такое шаблонное использование Psorinum, Medorrhinum и Syphilinum не приветствуется. Конечно, этот нозод может хорошо работать, но он должен использоваться скорее как редкое интеркуррентное средство, или тогда, когда он подобен, а не шаблонно.
Вся история нозодов в гомеопатии неоднозначна. Некоторые врачи, привязывающие свои назначения к патологии (например, Юз и Даджен), отвергали их с самого начала. У других гомеопатов взгляды гораздо широе: «Важное целебное действие продуктов болезни… при осторожном назначении при болезни» [6]; «последние пять лет я постоянно и с большим успехом применяю в своей ежедневной практике вирус бациллы…» [7]; «я очень высокого мнения о препарате Коха…. я применяю его в высоком разведении» [8]. Нозоды, в частности, можно использовать для нейтрализации старых интернализованных болезней (дискразий) или для снятия незаметных латентных состояний (блокад), мешающих работать обычным лекарствам: «Нозод снял миазматическую блокировку» [9]. Тогда «это лекарство снова начнет работать, когда нозод уберет блокировку» [9]. По крайней мере таково эмпирическое наблюдение многих врачей, регулярно применяющих нозоды в клинической практике. Нозоды не прошли такой подробный прувинг, как «хорошо известные полихресты. но их применение очень успешно…» [9; 317]; их применение «зависит больше от клинического опыта… собранного на протяжении многих лет и проверенного в работе такого числа практиков, что он считается надежным» [9].
МИАЗМ, ХОЛИЗМ И СУЩНОСТЬ
Даже от обычного гомеопата миазмы требуют некоторого концептуального «прыжка в темноту», но еще более они чужды для аллопата, взгляд которого на организм в здоровье и болезни обычно менее целостен. Сравнения такого рода очень полезны и стимулируют.
Выводы, вытекающие из теории миазмов, очень интересны, так она многое объясняет о гомеопатии и о том, что делает последнюю отдельной уникальной медицинской системой, а также о тонкости наблюдений и размышлений Ганемана. Как только вы приобретаете медицинский образ мышления, рассуждающий о причинах болезней в грубых, материальных и молекулярных понятиях (микробы, бактерии, молекулы, плохо функционирующие органы, гены), тогда становится естественным не выходить далеко за пределы этих понятий, а заниматься «лечением» болезни, то есть удалением симптомов исключительно на материальном и молекулярном уровне. Такова аллопатия.
Очевидно, что при таких предпосылках нет необходимости выходить за пределы материального и молекулярного. Но предположим, что наоборот, у вас более тонкий медицинский склад ума и вы считаете материально-молекулярный подход эффективным, пока он работает, но не полагаете такую картину болезни первичной или основной, а считаете ее лишь вторичным проявлением более глубокой и неосязаемой, немолекулярной области причин болезней. Тогда вы с большей вероятностью будете применять и тонкие, неосязаемые, немолекулярные концепции и методы. Это и является водоразделом между аллопатией и гомеопатией.
Если первый подход мы можем назвать полностью «фенотипическим» и определить его терапевтической системой, которая опирается только на осязаемое и молекулярное, то второй подход выходит за рамки грубого фенотипа (вторичного проявления) болезни, рассмотривая более глубокую, скрытую, «генотипическую» область первичных или настоящих причин. Великие мыслители медицины и гомеопатии — Ганеман, Кент, Богер, Клоуз — пришли к именно такому подходу к болезни. Возник ли такой подход из эмпирических исследований, из клинического опыта и экспериментов или благодаря тонкому складу ума, не так важно. Возможно, он представляет собой сочетание того и другого, но эссенциалистская природа такой позиции предельно ясна всем.
Подобно обитателям пещер Платона (см. Платон, «Республика»), которые пытаются понять смысл движущихся на стене теней, гомеопаты постоянно выступают против принятия молекулярного и осязаемого как самой по себе единственной причины. Они всегда идут глубже, ищут немолекулярные и неосязаемые причины событий, наблюдаемых на поверхности, в тканях и клетках, а в физиологии организма человека никогда не рассматривают происходящее с тканями как причину саму по себе, в отличие от аллопатии, останавливающейся в своем поиске причин болезни и удовлетворенной тем, что дальше ничего нет. Ясно, что теория миазмов идет тем же путем более глубокого поиска.
Точки зрения естественным образом проистекают из этих двух расходящихся медицинских доктрин. Например, при фенотипическом взгляде нет необходимости видеть или лечить всего человека, потому что можно выделить, зафиксировать и отдельно лечить осязаемую часть целого, и это уже давно не только не вызывает сомнений, но считается совершенно обоснованным терапевтическим подходом. Однако при генотипическом отношении все происходящее в теле всегда рассматривается как тесно связанное, как выражение более глубоких событий в сети жизненных процессов, являющихся подоплекой осязаемых и молекулярных проявлений симптомов, и как целое. И поэтому при таком медицинском подходе будет неправильным только «что-то исправлять» на молекулярном уровне или локально для конкретной группы симптомов, изолированных от целого и с удобством названных «болезнью».
Действительно, при таком подходе может возникнуть видимость быстрого излечения, но более глубокие причины остаются незатронутыми, неустраненными, они продолжат присутствовать и действовать. Поэтому можно уверенно сказать, что один-единственный «случай болезни» можно рассматривать как причину (или следствие) другого «случая болезни», как звенья одной цепи, в то время как более глубокая причина осталась нетронутой. Миндалины могут быть удалены, но более глубокая причина тонзиллита остается. Дезодорант может замаскировать запах, но суть (причина) запаха никуда не делась — его более глубокая причина по-прежнему присутствует и действует. Именно таким образом Ганеман описывает протекание болезней на протяжении жизни человека (или семьи, или расы, или человечества), которые со временем видоизменяются («трудноискоренимый миазм») и могут периодически прорываться на поверхность в виде очень разных «случаев болезни», происходящих из того же скрытого корня в невидимом и неосязаемом мире немолекулярного. Это очень хорошо описывает его представление об истинной природе миазмов: скрытый мир истинных причин болезней и генотип, из которого периодически вырываются на поверхность выраженные и видимые симптомы (фенотип болезни), появляющиеся перед нами как отдельные заболевания.
Когда такая бóльшая часть их работы обосновывается только тонкими, холистическими и немолекулярными вещами, вполне естественно недоверчивое и неудовлетворенное отношение гомеопатов к исключительно молекулярным, механистическим и осязаемым объяснениям, или методу грубого прописывания лекарств от конкретной болезни (аллопатия). Поскольку они привыкли ежедневно своим более тонким ви́дением проникать в мир тонкого и неосязаемого, вполне естественно, что гомеопаты ищут более глубокие причины в мире, лежащем за пределами исключительно мира молекулярного, который кажется аллопатам и ученым таким исчерпывающим. Так как они используют неосязаемые и немолекулярные средства и часто наблюдают их впечатляющее действие в клинической области, неудивительно, что у них развилось такое глубокое уважение к немолекулярным теориям жизни, причинам болезней и лечению.
ЭССЕНЦИАЛИЗМ
Эссенциализм — это «вера в сущности вне зависимости от факта проявления» [11; 304–5], представляемые как «не имеющие размерности феномены» [11; 407]. Эта идея характерна для Пифагора, Платона и Аристотеля, и на протяжении веков, почти вплоть до наших дней, она преобладала в философии. Например, Гете достиг «сплава эссенциализма Платона с эстетическими принципами» [11; 457]. Правильное понимание эссенциализма включает в себя убеждение, что все объекты и живые существа имеют лежащую в основе нематериальную сущность, которую можно узнать лишь через форму отражения на природе субстанции или организма. Естественный отбор, например, кажется «эссенциалисту бессмысленным, так как он никак не может затронуть лежащую в основе сущность; он может лишь убрать отклонения от типа» [11; 517], работающие на физическом уровне организма.
Эссенциалистская позиция гомеопатии проходит через все идеи, такие как миазмы, нозоды и жизненная сила. Она проходит через «энергию потенции» лекарства, через идею содержания в нозоде некой тонкой сущности болезни, из продуктов которой он сделан, через всю концепцию миазма как дефекта, укоренившегося в жизненной силе, и через всю концепцию жизненной силы как координатора происходящего во всем организме. Во всех этих смыслах можно видеть, что гомеопатия пропитана эссенциализмом, верой в тонкие сущности вне пределов видимого, физического, осязаемого или молекулярного мира обычной жизни. Эта вера подходит очень близко к идее Платона о том, что за каждым видимым явлением лежит соответствующая незаметная сущность, «ноумен», существующий в «мире идей», из которого происходит физический объект и с которым он находится в соответствии или резонансе. Таким образом, как сказал бы Кент, мир идей — это еще и мир причин. Как будто каждое вещество, вид, человек, камень, минерал, насекомое, растение несет с собой невидимый след. Можно также заметить, что эта идея пронизывает «доктрину сигнатур».
Д-р Джеймс КЕНТ (1849—1916). Миазмы и нозоды наводят на размышления о том, что болезнь вызывается не «болезнетворными частицами» [12] на материальном уровне, как утверждают аллопаты, но некой интернализованной «тонкой сущностью», переносимой патогенным микроорганизмом и передаваемой нозоду через потенцирование. Кент очень ясно дает понять, что у гомеопатии взгляд на болезнь скорее виталистический, нежели материалистический: «Микроб не является причиной болезни. Нам нельзя уходить в сторону за этими бесполезными аллопатическими вымыслами и пустыми фантазиями, вместо того чтобы корректировать жизненную силу» [10; 679]. И что «микроорганизмы ни в чем не виноваты, и если они несут болезнь, то они несут первичную субстанцию, которая и вызывает болезнь, как нес бы ее слон» [10; 660]. Очевидно, что такая идея перекликается со средневековым взглядом на вещество как на такое же «живое». Идея не такая далекая, как можно было бы подумать, от воздействия потенцирования на вещество.
Кент утверждал, что «чем выше, тем глубже» и что «сущность болезни» (=миазм) можно действительно уничтожить только лекарством высокой потенции (Ван Гельмонт называл это «археусом лекарства» [10]). В этой его идее мы можем увидеть широкую и очень ясную параллель между метафизическими взглядами Ван Гельмонта и «трансцендентальной гомеопатией» в отношении триады «сущностей» — жизненной силы, сущности лекарства и археуса болезни [10]. К этому мы можем добавить, что терапевтический резонанс (общность) этих трех сфер действует в соответствии с принципами «similia similibus curentur» и «similia similibus causam» — болезни как вызываются, так и лечатся подобными. «Нет одного закона для заразного заболевания и другого для прувинга, это один и тот же закон» [5]; «качество заразного заболевания подобно лекарству по своей природе» [5; 660]. Эта идея ставит систему Ганемана точно на одну линию с более ранними виталистическими системами Парацельса (1493—1541), Ван Гельмонта (1577—1644) и Шталя (1660—1734).
Д-р Жан-Баптист ВАН ГЕЛЬМОНТ (1577—1644). Несомненно, многие гомеопаты подчеркивают, что нозоды и высокие потенции широко подтверждают метафизические высказывания таких фигур как Ганеман, Кент и Ван Гельмонт о внутреннем «генотипе» вещества (энергия потенции), болезни (археус болезни, или миазм) и живых существ (жизненная сила). Поэтому гомеопаты не без основания утверждают, что гомеопатический опыт за полтора прошедших века полностью подтверждает концепции энергии потенции, жизненной силы и причины болезни как тонкой сущности (миазма), временно вторгающейся и «отравляющей» сущность человека, вызывая симптомы. В то время как трансценденталисты (и гомеопаты) интерпретируют идею патологических микроорганизмов как духовное заражение сущностью, аллопаты интерпретируют ее как физическое заражение микробами. Именно это и разделяет нас.
Также ясно, что жизненная сила и миазмы — это «предполагаемые объекты», равно как «предполагаемый объект» электрон. Это не означает его существование или несуществование; это значит лишь то, что он находится в пограничной области между тем, истинность чего может быть подтверждена экспериментально, и тем, чье существование предполагаемо или следует из фактов, известных с большей достоверностью. «До тех пор, пока наши теории и наблюдения не подтвердят друг друга, они будут оставаться не более чем очень вероятными предположениями… Хотя механические теории дают начало определенным умозаключениям в отношении мельчайших структур тела, у нас нет каких-либо конкретных подтверждений этих умозаключений» [13; 527]. А ведь ясно, что «теория без подтверждения — это просто рассуждение, а не наука. Одна лишь теория не может гарантировать истину. гипотеза и экстраполяция, какими бы вероятными они ни были, это не то же самое, что конкретная демонстрация» [13; 528]. В этом важном смысле становится вероятным, что «грубые эмпирические наблюдения (возможно) прячутся под маской теории» [13; 538]. Эта естественная тенденция одинаково вероятна как в «настоящей» науке, так и в гомеопатии, где «факты» компонуются в «крупную картину» с помощью «клея» гипотез и предполагаемых объектов.
Свидетельства в пользу таких предполагаемых объектов разнятся качественно, но в каждом случае умозаключение само по себе все-таки является строгим и обоснованным, так как оно вытекает естественным образом из области данных присущих конкретной области исследований, будь то астрономия (например, черные дыры), физика (например, кварки и мюоны) или гомеопатия. Даже эти предполагаемые объекты, доказуемые математически, по сути не реальнее предполагаемых объектов жизненной силы, энергии потенции или миазмов в гомеопатии. В обоих случаях правомерные идеи и методы вытекают из веры в предполагаемые объекты, как если бы они были реальны, и этого обычно бывает достаточно, чтобы в каждом случае исчерпать вопрос рабочей концепции или модели.
ОБСУЖДЕНИЕ
Миазм — это, безусловно, интернализованное изменение сути человека, его жизненной силы. Такое изменение приобретается как внутренний след или тень только определенных инфекционных болезней, обладающих особенно сильной сущностью или способностью вызывать болезнь. Обычно в эти болезни включают сифилис, гонорею и псору (подавленные кожные сыпи). Некоторые гомеопаты пошли бы еще дальше и добавили к этому списку рак, туберкулез и грипп в качестве подмиазмов или даже в качестве отдельных новых миазмов. Некоторые включили бы в этот список и дифтерию, полиомиелит, столбняк, тиф и натуральную оспу в качестве малых миазмов. Некоторые добавили бы и нарушения в результате приема противозачаточных таблеток и применения вакцин — как латентные состояния болезней и блокад, которые тоже являются интернализованными отпечатками болезни и ведут к изменению жизненной силы и могут препятствовать правильной работе лекарства (блокады), или быть источником симптомов в болезни-здоровье человека. Такие латентные состояния болезней и блокады можно снять при помощи соответствующего нозода, а каждый миазм представляет собой вызывающий симптом элемент, вплетенный в ткань жизненной силы. Миазм можно рассматривать как затвердевшую часть психофизической сети, нечто вроде устойчивого прувинга, закостеневшей части жизненной силы и образа заражения, интернализовавшегося слишком сильно.
Миазм — это интернализовавшаяся тень тяжелой болезни с собственной сильной сущностью, которой такая болезнь отпечатывается на жизненной силе. Она оставляет за собой тень на жизненной силе. Эта концепция миазма именно как поврежденной или приведенной в беспорядок жизненной силы (=сущности) является, очевидно, точкой зрения Ганемана, Клоуза, Кента и Богера, которые неоднократно утверждали, что заражение и излечение — это одно и то же, а именно обратимое изменение жизненной силы, и ничего более. Поэтому лечение — это лишь обращение процесса заражения, обращение изменения жизненной силы, из-за чего однажды вызванные симптомы и приостанавливаются (смягчаются) за счет нейтрализации изменения сущности, которое и вызвало первоначальную болезнь. Нейтрализация происходит согласно закону подобия — причина может лечить.
О миазмах многое можно понять из рассмотрения природы жизненной силы, болезни и лечения. Например, «динамическое потенцированное лекарство является главным фактором как в прувинге, так и в лечении» [14], что подразумевает наличие взаимодействия между болезнью и подобным. Как говорит Клоуз, причина болезни, таким образом, также существует лишь в «мире чистой динамики» [15; 39], «сфера гомеопатии ограничивается в основном функциональными изменениями, из которых возникает феномен болезни» [15; 40–41]. Поэтому удаление («корректировка» была бы более подходящим словом) внутреннего повреждения (миазма) — это удаление причины, что не равно удалению симптомов: «При правильном лечении целью является достижение цели гораздо более тонкой, чем механическое удаление бацилл» [16]. Гомеопаты рассматривают симптомы не как болезнь, а как результаты, продукты более глубоких динамических болезненных процессов: «Изменения тканей… это лишь результат болезни» [10; 672]; «лечение не будет лечением, если оно не разрушает внутреннюю, или динамическую, причину болезни» [10; 673].
Д-р Стюарт М. КЛОУЗ (1860—1929). Когда Клоуз говорит, что «настоящее лечение… происходит только в функциональной и динамической сфере» [15; 42], он имеет в виду, что это не физические симптомы, но рассматривает болезнь в основном как «динамическое расстройство жизненной силы» [18], нарушение процесса, предшествующее любому структурному нарушению. Болезнь — это «нарушение силы» [15; 70–72]. Клоуз прикладывает значительные интеллектуальные усилия для четкого определения болезни; усилия, заслуживающие пристального изучения. Например, он говорит, что «гомеопатия не лечит болезнь, она лечит пациента» [15; 51]. Болезнь, говорит он, это «ненормальный жизненный процесс» [15; 60]; «динамическое расстройство нашей сущностной жизни» [15; 67]; «искаженная жизнедеятельность» [15; 72]; это «не предмет, а только состояние предмета» [15; 72]; в конечном итоге, «изначально болезнь — это измененное состояние жизни и ума» [15; 72].
Клоуз раскрывает более глубокий характер болезни, когда говорит, что болезнь — это «изначально патология или нарушенная активность жизненных сил и функций» [15; 73–4] или «чисто динамическое нарушение жизненного начала» [15; 73–4]. Кроме того, он логично заявляет, что раз «болезнь — это всегда изначально патологическое динамическое нарушение или функциональное расстройство жизненного начала» [15; 88], то ясно, что «функциональное или динамическое изменение всегда предшествует изменениям ткани» [15; 72] и что излечение произойдет только тогда, когда «будет удален любой постижимый признак страдания этой силы» [15; 73–4]. Для Клоуза именно по этим причинам и в соответствии с этими определениями была создана «вся доктрина терапевтического лечения в соответствии с законом подобия» [15; 71]. Можно было бы сказать, что все эти проницательные утверждения Клоуза происходят из трудов Кента, но Клоуз настаивает, что они также естественно вытекают из мыслей Ганемана в «Органоне» [17]: «Предположим, что… никакая болезнь… не вызывается какой-либо материальной субстанцией, но есть всегда лишь особое действительное динамическое расстройство здоровья» [19].
Средство для этих болезненных процессов является одинаково динамическим и неопределенным — потенцированное лекарство, что позволяет Кенту заявить следующее: «Более низкая потенция… есть менее тонкая и менее глубокая, чем более высокая потенция» [10; 674], имея в виду, что чем выше потенция, тем глубже она проникает в скрытый мир причин болезни.
Такая медицинская концепция наиболее интересна, если вы считаете, что традиционная медицина никогда даже не заходит в мир сущности (истинных причин), и поэтому все ее так называемые лечения ошибочны; они представляют собой всего лишь перестановку шезлонгов на «Титанике», украшение витрин. Они не достигают глубокого мира причины болезни и не осуществляют (на самом деле принципиально не способны осуществить) радикальное, настоящее лечение, которое может проистекать лишь из прямого лечения в мире сущности, то есть «в тонком мире причины болезни или простой субстанции» [5]. Аллопатия, корни которой находятся главным образом в обратном подходе и молекулярном мире подавления симптомов, а не лечения, опять выглядит как простое украшение витрин, а не истинное лечение. Это просто несерьезная возня с симптомами.
Чтобы произвести хоть какое-либо изменение у пациента и проникнуть в глубины мира сущностей, лекарство должно быть по своей сути подобно пациенту как целому и, в порядке уменьшения, миазму. Лишь неосязаемые лекарства могут воздействовать на тонкий, такой же неясный и неосязаемый мир сущностей (миазмов, жизненной силы). Подобие лекарства болезни (= пациенту как целому) создает между ними главный резонанс, делающий лечение возможным в принципе, а потенцирование создает вторичную связь между подобным лекарством и глубиной нарушения состояния сущности. Можно считать, что подобие относится к качеству и свойствам, а потенция больше связана с подбором энергии или силы лекарства соответственно нарушению жизненной силы (миазма). Такая точка зрения вторит Кенту, сказавшему о потенции «чем выше, тем глубже» [5], имея в виду, что только высокие (более неосязаемые) потенции подобнейшего лекарства могут проникнуть достаточно глубоко в неосязаемые глубины жизненной силы, где скрыты действительные миазматические нарушения, то есть в мир сущности. Поэтому, действуя поверхностно, низкие потенции могут воздействовать лишь на острые, поверхностные миазмы.
Все эти рассуждения относятся главным образом к медицинским умозаключениям вокруг концепций гомеопатии, которые в свою очередь естественным образом проистекают из связи гомеопатии с клинической практикой и лечением пациентов. Эти рассуждения, таким образом, есть сочетание чистого эмпиризма (простых наблюдений) и рационализма на основе умозаключений, так как «то, что мы не можем видеть непосредственно в материальном понимании, мы можем постичь опосредованно через рассуждения» [20; 23]. Подобно этому, в гомеопатии «различие между наблюдением и рассуждением, между эмпиризмом и рационализмом по сути искусственно, так как ни одно из них не может существовать без существенной доли другого… в почти каждом утверждении есть некое наблюдение и некое умозаключение… чем дальше мы отходим от прямого наблюдения, тем больше мы зависим от рассуждений» [20; 22–23]. И конечно, мир сущностей и миазмов и жизненной силы — это мир умозаключений, освещаемый и видимый почти исключительно «посредством рассудка». Рассуждения и умозаключения служат картой и компасом, или лампой, освещающей невидимую дорогу, с помощью которых мы можем исследовать мир и передвигаться в некартографированных водах. Только так мы можем найти свои ориентиры и обрести более глубокое понимание, которое мы ищем в рисунке событий. Только так мы можем обрести понимание эмпирических данных, проистекающих из наблюдения и экспериментов.
Для осмысления нашего мира при исследовании всех объектов мы сочетаем наблюдения и умозаключения (теоретические модели). И, как говорит Берлин, «сама концепция факта проблематична… все факты заключают в себе теории… или социально обусловленные идеологические позиции» [21]; не бывает факта без соответствующей теории, или, как однажды сформулировал Дарвин, «без рассуждения не может быть хорошего и оригинального наблюдения» [22]. И так же как Галилей и Лютер для обоснования своих взглядов опирались на очень разные «ряды книг» от Церкви [23], во всех таких теориях присутствует слияние идей о природе знания (эпистемология), которые провозглашают, как мы можем осуществлять познание, а как не можем. Всегда, когда мы что-то делаем, изучаем или пытаемся понять, теория и метод идут в одной упряжи, в вечном согласии. Жизненная сила, сущность, миазм и потенцированное лекарство в конечном итоге — это все предполагаемые объекты, видимые лишь внутренним «глазом разума».
Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон ГОГЕНХЕЙМ ПАРАЦЕЛЬС (1493—1541). В основном Ганеман согласен с Ван Гельмонтом и Парацельсом в том, что основные причины болезни следует искать не во внешних, осязаемых и видимых аспектах проявлений болезни, фенотипе, а в более глубокой сущности, или генотипе. Поэтому совпадают их мнения, что никакое радикальное, или подлинное, изменение осязаемых и видимых симптомов болезни не может само по себе составлять лечение, или действительно устранять причины в более глубоком мире сущностей, то есть истинные причины болезни, и поэтому возникшая болезнь не прекращается при помощи такой химической возни. По-настоящему этого можно добиться лишь методами, которые действительно идут глубже, в мир сущностей, основных причин, где можно на самом деле отсечь корень болезни. Таким образом, Парацельс и Ван Гельмонт утверждают с той же определенностью, что и сам Ганеман, что надо подбирать лекарства, соответствующие болезни (пациенту как целому), основываясь на их сущностях, а не на внешних физических и химических свойствах, которые сами по себе, в лучшем случае, указывают на более глубокие, сущностные качества. Следовательно, это подразумевает и холизм, то есть, рассматривается человек в целом, а не локализованные симптомы или использование названий болезней или состояний.
Из этого ясно, что все упомянутые выше врачи-виталисты согласны в том, что простая суета на уровне симптомов (которые есть результаты, а не причины) это бесполезное занятие, похожее на перестановку шезлонгов на «Титанике», так как она не проникает достаточно глубоко в сущностный мир причин, где можно произвести истинные изменения. При помощи поверхностных методов можно произвести лишь поверхностные изменения. Пока остается более глубокая причина, болезнь может в любое время развиться далее, проистекая из этой причины. Эта идея подтверждается Кентом, Клоузом и другими, соглашающимися в том, что лекарства лечат пациента в более глубоком сущностном состоянии жизненной силы и миазма лишь при потенцировании до более высокой степени подобия сущностному состоянию жизненной силы и миазма.
Д-р Сайрус Максвелл БОГЕР (1861—1935). Лишь таким согласованием картины лекарства и пациента как целого на их более глубоком сущностном уровне можно привести глубокий мир причин в активное действие, чтобы побороть болезнь усилиями самого организма. Это перекликается и с тем мнением, что лечение как и само заражение должно быть активным процессом со стороны организма, запущенным жизненной силой, всем организмом, а не внешним агентом, через молекулярное вмешательство или через лечение отдельных частей. Лечение осуществляется жизненной силой, а не лекарством. Действие лекарства заключается лишь в побуждении жизненной силы к возобновленному терапевтическому действию. Любое мнимое терапевтическое усилие, которое не может запустить действие жизненной силы, обречено на провал и будет лишь подавляющим. Такова вся аллопатия. Она есть просто возня с симптомами, не воздействующая на причины, в чем согласны и Кент, и Клоуз и Богер. А теория миазмов дает важное и более глубокое измерение пациента как целого, которое должно быть дополнительным аспектом.
ЛИТЕРАТУРА
[1] Samuel Hahnemann, The Chronic Diseases, 1828.
[2] Frank Bodman, Lecture to Osler Society, Oxford, Brit Homeo Jnl 44.2, 1955, 2–8.
[3] Richard Haehl, Samuel Hahnemann His Life and Works, 2 vols.
[4] Isaiah Berlin, The Sense of Reality — Studies in Ideas and Their History, London: Pimlico, 1996, 49.
[5] J. T. Kent, Lesser Writings, New Remedies, Aphorisms & Precepts, Philadelphia: Erhart & Karl, 1926, 679.
[6] P. A. Nicholls, Homeopathy & the Medical Profession, London: Croom Helm, 1988, 233.
[7] James Compton Burnett, New Cure of Consumption by its Own Virus, London: Homeopathic Publishing Co, 1890, iv.
[8] Burnett, vi.
[9] Luc De Schepper, Hahnemann Revisited: A Textbook of Classical Homeopathy for the Professional, Santa Fe: Full of Life Publications, 1999, 321.
[10] Walter Pagel, Van Helmont’s Concept of Disease, Bull Hist Med 46.5, Sept 1972, 419–454; см. также Walter Pagel, The Religious and Philosophical Aspects of Van Helmont’s Science and Medicine, Bull Hist Med Supplement No 2, 1944, 44 pр.
[11] Ernst Mayr, The Growth of Biological Thought, Harvard: Belknap Press, 1982.
[12] K. D. Keele, The Sydenham-Boyle Theory of Morbific Particles, Medical History, 18, 1974, 240–248; см. также Pagel, 1972, & Pagel, 1944.
[13] Lester S. King, George Cheyne — Mirror of 18th Century Medicine, Bull Hist Med 48, 1974, 517–39.
[14] Henry C. Allen, Materia Medica of the Nosodes, 1909, Calcutta: Sett Day, 1942, 528.
[15] Stuart Close, The Genius of Homeopathy, Lectures and Essays on Homeopathic Philosophy, New York, 1924.
[16] C. F. Nichols, Homeopathy in Relation to the Koch Controversy, Science, 17: 429, April 24, 1891, 233–234.
[17] Hahnemann, Organon, §§ 11 [9, 10], 15 и 16.
[18] Close, 37–8, 74.
[19] Organon, Introduction, 10.
[20] Lester S. King, The Growth of Medical Thought, Chicago: Univ. Chicago Press, 1963.
[21] Sir Isaiah Berlin, Alleged Relativism in Eighteenth Century Thought, in The Crooked Timber of Humanity, Princeton: Princeton Univ. Press, 1999, 89.
[22] Утверждение, источник которого не найден.
[23] См. Patrick A. Heelan, William Gaston Professor of Philosophy, Georgetown University, Galileo, Luther, and the Hermeneutics of Natural Science, pр. 363–375 в The Question of Hermeneutics, ed. T. J. Stapleton (Boston, Dordrecht: Kluwer 1994).
Источник
|
Сырье, из которого потенцируют препарат, содержит возбудителей заболевания и поэтому стерилизуется в процессе переработки. Конечный продукт – материал, в котором полностью отсутствуют патогенные микроорганизмы, уже не является инфицированным. Источник: flickr (Barbies World).