Низовая россия что значит
Значение слова «низовой»
1. Находящийся, происходящий и т. д. внизу, в нижней части чего-л. Низовая метель. Низовой ветер. Низовые травы. □ — Это горный кабан, не низовой, — сказал специалист по лесному хозяйству. Тихонов, Двойная радуга. Нельзя было разобрать, какой снег переносится с места на место: низовой, поднятый ветром, или тот, что падает сверху. Солоухин, Капля росы.
2. Расположенный, находящийся в низовьях реки. Низовые города. Низовые станицы. □ [Марко Данилыч] сгонял строевой лес в безлесные места низового Поволжья. Мельников-Печерский, На горах.
3. Непосредственно связанный с низами (см. низ в 4 знач.). Низовые организации. Низовой работник. || Разг. Составляющий широкие слои населения. Один из немногих в ту пору уныния и революционного отступления, он сохранял ясность ума и веру в низовую Россию. Леонов, Русский лес.
Источник (печатная версия): Словарь русского языка: В 4-х т. / РАН, Ин-т лингвистич. исследований; Под ред. А. П. Евгеньевой. — 4-е изд., стер. — М.: Рус. яз.; Полиграфресурсы, 1999; (электронная версия): Фундаментальная электронная библиотека
Источник: «Толковый словарь русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова (1935-1940); (электронная версия): Фундаментальная электронная библиотека
низово́й
1. связанный с низом (дующий, растущий, идущий и т.п. по низу или внизу) ◆ Низовая метель. Низовая трава.
2. расположенный или живущий в районе нижнего течения реки ◆ Низовые города. ◆ К тебе я с Дона послан… от казаков верховых и низовых. Пушкин
3. идущий, происходящий с низовьев реки ◆ Низовой ветер нес влажную, бодрящую сырость. Шолохов ◆ Низовой хлеб.
5. непосредственно обслуживающий массы, периферийный ◆ Низовые работники. Низовой аппарат. Низовая печать. Низовая организация.
Делаем Карту слов лучше вместе
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать Карту слов. Я отлично умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: сиятельный — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Низовая модернизация в России — существует ли она и что это означает?
Могут ли государство и общество двигаться в противоположных направлениях?
При том, что Россия в последние годы становилась все более авторитарной страной, а официальные медиа вываливают на зрителей ушаты агрессивной архаики, социальная реальность России не исчерпывается этими явлениями. Напротив, в целом ряде измерений общество становится более модернизированным, рациональным, кооперативным. Может ли такая модернизация снизу привести в конце концов к институциональным изменениям и демократизации режима? Или напротив – авторитарные институты способны «переварить» эту естественную модернизацию, залакировав ее в глянец консьюмеризма. – Это и есть едва ли не самый интересный и важный вопрос по поводу сегодняшней России?
фото: inliberty.ru
Мы с InLiberty собрали для обсуждения его известных социологов и политологов — Лев Гудков, Элла Панеях, Владимир Магун, Даниел Треисман, Маша Волькенштейн. И хотя поначалу взгляды казались диаметрально противоположными, в конце концов в рассуждениях почти всех участников проступила общая в основных чертах картина российского общества.
В его коллективном сознании присутствуют как бы две зоны. Одна – это то, что связано с частной жизнью, ближним кругом, решением практических задач, в том числе и общественных, но на расстоянии личной достижимости. Здесь видны явные признаки модернизации, сознательной активности, здесь доминируют идея личной эффективности и разнообразие.
В то же время – все, что связано с государством и символической сферой, остается как бы «замороженным». Здесь царствует идея обращения к прошлому, лояльность традиции, согласие с данным и эскапизм – нежелание вступать в конфронтацию с «навязанными» структурами и представлениями.
Но насколько устойчивым и стабильным является этот странный дуализм? И куда качнется его маятник в будущем? В общем – читайте эту дискуссию на сайте Inliberty. На мой взгляд, действительно, сегодня практически ничего нет более интересного и важного в России.
«Люди, которые принимают решения, совершенно не знают низовую Россию»
Данное сообщение (материал) создано и (или) распространено иностранным средством массовой информации, выполняющим функции иностранного агента, и (или) российским юридическим лицом, выполняющим функции иностранного агента
Географы Татьяна Нефедова и Андрей Трейвиш – о заброшенных районах вокруг Москвы, новом старте урбанизации и надежде на дачников
Фото: Сергей Ермохин/Коммерсантъ
Коронавирус отправил многих жителей российских мегаполисов на дачи. Нассим Талеб предрекает, что пандемия «убьет города» – все перейдут на удаленную работу и заживут в сельской местности. Любопытно, что может произойти с российской глубинкой, которая после распада СССР постепенно лишается экономики и людей. Андрей Синицын поговорил о состоянии этой самой глубинки с географами Татьяной Нефедовой и Андреем Трейвишем (оба – доктора географических наук, главные научные сотрудники Института географии РАН).
– Правда ли, что после объявления режима самоизоляции вырос поток столичных жителей на дачи, в деревню?
Т. Н.: Да, коронавирус выгоняет население из мегаполиса. Мы-то сидим в Москве, а некоторые наши коллеги уехали в Московскую, Тульскую, Костромскую область, в том числе в дачные деревенские дома. Пишут, что деревни заполняются дачниками, как летом, активизировалась покупка домов в соседних областях.
– Вы изучаете и деревню, и город, и процессы миграции между ними. Обычно ведь люди едут в город, в деревню переселяются единицы.
Т. Н.: Классической дезурбанизации, то есть переезду на постоянное место жительства из городов в сельскую местность, в России мешает не только необустроенность этой сельской местности, но и то, что здесь всегда было принято жить на два дома. Еще в царской России были дачи, а сейчас они особенно популярны, и не только садовые товарищества в пригородах, но и дачные дома горожан в удаленных деревнях. Если вы приедете в какую-то небольшую деревню в Центральной России в живописном месте и выясните, кто собственник участков, – половина окажется москвичами. Но живут они там только в дачный сезон. А местное население уезжает. Многие сначала едут на заработки (тот же дореволюционный отход), а потом перебираются в столицу.
А. Т.: На самом деле это теоретически было давно предсказано – не широкая дезурбанизация, а субурбанизация – быстрый рост пригородов в ущерб городу. На рубеже XX века был такой британский урбанист, градостроитель Эбенезер Ховард, он предложил так называемую теорию трех магнитов. Чем притягивает людей город? Карьерой, заработками, культурной жизнью. Но он грязен, тесен, шумен, опасен. Что деревня? Там тихо, спокойно, природа, но неимоверно монотонная жизнь, ограниченные возможности для карьеры, заработка. Золотая середина что? Пригород.
Т. Н: Но нынешнее перемещение в пригороды связано не с тем, что горожане переезжают в сельскую местность, а с тем, что в эти пригороды стягиваются жители периферийных районов. Староосвоенные районы за пределами пригорода пустеют. А это наша история, культура. Церкви, памятники, усадьбы – наше наследие. И когда все это зарастает лесом, сердце разрывается.
– Вы как раз сейчас занимаетесь проблемой староосвоенных районов. Что это вообще такое?
А. Т: В Европе нас не поймут, там все районы старые. За исключением, может быть, каких-то экстремальных скандинавских. В России можно выделить два типа: староземледельческие и старопромышленные районы.
Андрей Трейвиш и Татьяна Нефедова. Фото из семейного архива
Поморский флот и Понизовое казачество. Поймите Россию Россией
Очередная монография автора поднимает принципиально новую тему прямого соучастия великорусских низов в политике средневекового Российского государства, оформивших к 14—16 векам собственные инструменты реализации политической воли: Поморский флот и Понизовое казачество; показывает роль последних в превращении феодального государства в ГОСУДАРСТВО-КОНТИНЕНТ, не могущее быть сведённым к какому-либо одному социально-экономическому укладу.
Оглавление
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Поморский флот и Понизовое казачество. Поймите Россию Россией предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Низовая составляющая Великорусской национальной политики и её инструменты: ПОНИЗОВОЕ КАЗАЧЕСТВО
…Эта НЕ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ СУТЬ Большой России (чем бы она не вуалировалась: Царством, Империя, СССР) неоднократно проявлялась в сциентистских обследованиях 20-го века:
— в 1918 году, проводя инвентаризацию принятого — ведь иные, буржуазно-прогрессисткие, либерально-демократические, т. е. ПРАВОВЕРНО — ЭКОНОМИЧЕСКИЕ партии хором от того отказались — В.И.Ленин (Ульянов) установил 5-укладный экономический строй России (см. «Очередные задачи советской власти»)…
— в 1970-х годах в серии экономическо-статистических исследований на основе математических методов обработки массового материала посредством ЭВМ И. Ковальченко доказал ОТСУТСТВИЕ ОБЩЕРОССИЙСКОГО РЫНКА вплоть до конца 19 века; и только грандиозное железнодорожное строительство 1880—90-х годов начало оформлять некую экономическую связность Российской империи по главному товарному продукту — хлебу… Эти результаты не очень разглашались за пределами советского научного сообщества, как прямо отвергающие ленинский постулат об общерусском национальном рынке, «оформившемся приблизительно с 17 века», как основе Великорусской Самодержавной Государственности — в настоящее время они запакованы наглухо, как пенальти-2018 по воротам шизофрении российских Либер-Рыночников…
— в середине 1990-х годов, отпускаемый «на волю» с 1985-го, и спущенный на государство с 1991 года «свободно — дикий» капитализм породил феномен возникновения на территории России ШЕСТИ НЕЗАВИСИМЫХ ЦЕНТРОВ ЗАКОНОВ ЦЕНООБРАЗОВАНИЯ, и русский Северо-Запад стал экономически ближе Балтийскому району всемирной торговли, а цены Русского Дальнего Востока коррелировались с Токийской биржей — во всех случаях не с Москвой. Т. о. БЫЛ ЗАЯВЛЕН РАСКОЛ /по терминологии этих мерзавцев РАЗВАЛ/ страны ПО ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ОБУСЛОВЛЕННОСТИ как минимум на 6 частей… С точки зрения классической политэкономии от А. Смита до К. Маркса такая страна нежизнеспособна — более того, она не может даже возникнуть в болоте квакающих жаб 12—14 веков с вполне сепаратными вплоть до антагонизма интересами: новгородцы, рязанцы, тверичане и проч., все в своих уютно — обозримо — «экономических» мирках, вполне «европейских», на уровне «Франций», «Англий», «Арагонов», «Голландий»…
…Почему Великорусская Государственность, распавшаяся под бременем внутренних проблем как Феодальная Киевская Русь в 12 веке и пережившая этническое крушение в 13; рухнувшая как Старо-Московское царство на рубеже 16—17 веков; павшая как Российская Империя в 1917 году; разорванная 5-й колонной Всемирного Капитала в 1991—93 гг. — РАЗ ЗА РАЗОМ ВОЗРОЖДАЕТСЯ ВО ВСЁ БОЛЬШЕЙ СИЛЕ?…
…Ответа на этот вопрос нет — впрочем, как и постановки самого вопроса; есть только европейские очёчки г-на Тютчева «…умом Россию не понять…» кривоватой тенью на святоотеческом завете «…в Россию можно только верить…».
Но если великая Трансконтинентальная Государственность никогда не охватывалась рамками того социально-экономического уклада, которым инициировались её верхи, была не феодальной при феодализме — русский феодализм повис и загнулся на линии Днепра — Оки — Волги — Тайги; не капиталистической при капитализме — русский капитализм при всемерной поддержке государства, поднятый усилиями государства, выдохся на Урале; так и не ставшая вполне социалистической при социализме — вспомните феномен «южного пояса республик теневой экономики»… А и опять да снова — как вам блестящее достижение «новокапиталлистической ЭрЭфии», решение продовольственной проблемы не «свободной игрой рыночных сил» голопузых фермеров, а 20-летней не афишируемой государственной программой развёртывания агрохолдингов, перехваченной кремлёвской челядью у государственников — антирыночников Примакова-Маслюкова, что по итогу ВОЗВРАЩАЕТ коллизию «полной социально-экономической подготовки агросектора к социализму» в тезисах марксисткой классики.
Кстати, за те же 20 лет выкристаллизовалась и НЕПРЕХОДЯЩАЯ ИСТОРИЧЕСКАЯ ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ РОССИЙСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПРАКТИКИ: Самодержавие царей, ЦК-Генсеков, Съезда Советов приняло личину Самодержавия Президента — в полное подтверждение моего теоретического вывода 1990-х годов, что при любой форме политического устройства российской государственности она жизнеспособна и самопродуцируется только как самодержавная. Впрочем, теоретические искания классического марксизма о Парижской Коммуне у В. Энгельса и Советах Рабочих Депутатов у Ленина, как о грядущих формах ВСЕНАРОДНОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ БЕЗ РАЗДЕЛЕНИЯ ВЛАСТЕЙ ТО И ПОДРАЗУМЕВАЮТ — НЕ РЕШИЛИСЬ ТОЛЬКО ОГЛАСИТЬ ЭТО ТЕМ, ЧЕМ ОНИ ЯВЛЯЮТСЯ, КОЛЛЕКТИВНЫМ САМОДЕРЖАВИЕМ. Увы, много начитанный в академических курсах великий советский лидер как-то не РАЗГЛЯДЕЛ, что это лишь повседневная русская низовая практика, не касаясь исторического вече и легендарных казачьих рад и кругов, присутствующая на каждом сельском сходе, который и законодательствует, и правит, и судит, и исполняет — в противном случае Ленин не узрел бы в СРД «гениального изобретения русского пролетариата», а констатировал перенос практики сельских сходов, столь хорошо известной русским рабочим, вчерашним крестьянам, на город; т. е. Великорусскую Историческую Преемственность вне и над шор евроманического академизма, на уровне низов — и в полное подтверждение теоретического утверждения о возможности любой Великорусской Государственности — не местно-русской этнографической отрыжки — только в политической форме самодержавия, от всеобщего народовластия без разделяющих ограничений ни по функциям ни по субъектам (Вече, Круг, Сельский Сход, Советы переломных эпох) до… «Боже, Царя храни…» — ну, как нынешний Владимир 2-й, Путин…
Но феодальная государственность в «не вполне феодальной стране» для того, чтобы обратиться из сословно-классовой в национальную, тем более в интернациональную в многонациональной державе, должна где-то, как-то переступать через свою основу, разово ли, по крайности — или длительно, в сознании институциональной автономии; либо допускать сосуществование с иной, не интересами её социально-политической обусловленности, реальности — иначе русские «бродники» вкупе с чингизовыми «мунгалами» прикончат на Калке в 1223 году «лазорево-синюю» Киевскую Русь: или Смутное Время 1603—1612 года, свернувшее шеи 3-м династиям московских царей (Годуновы, Отрепьевы, Шуйские). Попытки обратить групповые интересы господствующего социально-экономического класса в ЕДИНСТВЕННОЕ СОДЕРЖАНИЕ национальной политики породили ЧЕТЫРЕ Гражданских войны против Русского Абсолютизма и ТРИ Русских Революции, опрокинувшие его вместе с русским капитализмом…
…Русский феодализм так и не смог закрепостить половину населения страны и ¾ территории государства — русский капитализм, игравшийся в свою последнюю рулетку, Столыпинскую аграрную реформу, полностью проигрался: в 1916 году она была окончательно заморожена сверху ПО ПОЛНОМУ НЕПРИЯТИЮ РУССКОЙ ДЕРЕВНЕЙ, грозившей снять армии с фронта…
Только Русский Коммунизм вошёл в столь тесные отношения с Нацией, что смог В ЦЕЛОМ овладеть полем государственно — политического, и стал ИДЕОЛОГИЧЕСКИ НЕУСТРАНИМ даже в своём крушении всем наскокам одичавших рыночников, закрепившись на уровне бытового сознания синонимом СОЦИАЛЬНОЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ — только ПСИХИ московско — невского розлива могут быть врагами бесплатного образования и здравоохранения, права на честный труд, жилище, защиту материнства, детства, заслуженного обеспечения в старости — всего того, что немедленно стали сворачивать под байки о «свободе слова, печати, собраний, союзов, предпринимательской деятельности» и прочей бла! — бла! — бла! на всемирном пространстве от Куеды до Калифорнии после того, как ушёл СССР… Но неустранимое ЖИТЬ ПО СПРАВЕДЛИВОСТИ это та материковая плита России, из которой возникало и возникает нечто иное — пусть их там где-то и как-то… А и занятные тогда происходят повороты головы, если она есть: Пётр 1-й, стригущий самолично в 1698 году старо-московскиее бороды — в 1714 кулаком в морду укрощает Ваську Татищева, захулившего старую Русь: «Не для того я на вас труды положил!»…; Владимир Ленин поднял знамя победы всемирного марксизма в 1896 году — «для построения социализма в одной, отдельно взятой стране» в 1922-м… Или курбеты рубежа 20—21 столетий: бандит-алкаш, погромщик Большой России — СССР в 1991 году — созидатель Союзного Государства Россия — Белоруссия В 1996-м. К месту скажем, ЭТО РАСКРЫВАЛО ПЕРСПЕКТИВУ ВЫШЕ И ШИРЕ нынешних потуг бывшего ЛАКЕЯ ИЗ СОБЧАКОВСКОЙ обслуги уловить русскую своенравную кобылицу арканом подскочившего государственника, ПО ВОЗМОЖНОСТИ НИЧЕГО НЕ МЕНЯЯ… Ну, в рамках внушаемой видимости это ОТЧАСТИ и полезно.
Материал к абзацу: в поисках машины под экспедиционку (всё более склоняюсь к ЗИЛ 133ГЯ) вдруг наткнулся в описаниях Американских Чуд на родную «ЯГУ» в Сиэтле, где ей, кажется, хорошо и комфортно… — но поразил комментарий автора сообщения, русского американца: # zabolds: Сказу только о себе: Я лично благодарен СССР за моё счастливое детство! За бесплатные детские сады! За школу! За бесплатные для меня соревнования! За пионерские лагеря! Где я пропадал по 3 летних месяца, а иногда и зимой. За моё бесплатное высшее образование и параллельно полученное средне-специальное (токарь и столяр)! Я говорю спасибо тем людям — которые это всё для меня ребёнка создали!
…Вступая в массу всяческих отношений с инородными социумами, насыщенными множеством частных, не усматриваемых государственным феодализмом — капитализмом, задач, великорусское сознание должно было либо обрезать себя себя под ограничительные рамки описываемых «генераций», во что оно выродилось в мелколесье Днепр — Карпаты; либо переступить через них, и пойти дальше — «за морями земли великие»… Именно в этом пункте его носитель поднимался и, разрывая путы славянщины, восходил из местечкового на планетарное, становился Новым — Собой, Русским с Большой Буквы, Великороссом, а одна из «русей» шкодливых государственностей потомков Ярослава Хромца начинала мощно возрастать великой Россией, являемая в каждом пункте и социумом и лицом своего носителя.
В конкретно-историческом, не декларативно социологическом плане, это рождало неповторимый феномен русской политической жизни, наличие и сосуществование в общенациональной политике двух составляющих: государственной линии верхов и «низовой» линии персонифицированной массы. Ничего подобного мировой политический опыт не знает: господствующий класс, консолидируясь в государство, полностью узурпирует национальную политику в государственную, канализируя в ней и групповое и частное, при необходимости снося и слишком заносчивые головы феодальных петухов — с этого момента всё осуществляется только через и посредством государственной машины, которую надо убедить или захватить… И никакому знаменитому феодалу Франции, Монлюку или Баярду Франциска 1-го, Конде или Тюренну Людовика 14-го даже в голову не придёт объявить войну, совершить поход, заключить мир с соседней странёшкой, Лотарингия то, Савойя или Каталония как то сталось донскому атаману Ермаку-Ермолаю при Иване Васильевиче Строгом, или Ивану Каторжному, Степану Разину при Алексее Михайловиче Тишайшем: нападали на Ханства, Турцию, Хиву, Иран, захватывали, продавали, дарили государства, провинции, города… и без попрёков, как будто так и надо — головы рубили лишь когда попуталась Москва со Стамбулом… Вот пожалуй самая объективная для проявления и оценки этого феномена фигура, знаменитый кошевой атаман Запорожской Сечи Иван Серко — отбрасывая всякий притворный флёр, можно сказать что он перебегал серым волков в полное подтверждение своего прозвища, между всеми: Турцией, Польшей, Крымом, Дорошенко, Разинским Мятежом, добежал даже до католической Франции, многократно становясь на грань предательства русской присяге, а то и переступая, о чём Москва много знала, но вида не подавала, похваляя и одаривая за беспримерную доблесть степного пограничного волка — т.е. принимала его метания такой же НЕИЗБЕЖНОЙ ЧАСТЬЮ ОБЩЕЙ ГОСУДАСТВЕННОЙ ПОЛИТИКИ, как снег зимой.
На последнем примере хорошо проясняется сам характер этой второй составляющей: она отлична от государственно — классовой по субъектам, целям, задачам,, не полагаемым, не совпадающим, а то и инаковым тому заглавному, что заявляется политической линией великорусского социально-экономического гегемона — но она «низовая» в том смысле, что не претендует на господство и подчинение первой и официальной, постоянно ее сгибающей, теснящей — её отношение «не мешай». Именно в этом смысле они «Главная» и «Низовая» — по степени поползновения друг на друга. В то же время она была и реальна и осязаема, а степень их преобладания определялась конкретно — историческими обстоятельствами: без преувеличения, именно «великорусская низовая» возобладала, сохранила и подняла Иоанново наследие Старо-Московской Руси, сломав и дворянскую Годуновщину, и боярскую Шуйщину; и казачьими саблями подняла «служилых Романовых» в 1613 году, которых едва не изрубила в 1612-м…
В то же время это принципиально несопоставимо экстатическим пароксизмам национального духа типа Жанны д’Арк или Гуситов — «низовая составляющая» присутствует в великорусской национальной политике постоянно, давит на неё повседневно. В своих зауженных групповых интересах русский феодализм/и капитализм/ был ориентирован на нарастающее процветание своих вотчин, на переимчивый круг себе подобных стран-вотчин, до 10 в. на «византийский» маяк и Чёрное море, с 11-го на европейское «застолье»: географический Запад, Балтику; русские низы тянули на свободные земли, простор и волю, на Юг, Восток, Север — географически к Океанам, и в этом движении приоткрывались Аляска-Калифорния, Гренландия, Тибет-Беловодье… В то время как русский феодализм делился-соседился-ужимался с Немецкой Европой вплоть до Ганзейско — Новгородского полюбовного раздела 14 века «море ваше — реки наши», русский смерд-добытчик, спасающий свою волю к 12 веку закрепил за нацией Ледовитый Океан; к 15-му веку открыл «мурманский ход» в протяжку Скандинавии в Европу и «мангазейский ход» вокруг Северной Азии; в 16-м вышел на Грумант; к 17-му освоил моря от Гренландии до Новой Земли; в 17-м веке староверы и казаки дошли до Чукотки, Амура, Тихого океана; в середине 17 века основали первое историческое поселение в заливе Кенай на Аляске, замкнув Циркумполярный Великий Северный путь…
Феодальной государственности Русское Царство оставалось только принимать — не прининимать, учитывать — умалчивать, с желанием — без желания подбирать итоги этого могучего подспудного течения, неодолимого, как неостановим ночной побег Сёмки — Ваньки — Васьки от барина «за бугор» — трястись от злобы и скупо улыбаться. И только в прозрении метущегося гения прямо открывать в её ослепительной сути: на сумеречной высоте стоит над всеми Иван Васильевич, 4-й, Грозный, высветивший её политически: узаконивший казачество, как государственный инструмент в Казанских и Крымских походах и шубой со своего плеча утвердивший итоги трудов трижды приговорённого к смерти Ермака — Ермолая и дважды тем почтённого Ивана Кольцо; в озарении интуитивно-художественного открывший в переступивших национально-значимое — или Пётр Великий, всю жизнь глубоко чтивший «грозного царя Ивана», по прописям Ливонской войны начавший Нарвой свою Северную; и поднявшийся выше своих европейских штудий в 1714-1720-х годах, когда открыл, что Балтика только придаток Атлантики и путь в будущее пролегает к Индии — Америке — Океанам по тропе «храброго разбойника Стеньки», все известия о Каспийском походе которого велено немедленно собирать…
…На этом материале политического мне как-то проясняются давние впечатления от слышанного в Александровой слободе «Канона Грозному Ангелу», написанного ПЕРВЫМ ИСТОРИЧЕСКИ ДОСТОВЕРНЫМ КОМПОЗИТОРОМ древней Руси Иваном 4-м и при любовании подобранного с безупречным вкусом собрания марин Хозяина Монплезира, приобретаемых в то время, когда их рисовали безвестные голланские подмастерья мэтров для отставных шкиперов, сейчас признаваемая лучшей в мире коллекция т. н. Малых Голландцев — Иван 4-й и Пётр 1-й, столь разно являвшиеся во внешнем обозрении, были глубоко родственны как художественно интуитивные натуры, постигавшие действительность сразу на всю глубину единым Образом-Картиной-Симфонией, не расчётом-освоением шахматных партий Иванов 3-х и Людовиков 11-х… И как же они были ОДИНОКИ среди Слепых и Глухих, в лучшем случае Заборных Маляров и Площадных Балалаечников; одиноки вплоть до бегства в дремуче медвежью Александрову слободу ( — Вологду — Белозеро — Англию…); или на край земли к светлому морю, где будет мой камень-алатырь Санкт-Петербург (петр=евр. «камень»)… И столь же закономерно родственные в своей ПРЕДЕЛЬНОЙ ОДИНОКОСТИ в момент завершения трагедией личной судьбы; отстранённостью своей высоты предельно опустошив, унизив, возмутив окружающее, на 50—100—200 лет ошеломившие время. А и только ли? Вот уже от нынешних дрязг, от Ленина да Сталина, опереточный «подъесаул» в очёчках с усиками Шашка Смирнов деревянной сабелькой замахивается и на Петра, и на память о нём; даже на Медный Всадник — не туда, а к монументу Николая Павловича, примерного семьянина, надо возить петербургских новобрачных (дословно)…я понимаю, что великий плотник непостижим болванам сознания и через 300 лет. Впрочем, «казак» из Союза Писателей и Русского Географического Общества только следует-не-дотягивается до профессора Янова и академика Сигурда Шмидта, что узрели — со своего насеста — причины бед нынешней «Демократической России» в разгроме ногородско-боярского сепаратизма Иваном 3-м в 1471 году. А почему не в порабощении «демократически-толерантной Твери» Дмитрием Донским в 1376. Непонятно…
Э, да уже набрали и на 600 лет…
Два монголо — татарских ига?
На этом фоне действительно станет непостижимой тайной, почему ПЕРВЫЕ РУССКИЕ РЕГУЛЯРНЫЕ ПОЛКИ, Первомосковский и Бутырский, объявились при разделе в 1642 году московской вотчины князя Д.М.Стародубского-Пожарского, не оставившего наследников мужского пола; там, в его деревеньках, они и открылись (некоторые материалы у меня собрались — станется ли времени ввести их в оборот, если отвлекаться на «шашки»…)
Возвращаясь от историографических склок на уровень социологического обозрения ещё раз подчеркнём: ничего подобного феномену «низовой политической линии в государственной политике» всемирная история не знает: никаким фракциям и группам английского, французского, испанского, китайского, тюркских, монгольских государств, кроме как в форме разового мятежа-измены даже в голову не придёт. Все внешнеполитические устремления сословий и классов осуществлялись через машину государства — все новации-потуги обойдённых сводились к её захвату. Европейский максимум «внешнеполитического анархизма», конкистадоры-аутсайдеры, от Х..Кортеса до Р. Клайва были только орудиями таимой или не определившейся государственной воли, вполне сознательно придерживающимися рамок выделенных им границ — попытки преобразования спонтанно возникавших пиратских гнёзд 16—18 веков в нечто большее, в «государства-либерии» фантазирующих «джентлеменов удачи», предпринятых Миссоном, Эйвери, Бенёвским, Лаффитом, безнадёжно провалилось: русское казачество с «европейским лицом» не зацепилось нигде, впрочем, как и с «азиатским». «Коренные», «почвенные» выразители бандитско-низовой инициативы Европы и Азии, Гаукинсы, Граммоны, Морганы, Сюркуфы, Бары, Хайреддины хорошо знали своё место — заскочивших романтиков молниеносно выбивали — как Ингленда (ирония судьбы: он был ирландцем, фантазёром по национальности)… И уж точно, вождями гражданских войн против своих правительств они не становились, как то в России Иван Болотников, Степан Разин, Кондратий Булавин, Емельян Пугачёв, в чём, в частности, выражалась В ЦЕЛОМ НЕФЕОДАЛЬНАЯ ОСНОВА КАЗАЧЕСТВА — это и в голову не приходило Питеру Моргану и Рожеру Сюркуфу, через «бесклассовый бандитизм» только пробивавших себе путь в «приличное общество».
Т.о. феномен «низовой составляющей великорусской национальной политики» вполне зримо проявлялся и во внешней, уже по самому характеру особо «загосударствленной», политике Росссии, реализуя движение социума на новые земли в преимущественной форме «за землёй и волей», итоги которого феодальное государство могло подобрать только в относительной степени, ровно настолько, насколько его функции совпадали с интересами «малых сих» — и шире, глубже, в более скрытой и опосредованной форме уже собственно внутри инкорпорировавшего в свои границы итоги этого процесса государства, т.е. и во внутренней политике, положившей тот предел, далее которого классический феодализм переступить не мог, а европейский капитализм обращался в иные формы: американского, крестьянского, самовольного… вполне реальной, как те 4 Крестьянских войны, объединявших обе стороны низового политического потенциала в общий противогосударственный поток, оградивший 50% населения и 3/4 территории феодального государства от прямого феодального закрепощения.
Следует особо выделить, что и движение на новые земли, и противодействие огосударствленному феодальному прессингу вовлекало, включало, обращало в нарастающую целостность этническое разнотравье всего Трёхконтинентального Пространства от Днепра до Юкона, закономерно нараставшего вокруг великорусского ядра. И местечковые ненавистники России предельно остро это чувствовали, даже когда и не осознавали: как выразительна была ярость кошевого Костки Гордиенко, позвоночно ненавидевшего «Москалей», когда на Запорожской раде стали кричать «любо» призыву посланцев Кондратия Булавина поддержать «людей русских» против Москвы… Он был совершенно прав — в этом соединённом противостоянии рушился только русский феодализм и возрастал Русский Мир, если понимать под ним целостность трёх значений слова «МИР» в русском языке: Пространство, Общество, Согласие. Он был совершенно прав, что низовая политическая линия Великороссии необходимо втягивала, влекла за собой и наконец сплавляла В НЕРАЗДЕЛИМОЕ ЕДИНОЕ МНОГОЦВЕТИЕ МОРЯ ОТСТРАНЁННОСТЬ ЭТНИЧЕСКИХ РУЧЬЁВ, и это нечто иное, нежели численное или социальное преобладание, или растягивание рамок ведущего этноса на всех…
…Политика имеет своей исторически конкретные формы насилия (джентльменский набор государства по Ф. Энгельсу: армия, суд, тюрьма, полиция…), становится реальной только по наличию насильнического принудительного института и такой вполне обозрим — это, естественно, казачество в рамках своей демонстративно внешней явленности, и в них оно ничем не отличается от любой системы «феодальных свит», если бы оно не было одновременно и формой самоорганизации «переступивших через границу», необходимо всеобщей, т.к. она исходит от собрания индивидов, разорвавших со всякой внешней властью — у великороссов она состоялась и стала предельной формой всеобщего народовластия. И по её неповторимости во всемирной практике её следует выделить и этнически — как Великоросскую. Только в наличии этого института великорусское казачество сохраняло характер ядра «низовой линии в великорусской национальной политике»…
…Но в рамках раскрывшегося представления сразу повелительно возникал другой столп низовой исторической практики, Северо-Русское Поморство в виде отходничества в Сибирь, Америку решительно переступавший через рамки этнографического местничества, так же упорно — и успешно — отмахивавшийся от наскоков феодального государства своим веслом, как казачество саблей… И актом заселения пустынь в земли на своём поморском праве обращал их в Великорусские провинции, уже в этом выступая фактором национальной политической воли.
Но как только оформляется это представление, немедленно возникает ряд теоретических и конкретно — исторических, уже узко дисциплинарных вопросов:
1.В каком отношении пребывают эти два инструмента «низовой политической воли» друг к другу? Возникли ли они независимо, разновременно, столь очевидно разведённые географически в обозримом историческом поле; разнородные друг к другу по своему очевидно разному приложению: поморы и поморский флот система социально — экономического уклада, некий «предкапитализм» — и военно-политическая машина казачества, немедленно деградирующая по утрате своего ориентира на перманентно — постоянную войну (это очень хорошо видел, например, Николай 1-й, отмечая закономерность падения боевых и социальных качеств Донского казачества после прекращения Наполеоновских войн)…
Истерическая реанимация «белогвардейщины» 1990—2000 годов, восходящая к парижским писаниям сотника Горланова, обратившего свою индивидуальную трагедию отвергнутого в тотальное русофобство и тиражируемые гг. Савельевыми и проч. — на памяти некая «дактаришка» из Воронежского университета, «филологически» выводившая запорожско-донское казачество из черкес, т.к. их часто звали «черкасами» т.е. лексиконом адыго-абхазской языковой принадлежности… вероятно, тюркско-татарское происхождение слово «казак» даме претило — при всей внешней дикости посылок имеет некоторую подоплёку: всё же не рисуется, не укладывается увесистый кряжистый Микула Селянинович, любящий кулачный бой «стенка на стенку», в обезвешенную белку, сыплющую стрелами, машущую сабелькой и выделывающий штуки на бешеном кавалерийском скаку.
Из пахарей в цирковые вольтижёры?
Ведь таким были и «на веки» нарисовались казаки из эпохи наполеоновских войн, «настоящие чёрти» в оценке самого Бонапарта, и в том виде залетевшие в сознание русского образованного общества, всегда не познающего, а «читающего» жизнь… И каким же открытием стало для английских офицеров Крымской войны, что казаки 1854 года средние наездники, отличные стрелки и подлинные змеи подколодные в ночных засадах и поисках — а казаки 15—17 веков?
Интеллигентская блажь разлетается вдребезги при обращении к подлинной истории казачества с момента его генезиса во внимании великорусской государственности. Выхваченные первыми, а потому записанные в «родоначальники», исторические казачьи вожди ВСЕ ВПЛЫВАЛИ в русскую историю, будь то волжский Ермак, донской Иван Кольцо, донско — днепровский Байда-Вишневецкий. Может, вчитаетесь, коли не умеете видеть и узнавать, многократно зафиксированные этнографические самооценки донских казаков 18 века: «казак живёт водой и травой» — дословно применимые ко всем прочим… ВДУМАЙТЕСЬ ХОТЯ БЫ ФИЛОЛОГИЧЕСКИ, почему все названия исторически состоявшихся казачеств привязаны к большим рекам (Запорожское, Донское, Терское, Яицкое,…вплоть до Уссурийского) — и Платон Зубов немало не сомневался, переводя запорожцев в КУБАНСКОЕ КАЗАЧЕСТВО… А и по восходящей — ведь было же в Российской империи ЧЕРНОМОРСКОЕ КАЗАЧЕСТВО, давшее знаменитых СТРЕЛКОВ-ПЛАСТУНОВ Крымской войны…
Но это уже ПРЯМО СВЯЗЫВАЕТ ПОМОРОВ И КАЗАКОВ, И В ВЫРАЗИТЕЛЬНОЙ СУБОРДИНИРОВАННОСТИ: не сабля открывала земли великие, весло выгребало саблю на простор её воли… Кроме прочего задаёт и этнографической ориентир — русский человек рыбку любит так, как её не любят украинцы и белорусы с салом и колбасой, Кавказ с шашлыком, Средняя Азия с пловом, Степь от Яика до Алтая с бешбармаком… — за рамками «застольного этнографизма» постулируется факт получения основной массы белка русским населением через рыбу от Киевской Руси до 1950-х годов (промышленное перекрытие Волжско-Камского бассейна каскадами ГЭС) всеми исследователями от Н. Костомарова, С. Максимова, Б. Грекова,… и вплоть до таких современных авторов, как И. Власова.
На Весле и Рыбе поднимался Вольный Человек, ВЕЛИКОРОСС.
А чтобы не звучало это голой патетикой напомню одно соучастное: повышенную рождаемость современных этнических шведов Аландских островов объясняют рыбным по преимуществу питанием — иностранцы 15-нач.20 веков особо выделяли повышенную рождаемость детей в русских семьях по сравнению с окружающими народами, как европейскими, так и азиатскими.
Но это сразу притягивает внимание к тем одиноко отстранённым островкам посреди окружающего их Феодально — Степного мира, которые как бы являются прообразом «казачеств» 15—17 веков: «новгородско» — камская «Вятка», вдруг разразившаяся корабельным погромом ВСЕХ ГОРОДСКИХ ЦЕНТРОВ ЗОЛОТОЙ ОРДЫ в 1360—70-х годах; неведомо-русские «бродники» 1087—1223 годов, столкнувших черепища Киевской Руси под монгольский молот; Олешье-Белобережье 9—12 веков, откуда прискакал на ссору с князем Владимиром Красно Солнышко в обличье Никиты Заолешанина достопамятный Илья Муромец… Типологическая и этнографическая увязка вполне очевидна и корректна, как ступени восхождения к исторически завершающему итогу казачеством, и коли станется времени выполнить обещание покойному Ивану Васильевичу Созину НАПИСАТЬ ИСТОРИЮ ВЕЛИКОРУССКОГО КАЗАЧЕСТВА И ЕГО ПРЕЛОМЛЕНИЯ В МЕХАНИЗМ РУССКОЙ РЕГУЛЯРНОЙ АРМИИ 1632—1874 ГОДОВ, я её разверну в достойной широте. Если станет времени — автору 71-й год…
…Но весло и рыба факторы интернациональные, и про то же низовье Днепра известно, что там пребывали в ранне — киевскую эпоху какие-то «чёрные булгары», отстранённо враждебные всему, что мелось вокруг по степи; извещавшие византийцев о собирающихся набегах и приютившие Святослава после поражения в Болгарии. Как это, конелюбивый гунн-кутригур совершил головоломный курбет: вдруг исполнившись злобы к уздечке и седлу возлюбил весло и лодку — но её ещё надо построить — и устремился в дали неведомые, негаданные по ладоням морей Чёрного, Азовского — но это же навигация, течения, ветры, звёзды… Вот почему-то нормальные «булгары» хана Омуртага соседятся в степи и в 8 веке… А не скрывшиеся ли это в плавнях с 4 века готы, что удержались в западном Крыму вплоть до 12-го как вполне рыболюбивые лодочники?
…Но в этом пункте надо остановиться, как выходящим за пределы этнологически заданной цели, пребывая в понимании, что этноним «рус/рос» пока, и только археологически, обозрим не глубже Славкинской культуры Поволжья 1—3 в., а доступные исторические известия появляются с 8—9 в., если не следовать методе гг. Абрашкина — Цветова — Богатырёва переписывать все новости от Шумер до Цезаря на Вольгу да Микулу…