Не стыдно чего то не знать стыдно

К 10-летию Сретенской духовной школы.
«Не стыдно чего-то не знать, стыдно – не хотеть знать»

Беседа с доцентом Н. К. Малинаускене

В 1999 году в московском Сретенском монастыре была открыта духовная школа – Сретенское высшее православное училище, преобразованное затем в духовную семинарию. О выборе жизненного пути и о годах, проведенных в стенах семинарии, рассказывают преподаватели и студенты СДС.

– Надежда Касимовна, какое образование Вы получили? Расскажите немного о Ваших студенческих годах. Кто из преподавателей Вам особенно запомнился?

– Я закончила классическое отделение филологического факультета Московского государственного университета, где работали в основном люди с серьезной профессиональной подготовкой и высокими душевными качествами. О каждом из них я могу говорить часами. Со многими дружу по сей день. Наш курс еще застал преподавателей старшего поколения, получивших образование в дореволюционной России: филологов-классиков Сергея Ивановича Радцига, прочитавшего нам курсы «Введение в классическую филологию» и «Древнегреческая литература», и Александра Николаевича Попова, занимавшегося с нами греческой грамматикой и чтением Гомера, Геродота, Ксенофонта. Николай Николаевич Пикус читал историю Греции так, как будто сам тогда там жил, а античную философию преподавал мудрый и снисходительный Валентин Фердинандович Асмус. Все они были серьезными учеными и авторами учебников, ставших классическими. Основы латинского языка вложил в нас и сейчас заражающий своей увлеченностью Николай Алексеевич Федоров – легенда классического отделения, с которым уже в конце первого семестра мы читали Цезаря. Людмила Павловна Поняева, спокойно и стойко боровшаяся с нашими грамматическими ошибками и неправильной постановкой ударения, прочитала нам очень содержательный курс истории латинского языка. Она стала нашим заботливым куратором, ездила с нами на музейно-библиотечную практику в Ленинград, возила в Троице-Сергиеву лавру, каталась с нами на лыжах. Азы древнегреческого языка преподавала Валентина Иосифовна Мирошенкова, прививавшая интерес к сравнительно-историческому взгляду на язык. На старших курсах мы уже не просто читали древних авторов, но получали представление об их изданиях, основной научной литературе. Гомером и лириками мы занимались с Мариной Николаевной Славятинской, ныне известной во всей России (и не только) как автор самого сложного и современного учебника древнегреческого языка. Заведующая кафедрой классической филологии, ученый мирового масштаба в области античной литературы и мифологии Аза Алибековна Тахо-Годи вводила нас в мир греческой трагедии и философии, читала нам курс истории греческого языка. Она редактор и соавтор учебника по античной литературе Алексея Федоровича Лосева, вместе с ним написаны ею книги о Платоне и Аристотеле в серии «Жизнь замечательных людей» (ЖЗЛ). Там же появилась и ее книга о Лосеве, подготовке к печати и осмыслению трудов которого она посвятила многие годы.

Были яркие преподаватели и не по профильным дисциплинам. Увлекал своей заинтересованностью и экскурсами в смежные области Юрий Сергеевич Степанов на лекциях по введению в языкознание. Навсегда запомнились занятия Владимира Владимировича Кускова по древнерусской литературе, поездка с ним по «Золотому кольцу» России. Блестяще вела литовский язык в сравнительно-историческом плане Марина Григорьевна Нецецкая. Преподавательница физкультуры Анна Цезаревна не только привела девочек-филологинь к командному первенству по художественной гимнастике, но и воспитала привычку к утренней зарядке на всю жизнь.

Для меня университетские годы – это и годы аспирантуры, самые, наверное, интересные и плодотворные. Низкий поклон Олегу Сергеевичу Широкову, профессору кафедры общего и сравнительно-исторического языкознания, моему научному руководителю, который никогда ни к чему не относился формально, очень помогал консультациями. Когда же Аза Алибековна Тахо-Годи предложила мне работать секретарем у Алексея Федоровича Лосева, но сначала согласовать это с научным руководителем, Олег Сергеевич сказал: «Не раздумывайте ни минуты. Я бы сам побежал, но меня уже не позовут. Там вы получите то, чего не даст никакая аспирантура». Для меня же была большой честью и прекрасной школой возможность увидеть лабораторию мысли выдающегося учёного изнутри. Главный труд его жизни – это «История античной эстетики» в десяти книгах. По сути это сводная история античной философии, которой не смог создать ни один научный институт. Когда говорят, что Лосев – филолог и философ, это даже не половина правды. Алексей Федорович занимался цельным знанием, поэтому у него есть ученики и продолжатели во всем мире среди лингвистов и литературоведов, философов и логиков, историков и искусствоведов, математиков и музыкантов и т.д. Но все мы лишь осколки рядом с ним – монолитом. Еще в юные годы он написал работу «Высший синтез как счастье и ведение» и шел к этому синтезу всю жизнь.

– Почему Вы решили посвятить себя изучению древних языков – языков уже давно отзвучавших? Может быть, какие-либо люди или события повлияли на Ваш выбор?

– Я уже в школе знала, что буду поступать на филологический факультет МГУ. Думала, что на русское отделение и что буду заниматься русской литературой. Посещала воскресный лекторий при МГУ на Моховой. Пошла на день открытых дверей, где представители разных кафедр филологического факультета рассказывали о своих специализациях. Там я впервые увидела Азу Алибековну Тахо-Годи. Ее слова о том, что именно выпускники кафедры классической филологии способны прочитать древние надписи, которые находят на раскопках в Причерноморье, запали в душу. В справочнике для поступающих в МГУ я прочитала все, что говорилось об отделении классической филологии, и все очень понравилось. Я никогда не пожалела о выбранной специальности, хотя сначала и представить себе не могла, к чему она меня приведет. Моя работа в семинарии – это дар Божий на склоне лет.

– Есть ли у Вас особые симпатии к какому-нибудь одному из преподаваемых Вами языков?

– Греческий язык при условном делении на латинистов и эллинистов я выбрала интуитивно, не задумываясь почему. Хотя меня с самого начала больше привлекала история Греции, греческое искусство. Теперь могу объяснить это более сознательно. Воспользуюсь сравнением математики с физикой, вычитанным у одного мудрого физика-академика: математику преподавать легче, чем физику, потому что там нужно сначала знать, потом понимать. В физике мало знать, чтобы понимать, нужна еще и интуиция. Так вот древнегреческий язык – это моя «физика».

– Зачем, по Вашему мнению, современному человеку необходимо изучать классические языки? Чем это может оказаться для него полезным? Не должно ли быть это уделом узкого круга специалистов? Каково предназначение древних языков в системе духовного образования?

– Начну с последнего вопроса. Для семинаристов древние языки – это, прежде всего, языки Священного Писания и Священного Предания. Никакой даже самый лучший перевод никогда не заменит оригинала, потому что нет ни одного языка, система смыслов которого полностью совпадала бы с системой смыслов другого. Но для семинаристов, как и для любого современного человека, важно взять из этих языковых курсов и другое. Прежде всего, это расширение общего гуманитарного образования на основе учебных, а потом и оригинальных текстов светского характера. Знакомство с ними необходимо для понимания не только европейской культуры вообще, но также и святоотеческой традиции. Кроме того, в процессе изучения древнегреческого языка и латыни появляется более глубокое осмысление родного языка и его истории, становятся очевидными общности, влияния и прямые заимствования из языков классических, повышается грамотность, формируется также умение видеть аналогии и заимствования в современных западных языках. Усвоение грамматической структуры древнего языка, необходимость учитывать комплекс факторов при определении той или иной грамматической формы, навыки анализа древнего текста, умение выбрать нужный именно в данном контексте вариант или предложить несколько возможных вариантов развивает логическое мышление, «структурирует» мозги. Заучивание слов и словоформ вырабатывает внимательность, тщательность, тренирует память. Такая гимнастика ума требует немалых усилий, формируя «привычку к труду благородную». И, наконец, точные науки ориентируют, как правило, на однозначное решение задач, работа же с древними текстами готовит к жизни среди людей, где тоже нужно учитывать множество разных обстоятельств и далеко не каждая ситуация имеет единственное решение. Изучение древних языков, по мысли Ф.Ф. Зелинского, воспитывает способность к переубеждению. Общегуманитарное значение классического образования не всегда можно оценить словами о пользе, прагматическом его применении. Оно может проявиться незаметно, подспудно, через много лет.

– Занимаетесь ли Вы в настоящее время научной работой? Что составляет предмет Ваших исследований?

– Любовь к Гомеру, которому посвящена моя кандидатская диссертация, осталась у меня на всю жизнь. Продолжаю заниматься лексикой гомеровского эпоса. Сейчас также нужно подготовить исправленное и дополненное переиздание учебника древнегреческого языка, закончить «Введение в историю латинского языка» (остался не подготовленным к печати послеклассический период), привести в порядок для бюллетеня библиотеки «Дом Лосева» информацию о первых лосевских конференциях. Есть желание полнее раскрыть принципы филологического анализа термина в работах Лосева, намеченные в общем виде в одной из статей (пока это сделано более подробно только в отношении анализа термина в его развитии). Накапливаются соображения по методике преподавания, в частности, о комплексном подходе к анализу текста, о воспитании научного мышления и творческом отношении к изучаемому материалу на занятиях по древним языкам. Ждут своего часа материалы спецкурса о греческих и латинских заимствованиях в русском языке, в том числе и связанных с христианской традицией. Есть еще и неопубликованные статьи, требующие пересмотра и доработки, если они кому-то понадобятся: о Михаиле Лермонтове и античности, о латинской рукописи дневника Вильнюсского университета за 1710–1723 годы.

– Как в советское время Вы пришли к вере?

– Я выросла в семье с православными корнями, крещена в младенчестве, моими крестными родителями были дедушка и сестра бабушки, тетя Варя, которая была репрессирована за свои религиозные убеждения, отбыла лагерный срок в Казахстане и последующую ссылку в Иванове, а выжила там, ее словами, только благодаря вере. В детстве тетя Варя читала нам с сестрой Библию с картинками, учила молитвам, приглашала в дом для нашей парализованной бабушки священника, на исповедь к которому шли и мы, дети. К сожалению, она рано ушла из жизни из-за подорванного в заключении здоровья. Воспитывал меня в основном дедушка, который был моим другом до конца своих дней. На его похоронах один сосед сказал, что в Фирсановке – там много лет живет наша семья – таких людей больше не осталось.

Настоящего церковного воспитания я не получила, но жили мы, как я теперь понимаю, по-христиански, естественно соблюдая Божии заповеди, в уважении к вере, к Церкви и ее служителям. Тем более что через жену дедушкиного брата наша семья породнилась с семьей отца Бориса Старка, в начале 1950-х годов вернувшегося из Парижа, где он был настоятелем церкви на Русском кладбище. Он переписывался с членами нашей семьи, к нему в Ярославль, где он служил, ездила и мама, и я.

Я всегда знала, что я православная христианка, со мной был мой крестильный крестик, подаренный дедушкой. Для более сознательного отношения к вере многое значило общение с Алексеем Федоровичем Лосевым. В частности, он говорил со мной о единстве веры и знания. Знаю его ответ на вопрос, зачем нужно знание, если есть вера: «Чтобы понимать веру».

За начало моего воцерковления я благодарна своей университетской подруге из Иванова Наташе, к которой я приехала в гости, чтобы пройти по местам памяти тети Вари. Она отвела меня к своему духовнику, иеромонаху Августину, опытному пастырю, к которому я стала ездить на исповедь. Он рассказывал, что ему довелось участвовать в богослужении в Сретенском монастыре, всегда интересовался моей работой здесь.

– С чего началось ваше преподавание в духовных школах?

– Когда Юрий Анатольевич Шичалин пригласил меня сотрудничать с Греко-латинским кабинетом и вести занятия для студентов и преподавателей Московских духовных академии и семинарии, желающих специализироваться в области классических языков, он спросил, не смущает ли меня такая аудитория. Меня этот вопрос даже удивил. К тому времени я уже несколько лет имела опыт занятий древними языками с отцом Онисимом (Дубровиным), у которого в свою очередь сама училась и учусь до сих пор смирению.

С группой из МДАиС я занималась историей латинского языка, читала Гомера, Геродота, Григория Богослова. Учились на одном дыхании, не могли расстаться, обсуждали значение гомеровского эпитета, глагольные формы… Этой группе я отдала, наверное, все, что могла, и многому у нее научилась. Теперь я учусь в стенах Сретенского монастыря и у монахов, и у коллег по семинарии, и у студентов.

– Надежда Касимовна, расскажите о Вашем знакомстве с отцом Тихоном. Как Вы стали преподавать в Сретенской духовной семинарии? Где Вы работаете еще?

– Отца Тихона я увидела впервые на заседании Ученого совета семинарии, когда только начала здесь работать. Это заседание произвело на меня большое впечатление, я осознала, что буду работать в учебном заведении, где для студента важно не только приобретение знаний, но и формирование нравственного стержня. Потом я поняла, что с отцом Тихоном я познакомилась заочно гораздо раньше по книге «Начала православия». Теперь мое знакомство с ним углубляется не только в семинарии или в храме, но и когда я смотрю его фильмы или вижу передачи с его участием, слушаю его записи, читаю о его делах и достижениях в печати, сама вижу результаты его веры, мысли, труда, энергии и таланта. Я несколько раз меняла место работы по семейным обстоятельствам, сейчас преподаю латинский язык в Высшей школе культурологии при Московском государственном университете культуры и искусств.

– Что Вы можете вспомнить о владыке Амвросии, который был проректором Сретенской духовной семинарии?

– Владыка Амвросий всегда проявлял заботу и о преподавателях, и о каждом студенте, знал обстоятельства его жизни, его внутренний потенциал, думал о его будущем. И надо сказать, что это вообще отличает всех руководителей Сретенской духовной семинарии.

– Чем, на Ваш взгляд, отличаются студенты духовных школ от своих нецерковных сверстников? Поведение, интерес к предмету, усвояемость материала…

– Интерес к предмету, усвояемость материала зависит от человека, они у всех разные, как в светских, так и в духовных учебных заведениях. В целом прилежание в семинарии выше, чем в обычном вузе. Вопроса дисциплины в моих группах вообще не возникало. Случайные люди в семинарии долго не задерживаются. Радостно видеть, как меняются наши студенты в процессе обучения и жизни при монастыре, становятся не только более знающими и опытными, но и более ответственными, внимательными, внутренне сосредоточенными. Это видно уже в начале второго семестра, когда они появляются в аудитории в подрясниках: у них даже лица другие. К таким проявлениям молодости, как желанию поговорить с соседом, подремать, почитать постороннюю литературу, я отношусь спокойно. Если человек способен быстрее других воспринимать учебный материал, а я не успела его озаботить дополнительным заданием, ничего страшного, что он делает в это время что-то другое, может быть, в данный момент для него более полезное (сама читала книжки под партой). Если же он отвлекается во вред себе, то поймет это уже после первой контрольной работы. Я изначально уважаю каждого студента семинарии – за его выбор. Один мой коллега сказал: «Они лучше нас». И я полностью с этим согласна.

– Каковы принципы построения Ваших занятий?

– Мне кажется, что важно любить свой предмет, самому быть в нем заинтересованным и компетентным. Все остальное делается в зависимости от аудитории и от ситуации. Я хочу научить каждого тому, что он может и хочет взять по своим способностям и интересам. Преподавание письменного языка имеет свои особенности по сравнению с методиками современных языков. Студенты в первую очередь должны понять, что классические языки не мертвые, как иногда их называют, а живее живых. Новые языки актуальны, наши языки – вечны. Обязательно надо произносить формы и читать тексты вслух и в классической, и в византийской традиции, желательно по нескольку раз. Нигде больше мы этого звучания не слышим. Непременно нужно объяснять новый материал и обсуждать его на следующем занятии, чтобы привыкнуть к грамотным формулировкам и лингвистической терминологии. Необходимо тщательно анализировать любой текст с вниманием к каждой форме и по возможности больше заучивать наизусть. Это «школа», это трудоемкое и даже утомительное, но обязательное для качественного обучения дело. И все это принесет свои плоды. Надо приучить студентов, что не стыдно чего-то не знать, стыдно – не хотеть знать. Необходимо настроить аудиторию на диалог, без вопросов слушателей скучно работать. Нужно задавать своим ученикам вопросы по ходу объяснения нового материала, чтобы хоть частично они сами доходили до его понимания. А главное – надо любить свою аудиторию.

– Как у Вас проходит экзамен? В чем состоит его цель? Как строится программа для духовных семинарий? Какими знаниями, умениями, навыками должен обладать студент по окончании курса?

– Экзамен проходит традиционно: билет с теоретическими вопросами и заданиями по переводу и анализу текста. У каждого – индивидуальное задание, как и на контрольных работах по грамматике: списывать бессмысленно, по тексту могу спросить что угодно из программы. Экзамен нужен не мне (знания большинства можно оценить по работе в течение семестра), а студентам. Они должны систематизировать свои знания, повторить подзабытое, наверстать пропущенное, посмотреть новыми глазами на пройденный материал, потому что с высоты последующих знаний усвоенное ранее воспринимается под другим углом зрения. Экзамен – это еще и возможность для тех, кто по каким-то причинам не мог заниматься в течение семестра в полную силу, улучшить свою оценку. Объем часов в программе по древнегреческому языку в Сретенской семинарии менялся, поэтому навыки по окончании курса тоже могли быть разного уровня: одно дело – начальный годовой курс, другое – результаты одногодичных или двухлетних факультативов, совсем новое дело – изучение языка в течение пяти лет. Это и разный объем усвоенного грамматического и лексического материала, и разная степень сложности текста (учебного, богослужебного, новозаветного, оригинального, художественного, научного), и разные требования к его переводу (со словарем или без словаря), и разное количество авученного наизусть молитв.

– Что вспоминается о первом и последующих выпусках Сретенской духовной школы?

– У первого выпуска, где в основном учились насельники Сретенского монастыря, я вела только факультативные занятий. Запомнилось благоговейное отношение к тексту, особенно у отца Арсения (Писарева). Последующие выпуски занимались у меня по годичной программе, и в каждой группе были люди, на которых я всегда могла опереться и которые иногда помогали мне «вытягивать» занятие. До сих пор помню, какой курс в какой аудитории занимался, кто с кем сидел, кому помогал, кого опекал, кто работал быстро и четко, кому нужно было подумать подольше, кто всегда был безукоризненно честен, кто пытался списывать, а кто мучился, но не мог себе этого позволить, кто какие вопросы задавал.

С некоторыми нашими выпускниками иногда видимся в семинарии, они ее не забывают, приходят и даже приезжают издалека на день выпуска, на другие праздники. С некоторыми общаемся по телефону. Была на венчании нашего выпускника отца Антония Новикова, с его женой Верой знакома еще по паломнической поездке. Бывает, по благословению студенты приезжают ко мне домой: проконсультироваться по переводам с древнегреческого для научной работы, дополнительно позаниматься (поступающие в академию, экстерны или задолженники), посмотреть словари, учебники и научную литературу, а потом и просто погулять в живописных окрестностях Фирсановки. Приходили ко мне в гости пешком из Зеленограда наш выпускник отец Максим Массалитин с женой Верой и дочерью Ефросинией в коляске. С ними я неоднократно встречалась и в нашей фирсановской церкви: сначала они просто стояли на службе, потом Максим поднялся на хоры (в нашем местном хоре не хватает мужских голосов), затем стал диаконом, а перед переездом из Зеленограда в Москву сослужил нашему замечательному батюшке отцу Сергию уже как иерей.

Радостно видеть, как наши выпускники и студенты участвуют в богослужении в Сретенском монастыре, поют в хоре. Отрадно и то, что у них есть возможность начать преподавание в родной семинарии, как у отца Иринея (Пиковского). Это человек глубокой веры, больших познаний в разных областях, необыкновенного трудолюбия и ответственности. Мне было приятно узнать, что он уже проводил службы на греческом языке.

Особые воспоминания о наших экстернах: казначее Сретенского монастыря отце Амвросии (Конькове), позаботившемся о том, чтобы в библиотеке были богослужебные тексты на греческом языке, а своей духовной поддержкой буквально спасшем меня в критический момент жизни; об архимандрите Филарете (Кольцове) из Псково-Печерского монастыря, о его смиренности и улыбчивости, открытости и щедрости; о целеустремленном Петре Александровиче Короткове, который сразу сказал, что он хочет не просто сдать экзамен, а знать древнегреческий язык. Надеюсь, что заложенные в семинарии основы все наши выпускники сумеют развить в дальнейшем. Помощи Божией им в их трудах!

Беседовал Алексей Васильев
студент 5-го курса

Источник

Учись спрашивать

Притча от Александры Лопатиной

В ювелирную мастерскую пришли два молодых ювелира.

— Вы уже получили звание мастеров, но настоящее мастерство достигается опытом. Не стыдно не знать, стыдно не учиться, — сказал им главный ювелир.

— Учиться никогда не поздно, — согласился один молодой мастер. Он был родом из семьи строителей, а в школе ювелиров работал только с полудрагоценными камнями.

— Не надо учить орла летать, — пробормотал второй. Он был сыном ювелира и с раннего детства видел, как обрабатываются драгоценные камни. Его отец закрыл свою мастерскую из-за болезни. Юноша мечтал снова открыть мастерскую отца, как только встанет на ноги.

Оба молодых мастера работали усердно. Постепенно им стали доверять сложную работу. И тот, и другой справлялись отлично. Молодой ювелир из семьи строителей постоянно задавал вопросы. Чаще всего он спрашивал о тонкостях изготовления уникальных украшений, которые делали старые мастера. Второй молодой мастер не спрашивал никогда. Он удивлённо говорил своему товарищу:

— Зачем ты постоянно спрашиваешь? Ты же мастер, а не ученик.

— Не учись до старости, а учись до смерти, — смеясь, отвечал юноша.

Однажды главный ювелир поручил мастеру из семьи строителя изготовить бриллиантовое колье.

— Почему вы дали этот заказ не мне? Я лучше знаю, как работать с бриллиантами! — обиженно воскликнул второй молодой мастер.

— Если будут трудности, этот юноша обязательно посоветуется и не испортит работу. А ты боишься спрашивать. Не бойся, что не знаешь, бойся, что не учишься, иначе не станешь настоящим мастером, — объяснил главный ювелир.

Лопатина А., Скребцова М. Притчи для детей и взрослых. Кн. 1 (136)

Источник

Чего стыдно не знать?

«Нельзя объять необъятное» — это изречение Козьмы Пруткова известно, наверное, всем.

Действительно ведь — нельзя. Лучше хорошо знать одно, чем «нахвататься верхушек» по самым разным вопросам, ни в чём толком не разбираясь. Правильно?

С другой стороны, вспомним другое изречение того же автора: «Специалист подобен флюсу, полнота его односторонняя». Вспомним также всем известный постулат: «правильный» человек должен — кстати, кому? — иметь разностороннее образование и вообще быть «гармонично развитой личностью».

Как же быть? Всех книг не перечтёшь, всё на свете не узнаешь, и вообще «во многия знания многия печали».

компромисс найти, видимо, нужно.

Об этом и одна из тем, поднятая на нашем форуме замечательной Джекой Александровной: «Чего стыдно не знать?».

Наверняка была такая ситуация, когда Вам приходилось объяснять очевидное — (известный) факт, возможно. И говорили (про себя) — нуууу, как же это — стыдно не знать, батенька!

Я иногда раздражаюсь, когда человек не знает и не хочет знать необходимое (по моему скромному мнению)! Например историю. Тем более — России. «А какая разница, что там было? Было и прошло».

Литература. Мировые произведения… «А зачем мне личные истории никогда не существовавших людей? Что они мне дадут?»

Я, например, получила довольно хороший словарный запас, представление о правильном построении фраз, а так же «быт и нравы» той эпохи и т.д. Не говоря уже об эстетической стороне вопроса.

«Пресловутый», «подоплёка», «тенденция» — большинство моих знакомых, однокурсников не знают значений этих слов. Они нормальные слова (а не АЩЩЕ, ЖЕСТЬ и ПИПЕЦ) воспринимают, как ребенок — небезызвестный опус «С точки зрения банальной эрудиции…»

Что просто стыдно не знать в наше время? ПК? Английский? Русский? Географию, физику, литературу, историю? А может, не быть в курсе политической обстановки в стране и мире?

Тут напрашивается длинное рассуждение о деградации нашей молодёжи, о том, кто в этом виноват и как с этим бороться. Вспомнить, что двадцать-тридцать лет назад, в СССР, всё было иначе, а «лихие » и чуть менее лихие «нулевые» годы превратили новое поколение в дебилов. Гневно обличить современное телевидение и, разумеется, Интернет. Но это дело нехитрое и уже неоднократно произведённое. А вот ответить на вопрос, поставленный Джекой Александровной в последнем абзаце, более интересно. Действительно, а судьи кто? От какой печки плясать? Где перечень абсолютно необходимых современному развитому человеку знаний?

Вот как считает Лариса Ивановна:

Нас учили, что не стыдно не знать — всегда можно научиться при желании. Стыдно не быть человеком, не уважать других людей, не считаться с противоположными мнениями, не ответить на приветствие, не попрощаться, уходя. Мне иногда бывает стыдно, если я не знаю элементов культуры, принятых у того или иного народа, не знаю, как на их языке выразить благодарность, извинение, сочувствие и т.п., чтобы они поняли. Ужасное ощущение.

Как видите, у неё не идёт речи о том, что нужно стыдиться, например, «не опознать» ту или иную цитату из Достоевского. Вспоминается, кстати, известная интеллигентская шутка. «Можно ли быть культурным человеком, не прочитав Достоевского?» — «Можно. Пушкин его не читал — и ничего».

Вячеслав Викторович, впрочем, считает:

Стыдно не знать мировую и русскую классику художественной литературы. Какую? Точно сказать нельзя. Есть минимум, который у читающих людей не сильно разнится. Пусть это будет, например, школьная программа.

В общем, стоило бы соединить обе этих позиции — Ларисы Ивановны и Вячеслава Викторовича — и получить «на выходе» человека, уважающего других людей и знающего при этом русскую классическую литературу. Которая, само собой, в том числе учит и уважению к другим людям.

Юлия Алексеевна переводит разговор в практическую плоскость:

Если занимаешься делом, тогда нужно в этой области знать как можно больше. Сделал не так, а как оправдание — «Я же не знал». Не знаешь — не лезь.

И с этим не поспоришь. Может, здесь и ответ на вопрос, чего стыдно не знать? Вовсе не мировую и русскую литературную классику, а дело, которым занимаешься. Стыдно быть халтурщиком… Остальное второстепенно. Шерлок Холмс, например, не знал, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот, и на недоумение Ватсона ответил, что для его работы сыщика это знание абсолютно не важно, а стало быть, и не нужно. Кстати, а стыдно ли не знать, кто такой Шерлок Холмс? Был бы специалист хороший…

Вспомнил я по этому поводу рассуждение с одного из форумов: «Человек имеет право хорошо знать и уметь только одно — то, за что ЕМУ платят деньги. Он имеет право не знать и не уметь то, за что ОН платит деньги».

Такой прагматичный подход, считается, царит на Западе, и у нас это традиционно критиковалось. У них образовательные учреждения и вообще система воспитания готовят специалистов, а у нас — «гармонически развитую личность».

На эту тему рассуждает и человек под ником Змей Горыныч (лукавый обход правила нашего форума по имени-отчеству — пенять ли за это?):

Я бы поставил вопрос немного не так, не то что стыдно, кто не знает, ему и стыдно не бывает. Если человеку стыдно, что он не знает, то это нормально. Но если человек считает, что это нормально, что он много чего не знает, то это деградация.

Нынешнее образование дает очень узкий кругозор, по западному типу. Деньги считать умеешь и хватит. Мерикосы Россию на карте найти не могут, со временем и наша молодежь до этого дойдет.

А к вопросу, что надо знать, каждый определяет сам для себя. Мне, например, квантовая физика и теория полей Поля Дирака не нужна, но я с интересом читаю популярную литературу на эту тему (специальную просто не пойму). Считаю, что мировую литературу, историю и географию, хотя бы в общих чертах, нужно знать…

В деталях физик-ядерщик не поймет физика-механика. Но есть вещи общечеловеческие, знание которых и определяет культурный уровень. Речь идет об этом, это вершки, так сказать, но они являются каркасом наших знаний и представлений, позволяют нам понимать друг друга. Должны же мы знать, что такое протон, чтобы понять, что там в новостях про адронный коллайдер говорят. Или представлять кто такой Аматти, и услышав, что обнаружилась его скрипка, представлять себе, что это значит.

Итак: любой человек стремится к знаниям прежде всего по тем вопросам, которые лично ему интересны. Это правильно и похвально. Но есть некий «базовый комплекс» знаний, который нужно иметь в любом случае. А что в этот «комплекс» входит, мы понимаем интуитивно. Нужно хотя бы «в общих чертах» знать классическую литературу, музыку, живопись, основы физики, химии, географии, психологии, наиболее выдающиеся события и персоналии мировой истории… Не так ли?

В ответ Змею Горынычу — рассуждение Михаила Ивановича Дзюбы:

Чтобы тебя считали культурным, можно ничего не знать, главное — ни во что не вмешиваться. А если вмешиваться, то весьма деликатно, в соответствии со своими знаниями. : чтобы понять, что там в новостях. Новости у нас в Казахстане на двух языках (минимум). В ООН разговаривают на восьми. А весь мир создаёт новости на скольки языках? Пересказ этих новостей на другом языке, согласитесь, далеко не то же самое. Всё, приехали. Забудьте про протоны: чтобы освоить все языки — не хватит жизни…

Ох, чувствую втягиваюсь в не посильную тему. Но интересную для меня. Одна внучка уже есть и вторую (-ого) ожидаю. Что вкладывать в них? Прежде чем человек пойдёт в школу — он уже личность, переделать в школе уже невозможно почти. Стоит ли с трёх лет дрессировать шахматам? Если результат — чемпионка мира, наверное да. А если нет? Не может быть чемпион по шахматам без ущерба в остальном. Шахматам уделял огромное количество времени. Никаких высот не достиг. Жалеть о потерянном времени или нет?

А кроме знаний и умений в человеке ещё всего такого, что нужно тоже иметь, чтобы не то чтобы культурным, а просто человеком считаться. И всё это применительно к возрасту и обстоятельствам.

Тему эту можно разбить на множество других. Что, собственно, мы и делаем на форуме. Без Интернета достаточно было понимать жену и соседа. С Интернетом — желательно понимать весь мир, и чтобы мир понимал тебя. Соотношение: делу время, потехе час — весьма условно. Желательно бы уточнение. С одной стороны, знания несут наслаждение, с другой — горе. Вот отсюда и две крайности: все книги надо сжечь. Вторая: даже самая плохая книга достойна места в книгохранилище.

Малевич тоже не давал пояснений «Чёрному квадрату» — просто творил, он так видит. Имеет право. Я имею право восхищаться или нет. Но чтобы осуждать — надо крепко подумать прежде.

Кроме всего прочего: есть люди, которые говорят на языке мало понятном большинству, и упиваются в наслаждении, другие думают о том, что и как говорить чтобы их поняло большинство. Язык Арго для того и выдуман, чтобы понимали не все. Но некоторые его используют, чтобы казаться умнее, — вот это должно быть стыдно.

И, наконец, ответ с «той стороны баррикад» — то есть от той самой молодёжи, которой не стыдно не знать «умных слов».

Нарушающая правила нашего форума Лили:

Насчет незнания мировой и русской классики художественной литературы я сомневаюсь. Мне кажется, что это совсем даже не стыдно ее не знать. Когда училась в школе очень страдала от того что нам забивают головы ерундой, например навязывали тот же самый «Война и мир», но не актуально это в нынешнее время, ну как это поможет мне выжить в условиях нынешних? Или «Преступление и наказание». Честно говоря, про убийство старухи мне было очень неприятно читать, тем более воспринимать даже чисто психологически. Тем более что такого уже давно нету, и так сложно воспринимать этот старинный язык. Мне кажется, наши уроки литературы много прибавили бы, если детям давали читать современных авторов, произведения которых внушают оптимизм или по крайней мере из них можно почерпнуть жизненные уроки.

А вообще я считаю, что стыдно или плохо не знать, как украсить свою жизнь, как ее улучшить, или как создавать праздник в душе!

Что ж, тоже позиция. Которую, кстати, разделяют не только представители «глупой молодёжи»:

«Педагоги, которые советуют побольше читать, подсовывают литературу художественную (как правило, норовят подпихнуть так называемую классическую, то есть устаревшую. А чтобы получить квалифицированные ответы на главные вопросы жизни, нужно читать литературу специальную. Художественная же литература никаких ответов не дает просто потому, что пишут ее такие же дилетанты, как и те, что читают. Разница между писателем и читателем только в том, что один умеет складно врать, а другой — нет. Но умение красиво писать не добавляет ума и знаний, верно? Так чем уже нам учиться у классиков? Врать и выдумывать. Максимум, что можно от них получить, — это различные, порой весьма тонкие, жизненные и психологические наблюдения». (Александр Никонов, довольно известный «эпатажный» публицист, книга «Апгрейд обезьяны».)

Впрочем, «сбросить Пушкина с парохода современности» предлагали ещё сто лет назад — большинство «предлагавших» прочно забыто, в отличие от Александра Сергеевича. Хотя и действительно реалии, описанные в его произведениях, устарели. Но человеческая не меняется. Так что не права Лили, что «такого уже давно нету». Всё было, есть и будет. Меняются только декорации.

Может быть, дело просто в плохом преподавании той же литературы.

«…Скучная эта литература: очень правильный Горький, но неувлекательный; очень правильный Маяковский, но непроворотливый ; очень прогрессивный Салтыков-Щедрин, но рот раздерёшь, пока дочитаешь; потом ограниченный в своих дворянских идеалах Тургенев; связанный с нарождающимся русским капитализмом Гончаров; Лев Толстой с его переходом на позиции патриархального крестьянства (романов Толстого учительница не советовала им читать, так как они очень длинные и только затемняют ясные критические статьи о нём); и ещё потом скопом делали обзор уже совсем никому не известных Степняка-Кравчинского, Достоевского и Сухово-Кобылина, правда, у них и названий запоминать не надо было. Во всём этом многолетнем ряду один разве Пушкин сиял как солнышко.

И литература состояла в школе из усиленного изучения, что хотели выразить, на каких позициях стояли и чей социальный заказ выполняли все писатели эти и ещё потом советские русские и братских народов. И до самого конца Кларе и её подругам так и непонятно осталось, за что вообще этим людям такое внимание: они не были самыми умными (публицисты и критики, и тем более партийные деятели были все умнее их), они часто ошибались, путались в

Но вернёмся «к нашим баранам». Снова вступает Змей Горыныч:

Давайте не будем вести бесплодные споры, а попробуем найти точки соприкосновения?

, абсолютно по существу.

Последнее на момент написания этого обзора сообщение в теме принадлежит Екатерине Сергеевне:

Для меня всегда была неинтересна классическая литература, долбили ее в школе, разбирали ее смысл, а зачем. — я до сих пор не знаю, почему я должна была читать не то, что мне нравится, а тратить время на то, что мне тяжело читать, что мой детский ум понять и осознать не мог. Я читала Гоголя, Чехова, Толстого и т.д., но у меня не было желания прочитать еще кроме школьной программы.

Читала Хаггарда, Кристи, Чейза, Дюма, Лондона, Бредбери… и это мне нравилось и это было для меня Интересно и на этом я росла.

Я и сейчас читаю стихи, например, Александра Черного — классик, но не воспринимаю его в Интерес, только для представления об Авторе, не более… с большим удовольствие прочту еще раз стихи Высоцкого, Филатова.

Для меня не стыдно не знать Платонова, для меня стыдно не стремится что то узнать….а что, каждый решает сам для себя.

Встретишь человека, который много читал отличной от тебя литературы и загоришься чем нибудь новым, найдешь и для себя новый интерес, так постепенно и накапливается.

Стыдно топтаться на одном месте и не стремится, а все остальное по интересам, по способностям.

Раньше бы я, наверное, сказала, что стыдно не знать таблицу умножения, Но… есть люди, живущие в глубоких деревнях, которые эту таблицу не помнят, но ведь они не менее интересны, они как люди природы знают и видят столько, сколько нам со своей элементарной математикой и не снилось, так что для меня в этой теме все относительно.

Источник