Немецкие бонды 1924 года что это
$1,000, 7%, Gold Dawes Bond Uncanceled with traditonal amount of 9 Coupons remaining with PASS-CO AUTHENTICATION. Sold as collectible and nonnegotiable.
The Dawes Plan (as proposed by the Dawes Committee, chaired by Charles G. Dawes) was a plan in 1924 that successfully resolved the issue of World War I reparations that Germany had to pay. It ended a crisis in European diplomacy following World War I and the Treaty of Versailles.
The plan provided for an end to the Allied occupation, and a staggered payment plan for Germany’s payment of war reparations. Because the Plan resolved a serious international crisis, Dawes shared the Nobel Peace Prize in 1925 for his work.
It was an interim measure and proved unworkable. The Young Plan was adopted in 1929 to replace it.
At the conclusion of World War I, the Allied and Associate Powers included in the Treaty of Versailles a plan for reparations to be paid by Germany; 20 billion gold marks was to be paid while the final figure was decided. In 1921, the London Schedule of Payments established the German reparation figure at 132 billion gold marks (separated into various classes, of which only 50 billion gold marks was required to be paid). German industrialists in the Ruhr Valley, who had lost factories in Lorraine which went back to France after the war, demanded hundreds of millions of marks compensation from the German government. Despite its obligations under the Versailles Treaty, the German government paid the Ruhr Valley industrialists, which contributed significantly to the hyperinflation that followed. For the first five years after the war, coal was scarce in Europe and France sought coal exports from Germany for its steel industry. The Germans needed coal for home heating and for domestic steel production, having lost the steel plants of Lorraine to the French.
To protect the growing German steel industry, German coal producers—whose directors also sat on the boards of the German state railways and German steel companies—began to increase shipping rates on coal exports to France. In early 1923, Germany defaulted on its reparations and German coal producers refused to ship any more coal across the border. French and Belgian troops conducted the Occupation of the Ruhr to compel the German government to resume shipments of coal and coke. Germany characterized the demands as onerous under its post war condition (60 per cent of what Germany had been shipping into the same area before the war began). This occupation of the Ruhr, the centre of the German coal and steel industries outraged many German people. There was passive resistance to the occupation and the economy suffered, contributing further to the German hyperinflation.
To simultaneously defuse this situation and increase the chances of Germany resuming reparation payments, the Allied Reparations Commission asked Dawes to find a solution fast. The Dawes committee, which urged into action by Britain and the United States, consisted of ten informal expert representatives, two each from Belgium (Baron Maurice Houtart, Emile Francqui), France (Jean Parmentier, Edgard Allix), Britain (Sir Josiah C. Stamp, Sir Robert M. Kindersley), Italy (Alberto Pirelli, Federico Flora), and the United States (Dawes and Owen D. Young, who were appointed by Commerce Secretary Herbert Hoover). It was entrusted with finding a solution for the collection of the German reparations debt, which was determined to be 132 billion gold marks, as well as declaring that America would provide loans to the Germans, in order that they could make reparations payments to the United States, Britain and France.
In an agreement of August 1924, the main points of The Dawes Plan were:
The bond issues were overseen by consortium of American investment banks, led by J.P. Morgan & Co. under the supervision of the US State Department. Germany benefitted enormously from the influx of foreign capital. The Dawes Plan went into effect in September 1924. Dawes and Sir Austen Chamberlain shared the Nobel Peace Prize.
The economy of Germany began to rebound during the mid-1920s and the country continued with the payment of reparations—now funded by the large scale influx of American capital. However, the Dawes Plan was considered by the Germans as a temporary measure and they expected a revised solution in the future. In 1928, German Foreign Minister Gustav Stresemann called for a final plan to be established, and the Young Plan was enacted in 1929.
The Dawes Plan resulted in French troops leaving the Ruhr Valley. It provided a large capital influx to German industry, which continued to rebuild and expand. The capital now available to German industry functionally transferred the burdens of Germany’s war reparations from German government and industry to American bond investors. The Dawes Plan was also the beginning of the ties between German industry and American investment banks.
The Ruhr occupation resulted in a victory for the German steel industry and the German re-armament program. By reducing the supplies of coal to France, which was dependent on German coal, German industrialists managed to hobble France’s steel industry, while getting their own rebuilt. By 1926, the German steel industry was dominant in Europe and this dominance only increased in the years leading to WWII.
A bond is a document of title for a loan. Bonds are issued, not only by businesses, but also by national, state or city governments, or other public bodies, or sometimes by individuals. Bonds are a loan to the company or other body. They are normally repayable within a stated period of time. Bonds earn interest at a fixed rate, which must usually be paid by the undertaking regardless of its financial results. A bondholder is a creditor of the undertaking.
И дольше века длится долг
Данное сообщение (материал) создано и (или) распространено иностранным средством массовой информации, выполняющим функции иностранного агента, и (или) российским юридическим лицом, выполняющим функции иностранного агента
Как заработать на грехах прошлого
Все-таки невыгодно быть злодеем мирового масштаба. Удовольствия, в лучшем случае, – лет на двадцать–тридцать, а платить приходится намного дольше. Германия, например, в прошлом веке терроризировала международную общественность всего-то 11 лет (с 1914 по 1918 и с 1938 по 1945), а контрибуции, репарации и компенсации закладывает в государственный бюджет по сей день. И конца-края этим выплатам не видно. Немцы надеются, что долги по результатам Первой мировой войны федеральное министерство финансов закроет в октябре этого года. Что уж говорить про многочисленные компенсации узникам «холокоста», жертвам военных преступлений и жителям Восточной Европы, вывезенным на работы в Германию? Здесь немецкому бюджету придется выделять фонды еще как минимум несколько десятилетий. Но такие выплаты – еще полбеды: страдания миллионов людей компенсировать, действительно, необходимо, хотя бы деньгами. Хуже другое: совестливые государства, согласные чуть ли не веками платить за грехи прошлого, могут стать легкой мишенью для тех, кто рад подзаработать на чувстве исторической вины. Вот американская компания World Holdings вытащила из чулана облигации, выпущенные Веймарской республикой аж в 1924 и 1930 годах, и требует от правительства Германии в срочном порядке выкупить ценные бумаги – естественно, заплатив и набежавшие за 80 лет проценты. Суд Южного округа Флориды, куда компания обратилась по месту регистрации, требование тщательно рассмотрел и заключил: да, есть у World Holdings такое право, и Ангеле Меркель стоит приготовить мешок с деньгами для жертв веймарских махинаций. Бумаги-то немцы выпустили, деньги с инвесторов собрали – а Гитлер потом по долгам предшественников платить отказался. Финансовых аналитиков эта новость невероятно возбудила. Начались азартные подсчеты общей стоимости пакета облигаций. Ситуация осложняется тем, что рынка веймарских бондов сейчас не существует, и потому определить, какую именно сумму правительство ФРГ задолжало World Holdings, довольно сложно. Может, эти бонды имеют ценность только для коллекционеров. А может, стоят «значительных денег», как утверждает американская компания. Но спорит мировая финансовая общественность не о том. Ни сумма долга, ни само флоридское постановление совершенно не важны. Окружной суд где-то в американской провинции – это вам не суд в Гааге или Страсбурге. Его вердикты правительству ФРГ не указ. Американские судьи на это и не претендуют. «Наше решение не означает, что бонды, принадлежащие World Holdings, должны быть выкуплены в обязательном порядке», говорится в вердикте. Суд просто признал, что компания владеет пакетом ценных бумаг, обязательства по которым, теоретически, несет нынешняя ФРГ. Чтобы от теории перейти к практике, World Holdings, скорее всего, потребуется доказать, что принадлежащие им облигации к 1 января 1945 года находились вне Германии. Дело в том, что нераспроданные бонды Веймарской республики к маю 1945 года хранилась в немецких банках. Вступив на территорию Третьего рейха, войска союзников брали штурмом не только высоты, но и банковские хранилища; в результате, трофейные облигации расползлись по всему миру. Поэтому, согласно послевоенному соглашению между ФРГ и США, их выкуп производится только после освидетельствования специальной комиссией. Судя по тому, что World Holdings отказалась предоставить бонды для освидетельствования, американцы сами не очень уверены в их происхождении. Так что практически со 100%-ной вероятностью можно утверждать, что в данном случае выплата репараций ФРГ не грозит. Интереснее другой вопрос: где была World Holdings все эти годы? Почему американцы не обеспокоились обналичиванием коллекционных бондов раньше? Правда, согласно материалам суда, компания предпринимали вялые попытки получить от правительства ФРГ деньги еще в 2007–2008 гг. – но широкую огласку иск получил только сейчас. Возможно, на стремление американцев восстановить историческую справедливость повлиял кризис. В «жирные годы» компании вроде World Holdings зарабатывали неплохие деньги без особого труда. Начинать долгий судебный процесс ради маловероятных выплат по полуистлевшим облигациям им было просто лень. Но теперь другого выхода нет: приходится использовать совсем уж старые и безнадежные заначки. Наверняка не одну компанию World Holdings кризис сделал такой умной и такой бедной, а значит, число желающих подзаработать на истории будет расти. Вот на прошлой неделе группа интеллектуалов потребовала, чтобы правительство Саркози вернуло долг в размере 17 млрд евро Гаити, а точнее, организации CRIME (Committee for the Reimbursement of the Indemnity Money Extorted from Haiti, то есть «Комитету по возмещению средств, реквизированных у Гаити»). В 1825 году французский король Карл X вынудил черную республику заплатить 90 млн золотых франков в качестве компенсации рабовладельцам, потерявшим состояния после того, как колония объявила независимость. В результате, Гаити страдала под французским долговым гнетом целых 122 года – до 1947 года, что, по мнению интеллектуалов, и стало причиной чрезвычайно низкого уровня жизни в стране (действия бывшего президента Гаити Франсуа Дювалье, оставившего после себя миллионы в швейцарских банках, активисты в расчет, видимо, не брали). Теперь, когда к финансовым несчастьям бывшей колонии прибавились и природные катастрофы, Франция как приличное государство конечно же должна заплатить по всем счетам. Правда, о CRIME и о том, почему именно эта организация взяла на себя историческую миссию вернуть Гаити деньги, неизвестно практически ничего. Учитывая славные традиции Дювалье, этот факт наводит на некоторые размышления. Саркози и Меркель пока держат оборону и никакие деньги никаким истцам из прошлого выплачивать не собираются. Хочется надеяться, что выдержка канцлеру и президенту не изменит: отступать им некуда – позади вся Европа. Да и Россия тоже – в исторических грехах как в шелках.
О «параллельном» финансовом мире (часть 2)
Как мы уже сказали, официальные власти США ограничиваются лаконичными заявлениями, что обнаруживаемые и конфискуемые по всему миру бумаги с номиналами в сотни миллионов (или даже миллиард) долларов – фальшивки. «Это кусок бумаги, на котором что-то напечатано», — сказал Брайан Лири, пресс-секретарь Секретной службы Министерства финансов США, об облигациях в 1 миллиард долларов с изображением президента Вильсона. «Они не имеют никакой ценности».
ОБЛИГАЦИИ 1934 ГОДА С НОМИНАЛОМ 1 МЛРД. ДОЛЛАРОВ: ЭТО РЕАЛЬНО?
А вот независимые эксперты достаточно активно и развернуто комментируют эти события. Одни из них выступают в качестве «агностиков», заявляющих, что добраться до истины невозможно. Другие однозначно разделяют официальную позицию американских властей. Но при этом пытаются раскрыть мотивацию появления таких «фальшивок»: от стремления отдельных людей обогатиться — до планов подорвать современную финансовую систему, базирующуюся на долларе США. Кто-то доказывает, что бумаги – настоящие, а Америка просто не желает по ним платить. Лично я думаю, что «не бывает дыма без огня». Полагаю, что шумную кампанию по выявлению «фальшивых» бумаг спланировали и организовали американские банкиры и финансисты при поддержке ЦРУ и других спецслужб. Они периодически стали вбрасывать в обращение «лошадиные дозы» фальшивок для того, чтобы этой шумовой завесой прикрыть появление бумаг, которые фальшивыми назвать никак нельзя, но по которым они просто не хотят платить. Экспертам понадобилось несколько недель, чтобы установить, что это искусно сделанные фальшивки. Но ведь есть справочники, которые позволяют буквально в несколько минут узнать, какие номиналы имели бумаги, выпускавшиеся ФРС и казначейством США в разные годы.
Вообще-то, для этого даже справочников не требуется, нужно лишь профессиональное понимание. В 1934 году номиналов в 1 млрд. долл. не могло быть даже теоретически. Ежегодные расходы федерального бюджета США после первой мировой войны до 1934 года находились в диапазоне 2-4,6 млрд. долл. С приходом к власти Рузвельта и его «новым курсом» бюджетные расходы стали расти. Но и в 1936 фин. году они составили лишь 8,2 млрд. долл. Дефициты бюджета перед войной измерялись величинами в несколько миллиардов долларов. Т.е. для того, чтобы «заткнуть дыру» федерального бюджета Америке в год требовалось бы всего по несколько бумажек. Но бумажки с такими номиналами даже при сильном желании не мог никто купить в те времена. Я уже не говорю, что такого желания ни у кого не было. Всем нужны были наличные деньги для того, чтобы финансировать военные расходы. Гитлеру американские банкиры дали кредит (вскоре после его прихода к власти) на сумму 1 млрд. долл. Беспрецедентная по тем временам сумма! Эквивалентная одной бумажке, называемой «облигация Моргентау». С учетом обесценения доллара сегодня на такой облигации следовало бы поставить номинал как минимум в 100 млрд. долл. Подумайте: кто-нибудь в сегодняшних условиях готов приобрести такую бумагу? По крайней мере, добровольно?
КИТАЙСКИЙ СЛЕД «СЕКРЕТНЫХ» ОБЛИГАЦИЙ ФРС
Так все-таки бумаги образца 1934 года настоящие или поддельные? Среди них есть и те, и другие. Однозначно поддельные, фальшивые бумаги – те, которые изготовлены в наше время. Есть ряд признаков, по которым можно выявить такие фальшивки. Например, бумаги с номиналами в 1 млрд. долл. смело можно отправлять в мусорное ведро. Сегодня фальшивок много, примерно в пропорции 10: 1 по отношению к бумагам, которые действительно были выпущены перед второй мировой войной. А что можно сказать в отношении довоенных бумаг? Они настоящие в том смысле, что действительно «рисовались» (печатались) банкирами и финансистами США. Но они поддельные в том смысле, что выпускались втайне от народа, «народных избранников», регулирующих и надзорных органов. Такие бумаги, выражаясь бухгалтерским языком, можно отнести к разряду «забалансовых». Они поддельные и в том смысле, что американские банкиры и финансисты изначально не собирались погашать эти бумаги.
Предоставим слово отечественному специалисту по финансовым рынкам и ценным бумагам Михаилу Чекулаеву: «Но дело в том, что еще в 2000 г. я сам лично держал в руках подобные бонды и даже занимался изучением возможностей хоть какого-то их применения, — предъявления к оплате, использования в залоговых или деривативных схемах. Их держателем на тот момент являлась весьма уважаемая общественная организация, имеющая отношение к казачеству, которая никоим образом фальшивомонетничеством заниматься не могла. Более того, ни от ФРС, ни от Минфина США заявлений о фальшивости бумаг в ответ на обращение к ним не последовало. Правда, и разговаривать о них ни у кого желания не было, — ни со стороны правительственных чиновников, ни со стороны банкиров, ни со стороны инвестдомов…» [iv] . Далее Чекулаев приводит оценку другого профессионального участника финансового рынка: «Лишь один старый профессионал на рынке бондов сказал буквально следующее, — Бумага легальная, настоящая, но на ней ничего нет, — она пустая. А потом добавил: Она пахнет как скунс. Разумеется, о личном предъявлении бумаг к погашению речи не шло вообще, — при таких суммах проще устроить исчезновение не то что отдельных лиц, но и целых стран, нежели платить».
После знакомства с очень увлекательными сюжетами разных экспертов по поводу «секретных» американских облигаций довоенного образца напрашиваются следующие обобщения и выводы.
1. Банкиры ФРС США уже давно набили руку на операциях, связанных с ограблением различных стран и народов. Прием один и тот же – обменять реальные ресурсы, товары, ценности на бумажки. Не важно, как эти бумажки называются – «облигации ФРС», «казначейские облигации США», «доллары США» (не только в бумажной, но, прежде всего электронной форме) и т.п. При всех этих операциях эмитент (выпускающая бумаги организация) заведомо не собирается погашать свои обязательства. Эмитентом бумаг формально могут быть как казначейство США, так и Федеральные резервные банки. В обоих случаях за этими организациями стоят одни и те лица – банкиры, присваивающие природные ресурсы, золото, другие ценности всех стран и народов.
2. Понимание того, что финансовый мир состоит не только из «видимой» части, но также части «невидимой» (куда, входят и рассматриваемые нами «секретные» облигации ФРС), создает условия для расшифровки многих тайн мировой политики и международных отношений. Можно согласиться с немецким экспертом Артуром Стерном, что такое понимание позволяет совершенно по-новому взглянуть на историю второй мировой войны и послевоенное устройство мира.
3.Можно ожидать, что банкиры ФРС будут в ближайшее время продолжать проводить различные акции, направленные на то, чтобы уклоняться от выполнения своих обязательств по «секретным» бумагам ФРС. Прежде всего, они будут наводнять мир фальшивыми облигациями с астрономическими номиналами для того, чтобы сформировать в обществе устойчивое мнение, что любые бумаги с большими номиналами – подделки. Кроме того, они продолжат поиск с помощью спецслужб держателей «настоящих» бумаг ФРС и «нейтрализуя» их. На языке спецслужб «нейтрализация» означает либо убийство, либо выкуп бумаги за символическую сумму (скажем, за 1% от номинала). На примере того, как ФРС и ЦРУ совместно «решают» проблемы «секретных» облигаций хорошо видно, насколько тесно произошло сращивание ростовщиков и «рыцарей плаща и кинжала». При этом надо понимать, что борьба хозяев ФРС по нейтрализации «секретных» бумаг и их держателей – часть более общей кампании по отказу от любых своих обязательств перед всем миром. Стратегическое направление этой кампании – всяческое обесценение всех видов обязательств банков ФРС и казначейства США путем наводнения международной финансовой системы «продукцией» «печатного станка» ФРС, т.е. долларами.
[iii] По причинам ограниченности формата статьи я воздерживаюсь от критики многих фрагментов версии немецкого эксперта
[iv] «ПФ.ру» (ООО). 29.02.2012
Когда миллиарды не в радость…
Бумажные банкноты (Papiermark) Веймарской Республики, выпущенные Рейхсбанком в 1923 году – в самый разгар экономического кризиса, тотального обнищания населения и самой страшной в истории Германии гиперинфляции. В комплект вошли четыре артефакта: купюра номиналом 1000 марок с надпечаткой «Один миллиард марок», а также банкноты номиналом 50 миллионов, 500 тысяч и 100 тысяч марок. Несмотря на почтенный возраст, подобные артефакты не являются большой редкостью, поскольку были выпущены гигантским тиражом. Оригинал. Сохранность удовлетворительная.
Немецкие марки из коллекции «Маленьких историй»
Гиперинфляция, разыгравшаяся в 1922–1923 годах в Германской Империи, а если быть точнее, в Веймарской Республике, стала одной из самых масштабных экономических трагедий ХХ века, которая имела крайне драматические последствия для всего мира. «Ничто так не ожесточило немецкий народ, не озлобило его и не сделало готовым принять Гитлера, как инфляция», — писал впоследствии Стефан Цвейг. И представленные в нашей коллекции веймарские банкноты с гигантским номиналом хоть и утратили сразу после своего выпуска основные функции денег – накопительную и платежную, но все же являлись немыми свидетелями человеческих бедствий и страданий того трагического периода.
Однако обо всем по порядку. Представленные купюры относятся к числу так называемых бумажных марок – Papiermark, которые считались денежной единицей Веймарской Республики с 1914 по 1923 годы (введены сразу после отказа Германии в связи с началом Первой Мировой войны от золотого стандарта и Goldmark — золотой марки). Причем «бумажной» веймарскую марку стали называть далеко не сразу, и вовсе не потому что она была сделана из бумаги (предыдущие и последующие немецкие марки тоже были бумажными). Понятие Papiermark было введено позднее, чтобы отличать подвергшиеся инфляции, обесцененные деньги от полновесных довоенных золотых марок и появившихся после 1923 года рейхс- и рентмарок. И именно Papiermark оказалась наименее счастливой из всех немецких валют. В результате слово «papier» применительно к деньгам в Германии стало означать примерно то же, что и пренебрежительный эпитет «деревянные» в отношении российских рублей начала 90-х годов прошлого века. Впрочем, российским рублям даже в период их максимального обесценивания было далеко до падения немецкой валюты времен «великой депрессии». Судите сами: за период с января 1920-го по ноябрь 1923 года курс бумажной марки к доллару упал в 100 миллиардов раз (1 доллар на пике инфляции стоил 4,2 триллионов марок).
Впрочем, вся история немецких бумажных денег пестра и противоречива нисколько не меньше, чем история самого германского государства. Известно, что до объединения Германии в империю в 1871 году немцы и вовсе не имели единой денежной системы. Так что четыре королевства, пять великих и тринадцать обычных герцогств, три вольных города и одна провинция печатали и чеканили деньги каждый сам для себя. К середине XIX века на территории современной Германии имели хождение бумажные банкноты 33-х банков, достоинство большинства купюр обозначалось в талерах (на севере) или гульденах (на юге страны), но также водились шиллинги, крейцеры, геллеры, пфеннинги и франки. Первые бумажные деньги в Германии появились довольно поздно – лишь в 1772 году в Саксонии. А в Пруссии, ставшей ядром объединения, банкноты были введены только в 1806 году. В остальных регионах купюры начали печатать лишь в 50-60-х годах XIX века.
Однако объединенное германское государство нуждалось в единой денежной системе. В качестве общей денежной единицы и была принята «марка» (от нем. mark — знак). Вообще, марка изначально была мерой веса, позже — монетным весом. Ее истоки как дензнака связаны с Данией: еще в XV веке король Иоганн ввел кёльнскую марку — стандартную меру серебра, которая весила чуть более 233 граммов. В течение последующих десятилетий она достаточно быстро распространилась и легла в основу сразу нескольких денежных систем. Золотая марка была введена в 1873 году, после чего произошел обмен старых денег по курсу 3 талера за 1 новую марку.
Во все времена немецкие бумажные деньги отличались особой красотой и оригинальным художественным оформлением. Поначалу на германских банкнотах, богато украшенных фигурным орнаментом, изображались различные аллегорические фигуры и композиции, абстрактные античные статуи, библейские персонажи, средневековые дамы и рыцари. В 20-е годы XX века, т.е. в период, когда были выпущены представленные в коллекции артефакты, на купюрах появились портреты вполне конкретных лиц – это были, в основном, репродукции со знаменитых картин известных германских живописцев эпохи Ренессанса — Дюрера, Гольбейна и других. А после того, как во второй половине XX века немецкая марка стала считаться одной из самых стабильных мировых валют, на ней появились портреты различных германских деятелей науки и культуры. Предлагаем внимательнее рассмотреть и наши бумажные раритеты. Однако сразу отметим, что не все банкноты из представленного комплекта выполнены с традиционным немецким качеством, да и продуманным художественным дизайном блещут лишь две из них. Ничего удивительного: о качестве денег в голодающей Веймарской Республике вообще никто не думал – хватило бы бумаги отпечатать очередной тираж и успеть его выдать до нового скачка цен.
Один миллиард марок из коллекции «Маленьких историй»
Самой ранней из представленных купюр является та, что выпущена 15 декабря 1922 года. Изначально это была банкнота номиналом 1000 марок, размеры 90х139 мм. В «Каталоге бумажных денежных знаков» Розенберга она зарегистрирована под №81, а с надпечаткой — под номером 110. Тут следует заметить, что в своем первоначальном виде — то есть без надпечатки — эта купюра вообще не поступала в обращение. Она попала в руки населения только в октябре 1923 года, но уже в обновленном виде: на аверсе и реверсе по диагонали от нижнего левого до верхнего правого угла появилась надпись «Eine Milliard mark» — один миллион марок. Заметим, что, во избежание ошибок при пропечатке нулей, на банкнотах бумажных марок достоинством миллиард и выше номинал предусмотрительно указывался не в цифрах, а прописью – как в нашем случае.
Если не обращать внимания на надпечатку, то сама банкнота сделана довольно качественно. Артефакт изготовлен из бумаги коричневого цвета (также встречаются зеленоватые варианты). Водяной знак — Kreuzblueten (крестообразный цветок). Из надписи на аверсе мы узнаем, что купюра номер 39А 863163 была выпущена берлинским отделением Рейхсбанка Веймарской Республики 15 декабря 1922 года. Аверс купюры украшают также две печати Рейхсбанка с имперским орлом и чья-то цитата. Здесь же изображен портрет бородатого мужчины почтенного возраста в богатой верхней одежде. После некоторых поисков выяснилось, что этого мужчину зовут Георг Херц, а попал он на нашу банкноту с картины немецкого художника Георга Пенца (Georg Pencz), который был учеником самого Альбрехта Дюрера. Полотно, созданное в 1545 году, называется «Портрет главы монетного двора Нюрнберга» (Portrait of Jorg Herz, Münzmeister of Nuremberg) — так что логика художников, разрабатывавших дизайн этой банкноты, вполне понятна. На реверсе из дополнительной информации нас может заинтересовать только цитата, приведенная в нижней части купюры: „Wer Banknoten nachmacht oder verfälscht oder nachgemachte oder verfälschte sich verschafft und in Verkehr bringt, wird mit Freiheitsstrafe nicht unter zwei Jahren bestraft“. Это предупреждение для фальшивомонетчиков о том, что подделка дензнаков преследуется по закону и предусматривает наказание в виде двух лет тюремного заключения. Важное предупреждение, особенно если учесть, что для подделки купюры вовсе не было необходимости печатать её целиком — достаточно было нанести красной краской так называемую «надпечатку» — то есть новый номинал банкноты. К такому полукустарному решению власти обычно прибегали по причине быстрого изменения экономических условий, когда просто не было времени для изготовления новых купюр соответствующего номинала, или же их выпуск оказывался финансово не обоснован, невыгоден. Нередко надпечатки штамповали для того, чтобы использовать оставшийся тираж уже обесценившихся денег – как в нашем случае. Различные штампы на купюрах применялись и для других целей: для ограничения территории хождения конкретных банкнот, в ознаменование каких-то важных событий, в качестве контрольных отметок, для устранения устаревшей информации (как в случае со свергаемым главой государства, лик которого стал нежелательным для изображения на деньгах). В любом случае, надпечатка придумана в целях экономии средств.
Следующая по стоимости в нашей коллекции – банкнота номиналом 50 миллионов марок. В каталоге Розенберга она значится под номером 98. Это, конечно, уже не столь качественная работа — хотя бы потому, что купюра односторонняя, т.е. на реверсе отсутствует какая бы то ни было информация. Правительство Веймарской Республики на пике кризиса гнало денежные станки с такой скоростью, что типографиям зачастую не хватало времени на то, чтобы напечатать каждую банкноту с обеих сторон. Но, несмотря на простоту исполнения, наша купюра защищена водяным знаком – двумя переплетающимися линиями, на которых указан номинал. Бумага розовая, судя по всему, очень тонкая – на обратной стороне проступил номер серии. Размер: 8Х17,5 см. На аверсе указаны номинал (50 миллионов отпечатаны красным цветом), дата выпуска (1 сентября 1923 года – в это время Рейхсбанк уже не заботился о дизайне своей продукции), место выпуска (берлинское отделение Рейхсбанка), серийный номер (26Т 00156443), подписи и печати. Слева по вертикали приведено уже знакомое нам предупреждение для фальшивомонетчиков.
» data-medium-file=»https://i0.wp.com/little-histories.org/wp-content/uploads/2014/11/crw_7478-1.jpg?fit=300%2C167&ssl=1″ data-large-file=»https://i0.wp.com/little-histories.org/wp-content/uploads/2014/11/crw_7478-1.jpg?fit=600%2C334&ssl=1″ loading=»lazy» src=»https://i0.wp.com/little-histories.org/wp-content/uploads/2014/11/crw_7478-1.jpg?resize=313%2C174&ssl=1″ alt=»Аверс» width=»313″ height=»174″ data-recalc-dims=»1″ />Банкнота номиналом 500 тысяч марок была зарегистрирована в каталоге Розенберга под № 88. Артефакт выпущен по заказу Рейхсбанка частной типографией 1 мая 1923 года. Достоверно известно, что эти купюры были отпечатаны как минимум в четырех разных издательствах. Размер: 9,5Х16,9 см. Бумага коричневая (встречаются зеленые и более темные варианты). Серийный номер: Е 04669787. На аверсе изображены два зеркальных портрета неизвестного античного старца, две банковских печати. Вся информация отпечатана готическим шрифтом. На реверсе в цифровом и прописном виде еще раз указан номинал, также приводится предупреждение об ответственности за подделку государственных дензнаков. Надписи на обороте сделаны на фоне имперского орла.
И, наконец, 100 тысяч марок – это самый маленький номинал на представленных в нашей коллекции купюрах. Банкнота выпускалась в двух частных типографиях Веймарской Республики. На ее аверсе традиционно указана точная дата выхода серии – 25 июля 1923 года. Это, пожалуй, самая простая в дизайнерском плане купюра – она не только односторонняя, но еще и не пронумерована (как видим, на аверсе пропечатан только номер серии – Е39). Ее единственное украшение – зеленый орнамент в центре. Денежный знак защищен водяным знаком в форме волн. В каталог Розенберга банкнота занесена под номером 90. Бумага зеленоватая, тонкая – со временем информация с аверса проступила на реверс.
Для того, чтобы представить себе, сколь ощутимо Веймарская Республика нарастила денежную массу в период гиперинфляции, приведем такие цифры: в конце 1919 года, т.е. к самому началу кризиса, в обращении находилось 50 миллиардов бумажных марок, а в конце 1923 года, т.е. в самый разгар инфляции, — без малого 500 квинтиллионов марок (у квинтиллиона, напомним, 18 нулей). При этом реальная ценность бумажно-денежной массы за этот же период сократилась с 5 миллиардов до 300-400 миллионов золотых марок. Над выпуском всех этих квинтильонов осенью 1923 года по заказу правительства и Рейхсбанка работало 133 частных типографии, в которых были круглосуточно запущены 1783 печатных станка (стоимость машинок в этот период была просто умопомрачительной). Бумага для банкнот производилась на 30 фабриках. Всего на производстве Papiermark в Германии было задействовано 30 тысяч человек. Страна оказалась буквально затоплена бумажными деньгами с гигантским номиналом, но ничтожной реальной стоимостью.
Однако и этих мощностей оказалось недостаточно. Тогда на помощь государству пришли некоторые крупные муниципалитеты, которые стали выпускать собственные деньги, которые назывались Notgeld (нотгельды — деньги необходимости). Архивы утверждают, что в период с 1914-й по 1924 годы выпуском неофициальных банкнот – по сути, суррогатов — занимались 5800 городов и районов Веймарской Республики. По закону, эти платежные средства не являлись легитимными, но в силу обстоятельств все же стали полноценными деньгами на территории их обращения. В музеях денег и в коллекциях нумизматов встречаются тысячи разновидностей таких банкнот. Их дизайн был много проще, чем у государственных денег. Иногда он был слишком ярким, порой довольно легкомысленным, встречаются странные и даже откровенно вызывающие варианты, как например, банкнота номиналом 2 марки, выпущенная городской сберкассой Падерборна (городок в Вестфалии). Так вот на аверсе этой купюры художник П.Мишельс изобразил пасущегося на лугу осла, который одновременно справляет нужду. Нотгельды выпускались в основном в форме банкнот (бумага, картон). Иногда их материал мог быть довольно необычным — алюминиевая фольга, шелк, кожа, дерево, колода карт, прессованный уголь, фарфор.
Гиперинфляция 1920-х годов в Веймарской Республике вовсе не была уникальным явлением – в тот же период деньги обесценивались в Польше, Венгрии (здесь уровень инфляции достиг 2х10 21 %), Австрии. Не стала исключением и Советская Россия. Если мы откроем книгу Леонида Пантелеева и Григория Белых «Республика ШКИД», то найдем в ней такие строки: «У Гужбана деньги вышли скоро… Казалось только, что трудно истратить восемьсот миллионов, а поглядишь, в день прокутил половину, там еще — и ша! — садись на колун. А сидеть на колуне — с махрой, с фунтяшником хлеба — после шоколада, кино, ветчины вестфальской и автомобиля — дело нелегкое. Курс червонца равнялся восьмидесяти миллионам рублей дензнаками». Страшнейшая разруха, вызванная голодом и участием в затяжной войне, в СССР тоже сопровождалась сильнейшей инфляцией. Еще в 1917 году временным правительством Александра Керенского были выпущены рубли, которые негласно назывались «керенками» и крайне низко котировались у населения. Самая крупная купюра тогда имела номинал в 1000 рублей.
Примечательно, что на аверсе 250-рублевой банкноты из этой серии был изображен российский двуглавый орел на фоне свастики (к слову, советские банкноты с этим руническим символом оставались в обращении РСФСР вплоть до 1 января 1922 года). В 1918 году вышли новые кредитные билеты, которые стали именовать «пятаковки» — по фамилии управляющего Госбанком РСФСР Г.Л. Пятакова. Максимальное достоинство купюры в ту пору составляло уже 10 тысяч рублей. В 1919 году власти отпечатали новые деньги, которые получили негласное название «совзнаки», поскольку на них уже не было двуглавого орла и прочей имперской символики. Эти ничего не стоящие бумажки даже официально назывались не деньгами, а «расчетными знаками» (впервые словосочетание «денежный знак» появилось на советских купюрах образца 1922 года). «Совзнаки» очень быстро обесценились, и к 1921 году в СССР появилась первая банкнота в 100 тысяч рублей – в этом смысле мы даже обогнали Германию, в которой купюра аналогичного гигантского номинала появилась только в 1923 году.
В 1922 году в СССР напечатали новые деньги измененного дизайна и параллельно выпустили твердые червонцы. Обмен старых обесцененных совзнаков проходил по жесткому курсу 10000:1. Максимальный номинал банкноты 1922 года составил 10 тысяч рублей. В следующем, 1923 году, Госбанк СССР снова выпустил новые рубли, которые уже обменивались по курсу 1:100 рублям 1922 года. Самой крупной тогда стала купюра достоинством 25000 рублей, которую украсил портрет красноармейца в буденовке и с открытым ртом.
В Закавказской СФСР в ту пору печатали свои дензнаки. Широта восточной души выразилась в банкноте 1924 года номиналом миллиард рублей. Таким образом, в Советском Союзе в первой половине 20-х годов XX века параллельно ходили деньги не менее пяти разных эмиссий. Наконец, к началу 1925 года в стране полностью прекратился выпуск совзнаков. После этого власти затеяли новую деноминацию, во время которой один новый рубль золотом (казначейский билет) обменивался на 50 тысяч рублей 1923 года или 5 миллионов рублей 1922 года, или 50 миллиардов рублей образца 1918 года. Новые рубли и червонцы номинально обеспечивались золотом, а потому обрели долгожданную стабильность.
Но именно в Веймарской Республике процесс гиперинфляции достиг рекордного масштаба. Причиной тому явилось крайне неудачное для Германии стечение обстоятельств. Эксперты считают, что истоки немецкого кризиса нужно искать в 1914 году, когда кайзеровское правительство опрометчиво решило финансировать свои непомерные военные траты за счет безудержного привлечения кредитов. Так, в начале Первой Мировой войны доходы германского бюджета от налогов и пошлин составили всего 2 миллиарда золотых марок, а расходы при этом превысили 10 миллиардов. Таким образом, дефицит бюджета составил почти 80%. В 1915-м и 1916 годах он вырос уже до 95%. Побежденной Веймарской Республике по завершении войны в 1918 году пришлось отказаться от прежних планов возместить огромную брешь в госказне за счет обложения репарациями других участников военной кампании. Первый послевоенный год Германия сама встретила не только потерявшей ряд территорий, но и с гигантским госдолгом в 155 миллиардов марок, что примерно в 80 раз превосходило годовой доход страны. Ситуация усугублялась еще и тем, что в том же 1918 году домой вернулось почти 7 миллионов побежденных солдат, в результате рынок труда оказался перенасыщен дешевой рабочей силой. Страх перед озлобленным безработным пролетариатом, который вполне мог повторить опыт русской революции, вынудил германских фабрикантов и чиновников разработать экстренную программу поддержки занятости фронтовиков. Расходы на выплату зарплат взвалило на себя правительство, но сделало это весьма безрассудно — просто запустило печатный станок, раскрутив маховик инфляции.
Окончательно подкосила немецкую экономику Антанта, жестко навязавшая побежденной стране громадные репарации, которые реально было выплачивать только за счет искусственного наращивания денежной массы. Весной 1921 года победители предъявили Веймарской Республике Лондонский ультиматум: от немцев требовали наладить нормальную работу финансовой системы, чтобы государство могло выплачивать репарационные долги. В Германии разгорелись жаркие споры о том, где взять для этого средства: социалисты требовали обложить налогами промышленников, демократы предлагали продать часть государственного имущества за границу, правые партии отвергали оба варианта. Власти долго торговались с победителями, сумев снизить долг с 226 до 135 миллиардов золотых марок, плюс к этому Германию обязали отдавать четверть стоимости своего экспорта. Чтобы обеспечить выплату первого миллиарда, правительство Веймарской Республики выбросило на мировые биржи 50 миллиардов только что сошедших с конвейера бумажных марок разом. Инфляция, выросшая на базе этой эмиссии, обрела собственный механизм дальнейшего воспроизводства. Стоимость бумажной марки резко поползла вниз. В результате к концу 1921 года цены в стране в 35 раз превысили довоенный уровень, к концу 1922 года — в 1475 раз, а в 1923 году – более чем в триллион раз.
Попробуем продемонстрировать, насколько непросто приходилось рядовым гражданам в период гиперинфляции. В разгар кризиса в октябре 1923 года немцу требовалось 4,2 триллиона марок, чтобы купить один доллар, цент стоил 40 миллиардов бумажных марок. Любой товар, который в конце войны можно было купить всего за одну марку, к 1923 году стал стоить 726 миллиардов. Цены на продукты, одежду, уголь и товары первой необходимости росли на глазах. Рабочие старались получать зарплату каждый день (иногда и по два раза – утром и вечером) и отоваривать полученные деньги еще в обед, а не после рабочего дня — но даже тогда инфляция могла «съесть» до трети заработанного. Если же что-то мешало трудягам заглянуть в магазин до закрытия, то на следующее утро пачки бумажных банкнот годились только для костра. Весь мир обошли черно-белые фотографии, на которых немцы топят деньгами печки или оклеивают купюрами стены. В условиях резко взлетевших цен на топливо и стройматериалы такое решение казалось вполне рациональным. Рестораны перестали проставлять цены в меню — стоимость заказа все равно менялась за то время, пока клиент сидел за столиком. Впрочем, в кафе в ту пору продолжали ходить только политики и спекулянты с черного рынка — у большинства населения накопленные поколениями сбережения окончательно обесценились. Церкви стали собирать пожертвования не в кружки, а в огромные корзины, а потом и вовсе отказались от денег — угольные брикеты ценились дороже.
За зарплатой люди тоже приходили с корзинами или чемоданами, а то и с тележками. Задержки в доставке банкнот на места означали, что инфляция снова подскочила, и деньги обесценились прежде, чем попали из типографии в банк, а уж тем более в фабричную кассу. В Германии процветал натуральный обмен. Все больше магазинов предпочитали принимать к оплате не деньги, а вещи: за три брикета угля или полкило картофеля можно было пойти в кино или театр, за детские ботинки — посетить стоматолога. В стране даже появились анекдоты, отражающие печальное положение дел, столь необычное для стабильной ранее Германии. Поговаривали, что в такси пассажиру имеет смысл расплачиваться в самом начале поездки, поскольку к ее концу тариф успеет подрасти, а посетителю в баре стоит заказывать сразу две кружки пива, так как к тому моменту, когда он расправится с первой, вторая будет продаваться уже дороже. Проследим динамику немецких цен в 1923 году на примере стоимости булки хлеба:
Не удивительно, что в таких условиях у немецких обывателей невольно формировалась своеобразная система мышления, основанная на инфляционных ожиданиях. Типичную для Веймарской Республики картину максимально точно обрисовал Эрих Мария Ремарк в «Черном обелиске». Главный герой романа Людвиг Бодмер (прототип самого Ремарка) начинает свой рабочий день с требования о повышении заработка. Прошение удовлетворяют, но к полудню поступает сводка о новом повышении курса доллара, — выясняется, что на дневной заработок уже ничего не купить. Поэтому герой, не дожидаясь вечера, вновь требует повысить оклад. Понятно, что нормальное человеческое существование в такой обстановке стало невозможно. По мнению автора, целью поколения двадцатых является «бесстыдная погоня за собственностью» и деньгами, порожденная нуждой и желанием вернуть себе былую роскошь довоенной жизни. Но гиперинфляция, не позволяющая накапливать сбережения, заставляет людей моментально их тратить, тем самым, порождая с новой силой пьянство, разгул и разврат, — единственно верное капиталовложение для поколения, желающего забыться. Нравственные и этические принципы отбрасываются, поскольку они «приводят к банкротству», а «терпимость звучит как слово на незнакомом языке». Жизнь заставляет людей становиться жесткими, решительными и грубыми. Приведем небольшой диалог Людвига со своим бывшим однополчанином Георгом:
— А что произошло ещё?
— Ничего. Клиентов не было. Но я вынужден настоятельно просить о повышении моего оклада.
— Опять? Ведь тебе только вчера повысили!
— Не вчера. Сегодня утром в девять часов. Какие-то несчастные восемь тысяч марок! И всё-таки в девять утра это было ещё кое-что. А потом объявили новый курс доллара, и я теперь уже не могу на них купить даже галстук, только бутылку дешёвого вина. А мне необходим именно галстук.
— Сколько же стоит доллар сейчас?
— Сегодня в полдень он стоил 36 тысяч марок! А утром всего 30 тысяч!
— Уже 36 тысяч! Дело идёт быстрее кошачьего романа! Чем всё это кончится?
— Всеобщим банкротством, господин фельдмаршал, — отвечаю я. — А пока надо жить. Ты денег принёс?
— Только маленький чемоданчик с запасом на сегодня и завтра. Тысячные и стотысячные билеты и даже несколько пачек с милыми старыми сотенными. Около двух с половиной кило бумажных денег. Инфляция растёт такими темпами, что государственный банк не успевает печатать денежные знаки. Новые банкноты в сто тысяч выпущены всего две недели назад, а теперь скоро выпустят бумажки в миллион. Когда мы будем считать на миллиарды?
— Если так пойдёт дальше, то всего через несколько месяцев.
— Боже мой! — вздыхает Георг. — Где прекрасные спокойные дни 1922 года? Доллар поднялся в тот год с 250 марок всего до 10 тысяч. Уже не говоря о 1921-м — тогда это были какие-то несчастные 300 процентов.
Людвиг был прав: 1 сентября 1923 года в обращении появилась первая 500-миллионная банкнота, а считать на миллиарды Германия начала уже в октябре – доказательство тому представленная в нашей коллекции купюра с надпечаткой. В ноябре того же года Рейхсбанк запустил в оборот купюру номиналом 100 триллионов марок (Einhundert Billionen Марк). Кстати, эта банкнота сегодня имеет большую коллекционную ценность и оценивается нумизматами примерно в 3000 долларов. Ну как тут не согласиться с Ремарком, который написал, что германская «инфляция усиливается и развивается, как скоротечная чахотка». Остановить эту болезнь удалось к концу ноября 1923 года. К этому времени на территории Веймарской Республики было провозглашено несколько сепаратистских правительств, вспыхнули кровавые бунты сторонников тоталитаризма, заявивших, что буржуазная демократия поставила страну на край гибели. В октябре в Гамбурге был подавлен мятеж коммунистов, а в ноябре уже Мюнхен стал местом проведения печально известного национал-социалистического «пивного путча» во главе с Адольфом Гитлером. Стало ясно, что удержать власть руководству страны удастся только в случае полной победы над инфляцией. И выход был найден — правительство «зачеркнуло» на банкнотах 12 нулей, создав новую марку, которая получила название рентной (Rentenmark).
Стоимость рентной марки обеспечивалась ипотечными облигациями на недвижимость в промышленности и сельском хозяйстве. Она состояла из 100 рентных пфеннингов, ее соотношение с долларом было возвращено к обменному курсу имперской золотой марки, сложившемуся перед Первой Мировой войной — 4,2 марки за 1 доллар. В результате денежной реформы произошел обмен обесцененных банкнот по курсу триллион бумажных марок к одной рентной марке. Заметим, что новая денежная единица Германии не являлась законной валютой, то есть немцы были не обязаны ее принимать. После предыдущих финансовых экспериментов властей граждане Веймарской Республики имели все основания бойкотировать очередную подозрительную экономическую инициативу. Но вопреки всем сомнениям и критике скептиков, настрадавшееся население неожиданно для всех крепко уверовало в новые деньги. Как результат – мгновенная остановка инфляции. Эксперты по сей день пытаются разобраться в этом феномене и называют те события не иначе как «чудо рентной марки». Заметим, что на последних банкнотах Rentenmark стоит дата 30 января 1937 года, они были запущены в обращение осенью 1939 года и оставались действительными до 1948 года.
Почему же в Германии, не получившей к ноябрю 1923 года никакого международного стабилизационного кредита, так быстро восстановилось народное доверие к марке? Скорее всего, разгадка этого парадокса кроется в особой немецкой экономической и политической культуре, которые основаны на авторитарной традиции, на многолетней привычке безоговорочно доверять государству. «В тот момент каждый клочок бумаги с надписью «твердая валюта», который еще непонятно было, чем можно гарантировать, принимался населением с большим желанием, чем бумажная марка. Весь проект с введением рентной марки основывался на бумагах, которые реально не могли быть покрыты ценностями. Это был прекрасный пример восстановления доверия к валюте с помощью специально подготовленного трюка», — писал Х. Дэниэлс. С поляками, русскими да, пожалуй, и с большинством других народов мира, имеющих принципиально иные отношения со своими чиновниками, такой фокус не прошел бы. Таким образом, германская экономика стабилизировалась благодаря грамотному обману, благодаря удивительной наивности, дисциплинированности и сдержанности своего народа. Впрочем, некоторые немцы, судя по всему, все же решили тогда подстраховаться и на всякий случай спрятали пару-тройку чемоданов с миллионными бумажными марками. Такие денежные «схроны» до сих пор то там, то тут обнаруживаются на территории Германии. Например, в 2011 году в Кельне была найдена сумка с 12 миллиардами немецких марок, отпечатанных Рейхсбанком в 1922-1923 годах. Но даже спустя 90 лет эти деньги так и не прибавили в цене и представляют интерес только для коллекционеров и историков.
30 августа 1924 года в дополнение к рентной марке в Германии была введена рейхсмарка (Reichsmark) — обе денежные единицы имели параллельное хождение по курсу 1:1. Основное различие между двумя банкнотами состояло в способе их обеспечения. Рейхсмарка, в отличие от рентной, обеспечивалась классическим способом — финансовыми средствами государства, например, золотом. Новые банкноты имели принципиально иной дизайн, чтобы у населения даже ассоциаций не возникло со старой обесцененной бумажной маркой. Купюры имели однотипное расположение: портрет в окружении орнамента, обозначение номинала на водяном знаке на правом вертикальном поле. На лицевой стороне всех пяти банкнот дизайнеры разместили портреты миниатюристов XVI столетия: торговца Дитриха Борна (10Rm), анонимную матрону (20Rm), неизвестного горожанина (50Rm), английскую леди (100Rm) и богатого дворянина Ведиха (1000Rm).
Уставшие от безудержной инфляции немцы с радостью встретили и эту валюту. Однако забыть о том, как политики бросили их на произвол судьбы, видимо, не смогли. Через десять лет воспоминания о катастрофической инфляции заставят граждан Германии проголосовать на выборах за нацистов, выдвинувших простую и понятную экономическую программу, в которой было обещано восстановление вкладов, утерянных немцами в 1923 году. В итоге, многие были рады закату Веймарской Республики и новому режиму авторитарного фюрера. А ведь если бы не экономические потрясения, Веймарская Республика была бы образцовым демократическим государством. Ее конституция гарантировала свободу слова и прессы, равенство перед законом мужчин и женщин, закрепляла права профсоюзов, а также избирательные права всех граждан старше 21 года. Рейхстаг стал одним из первых парламентов, избиравшихся по системе пропорционального представительства. Однако веймарские власти не сумели сделать главного – обеспечить благосостояние своих граждан. Этой непростительной ошибкой и воспользуется Гитлер. «1923 год приготовил Германию не именно к нацизму, но к любой фантастической авантюре. Именно тогда возникло то, что сегодня делает возможным безумный нацистский марш: холодное бешенство, слепая решимость совершить невозможное — чтобы благодаря одной лишь силе воли и блеску встать надо всеми. Уверенность в том, что “хорошо то, что выгодно” и что нет слова “невозможно”. Думаю, подобный жизненный опыт лежит за гранью того, что народ может пережить, не повредив своей душе», — писал известный немецкий публицист Себастиан Хаффнер.
За свою непродолжительную историю рейхсмарка пережила несколько эмиссий. Причем нацисты далеко не сразу вместо печати Рейхсбанка с некоронованным орлом Веймарской Республики разместили на купюрах своего пернатого хищника со свастикой в когтях – это произошло только в 1935 году. Да и дизайн банкнот подвергался цензуре незначительно, по крайней мере, новые германские власти поначалу не возражали, чтобы на деньгах появились портреты выдающегося химика Юстуса фон Либиха, одного из лучших немецких архитекторов Карла Фридриха Шинкеля, основателя банковского дела в Германии Дэвида Юстуса Ханземанна. Но начиная с 1939 года на купюрах стали изображать фигуры типичных арийских белокурых девушек и юношей – совершенно абстрактных.
Говорят, что Гитлер был не против, чтобы на банкнотах и монетах появился и его профиль. На Берлинском монетном дворе в 1942 году даже были изготовлены пробные монеты с портретом фюрера (20 и 100 Рm). Знаменитый немецкий нумизмат Курт Егер писал, что презентация дизайна монет состоялась в начале 1943 года в главном здании штаб-квартиры Гитлера. Рейхсканцлер одобрил образцы, но их массовую чеканку из суеверия запретил, заявив, что вернется к этому вопросу только после победы. Случая, к счастью, так и не представилось. Однако об этом, похоже, совершенно не знают начинающие нумизматы, мечтающие разбогатеть на перепродаже старинных монет. В их коллекциях полно псевдоартефактов с профилем Гитлера, купленных у мошенников за немалые деньги.
Рейхсмарка просуществовала до конца Второй Мировой войны и продолжила хождение в первые годы оккупации Германии союзными войсками. Каждая из четырех зон (советская, американская, французская и британская) печатала собственные дензнаки, проводя постепенную эмиссию старых рейхсмарок – уже лишенных орла и свастики. Однако никакой глобальной денежной реформы сразу после войны не последовало. В результате более половины всех финансовых операций в послевоенной Германии осуществлялось на черном рынке, при этом в роли валюты зачастую выступали самые неожиданные вещи — например, американские сигареты. Этот хаос продолжался вплоть до 20 июня 1948 года, когда на территории объединенной англо-американской зоны была введена новая валюта – дойчмарка (Deutsche Mark, сокр. DM). Денежная реформа готовилась в обстановке строжайшей секретности в течение многих месяцев. Банкноты номиналом от 1 до 100 марок были отпечатаны в США и тайно ввезены в Германию через Испанию. Переход на новые дензнаки проводился постепенно. При этом в советской зоне по-прежнему использовались рейхсмарки. Обесценившаяся старая валюта хлынула на восток, вызвав резкий скачок инфляции. Правительству пришлось экстренно проводить собственную денежную реформу. А пока новые деньги не появились, на старые рейхсмарки клеили специальные наклейки. Продолжать хождение могли только “заклеенные” купюры, при этом население могло получить лишь ограниченное количество наклеек (на сумму не более 70 марок), и только такие банкноты впоследствии менялись на новые деньги. Выходит, что фактически, к образованию ГДР и ФРГ привело именно появление дойчмарки.
В 1953 году ФРГ вступила в МВФ, который зафиксировал золотое содержание дойчмарки в 0,211588 граммов. Но в 1976 году МВФ отменил золотые паритеты, и немецкая валюта утратила привязку к золоту. В стране установилась система неразменных на золото кредитных денег: 1 марка состояла из 100 пфеннигов. В обращении находились банкноты Бундесбанка достоинством в 1000, 500, 200, 100, 50, 20, 10, 2 и 1 марку, а также монеты в 10, 5, 2 и 1 марку, 50, 10, 5, 2 и 1 пфенниг.
Денежные знаки Восточной Германии в ту пору именовались “маркой ГДР”. Таким образом, под дойчмаркой мы сегодня понимаем платежное средство Западной (с 1948 по 1990 годы), а впоследствии — объединенной Германии (с 1990 по 1999 годы). Уже в 1950-х годах немецкая валюта стала образцом стабильности — настолько, что жители многих стран предпочитали хранить сбережения именно в марках. В 1960 году была выпущена третья серия дойчмарок (номиналом от 5 до 1000). Достоинство купюр не менялось вплоть до перехода на евро, а дизайн сменился лишь однажды — в 1990 году — в связи с объединением страны и появлением новых технологий защиты. Обмен денег начался заранее, причем до 4000 восточных марок можно было обменять по льготному курсу 1:1. Кроме того, при первом посещении западной части страны каждому жителю бывшей ГДР выдавались так называемые “приветственные деньги” — 100 дойчмарок. Однако даже эти потрясения не сказались на статусе немецкой марки. На протяжении 1990-х годов она оставалась одной из самых стабильных валют в Европе, успешно конкурируя с долларом в качестве средства сбережения.
1 января 2002 года дойчмарка была заменена на евро. Правда, немцы расставались с национальной валютой крайне неохотно. Согласно соцопросам, немалая часть населения Германии по-прежнему надеется на возвращение марки. Так, в 2010 году исследования показывали, что более 51% жителей готовы забыть евро, как страшный сон. Показатель весьма серьезный, даже принимая во внимание тот факт, что среди сторонников возвращения к марке преобладали люди старше 50 лет. Как бы то ни было, несмотря на многочисленные достижения, марка пала жертвой другого символа успешного будущего — европейской интеграции. Но совершенно очевидно, что немецкая марка была одной из немногих денежных единиц в экономической истории, которая исчезла, так и не исчерпав всего потенциала своего развития.